13.25 Форбункер
Поезд пришёл на конечную станцию. На перроне его встречали около десятка высоких, как на подбор, молодых парней в эсэсовской форме. Вышедшие из вагонов солдаты, хотя и входили в ту же структуру, что и молодцы в чёрном, тем не менее, с пренебрежением проходили мимо них. В их отряде, сдерживавшим русские танки на соседней улице, был зубной техник из клиники СС и химик-лаборант из Гестапо, а эти здоровенные парни в вычищенных мундирах прохлаждались под землёй, поскольку являлись личной охраной фюрера.
В какой-то момент Колесову показалось, что сейчас он поднимется по ступеням вверх и окажется в вестибюле обычной московской станции метро. Ему даже почудилось, что всё это похоже на какой-то сон или фильм, что вот-вот он с пультом в руке уснёт поглубже, – и вся локация исчезнет. Но сверху кто-то крикнул:
– Группа Таллера!
Их обступили сопровождающие и повели ко входу в бункер.
Это был не сон, а самая что ни на есть реальность. И в этой реальности Колесов уже начинал путаться. Талль стал Таллером. Что это значит? Какую легенду мог придумать Талль, чтобы их вот так, торжественно, встречали как важных персон? Какого дьявола мне нужно было вписываться в эту историю? – подумал он. Неужели все эти люди, открывающие им зелёную улицу в бункер, сговорились схватить Гитлера живым и выдать его Сталину? Быть такого не может! Тогда что же происходит на самом деле?
У двери в бункер их встретил мужчина лет 50 с маленькими, крысиными глазками и поджатыми узкими губами. Он был в обычном сером плаще и шляпе, но офицеры охраны вытягивались перед ним.
Власть этого человека над охраной была таковой, что четверо его личных гостей были пропущены в бункер без проверки документов, достаточно было одной его магической фразы:
– Они со мной.
Когда все опускались по лестнице, ведущей внутрь бункера, Колесов не мог удержаться от того, чтобы не сравнивать то, что он видел своими глазами, с тем, что запомнил из советских кинофильмов. Всё здесь выглядело не так, как в фильмах. Голые бетонные стены оказались выдумкой киношников. На самом деле, они были окрашены в довольно неприятный синий цвет. Второе, на что Алексей обратил внимание, – бункер был очень тесным и не представлял из себя open space. На ограниченном пространстве размещалось множество тесных комнат с общим коридором, на полу которого вповалку спали измождённые солдаты. А ещё здесь было очень душно. Должно быть, как на подводной лодке, подумал Алексей.
Мужчина с узкими губами сопроводил всех четверых в одну из комнат, а сам удалился. Алексей, Талль и двое его молчаливых попутчиков оказались в офицерской комнате отдыха, которую здесь именовали карточной комнатой или казино. В глубине помещения стояла барная стойка с широким выбором алкоголя. Каждый мог взять всё, что его душе угодно, бармена здесь не было. Развалившись на диванах, офицеры опустошали запасы крепких напитков под весёлые мелодии оркестра Глена Миллера, звучавшие из большого радиоприёмника. Время от времени музыка прерывалась, и диктор на чистом немецком языке восторженно рассказывал о победах американских войск и о падении Берлина. Пропагандистская штатовская военная радиостанция служила для немецких офицеров прекрасным аккомпанементом к их последней, по всей вероятности, пьяной вечеринке. Из динамиков послышалась очередная зажигательная композиция, и присутствующие в комнате женщины потянули мужчин танцевать.
Pardon me, boy
Is that Chattanooga choo choo? (Yes, Yes)
Track twenty-nine
Boy, you can gimme a shine
I can afford
To board a Chattanooga choo choo
I have got my fare
And just a little to spare
Сидевший рядом Талль своей правой ногой стал отбивать ритм в такт музыке, а Алексей задумался. Колесов знал Талля как своего начальника, но теперь его босс был в какой-то иной ипостаси, и этого новоявленного Таллера Алексей видел, словно, в первый раз. Он опять пожалел, что не прочитал фамилии на том досье.
В разгар веселья в комнату отдыха вошёл высокий, лет тридцати с небольшим военный в полевой кепке и коричневом защитном маскхалате. Он пробежал глазами присутствующих и, увидев Талля, – теперь Таллера – подошёл к нему и сообщил, что через пять минут его ждут в комнате для совещаний. Таллер кивнул в ответ.
Затем этот бравый военный окликнул кого-то в коридоре, и в комнату ввели двух молодых советских солдат среднеазиатского происхождения.
– Большевики уже здесь! – с улыбкой представил он пленных.
