***
Всю ночь она бежала, чтобы утро встретить как можно дальше от деревни. Теперь все точно подумают на нее. Сынок старосты задушен, а «господарня» пропала – не надо быть столичным ищейкой, чтоб сложить два и два. Отец Лелех… Он, верно, подумает о ней дурно, очень дурно. Она и сама о себе так думала. Нельзя было сбегать из родительского дома. Ей стоило остаться с Ковеном, отдать себя Сокрытому, и дело с концом. Занять трон Первой его любовницы, принять в нутро всю черноту ночи и навеки выгнать из сердца Свет. Что было бы дальше, она не знала, сестры только загадочно улыбались под вуалями. А теперь… теперь она обрушила на невинных людей ярость Ковена, его голод и страсть. Нужно скорее добраться до обители… а там, там… будь, что будет.
Аньезе шла лесами и заросшими тропами. Босая, в одном исподнем. Молилась Свету, чтоб на пути попался какой-нибудь голодный дикий зверь, да упокоил ее исхудавшую плоть в своем чреве, но дикие звери словно назло обходили ее стороной. Аньезе мерзла ночами, а днями боялась выйти на солнце или мало-мальски протоптанную дорогу. Она ела ранние ягоды и сырые грибы, пила воду из лесных кринниц, мучилась болями в животе и простудным кашлем, но продолжала идти. Пока не подвернула ногу, угодив в заваленную ветками лисью нору. Острая боль пронзила до самого бедра, Аньезе взвыла и упала на мох. Долго лежала, не решаясь встать. Кроны берез и сосен мерно качались над ней, ласкаемые ветром, деликатно, словно в придворном танце, не прикасаясь друг к другу ветвями. Танцы… Аньезе не любила танцы, но сейчас охотнее бы оказалась в бальной зале, чем в этом диком лесу, одной ногой в норе, а другой в бегах от Ковена.
Хотелось плакать, но вся влага вышла с кислым потом, увлажнила кожу, чтобы ночью снова испытать ее тело холодом. Как же хотелось просто умереть…
– Ты оборотница?! – раздался сбоку звонкий детский голосок. Аньезе резко приподнялась. Девочка в простеньком сером платьице, две растрепанные черные косы, глаза-блюдца.
– Н-нет… я…
– Я слышала! Ты выла? Это волчья яма! Старая только… Ты угодила туда, да? И обернулась! Да?
Аньезе помотала головой, пытаясь вынуть ногу из звероловной ямы, что приняла за нору.
– Нет… да… это я выла… очень больно…
– Так ты не оборотница? – девочка раздосадовано уронила ручонки вдоль тоненького тела. – Совсем не оборотница?
Я кое-что похуже, маленькое недоразумение, кое-что похуже, потому – беги, беги, беги прочь…
– Я папку кликну!
– Нет! – Аньезе бросилась вперед, будто желая схватить очень уж быструю девчушку. – Пожалуйста… не надо… Я сама…
Лучше ей не попадаться никому на глаза, лучше не брать помощи, лучше вообще тихонько издохнуть здесь. Вон у малютки маленький ножечек на пояске, сможет ли она?.. Нет, не могу… Свет Милостивый, почему ж так жить хочется?..
– Да тут недалече! Я быстренько! – двукосая егоза уже рванула вперед, вздымая пятками свежий мох, и Аньезе вдруг хрипло закричала:
– Я оборотница! Оборотница! Ты права… мне нельзя к людям… нельзя…
Девчонка радостно подскочила на месте, глазки вспыхнули детским азартом.
– Так я и знала! Так и знала! Оборотница… самая настоящая…
– Да, поэтому… уходи… пока… пока не пришла ночь, и я…
– А я не боюся! Не боюся! Да и оборотницы только в полную луну оборачиваются! А ты разобернулась! Значит, не скоро еще обратно повернешься… – девочка задумалась. – Верно же говорю?
Аньезе со стоном вытащила ногу из ямы, осмотрела, хоть ничегошеньки в этом и не смыслила. Вроде бы ничего… покраснела немного… попробуй встать… ох! Ох…
– У-у-у, лапы поломала, да? Бедная-бедная оборотница, – двукосая присела рядом на корточки и то ли с жалостью, то ли с любопытством потрогала ее ногу. Аньезе вскрикнула, ручка отдернулась, и девочка важно кивнула: – Плохо дело.
– Я… справлюсь… у-уходи, прошу… забудь обо мне… никому не говори, пожалуйста…
Маленькая ручка ласково погладила ее по щеке, словно копируя чей-то жест – так верно с малявкой делала ее матушка.
– Я тебя не выдам, оборотница! Никому-никому не скажу! Слово Нисы! Меня Нисой зовут, – девочка чиркнула желтыми глазами по ее вытянутой ноге туда-обратно. – Ты тут не проживешь, в лесочке. У нас сарай гнилой есть, туда не пойдут… хочешь в сарай? Там дядькина вторая женка недавно повесилася, боятся ходить… А тебе и не страшно, да? Я вот не боюсь туда хаживать.
Сарай, крыша над головой, возможно, девочка даже принесет нормальной пищи, одежды… да… было бы неплохо. Есть ли у нее выбор? Как быстро Ковен найдет ее здесь? Как быстро сотворит еще большее зло, чем повешенница, в том сарае? Нет выбора… останусь, пока не смогу ходить, решила Аньезе, но не дольше.
Опершись на узенькое плечико Нисы, как на костыль, Аньезе поковыляла с нею по тропинке прочь из леса, а потом обходной дорогой вдоль заросшей околицы к брошенному на отшибе сараю. По счастью, в этот час село пустовало, все свободные души ушли на поля, и скрыться от ненужных глаз было проще. Внутри сарай ничем не походил на злое место, и, если не думать о том, что недавно здесь кто-то по своей воле отдал душу Свету, можно было даже сладко уснуть.
– Я тебе соломки приволочу! – ворковала девочка, устраивая Аньезе в самом темном углу. – И хлебушка краюху! Будешь хлебушек? Ой! Кролика тебе надо! Жирного кролика, еще живого!
– М-можно и хлеба… я ем хлеб… все ем… и лучше не живое…
Девочка закивала.
– Хорошо! Хорошо! Я бегом! – она подскочила к двери, а потом вдруг обернулась: – А зовут тебя как, оборотница?
– Я… Мильна… Мильна из… не важно.
Ниса подпрыгнула и захлопала в ладоши.
– Мильна! Мильна Буревестница, как в сказке?! Мильна и ее…
– Ниска! – вдруг послышалось издалека. – Ниска, мелкая пакость! А ну за работу!
– Ох… – малявка прижала ладошки ко рту. – Мне надо идти… Я приду! Приду потом, после вечернего кушанья! Приду! А ты отдыхай, бедная, отдыхай!
***
Ниса не солгала. Она пришла поздним вечером с краюхой хлеба, сыром и кружкой молока. Пока Аньезе обессиленно жевала, девочка приволокла в сарай пук сена и даже застелила его холстиной. Потом еще несколько толстых мясистых листьев какого-то незнакомого Аньезе растения. Приложила их к ее больной ноге и наказала не снимать.
– Папка, когда спину растянет, мамка ему прикладывает, надо так. Помогает. Лежи, лежи, моя милая, – приговаривала Ниса, гладя ее по спутанным волосам. – Завтречка принесу гребешок мамкин, причешу тебя! Будешь, как принцесса!