– Ну, пожелай мне удачи.
На площадку он вернулся как тигр.
– Репетиция, – громко закричал он в микрофон. Включаем «ветродуй»! Актёры на исходные!
Заревела турбина МиГ-25, столбы пыли поднялись над площадкой, Матусей нехотя, словно делая одолжение, вернулся к камере.
– Пошла актриса! – скомандовал Таранов.
За шумом турбины его никто не услышал, и он продублировал команду отмашкой руки.
Во двор выбежала Мария (Зуева) в кирзовых сапогах и колхозной одежде, заметалась на ветру, подбежала к хранилищу зерна, ветер сорвал с её головы платок…
– Хорошо, очень хорошо! – кричал Таранов. Бегай, бегай вокруг!
Выполняя команду режиссёра, Мария (Зуева) растерянно бегала вокруг горы зерна…
– Павел, пошёл! – крикнул Таранов.
В кадр вбежал «Павел» и остановился в условленном месте.
– Оглянулась! – скомандовал Таранов Зуевой.
Зуева оглянулась и, увидев Павла, сказала:
– Ты?
– Стоп! Очень хорошо! Давайте снимать!
Костюмерша крикнула Таранову, что ей надо поправить одежду на героине. Таранов объявил пятиминутную готовность и обратился к Матусею:
– Виктор Сергеевич, Вы готовы?
Тот, не поворачивая головы, молча кивнул.
Воспользовавшись паузой, Таранов подошёл к водителю «ветродуя»:
– Вы можете посильней дать ветер?
Водитель в очередной раз улыбнулся с хитрецой.
– Только чуть-чуть прибавить могу.
– А побольше?
– Не положено. Не могу.
– Что значит, не положено? А зачем мы тогда Вас вызвали? Мы ураган снимаем!
– Если я дам обороты, тут к чёртовой матери все дома повалит. Мы же полосы на аэродроме продуваем, там свободное пространство, а здесь, смотрите, сколько всего.
– Эти обороты, что были на репетиции, меня совсем не устраивают. Это какой-то лёгкий морской бриз, а не ураган, – пожаловался Таранов.
Таранов позвал Жору и попросил его уговорить водителя «поддать газку». Жора приступил к уговорам, но тоже безрезультатно.
– Не могу, не имею права, не могу, – как по заученному твердил водитель.
Тогда Жора предъявил последний аргумент:
– Под нашу ответственность. Хотите, я расписку напишу?
– Да причём здесь расписка? Если я включу, вы друг друга тут не найдёте! Ну как Вы не понимаете? Я же не шучу.
– Под нашу ответственность, – чувствуя, что водитель сдаётся, давил на него Жора.
– Ну, смотрите… Мне-то дать нетрудно, – наконец, согласился водитель.
– Вот и отлично. Не волнуйтесь. Я буду стоять рядом с Вами, и всё будет под контролем.
Настал самый волнительный момент. Таранов взял в руку мегафон. Ещё раз оглядел съёмочную площадку. Всё было готово к съёмке.
– Внимание!
– Приготовились!
– Камера!
Ассистент оператора крикнул:
– Есть камера!
– Мотор!
Звукорежиссёр включил магнитофон и крикнул в ответ:
– Есть мотор!
Девушка-помреж быстро поднесла хлопушку к объективу камеры, проговорила «Кадр двенадцать, дубль один» и стукнула дощечкой.
Таранов быстро обернулся к стоящему у турбины «ветродуя» Жоре и скомандовал ему:
– Жора, давай обороты!
Повинуясь Жоре, водитель опустил рычаг управления оборотами ниже обычного, и по колхозному двору задул ураганный ветер.
– Актриса, пошла! – что есть силы прокричал Таранов.
Мария (Зуева) выбежала во двор, но, не пробежав и десяти метров, была остановлена мощнейшим потоком встречного ветра. Она пыталась сдвинуться с места, но это было выше её сил. Ещё через мгновенье ветер повалил её с ног, но даже ползти она не могла. Вслед за этим раздался треск, крыша зернового хранилища взметнулась в небо и полетела прочь. И, словно, этого было мало, под напором ветра по колхозному двору полетели оторванные где-то большие куски фанеры, которые и накрыли главную героиню фильма.
