– А с девушками проблем нет? Городок-то у Вас небольшой, их же на улице могут узнать.
– Та без проблем. Местных девчат мы, конечно, не снимаем. Под заказ обзваниваю своих агентов. Там уже конкретно: к примеру, блондинка нужна под анал или там нужна рыжая, чтоб два члена брала в рот.
– Всё как у взрослых, – пошутил Таранов.
– Крутимся, как можем, – посетовал Геннадий.
После двух бутылок коньяка Таранов смутно помнил, как Геннадий на своей праворульной японской машине повёз его к себе домой. Там под третью бутылку он показывал ему и комментировал лучший, по его мнению, фильм, который ему удалось снять. Фильм, кажется, назывался «Наказание неверной жены». Таранов ещё запомнил, что титр с названием был написан на картонке, которая тряслась в кадре. Во время просмотра Геннадий всё время ставил видик на паузу и пояснял, что в отличии от других фильмов, здесь ему удалось построить какой-то сюжет. В начале фильма муж через окно подглядывал за женой, которая изменяла ему с соседом.
– Вот здесь интересный момент, – хвалился Геннадий. Муж видит, что его жена, оказывается, легко работает анусом. Он прифигел, он понял, что она его обманывала. И когда она придёт домой, он вдует ей в задницу.
– А как это поймёт зритель? – профессионально возразил Таранов.
– Что поймёт?
– Ну, откуда зритель узнает, что она ему в попку не давала раньше? Наоборот, раз она таким образом отдаётся соседу, значит она, наверняка, практикует это с мужем.
Геннадий задумался и согласился:
– Да, действительно. А мне всегда казалось, что это как-бы и так ясно.
– Да ничего не ясно! У тебя все ебут друг друга без передыха, и ты ещё хочешь, чтобы зрители улавливали какие-то нюансы семейной жизни. Я, например, нихера не понял, что мужу она в задницу не давала, а соседу дала.
– А как же сделать, чтоб понятно было?
– Тебе нужно было вначале дать эпизод, когда жена отказывает мужу в анальном сексе. Понимаешь? Он пытается ей вставить, а она говорит что-то типа «нет, только не это». А потом он видит, как она это делает с соседом, и зритель сразу понимает: «ах, сука, мужу не даёт, а соседу – пожалуйста?». Тогда этот зритель понимает всё так, как ты задумал. Сечёшь?
– Блять, Вы – мудрый человек!
– Запомни, мой юный друг, – это называется подготовка перипетии.
Геннадий достал блокнот, чтобы записать эту мудрость, но Таранов вырвал его из рук Геннадия и швырнул в угол комнаты.
– Ты должен знать это наизусть – подготовка перипетии. Это самое главное.
Всё.
Больше Таранов из этой ночи не помнил ничего.
Подготовка перипетии …
***
Сельхоздвор. Общ.
Через двор бежит Мария. Сильные порывы встречного ветра срывают с её головы косынку.
Она подбегает к высокому отвалу зерна, сложенного на току под навесом.
Мария смотрит на крышу и видит, что ветер вот-вот сорвёт её.
Ветер всё сильнее и сильнее расшатывает крышу. Крупн.план.
Павел: (крупн.план)
– Мария!
Мария поворачивается к Павлу.
Мария: (крупн. план)
– Ты?
На этом месте Таранов захлопнул сценарий. После вчерашнего у него страшно раскалывалась голова, а снимать сегодня предстояло много. Сцена была очень динамичная: на дворе начинается ветер, Мария выбегает из конторы, видит грозовые тучи, бросается к зерну, видит, что ветер срывает крышу над ним, бежит за брезентом и начинает накрывать им зерно, спасая его от дождя; во время кульминации к ней на помощь бросается Павел, им некогда объясняться в любви, – надо спасать урожай. Итого, – десять планов по два метра каждый.
А ещё ему предстояло снимать Зуеву, прилетевшую вчера и, как всегда, всего на один день. Она с ним не разговаривала. Но поскольку сорежиссёра на картину ещё не назначили, Таранов формально оставался главным на площадке и вынужден был как-то общаться и репетировать с ней.
Таранов заглянул в комнату, где гримировали Зуеву.
– Когда мы сможем репетировать? – спросил он обезличено.
Гримёрши в ответ промолчали, а Зуева продолжала хранить гордое молчание.