Пьяные офицеры в комнате карикатурно подняли руки и начали безумно смеяться.
– Монке, где ты выловил этих особей? – спросил кто-то
– Они заехали на своём танке в мои угодья. Какая наглость.
Так вот он какой, этот Монке, – разглядывая верзилу в маскхалате, подумал Колесов. Тот самый генерал-майор СС, руководивший обороной правительственного квартала Берлина. Никогда не воевавший на восточном фронте, он успел прославиться своей жестокостью в ходе боевых действий во Франции. Однажды, чтобы не быть обвинённым в расстреле пленных английских солдат, он загнал их в сарай и закидал его гранатами. Так гибель беззащитных людей выглядела более естественной с военной точки зрения. А экипаж советского подбитого танка он пощадил, конечно же, только ради разведывательных данных о ситуации на его участке обороны. Гуманизм был ему не к лицу. Мятая, будто у боксёра, линия носа, злые масляные глаза и оттопыренные как у летучей мыши острые уши придавали всему его облику отталкивающие черты. Он принадлежал к тому типу людей, которые по-настоящему хорошо умели делать в жизни только одно дело – воевать. И с этим головорезом мы будем совещаться по поводу похищения Гитлера? Какие вообще с ним могут быть общие дела! Колесов почувствовал себя дураком, который ввязался не в своё дело.
– Я не понимаю, – не выдержав, обратился он к Таллю. Чем мы здесь занимаемся? И что вы собираетесь делать?
– Не волнуйся, Колесов. Всё идёт по плану, – спокойно ответил Талль.
– По какому плану?
В зал зашёл порученец и позвал всех четверых в комнату для совещаний.
– Сейчас сам всё узнаешь, – поднимаясь, сказал шеф Алексея.
Когда все вошли в комнату для совещаний и сели за стол, мужчина с маленькими глазками и узким ртом указал на Колесова и спросил присутствующих:
– Кто этот человек?
– Это наш парламентёр, – представил его Талль.
– Он должен покинуть комнату.
Талль с сожалением посмотрел на Колесова, показывая, что ничем не может помочь.
– Отлично, – подумал Колесов. Значит, он будет оставаться в неведении, каким образом всё будет происходить, и по первому свисту должен исполнять любые поручения. Не нравилось ему всё это, но покинуть бункер он уже не мог, поскольку Талль перевёл всю группу в режим физической осязаемости. Он встал и вышел из комнаты.
Из карточной комнаты продолжала звучать лёгкая американская музыка. Ему не хотелось туда возвращаться. Вместо этого он решил совершить познавательную экскурсию в туалет бункера. Открыв туда дверь, он долго шарил рукой по стене в поисках выключателя, поскольку света в клозете не было. Может быть, они его отключают из экономии, подумал он, и в полной темноте встал к ближайшему намеченному писсуару. Не успел он справить нужду, как по потолку так оглушительно бабахнуло, будто били огромным железным молотом. От мощнейшего удара, вдруг, загорелся свет, и в отражении висящего напротив зеркала он увидел за спиной офицера, который был чем-то занят у противоположной стены. Обернувшись, Колесов увидел стоящую на коленях у ног офицера молодую немку, голова которой делала истовые поступательные движения. Офицер грубо схватил её за волосы и, притянув ещё ближе её голову к своему животу, жалобно застонал. В это мгновенье по потолку снова долбануло многотонным молотом. Свет опять погас. Пусть порадуются перед смертью, – великодушно подумал Колесов и покинул туалет.
Через пять минут влюблённые возвратились из туалета в офицерский салон и тут же наполнили свои бокалы. Надо же, отметил Алексей, в порыве пьяной страсти они даже не заметили постороннего. А немка-то хороша, подумал он. Сочетание ангельской внешности и самозабвенной порочности всегда его возбуждало. В жизни такое он, правда, редко встречал. А, может, ему просто недоставало опыта или не везло.
Он посмотрел на большие круглые часы, висевшие на противоположной стене. На них было тринадцать часов тридцать две минуты. Это означало, что через полчаса, если верить Таллю, начнётся операция. Скорей бы уже.
Тем временем, совещание, на которое не допустили Колесова, продолжалось за закрытыми дверьми уже 20 минут.
– Как мы уберём из коридора людей Раттенхубера? – спросил мужчина с глазами-пуговками
– Очень просто. Их уберёт сам Раттенхубер, – ответил Таллер.
– Как вы себе это представляете: начальник личной охраны, убирающий с постов своих подчинённых?
– Как руководитель Гестапо вы объясните ему, что информация о смерти фюрера не должна покинуть стен этого бункера. При всей его полицейской тупости уж это он будет способен понять.
