Малиновский

Казалось, суждено Родиону Малиновскому так и сгинуть на чужбине. Война возобновилась с новой силой. Немецкие войска во Франции перешли в наступление. Сначала оно развивалось успешно. Марокканскую дивизию отправили в Пиккардию, где шли тяжёлые бои. Потери были огромные, но Родиона Малиновского судьба, как говорится, миловала.

В начале осени он участвовал в победоносном наступлении союзных войск, штурмовавших укреплённую «линию Гинденбурга». Мужественного пулемётчика наградили французским Военным крестом с серебряной звёздочкой. О нём в приказе начальника Марокканской дивизии от 15 сентября 1918 года было сказано:

«Отличный пулемётчик. Особенно отличился во время атаки 14 сентября, обстреливая из пулемёта группу неприятельских солдат, оказавших упорное сопротивление, не обращая внимания на опасность губительного артиллерийского огня неприятеля».

Возвращение на родину

В августе 1919 года из Марселя во Владивосток направился пароход, на котором часть солдат из бывшего Русского экспедиционного корпуса возвращалась на родину. Среди них был и Родион Малиновский.

После мытарств долгого плавания суждено им было попасть из огня, да в полымя: в России полыхала Гражданская война. Воспользовались этой бедой агрессивные колониальные державы: в Европе Англия и Франция, на Дальнем Востоке Япония и США. Помогая белым, они надеялись на тройную выгоду.

Во-первых, подавляли очаг пролетарской революции, грозивший разгореться в победу трудящихся всего мира над капиталистами. Во-вторых, содействовали распространению буржуазной демократии, системы капитализма. В-третьих, препятствовали возрождению Великой России: Временное правительство и белая армия выступали как противники прежней самодержавной империи, а за иностранную помощь пришлось бы платить, превращая Россию в зависимую страну.

Вряд ли Родион Малиновский хорошо разбирался в политических проблемах. Мне кажется, он просто хотел попасть на Родину, в Одессу. Но сделать это русскому солдату, находящемуся во Франции, можно было, практически только вступив в белую армию.

В начале сентября 1919 года в приказе представителя адмирала А.В. Колчака во Франции генерала Д.Г. Щербачёва говорилось о награждении ефрейтора Р.Я. Малиновского Георгиевским крестом III степени: «В бою 14 сентября 1918 г. при прорыве “линии Гинденбурга” личным примером храбрости, командуя взводом пулемётов, увлёк за собой людей, прорвался в промежутке между укреплёнными гнёздами противника, утвердился там с пулемётами, чем способствовал решительному успеху по овладению сильно укреплённых траншей 3-й линии…»

Лубченков и Виктор Артёмов пишут в книге «Маршал Малиновский» (М., 2008): «Наконец ему удалось попасть в команду, отправляемую во Владивосток. В конце лета 1919 года они отбыли из Марселя в дальнее плавание. Лишь в середине октября пароход прибыл в пункт назначения. Здесь Малиновскому и другим одесситам удалось уговорить отправить их домой на побывку, вместо того, чтобы сразу забрать в местные белые части».

В автобиографии 28 декабря 1938 года он писал: «В июле стали записывать, кто куда хочет ехать в Россию – писали уже по городам; нас человек 20 записалось ехать в Одессу. В августе 1919 г. нас направили в г. Марсель, погрузив 14 августа на пароход Поль-Дека, и оказалось, что повезли не в Одессу, а во Владивосток, куда мы прибыли 7 или 9 октября 1919 г. Нас сразу хотели забрать в белую армию, мы начали бросаться куда попало, чтоб нас вперёд пустили по домам».

Версия, на мой взгляд, сомнительная. Трудно представить себе вербовщиков, которые, потратив немало средств на переброску солдат в действующую армию и обманом доставив их во Владивосток, вдруг отправляют их на побывку домой за десяток тысяч километров, через фронт и по тылам врага. Из такой «побывки» никто, конечно же, не вернётся.

Другой вариант возвращения предложил маршал М. Захаров: «Не могло оставаться равнодушным сердце истинного патриота, когда завоевания трудового народа подвергались смертельной опасности. Надо пробираться в отряды Красной Армии, решает Родион Яковлевич, пробыв недолгое время в оккупированном японцами Владивостоке. Железнодорожники помогли уехать. Наконец после долгих мытарств и скитаний он добрался до Иртыша…»

А вот что написал в автобиографии 3 января 1946 года Родион Яковлевич: «В августе 1919 года мне с небольшой группой солдат удалось уехать из Франции в Россию. К большому нашему огорчению, нас привезли во Владивосток в октябре 1919 года, где хозяйничали японцы. Кто как мог, мы стали пробираться в Советскую Россию. Мне удалось добраться до Омска и между Омском и Петропавловском, во время отступления колчаковцев, я перешёл с тремя товарищами (Трофимов, Цыб и Ермаченко) линию фронта и 10-го ноября 1919 года мы все четверо вступили добровольно в пулемётную команду 240 Тверского полка 27-й дивизии и 14-го ноября мы уже атаковали Омск и взяли его».

Возможно, Малиновский действительно решил попасть в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА). Но тут никакие железнодорожники не помогут. Даже если бы ему удалось по прибытии скрыться от тех, кто сопровождал и встречал их группу, надо было каким-то образом миновать проверки документов на долгом пути от Владивостока до Иртыша. На мой взгляд, судя по всему, Родион Малиновский, чтобы вернуться из Франции в Россию, согласился вступить в белую (Добровольческую) армию.

Не случайно же через год о его подвиге вспомнил представитель адмирала А.В. Колчака во Франции! «Георгий» от руководства белой армии получил солдат, в ней не состоявший, и за подвиг, отмеченный годом ранее французской наградой. Объяснить это можно тем, что Родион Малиновский был завербован в армию Колчака, и его по праву считали ценным приобретением, отличным воином, и постарались «задобрить» наградой.

В романе «Байстрюк» приведена другая версия. Ваня Гринько и несколько его товарищей завербовались в санитарную команду Американской Администрации Помощи, которая отправила их во Владивосток. Но удивительно, что опытного пулемётчика, представленного уполномоченным Колчака к боевой награде, с разрешения администрации белой армии посылают через два океана в Россию, как санитара от американской организации. Конечно, всякое бывает, но такой вариант кажется мне сомнительным.

Роман Р.Я. Малиновского, при всей его автобиографичности, остаётся художественным произведением. Автор имел право на вымысел и умолчания.

Надо ли было в официальной автобиографии написать, что прибыл во Владивосток, завербовавшись в белую армию? Тогда начались бы расспросы и допросы; кто-то решит, что Малиновский воевал на стороне колчаковцев, а когда его задержали красноармейцы, сумел «выкрутиться», изображая себя сторонником большевиков. Такие сомнения и проверки сопровождали бы всю его службу.

Он был вынужден обмануть представителей Колчака во Франции, чтобы попасть на Родину. Наверняка он не собирался служить у Колчака. Хотел ли обязательно стать красноармейцем? В этом можно усомниться.

Он уже побывал на двух фронтах, много раз участвовал в боях, был дважды ранен, едва не лишился руки. На его месте любой здравомыслящий человек (а он был таким) решит: хватит искушать судьбу, надеяться на солдатское счастье. Пора начать мирную жизнь. Ну а если это не удастся, перейти на сторону народа, вступить в Красную Армию.

Наталья Родионовна пишет: «При поступлении в Легион отец подписал контракт с ограничением срока – только до победы над Германией. Служба во французской армии кончилась для него торжественно – участием в Параде победы. В тот день, день Победы в Великой войне, как ее когда-то называли и до сих пор называют во Франции, 11 ноября 1918 года, он прошел по Вормсу в парадном строю.

Парад совпал с его днем рождения (если считать по старому стилю). Отцу исполнилось двадцать лет, и за плечами остались четыре года войны, а на груди – Георгиевский крест и три французские награды. Наверно, только у него в жизни было два Парада победы – на втором, 24 июня 1945 года, он вел по Красной площади Второй Украинский фронт».

Глава 2. Гражданская война. Россия

Красноармеец

В оккупированном японцами Владивостоке Родион Малиновский постарался узнать, как можно пробраться за линию фронта. Следовало торопиться: после недолгого отдыха его бы направили в действующую армию. РККА и партизаны теснили колчаковцев. «Верховный правитель Сибири» набирал новые полки. Благодаря англо-американской помощи и вывезенной половине золотого запаса России в обмундировании и в питании колчаковцы нужды не имели. Но это не поднимало их боевой дух.