– Настя? – теперь уже конкретно обратившись к художнику-гримёру.
– Через пятнадцать минут будет готово.
– Спасибо.
Таранов вернулся на площадку и взял в руку мегафон.
– Где Жора! – через мегафон громко обратился к группе.
– Я здесь, – словно из ниоткуда отозвался Жора и подошёл к режиссёру.
– Жора, что у нас с «ветродуем»?
– «Ветродуй» хоть сейчас можно запускать. Но я не советую.
– Почему?
– Если его завести, будет такой шум, что на площадке ничего не будет слышно.
Таранов направился к «ветродую», чтобы самому выяснить все нюансы его работы. «Ветродуем» служил грузовик ЗИЛ 130, на раме которого была установлена авиационная турбина. Эту ветряную установку Жора арендовал в аэропорту Анапы, где она использовалась для очистки взлётно-посадочных полос. Оператором установки был сам водитель.
Таранов попросил водителя запустить установку. Тот хитро улыбнулся и попросил всех отойти от турбины на 30 метров.
Шум от турбины действительно впечатлял. Звук был такой силы, словно в центр съёмочной площадки приземлился самолёт. На самом деле, так оно и было: ревущая турбина была взята со списанного самолёта-перехватчика МиГ-25.
Весь сельхоздвор мгновенно заволокло поднятой турбиной пылью. Таранов видел, что Матусей отчаянно махал руками и что-то кричал, но никто никого уже не слышал. Оказывается, ассистенты оператора не успели закрыть крышкой объектив камеры, и теперь на линзах осело много поднятой пыли.
– Ну так же нельзя! Предупреждать надо, – злобно кричал Матусей в адрес режиссёра.
Понимая, что его не слышат, Матусей решительной походкой направился к Таранову, чтобы высказать ему всё, что он о нём думает.
– Что случилось? – прокричал Таранов.
– По Вашей милости я лишился основного объектива – вот что случилось! Почему Вы не предупредили, что будете включать эту дуру? У меня линза вся в камнях! Очистить её теперь можно только в студийных условиях, – кричал в ответ Матусей.
Таранов в ответ кивнул Матусею головой, из чего тот сделал вывод, что его не услышали и изо всех сил громко закричал:
– Выключите её нахуй!
Таранов дал знак водителю и тот выключил турбину.
– Мы не можем снимать. У нас нет объектива, – в наступившей тишине коротко заявил Матусей.
– А что случилось? – без задней мысли переспросил Таранов.
– Разве Вы не слышали, что я Вам кричал?! Вы погубили мне оптику! Вы– мальчишка! Вам в детском саду в машинки играться, а не кино снимать! Так не работают! Это – вредительство!
На глазах Матусея проступили слёзы, и он зашагал прочь.
– Виктор Сергеевич, я конечно, извиняюсь, что включил «ветродуй» без предупреждения, но позвольте спросить, а как Вы собираетесь снимать эту сцену? С закрытым объективом, что ли?
– А это не Ваше дело! Кино вообще – не Ваше дело! – громко, чтобы все слышали, ответил он.
Вся группа с тревогой наблюдала эту серьёзную перепалку. Чтобы как-то разрядить атмосферу, второй оператор предложил Матусею поставить защитные стёкла на объектив, но тот лишь отмахнулся рукой. Снимать он не хотел.
Таранов тоже ушёл с площадки. Он машинально зашёл за угол ближайшего строения, лишь бы никого не видеть. Вслед за ним кто-то тоже прошмыгнул. Таранов обернулся и увидел Геннадия.
– Гена, ты? Ты-то что здесь делаешь?
Гена улыбнулся в ответ.
– Холодное пиво? – и протянул ему бутылку.
– Ты что, мне нельзя.
Затем резко передумал и взял бутылку.
– А, ну их! – решил он и хлебнул глоток.
– Видишь, что у нас творится?
– Я вообще офигеваю, – согласился с Тарановым Геннадий.
– Сейчас они там все – Матусей, Зуева и примкнувший к ним Виннер – партию против меня составляют. Ну и пусть. Я сейчас пойду и сниму эту сцену.
– Приходите к нам вечером на съёмку, – предложил Геннадий.
– Посмотреть, как снимается порно? Нет, извини. Своего порно хватает.
Таранов сделал большой, с полбутылки глоток и попрощался с Геннадием: