– Глупости какие. Вы мне совсем не мешаете.
Водитель включил дворники, чтобы они слизывали со стекла потоки дождя и выразил сочувствие:
– Не повезло сегодня с погодой.
– Да, мой друг, в этот раз не повезло, а следующего не будет.
– Та щас распогодится, у нас тут дожди короткие, – с южным говорком, не оценив всей глубины мысли Таранова, ответил шофёр.
В заднее окошко «Волги» настойчиво постучал Жора. Таранов опустил стекло.
– Александр Андреевич, надо решать. Если мы до трёх часов не объявим отмену, то нам придётся оплачивать полную смену.
– Не понял.
Жора был без зонта, его поливали струи дождя, но он очень хотел быть понятым:
– С девяти до трёх – это полсмены. Всё, что после трёх – это полная смена. У нас и так жуткий перерасход и, если дождь сегодня не кончится, зачем нам вешать на себя полную смену с нулём полезных метров?
– И что же делать?
– Это Вы должны решать.
– А Матусей что думает?
– А ему похрену.
Таранов взглянул на часы. У него было ещё пятнадцать минут.
– Хорошо, Жора, я сейчас решу.
Жора удалился, и у Таранова на душе стало совсем погано. У него было такое ощущение, что злой рок, преследующий всю экспедицию, был направлен, конкретно, против него. За пять лет на Мосфильме он уже достаточно нагляделся живых примеров того, что кино делает с людьми. Ведь съёмочный процесс – это постоянный стресс. Какую группу ни возьми, все работают в режиме «всё кончено», «всё пропало» и «это конец». Истерики на площадке стали чуть ли частью нормального кинематографического процесса. И в результате – инфаркты, инсульты.
Неужели, и меня ждёт та же участь? – печально подумал Таранов и твёрдо решил этим вечером пойти в ресторан. Для профилактики инфаркта.
Он вновь взглянул на часы. Впрочем, на них можно было не смотреть: к машине уже бежал Жора.
– Ну, что, объявляем конец рабочего дня?
Таранов посмотрел не небо. Серое покрывало туч и не думало рассеиваться.
– Объявляем.
Вслед за Жорой к режиссёрской «Волге» подбежала Настя:
– Александр Андреевич, снимем с актёров грим?
– Снимаем, – устало махнул рукой Таранов.
***
Этот лось, что постоянно крутился у барной стойки, сразу не понравился Таранову. Вечером будничного дня единственный в Ягодном ресторан «Юбилейный» был пуст, и этот здоровенный парень, общаясь с барменом, то и дело косился на Таранова. Он был явно из местных и явно что-то затевал против единственного посетителя.
«Что с меня взять? – подумал Таранов. Семьдесят два рубля в кошельке – мелочь по сравнению с остальными неприятностями».
Таранов заказал себе салат, сыр, нарезанного лимончика и графинчик коньяка. Коньяк принесли сразу. Обычная уловка: чем быстрей клиент наберётся, тем легче его будет обсчитать. Но Таранов на неё не поддался и ждал, когда подадут закуску. Ожидание было мучительным: бармен включил запись «Ласкового мая», а парень у стойки продолжал лупиться на него.
Когда, наконец, закуски подали, и Таранов был уже готов привести себя в нетрезвое состояние, косившийся на него парень, вдруг, быстро отделился от стойки и направился прямо к его столу. С улыбкой на лице он совершенно неожиданно для Таранова забрал с его столика графин с коньяком и удалился с ним в подсобку.
На лице Таранова застыл немой вопрос «что это было?» Он вопросительно посмотрел на бармена. Тот в ответ лишь улыбнулся.
Парень вернулся за столик уже с бутылкой армянского коньяка.
– И что это значит? – поинтересовался у него Таранов.
– Тот коньяк плохой.
– А этот?
– Этот хороший.
– А почему я Вам должен верить?
– Вы разрешите? – спросил парень, прежде чем присесть за столик с Тарановым.
Таранов подумал о том, что так ведут себя блатные – навязывают общение, панибратствуют, втираются в доверие, а потом обчищают.
– Вы же с Мосфильма, да? – спросил парень.
«Началось», – с грустью подумал Таранов и вопросом ответил на вопрос:
– И что?
Как бы собираясь с мыслями, парень открыл бутылку коньяка и наполнил две рюмки.
– Это ничего, что я так, тамадой?
Парень выпил первым.