В Франции Родиону Малиновскому, как всем русским, официальная пропаганда твердила, что большевики во главе с Лениным – германские агенты, нанятые для поражения России. Но Родион привык осмысленно принимать решения. Научившись читать по-французски, он правду о событиях на Родине узнавал из «Юманите». К солдатам поступали письма от родных из России, где сообщалось о том, что там происходит.

…С периода «перестройки», победы буржуазной контрреволюции и свержения советской власти у нас в стране стали популярны давно опровергнутые клеветы на Ленина, большевиков, на «красный террор» (он, конечно, был, но в ответ на «белый террор»). Вот что писал, находясь в эмиграции во Франции, бывший глава Временного правительства А.Ф. Керенский, симпатий к большевикам не питавший:

«Был Колчак… Расстреливали интеллигенцию, пороли целыми деревнями крестьян, душили прессу, громили профессиональные союзы и кооперативы и т. д. А в то же время по всему миру платные и бесплатные русские и иностранные агенты адмирала славословили его “демократичность”, “мудрость”, “патриотизм”.

Но вот начался последний этап кровавого фарса. Преступления колчаковского режима стали очевидными для всех. Тогда, нисколько не смущаясь, вчерашние поклонники “национального героя” стали дружным хором оплакивать роковые ошибки и разоблачать преступления исчезнувшего режима. Колчак был слабый, безвольный человек. Вот Деникин это – настоящий государственный муж, это – подлинный демократ; он спасет Россию; вся истинная демократия должна объединиться вокруг генерала Деникина…

Но “государственный строй” генерала Деникина был ещё хуже колчаковщины. Повторилась та же самая история… И в момент падения Деникина… можно было прочесть ошеломляющие разоблачения творившихся под флагом “слабого”, “безвольного”, “переживающего” Деникина ужасов белого террора, взяточничества, хищений и разгула».

Колчак, взлетевший по карьерной лестнице на демократической волне, смахнувшей царя, был наёмником англо-американского капитала (в частном письме он этого не скрывал). Деникину оказывала финансовую помощь главным образом Франция. «Благотворительность» капиталистов была не безвозмездной. В случае победы белых Россию поделили бы на зоны влияния нескольких держав.

Как пишет Джузеппе Боффа: «Антанта не прекращала попыток заставить сражаться против большевиков не только белых, но также финнов, прибалтов, поляков, румын, украинцев, народы Закавказья и т. д. Тем самым её вмешательство приобрело более чётко выраженный антирусский характер, являясь попыткой рассечь страну на части, отторгнуть от неё наиболее богатые районы, искусственно стимулировать формирование крошечных государственных образований, над которыми неизбежно был бы установлен иностранный контроль (не случайно вслух обсуждались варианты провозглашения протектората)».

(Книга Д. Боффа «История Советского Союза» была издана в Милане в 1976 году. А четверть века спустя расчленение СССР произошло по тому же принципу. Знаменательное соответствие!)

Большевики сражались за Великую Россию, а демократы-белогвардейцы, в большинстве обманутые пропагандой, воевали и умирали за интересы мирового капитала. Это понимали офицеры и генералы царской армии, вставшие на сторону советской власти.

В борьбе за правое дело укреплялся моральный дух бойцов и командиров Красной Армии. Обратный процесс шёл в Добровольческой армии. В.В. Шульгин, один из инициаторов отречения Николая II, идеолог белых, ненавидевший большевиков, признавал, что красные начали войну почти как бандиты, а закончили почти как ангелы, а белые – наоборот.

Среди красных было поначалу немало всякого сброда. Но постепенно командиры и комиссары наладили дисциплину, растолковали непонятливым, ради чего идет война. А белогвардейцы часто на захваченных территориях творили такие безобразия, что становилось понятно, чем обернутся для народа результаты их победы: закабалением, расправами, издевательствами.

Родион Малиновский слышал о Ленине разные толки. Среди солдат одни его считали международным злодеем, другие, кому переводил Родион статьи из «Юманите», знали, что Ленин против войны и за то, чтобы землю отдать крестьянам (тот же лозунг был у эсеров).

Тем, кто в наше время и понятия не имеет, какой исторический подвиг совершил Ленин, полезно знать мнение великого князя Алексея Михайловича, одного из немногих уцелевших представителей дома Романовых: «На страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи».

Возможно, у Родиона Малиновского не сложилось во Франции определённого мнения о том, что происходит на Родине. Слишком противоречивыми были сведения. Но уже во Владивостоке он увидел, что здесь хозяевами чувствуют себя японцы. Узнал и о том, что сибиряки, в особенности переселенцы из Европейской России во времена Столыпина, восстали против колчаковцев, не желая установления прежних порядков.

Стремился ли Малиновский принимать участие в братоубийственной войне? Сомневаюсь. Ему хотелось вернуться в родные края. Но, безусловно, его симпатии были на стороне большевиков, народной власти.

Перейдя линию фронта, он (по моей версии) попытался продолжить путь на запад. Однако тут произошло то, что он описал в романе:

«Но что это? Двое верховых! Его заметили! И вот уже пустили коней во весь опор, нагнали пешего.

– Стой! Руки вверх!

Никогда еще Ваня не исполнял такой команды – не приходилось ему сдаваться…

– Руки вверх! А то стрелять буду, – прозвучал молодой властный голос, и в затвор дослал патрон.

Ваня как-то неловко поднял руки – они не слушались, не поднимались.

– Кто такой?!

“А сам ты кто?” – подумал Ваня и не ответил.

– Красный или белый? Говори!

– Не красный и не белый. Я из Франции иду.

– Откуда, откуда?! – верховой подъехал к Ване вплотную.

Подъехал и второй.

– Давай, Афонька, обыскивай его! – сказал он.

– Оружие есть?

– Нет!

– Ну тоды опускай руки.

Афонька осмотрел его карманы и в ватной телогрейке, в зашитом кармане, обнаружил солдатскую книжку, продовольственный аттестат на французском языке, выданный в Марселе, Георгиевский крест, французскую Воинскую медаль и французский Военный крест.

– Ты что – офицер?

– Солдат.

– Врешь. Ты офицер, признавайсь. Вот и крест с мечами. Рази нашему брату выдавали всяких там Владимиров?

– Да не Владимир это, а французский солдатский крест. Он у них с мечами.

– Врешь! Нечего нам заливать. По разговору слышу, что итилигент-офицерик! Нечего с ним церемониться, в расход его! Ну чего стоишь? Давай с дороги, чтоб не засорять путь всякой падалью.

Второй верховой молчал и, отвернувшись, глядел куда-то в пространство. Видно, не хотел мешать Афоньке – пусть сам доведет дело до конца.

– Ну, ну, пошевеливайсь, хоть в сторону стань, раз не хочешь перед смертью в снег лезть. – И Афонька приготовился выстрелить в упор.

Вся жизнь пронеслась перед Ваней – и детство, и мать, и война, и Франция, и долгий, такой трудный путь на родину… Неужели конец? И такая горечь поднялась в душе.

– На, стреляй! Мразь ты проклятая, а не солдат! – Ваня рванул телогрейку, открыл грудь и выругал своего противника на чем свет стоит.

– Стой, Афонька! – властно крикнул второй всадник.

– А чего тут? Ещё и матерится! – обозлился Афонька.

– То-то и оно, что матерится. Нет, не офицер он, так что поведем.

– Только намаемся – коня ж у него нет.

– Все равно поведем – пусть комбат разбирается.

– Охота тебе возиться с каждым дерьмом, – все же огрызнулся напоследок Афонька.

– Может, и дерьмо, да из самой Хранции, и опять же при бумаге гербовой да при печати – очень уж редкостное дерьмо! – И оба расхохотались.

У Вани отлегло от сердца – жив остался, пока что жив. И попал к красным. Может, оно и хорошо?

– Ну, давай шагай, – скомандовал Ване второй верховой.

– И охота тебе, Сенька, возиться с ним. – Афонька опять взялся за свое. – Вот нагнали бы белых, захватили б обоз, раздобыли б чего-нибудь, а то вертайсь к штабу ни с чем.

– Ничего, Афонь, ещё зададим им жару, и всё у нас будет, – добродушно ответил Сенька Силин, старший ординарец командира батальона.

Он часто ходил с Афонькой в разведку. По сути дела, они двое и представляли теперь всю кавалерийскую силу батальона – остальных конных разведчиков недавно забрали в объединенную разведкоманду.

Ваня шел посередине, Афонька слева, а Сенька справа от него. У Сеньки карабин был за плечами на ремне, Афонька же держал свой в правой руке, в полной боевой готовности: мало ли что.

Морозная дымка густела, мороз крепчал. Ваня ещё не привык к своему новому положению – его вели как пленного. Да он и был пленный. Афонька ворчал:

– Дался тебе этот хранцуз, черт его сподобил на нашу голову!