– А его самого куда девать? – спросил деанонимированный Мюллер.
– Займите его разговором всего на пять минут в одном из кабинетов.
– Почему вы предлагаете использовать танки? – впервые вступил в разговор присутствующий на совещании генерал Монке.
– Разве есть другие варианты? – вопросом на вопрос ответил Таллер.
– Есть. В нашем распоряжении две ветки закрытых линий метро.
– Эти ветки очень короткие. Через 2-3 километра вам придётся подниматься наверх, и всю оставшуюся часть пути преодолевать пешком через очень плотные позиции советских войск. Одному человеку это по силам, но группа, да ещё с грузом, обречена.
– Я согласен. Это бесперспективно, – сказал Мюллер.
– Ну, хорошо, допустим, танки. Но почему русские должны нам поверить? И что будет, если этот Клименко доложит обо всём командованию? Тогда всей операции конец, – продолжал допытываться Монке.
– Не доложит. Он будет действовать самостоятельно, – уверенно ответил Таллер.
– Объясните почему, – Мюллеру этот момент тоже был непонятен.
– Потому что Гитлер – это его приз. Это звезда героя! В Кремле, из рук Сталина! Если он сообщит обо всём командованию, у него просто вырвут из рук его приз, в лучшем случае поделят и таким образом размажут его славу. Представьте его ход мыслей. Если он будет действовать на свой страх и риск, то чем он рискует? Ну, потеряет пару танков – вот и всё. А если он поставит в известность инстанции, то может потерять свой шанс, который выпадает раз в жизни. Об этом я уже говорил. Поверьте мне, я знаю психологию этих людей.
Мюллер и Монке переглянулись друг с другом, оценивая весомость приводимых аргументов.
– Танки, идущие в тыл от линии фронта, – не вызовут ли они подозрения у русских? – спросил Монке.
– СМЕРШ никому не подчиняется, кроме своего руководства и Сталина. Их оперативные группы движутся по своим маршрутам, и все в армии это знают.
– Кто может остановить или блокировать оперативную группу СМЕРШ? – спросил Мюллер.
– Сейчас, здесь в Берлине, – никто, – уверенно ответил Таллер.
Монке и Мюллер вновь многозначительно переглянулись.
– Ваш план слишком хорош, и это подозрительно, – засомневался Мюллер.
– Вся его сила в простоте
– Назовите слабое место вашего плана. Должно же быть слабое место.
– Слабое место – ваша нерешительность.
– Перестаньте, Таллер, строить из себя единственного спасителя фюрера, – едко заметил Мюллер.
– Через час с небольшим он уйдёт из жизни, и тогда ничего уже нельзя будет изменить.
Таков был последний довод Талера, после чего он ожидал от участников совещания окончательного решения – да или нет.
– Монке, – Мюллер повернулся к генералу – если вы согласны с планом, возьмите на себя военную часть, а я займусь всем остальным.
После этого Мюллер встал из-за стола, вслед за ним поднялся Монке.
14.07 Фюрербункер
По установленной процедуре за час до подачи блюд к столу фюрера на кухню для проверки продуктов вошли два офицера СС и его личный врач.
– Чем ты нас порадуешь сегодня, дорогая Констанция? – спросил Вернер Хаазе, имевший сразу два звания – профессора медицины и оберштурмбанфюрера СС.
– Спагетти в томатном соусе и черничный торт на десерт, – ответила Констанция Манциарли, служившая в бункере личным поваром и диетологом Гитлера.
Все трое дегустаторов сели за стол. Констанция поставила перед ними эмалированную кастрюлю со сваренными макаронами и блюдце с соусом. На глазах у эсесовцев из этой кастрюли она положила каждому в тарелку небольшую порцию макарон, затем то же самое проделала с соусом.
До января 1945 года при ставке содержали группу специально отобранных девушек-дегустаторов, которые ежедневно, три раза в день проверяли на себе безопасность подаваемых фюреру блюд. Однако, после падения Восточной Пруссии и перебазирования ставки в бункер рейхсканцелярии от отряда дегустаторов решено было отказаться. Функции девушек перешли к сотрудникам личной охраны Гитлера.
– Очень вкусно, Констанция, – оценил блюдо доктор Хаазе.
Молодые офицеры, молча кивая головой, подтвердили это мнение.
– Хорошо, я думаю, через полчаса можно подавать, – поднявшись из-за стола, распорядился доктор и покинул комнату.
Констанция взяла кастрюлю и в сопровождении одного из офицеров отнесла её на кухню для дальнейшего разогрева. Офицер вошёл вслед за ней и встал у стены. В его обязанности входило не выпускать из виду прошедшие проверку продукты и не допускать никого на кухню.
Однако туда, внезапно, явился начальник всей личной охраны Раттенхубер в сопровождении ещё одного офицера. Сразу с порога генерал спросил у охранника кухни:
– Лео, почему ты не сказал мне, что твои родственники остались в Кёнигсберге?
Охранник побледнел от страха.
– Я боялся, – ответил он.
– Мне очень жаль, Лео, но теперь тебе придётся все это объяснять Мюллеру.
После чего Раттенхубер подошёл к нему вплотную и потребовал сдать оружие.
Пост на кухне занял другой, более чистый с точки зрения Гестапо офицер личной охраны.
Через тридцать минут Констанция в сопровождении нового офицера подала в комнату номер 5 свой последний обед для фюрера.
В 14.07 с семиминутным опозданием операция пришла в действие.
В 14.20 в узкий коридор фюрербункера быстро вошёл Генрих Мюллер с двумя подручными Таллера. Не доходя до конца прохода, они вошли в четвёртую от конца коридора дверь под номером 6. Это была личная спальная комната Евы Браун, из которой через внутреннюю дверь можно было попасть в соседние с ней покои Гитлера. Мюллер осторожно подошёл к двери в смежную комнату и прислушался. В комнате Гитлера было тихо. Мюллер взглянул на часы и чуть-чуть приоткрыл дверь, чтобы окончательно убедиться в безопасности своего вторжения в апартаменты фюрера. В тишине он услышал лёгкий мужской стон. После этого он смело распахнул дверь, и все трое вошли в комнату. Гитлер, откинувшись на спинку дивана, лежал с широко раскрытым ртом и тяжело дышал. Ева Браун, вытянув ноги, спала на его груди.
Первым делом Мюллер закрыл изнутри входную дверь. Один из вошедших деловито обнажил руку Гитлера ниже локтя и сделал ему внутривенный укол. Второй помощник Мюллера взял со стола тарелки с недоеденными спагетти и бросил их в специально принесённый для этого резиновый пакет. На их место он поставил новые тарелки с тем же содержимым.
– С Евой окончательно решено? – спросил человек со шприцем в руке.
– Да, – коротко ответил Мюллер.
Сразу после этих слов исполнитель достал из своего саквояжа другой шприц и ввёл его содержимое в руку спящей Евы Браун. У неё сразу же начались конвульсии, поэтому ею тело отделили от Адольфа и пару минут крепко удерживали его прижатым к дивану, чтобы исключить всякий шум, который могли вызвать предсмертные судороги мышц.
Не теряя ни секунды, Мюллер распорядился вынести безвольное тело фюрера в дальнюю спальню Евы и стал нервно ходить по комнате.
Расслабился он только тогда, в комнату, так же через спальню Евы вошёл двойник Гитлера. Мюллер вскинул руку в нацистском приветствии. Лжефюрер устало и нехотя чуть приподнял свою руку в ответ.
– Отлично, Франц! – похвалил его шеф Гестапо.
Увидев мёртвое женское тело на диване, Франц, кажется, догадался, что происходит в этой комнате, и умоляюще произнёс:
– Нет, Генрих, нет. Только не это!
Но было уже поздно.
Выстрел в фюрербункере услышали только те, кто находился в непосредственной близости от комнаты номер 5. Они и открыли первыми дверь, которую за считанные секунды до этого разблокировал Мюллер.
Через 40 минут после выстрела, выполняя последнюю волю Гитлера, вся верхушка обитателей фюрербункера поднялась по лестнице наверх, к выходу в сад рейхсканцелярии, чтобы отдать последние почести объятому пламенем праху своего вождя.
К этому времени Раттенхубер уже удалил из главного бункера всю без исключения охрану, а сам вместе со всеми стоял наверху у смертного костра. Это заметно облегчало задачу людям Мюллера, быстро вынесшим из комнаты Евы Браун носилки, на которых по легенде находился только что умерший в лазарете человек. Для пущего эффекта тело было накрыто окровавленной простынёй, из-под которой торчали только босые пятки.
Миновав освобождённый от свидетелей переход между фюрербункером и форбункером, два солдата с носилками оказались в помещении лазарета. Регулярный вынос умерших из госпиталя стал уже настолько привычным для всех зрелищем, что на очередного беднягу никто и внимания не обратил. Носилки были поставлены у стены в дальнем крыле подвала. Рядом с «умершим» остались дежурить два человека Таллера со стимулирующими инъекциями наготове.
Половина дела была сделана.