***
Отчего-то Геннадию стало грустно. Последний – шестнадцатый по счёту – фильм ему не понравился, хотя был не хуже прежних. Обычно, рефлексировать по каждому пустяку было не в его правилах, но сегодня он почему-то задумался, – в чём причина этой грусти? Даже не грусти, а тоски.
Все эти смешные сжатые мужские жопки, все эти гостеприимные влагалища, всё это бесконечное хлопанье жеребцов об женские булки – всё показалось ему каким-то казённым, что ли, исполненным без души. Да так оно и было. А чего он хотел? Чтобы они душу вкладывали в это дело? Но ведь у французов как-то получается оживить всё это? С другой стороны, у немцев же тоже ничего не получается. Немецкий материал даже хуже русского, потому что наши девочки были более мокренькими и заебатыми. Дискутируя с самим собой, Геннадий пришёл к выводу, что, если к родным тёлкам добавить французский стиль фильма, – какой-то сюжет, какую-то изюминку – тогда, может быть, и получится что-то путное.
Ему, вдруг, захотелось снять девушку в длинном белом платье. Чтобы там и мысли не было о каких-то трусах и лифчиках. И эту девушку никто не должен трахать. Да. С этого места нить его мысли обрывалась, и он сам не мог понять, к чему он это придумал и куда это можно приспособить.
Обо всём этом Геннадий хотел напоследок поговорить с Тарановым, который сегодня днём улетал в Москву. Именно с этой целью он и предложил подкинуть его на своей машине в аэропорт.
По случаю отъезда Таранова съёмочной группе был объявлен выходной, и Матусей – хорошо выспавшийся и отдохнувший – решил утром свободного дня зайти в гости к Виннику. Индийский чай, которым он хотел поделился с художником-постановщиком, был лишь предлогом для визита. На самом деле, он хотел услышать из первых уст последние мосфильмовские сплетни. Винник по своим делам на несколько дней летал в Москву и в те самые дни, когда решалась судьба картины, был на студии.
Чай сработал, и Матусей получил от Винника исчерпывающую информацию.
После инцидента с «ветродуем» на Мосфильме была создана конфликтная комиссия. В первую голову досталось, конечно, Ваксбергу. Ему как директору картины попеняли на то, что он «забросил экспедицию». Ваксберг в своей фирменной, вальяжной манере оправдывался тем, что в Ягодном у него сильная административная группа и добавил, что знает группы, где по две недели на площадке нет даже режиссёра. Таранову же поставили в вину то, что на съёмках с «ветродуем» он не использовал каскадёров. Если уж он хотел такого натурализма, говорили в комиссии, то на общих планах вполне мог бы обойтись дублёршей. Масла в огонь подлила сама Зуева. Для встречи с членами комиссии она приехала на Мосфильм специально без косметики, чтобы все видели её лицо. И вот с этим красным от ожогов лицом Зуева заявила, что Таранов умышленно хотел её убить или, на худой конец, обезобразить.
Что ему и удалось! – вся в слезах заключила она.
Творческая судьба Таранова была решена – на картину назначили другого постановщика.
Весь рассказ Винника очень понравился Матусею. Из него он заключил, что его акции на Мосфильме не только не упали, а даже укрепились. В глазах студии он теперь выглядел выигрышно: на фоне сумасшедшего Таранова он предстал опытным профессионалом. За многие, многие годы он впервые испытал чувство какого-то родства со студией, которая никогда его не бросит в забвении и всегда найдёт ему работу. По случаю своего исключительного хорошего настроения Матусей, вопреки всем своим обычаям, решил купить бутылку водки и угостить ею свою операторскую группу. Когда он вошёл к ним в номер, то застал их в почти в тех же позах, что и раньше. На этот раз он не обиделся на них, а только улыбнулся и, забрав со стола дорогой японский экспонометр, тихо покинул комнату.
Как и Матусей Винник тоже посетил винный магазин. Только водке он всегда предпочитал вкусный ликёр, который так любят молодые девушки. Сегодня такой девушкой у него будет девятнадцатилетняя Света из переговорного узла связи. Из своей последней поездки в Москву он привёз два специально купленных в «Берёзке» французских комплекта женского белья. Запершись на ключ в своём номере, Виннер разложил на кровати оба комплекта. Один из них он планировал сегодня вечером подарить Свете. По его расчётам, это был не такой уж дорогой подарок, учитывая, что в Ягодном ему предстояло жить ещё целых два месяца.