«Значит, ничего не подсыпано», – подумал Таранов и тоже закинул в себя порцию коньяка.
Разлившееся по телу тепло не отменяло того факта, что вечер безнадёжно испорчен. Он хотел просто отдохнуть в одиночестве, а вместо этого ему теперь нужно поддерживать с незнакомым человеком совершенно не нужный ему разговор. Что ему от меня надо? Типичный наглый провинциал, не иначе.
– Вы знаете, я давно хотел поговорить с кем-то из профессионалов. У нас-то тут поговорить не с кем…
«Поговорить ему не с кем… Щас я буду с ним разговаривать…», – раздражался про себя Таранов.
– А это у Вас сценарий?
Парень угадал. Эту продолговатую серую мосфильмовскую книжицу Таранов взял с собой в ресторан, чтобы совместить приятное с полезным.
– Да.
– Простите, я не представился. Меня зовут Геннадий, а Вас Александр, я знаю.
Парень протянул руку, и Таранов вынужденно её пожал.
– А можно мне посмотреть сценарий? Я никогда не видел настоящего сценария.
– Не думаю, что Вам это понравится, – подвинул ему книжку Таранов.
Однако, парень смотрел на неё как на реликвию, ведь на обложке было написано – «Киностудия Мосфильм. Сценарий полнометражного художественного фильма».
– Вообще-то, в идеале я мечтал поговорить как-раз со сценаристом. У Вас же есть здесь сценарист? – спросил парень.
Наконец-то, Таранову про этого парня всё стало ясно: наверняка, мечтает поступить во ВГИК, сейчас будет расспрашивать, трудно ли туда поступить, потом попытается всучить свои «гениальные» сценарии, чтобы я их оценил. Ну уж нет!
– Сценарист в Москве, а, может быть, где-нибудь в Ялте или Сочи, – ответил Таранов.
– Жалко.
Таранов уже было приготовился отбиваться от напора потенциального абитуриента ВГИКа, когда Геннадий неожиданно признался:
– Дело в том, что мы тут тоже немного снимаем.
– Немного снимаете? – с иронией в голосе переспросил Таранов.
Геннадий замялся, словно сомневаясь, стоит ли ему продолжать дальше. И всё же продолжил:
– Да. Поэтому мне интересно мнение профи.
«Час от часу не легче, – думал Таранов. Уж лучше бы он был сценаристом. Отдал бы свои писульки, – и дело с концом. А теперь что? Не собирается ли он устроить мне показ своих любительских съёмок? Что они тут могут снимать? Бред какой-то».
– Только мы снимаем необычное кино, – продолжил Геннадий.
– Это хорошо, что необычное, – не снимая иронической маски, поддерживал пустой разговор Таранов.
После очередной порции коньяка Таранов как-то расслабился и даже смягчился. Он взглянул на Геннадия с другого ракурса. Наивный, конечно, простоватый парень, а разве я не был когда-то таким же, когда бегал в Саратове на почту и посылал свои опусы на творческий конкурс ВГИКа? – вспомнил он.
Как и все молодые и неуверенные в себе люди Геннадий очень витиевато объяснял суть.
– Мы снимаем специфическое кино, понимаете?
– Порнуху, что ли? – пошутил Таранов.
И Геннадий сразу расплылся в широкой, дружелюбной улыбке.
– А как Вы догадались? Вот что значит столичный, творческий человек, – всё с полуслова понимает.
– Что, правда, что ли?!
– Да, – признался Геннадий.
– Нет, ты не шутишь? – не унимался Таранов.
– Та уже пятнадцать фильмов наклепали.
Таранов не смог сдержаться и засмеялся. Целых полтора года жизни он угробил на режиссёрский сценарий и подготовительный период фильма, с которого его вот-вот снимут, а ребята клепают нетленку в промышленных количествах. Молодцы, а что?!
– А Вы не боитесь? Дело то подсудное.
– Та какое там подсудное, я Вас умоляю. Начальник милиции сам у нас заказывает, говорит, хочу, чтоб там было то-то и то-то. А что нам остаётся? Клиент всегда прав. Сейчас вот заказ поступил, чтоб героиня обязательно была в милицейском мундире, что-то типа детской комнаты милиции и её там дерут прямо на столе.
Таранов даже не заметил, как официант принёс уже вторую бутылку коньяка. Ему была интересна тёмная сторона жизни Ягодного, да и Геннадий проникся к нему доверием.