Сенька же заговаривал с Ваней, допытывался, что да как. Похоже, он поверил, что Ваня и правда заявился из самой Франции».

Судя по всему, именно так происходила встреча Родиона Малиновского с красноармейцами. И его ответ верховому честный: «Не красный и не белый. Я из Франции иду».

В штабе полка выяснили, что задержанный в чине ефрейтора действительно недавно прибыл из Франции, награждён «Георгием» и двумя французскими орденами. По-видимому, в штабе был кто-то из бывших царских офицеров, знавший французский язык.

Получить опытного пулемётчика – большая удача. По закону военного времени Родиона Малиновского зачислили в полк сначала, по-видимому, пулемётчиком, а после первых боёв, убедившись в том, что он служит умело и добросовестно, назначили инструктором пулемётного дела.

На приведённом выше фрагменте заканчивается третья и последняя часть романа «Байстрюк». Что происходило далее, известно из послужного списка Р.Я. Малиновского. Как пишет маршал М. Захаров: «В составе Двести сорокового стрелкового полка Р.Я. Малиновский прошёл через Сибирь, участвовал в освобождении от белых Омска, Ново-Николаевска, в боях на станциях Тайга и Мариинск».

Он сражался за новую Россию без господ и холопов, без буржуев и банкиров, без чрезмерно богатых и нищих.

Из аттестации на начальника пулемётной команды стрелкового полка Р. Малиновского, 1922 год:

«Дисциплинированный, энергичный, настойчивый, по службе требовательный. Среди подчиненных пользуется уважением. Имеет большой практический опыт по пулеметному делу.

Будучи беспартийным, является вполне благонадежным по отношению к Советской власти. Занимаемой должности вполне соответствует».

Командир

Родиона Малиновского как отличного бойца направили на учёбу в школу младшего начсостава. Он стал начальником пулемётной команды, а затем помощником командира батальона.

Красной Армии требовались военачальники «из народа». Такой стала политическая линия в РККА по инициативе ставленника Льва Троцкого М.Н. Тухачевского. В конце 1919 года он направил служебную записку «Заместителю председателя Революционного Военного совета Республики товарищу Склянскому». (Троцкий, нарком по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета РСФСР, никогда не служил ни в армии, ни на флоте, не имел военного образования; его первому заместителю Эфраиму Склянскому, медику по профессии, в 1919 году было 27 лет.)

«У нас принято считать, что генералы и офицеры старой армии являются в полном смысле слова не только специалистами, но и знатоками военного дела. Поэтому стремление создавать Красную Армию на началах регулярных, а не кустарных выставило необходимость использования старых офицеров на ответственных командных постах – это положение было бы совершенно правильно, если бы старое русское офицерство стояло на высоте своего дела и было бы знатоком этого дела.

На самом деле русский офицерский корпус старой армии никогда не обладал ни тем, ни другим качеством. В своей большей части он состоял из лиц, получивших ограниченное военное образование, совершенно забитых и лишенных всякой инициативы… Только в службе Генерального штаба, в штабной работе старое офицерство имеет преимущество перед новичками».

Но именно Тухачевский получил ограниченное военное образование, имея небольшой опыт боевых действий в Первую мировую на низшей командной должности. Он явно намекал: надо выдвигать идейно надёжных, как он. Хотя и сознавал необходимость опираться на штабных работников высокой квалификации.

В молодой Советской республике прославляли военачальников-самородков, из крестьян и рабочих: В.И. Чапаева, С.М. Будённого и других. Из них самым выдающимся называли М.В. Фрунзе. Хотя как полководец он многим обязан крупному военному специалисту, начальнику его штаба бывшему царскому генералу В.Ф. Новицкому. В той же должности были бывший генерал В.Н. Егорьев у А.И. Егорова, П.Д. Корицкий у М.Н. Тухачевского и так далее. У каждого красного командира оказывался в ближайших помощниках более квалифицированный полководец.

…В 1922 году окончилась Гражданская война. Пять лет спустя лидер кадетской партии, политолог и историк П.Н. Милюков, разбирая причины поражения белых, первым пунктом поставил запоздалое объединение контрреволюционных сил с иностранными союзниками: «В тот период отношение населения к борьбе ещё не играло решающей роли».

Выходит, на стороне большевиков был народ! Сказалась враждебность населения к прежней власти, классовая суть белой армии, её отчужденность от народных масс. Добавим: моральный дух красноармейцев, сражавшихся за свободу, независимость, равенство, был выше, чем их противников.

Можно понять выбор Родиона Малиновского. Но почему многие дворяне, офицеры и генералы оказались в Красной Армии? Значит, есть нечто более существенное, чем «классовое сознание». Теоретики и вожди пролетарской революции тоже не были выходцами из рабочих и крестьян.

Сознание человека во многом определяется средой, в которой он родился и воспитывался. Однако это не означает, будто так штампуются однотипные личности с одинаковым или хотя бы сходным складом ума и характера. Ведь стал анархистом-революционером князь Рюрикович Пётр Алексеевич Кропоткин, воспитанник Пажеского корпуса, камер-паж императора Александра II, офицер, мыслитель, учёный-натуралист.

Дело в том, что жизнь каждого человека индивидуальна, подчас непредсказуема; на формирование личности влияют разные люди, события, обстоятельства. Многое зависит от склада характера. Одни выбирают путь приспособления к текущим обстоятельствам, и у них действительно возникает нечто подобное типовому классовому сознанию.

Но есть люди, преодолевающие давление среды, силу обстоятельств. Они выстраивают свою жизнь по своему разумению, по своей совести. Родион Малиновский был таким человеком. И это, вопреки «классовому сознанию» сближало его с Б.М. Шапошниковым, П.А. Кропоткиным, но не с теми выходцами из крестьян и рабочих, которые воевали на стороне белых или остались во Франции.

Его выбор был верным. Советская власть открыла ему путь к командным должностям в РККА. Почти все полководцы Великой Отечественной вышли из нижних социальных слоёв. Одно это опровергает пошлые идеи о расовом или социальном превосходстве по рождению.

Родион Малиновский командиром батальона стал в 24 года. Во всех отношениях он был достоин дальнейшего повышения по службе. Об этом свидетельствует, в частности, такой документ.

Из аттестации на командира батальона 243-го полка 81-й стрелковой дивизии Р. Малиновского, 1926 год:

«Обладает твердой и резко выраженной командирской волей и энергией. Дисциплинирован и решителен. С твердостью и строгостью к подчинённым умело сочетает товарищеский подход. Близок к массе, иногда даже в ущерб своему служебному положению. Политически развит хорошо, службой не тяготится. Является военным талантом-самородком. Благодаря упорству и настойчивости приобрёл необходимые познания в военном деле путем самоподготовки. В моральном отношении безупречен. Должности командира батальона соответствует. Заслуживает командирования в военную академию».

В какую академию? У него на этот счёт было особое мнение. Он был нетипичным военнослужащим. Во что рассказала Наталья Малиновская:

«Замечательный хирург Виталий Петрович Пичуев, вспоминая долгие разговоры с папой… рассказывал о живой заинтересованности, которая удивляла его в папе всякий раз, когда речь заходила о работе врача, о новых диагностических методах, новой аппаратуре. И всякий раз с особой теплотой папа говорил ему о докторе из земской больницы – первом человеке, пробудившем в нём безоговорочное уважение.

Насколько мне известно, военачальники, имевшие боевой опыт, стремились продолжать успешно начатую карьеру. Родион Яковлевич не испытывал такого желания. По-видимому, в его личном табеле о рангах человек, оказывающий помощь людям, порой спасающий от смерти, стоял выше, чем полководец, вынужденный посылать подчинённых на смертный бой.

Согласно своему правилу всё делать на отлично, Малиновский успешно сдал экзамены в академию и закончил её в числе лучших командиров.

Из аттестации на Р. Малиновского, 1930 г.:

«Слушатель Военной Академии имени Фрунзе. Общеакадемический курс усвоил хорошо. На стажировке в кавалерийской дивизии проявил особую активность. Аккуратный, добросовестный, старательный. Дисциплинирован, скромен, выдержан.

В общественной и политической работе активность средняя. Хорошо изучил французский язык. Годен к строевой и штабной службе. Может быть назначен начальником оперативной части штаба дивизии, стрелковой и кавалерийской. Единоначальником быть может».

Вот что вспоминал он в сборнике, посвящённом 25-й годовщине Академии имени М.В. Фрунзе:

«В тот период, когда я учился (1927–1930), Военная академия им. Фрунзе была в Советской Армии единственным общевойсковым высшим учебным заведением, которое давало широкую военную подготовку тактического и оперативного масштаба и довольно значительную ориентировку в области стратегии. И, надо сказать, что, несмотря на такой обширный объем знаний, учебный курс был настолько хорошо построен, что вполне успешно усваивался.

Слушатели академии считали для себя большим счастьем учиться в ней. У всех нас остался в памяти тот трудный конкурс, который надо было преодолеть, чтобы попасть в академию. В те годы, помимо отбора в округах, на место в академии претендовали три-четыре кандидата. И, поступив, мы дорожили возможностью учиться.

Основательно поставленные в академии групповые занятия по тактике на картах и на местности были главной формой изучения прикладной стороны курса тактики. Он охватывал все формы боевых действий в масштабе от батальона до корпуса и все стороны их организации и обеспечения.

Большое значение имели также летние подвижные лагеря, где отрабатывались сквозные тактические задачи и проводились военные игры. Преподаватели и слушатели во время этих занятий передвигались в конном строю. Командно-штабные учения и оперативные игры проводились очень поучительно, приближенно к условиям боевой обстановки. Причем, руководитель занятий не был связан жестким регламентом методической разработки, что способствовало творческому подходу к делу. Некоторым группам повезло: руководителями у них были Заместитель Наркома обороны М.Н. Тухачевский и командующий войсками МВО И.П. Уборевич. Это возбуждало большой интерес к занятиям, а главное – способствовало выработке волевых качеств, необходимых командиру.

Хочется отметить еще одну хорошую традицию. В те времена в академии часто выступали с лекциями и сообщениями крупные военные деятели и руководящие работники центрального военного аппарата – неплохо бы возродить эту практику.

Ценность багажа, которым снабдила меня за три года обучения академия, я почувствовал сразу же по ее окончании. Полученные знания и навыки дали мне возможность уверенно и без особых трудностей перейти от батальонного масштаба к полковому, дивизионному и более высоким объединениям».

Он уважал М.Н. Тухачевского и И.П. Уборевича. Пройдёт несколько лет, и этих двух, а также несколько других крупных военачальников РККА осудят как заговорщиков и расстреляют.

Говорят, будто этой акцией Сталин обескровил нашу армию, а потому в начале Великой Отечественной войны мы терпели одно поражение за другим. Выходит, такие военачальники как Г.К. Жуков, К.К. Рокоссовский, И.С. Конев, Р.Я. Малиновский и многие другие, были бездарней, чем, скажем, М.Н. Тухачевский. Так ли это?

Судьба Михаила Тухачевского во многом противоположна боевому пути Родиона Малиновского. В то же время она помогает понять непростую ситуацию в армии того времени.

Тухачевский с молодости мечтал сделать военную карьеру. И всегда чрезмерно дорожил своей жизнью и своим благополучием. В Первую мировую, повоевав 13 месяцев и не получив ни царапины, сдался в плен немцам. Он умел приноравливаться к различным людям и ситуациям. Возможно, такова была его установка: лови подходящие моменты, чтобы достичь своих целей; используй людей, играя на их слабостях.

Весной 1918 года по рекомендациям своего давнего приятеля, а тогда члена ВЦИК Н.Н. Кулябко и секретаря ВЦИК А.С. Енукидзе, Тухачевский вступил в РКП(б), работая в военном отделе ВЦИК. Он вошел в доверие к Троцкому и в кратчайшие сроки сделал головокружительную карьеру. Её этапы убедительно проследил публицист-исследователь Г.В. Смирнов. Он привел телеграмму, посланную Тухачевским Кулябко 8 июля 1918 года: «Тщательно подготовленная операция Первой армии закончилась блестяще. Чехословаки разбиты, и Сызрань взята с бою. Командарм 1-й Тухачевский».

«Из этой удивительной телеграммы следует, – пишет Смирнов, – что, во-первых, Михаил Николаевич, прежде не командовавший даже ротой, не только легко справился с командованием армией, но и привел её к победе через каких-нибудь двенадцать дней после вступления в командование. А во-вторых, что он первым, раньше всех других, начал применять эпитет “блестящий” в оценке своей собственной деятельности!»

Однако в энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР» эпизод представлен иначе: «В июне – июле 1918 года войска Восточного фронта вели оборонительные действия против мятежных чехословацких и белогвардейских войск… Попытка перехода в августовское наступление Восточного фронта не имела успеха. Сызрань была взята Красной Армией… лишь 3 октября 1918»!