Девчонки, погоны. Книга IV. Сквозь тернии и боль

– Сейчас нам зеркальце скажет, кто из нас прекрасней и всех милей! – приговаривала она весело, расставляя штатив.

Одно за другим девушка последовательно примерила все три платья, в каждом из них Сашенька сфотографировалась.

Крутая и навороченная камера позволяла снимать саму себя. Снимки вышли отменные и изумительного качества.

– Мне нужен экран намного побольше! – пришла ей в голову отличная идея. – Это зеркальце для нас обидно маловато!

Все необходимые шнуры к дорогущей камере хранились в кожаном чехле. Саша вывела изображение на телевизор.

– Красота! – выдохнула восхищенная Сашка, рассмотрев саму себя в увеличенном масштабе. – Скажу вам, Николай Иванович, что мне жутко нравится все! Но больше всего мне по душе вариант номер два! В нем я завтра и пойду! Все! Решено! Иначе я не выберу себе подходящее платье и до самого утра…

Поковырявшись в настройках фотоаппарата, Сашенька быстро отыскала тот самый режим, когда чудо-камера делала все снимки в автоматическом режиме и с интервалом в двадцать секунд. Этот-то самый режим девушку вполне устраивал.

– Сначала мы полностью экипируемся… – скинула с себя домашний наряд, натянула Сашенька на себя ажурные чулочки, втиснулась в туфельки на высоком каблуке и облачилась в кружевное нижнее белье. – Потрясающий вид!

Затем Сашенька надела платье, накинула на голову фату. Глянув в зеркало, девушка осталась довольной, только чуть подправила она слегка сбившуюся прическу…

Не сразу, но Сашеньке в голову пришла блестящая, на ее взгляд, идея. Поначалу она колебалась, но все-таки решилась.

– Наше шоу начинается! Ваш выход, госпожа невеста! – озарила девичье личико торжествующая улыбка.

Выполняя установленную программу, автоматически и через равные промежутки времени защелкала камера, она озаряла комнату ярким светом фотовспышки.

– Ну, Николай Иванович, как я вам? – показала Сашка камере свой озорной язычок в перерыве между съемкой.

Изумительно прекрасная невеста принимала различные позы, поворачивалась к штативу то лицом, то боком, то становилась она к камере спиной, то томно прогибалась в спине, то волнительно нагибалась к полу. Одними пальчиками она потянула подол платья вверх по ноге, бесстыдно и эротично обнажая идеальной формы длинную ножку. Бессловесная камера методично щелкала и ловила все ее завлекательные движения и принимаемые позы.

– И что вы, Коленька, скажите нам на это? – прищурилась девушка лукаво. – Как оно вам?

Запечатлев себя во всевозможных ракурсах, Саша открыла свои полуобнаженные ягодицы, повернулась к камере спиной.

Она мысленно предвкушала то, как отреагирует мужчина на эти снимки. У него отвиснет челюсть, слюнки потекут.

– Приступим-ка мы к медленному разоблачению невесты! – расстегнула она платье, и его верх упал на ее бедра.

Приподняв руки, пританцовывая, Сашенька покрутилась вокруг своей оси, она изгибалась и работала на камеру.

Через пару минут в сторону отлетел бюстгальтер, обнажились ее юные упругие грудки, которые могли свести с ума любого мало-мальски стоящего мужика.

– Что, съели, Николай Иванович? Это вам не дешевый латекс, а самый что ни на есть настоящий натур продукт! – сверкнула Саша торжествующими глазами.

Избавившись от платья, она продолжила упоительную по своей откровенности фотосессию. Потом она осталась лишь в белоснежных чулочках и туфельках. Под конец своего шоу невеста присела на корточки и развела коленки, прикрыла стыд и срам ладошкой и обаятельно улыбнулась в камеру. Сделав еще несколько снимков, подуставшая девушка решительным шагом двинулась к неподвижно застывшему штативу, сняла с него фотокамеру, вывела изображение на огромный экран.

Досмотрев крутое шоу до конца, Саша хлопнула в ладоши:

– Обалдеть и не жить! Даже не верится, что это была я, что я способна на полное безумие! Моралистка Кристинка будет явно не в восторге, но это моя жизнь, и строиться она будет по моим лекалам, а не по чьим-то деятельным подсказкам, пусть они и несут в себе несомненно рациональное зерно…

Посмотрев на часы, Сашенька изумленно ахнула. Дело уверенно шло к ночи, а она еще собиралась приготовить кое-какие блюда и закуски для импровизированного свадебного стола.

Часики тикали, а у нее на кухне еще и конь не валялся…

Во сколько Сашенька управилась с готовкой, она и сама не запомнила, забыла глянуть на часы, так торопилась отдать себя в лапы Морфея. Не успела Саша прикоснуться к подушке, как мгновенно уснула, хорошим снотворным подействовал бокал вина, осушенный ею в честь окончания кухонных работ.

– Отбой, курсант Кошкина! – скомандовала она сама себе и закрыла глаза. – Завтра нас ждут великие дела!

Утро для Саши началось с нескончаемого звонка и со стука в дверь. Она открыла глаза и подскочила, как заведенная пружина. Проспала! В самый ответственный для нее день! На больших настенных часах было больше семи.

– Ой! – поспешила, открыла Саша дверь. – Извините! Всю ночь глаз не могла сомкнуть, к утру лишь задремала!

На пороге хаты стояла, уперев крепкие руки в бока, дородная бабища лет сорока, критически оглядывала Сашку с ног до головы, осуждающе покачивала своей неприветливой головой.

– Проспишь ты, девонька, все свое счастье! – вошла Настасья Петровна, поставила сумочку на тумбу. – Время нам скоро на помост выходить, а ты еще и не умыта, и не чесана! Посмотришь на тебя, ну, страхолюдина одна, губы от взгляда на тебя кислинкой сводит, как от неспелого и зеленого лимона…

Изловчившись, бабища подхватила Сашку, легко ее приподняла, опустила на свое колено, переломила ее надвое.

– Ой! – пискнула девушка, когда ее штанишки слетели с ее попочки, хлесткая ладонь гостьи прошлась по ее ягодице.

На одном ударе Настасья не остановилась, шлепнула женщина по оттопыренной девичьей заднице еще разок-другой.

– За что же вы меня так? – почувствовала Сашенька, как на ее глазках вмиг навернулись обиженные слезинки.

– Чтоб дурь твою из головы выбить, чтоб мысли дурные изгнать, – вещала Петровна иерихонской трубой. – Чтоб беды все от тебя отогнать, чтоб в новую жизнь с одним лишь хорошим! Чтобы жилось тебе счастливо и о плохом тебе не думалось!

Отпущенная на волю, Саша с пылающим от стыда лицом уставилась на странную бабищу, всем своим видом напоминающую медведицу из детской сказочки про трех медведей.

– Я ни о чем не думаю… – призналась она, ибо с приходом странной женщины все ее мысли одна за другой разлетелись, в голове остались лишь пустота и звенящий и всепоглощающий вакуум.

– Что, девонька, встала каменным истуканом? – сдвинула гостья брови для пущего страха, шумно пристукнула ножкой. – Марш под душ! Смоем мы с тебя все прошлые грехи! В новую жизнь с чистым телом и только одними чистыми помыслами!

Не посмев и ослушаться, Сашенька скинула с себя ночную пижаму, забралась в душевую кабинку, включила воду.

Петровна стояла за ее спиной, откровенно любовалась точеной Сашиной фигуркой. Чтобы букой не молчать, бабища поведала:

– Раньше существовал древний обряд. Невесту перед венчанием обмывали в огромном чане. Собиралась вся домашняя челядь, и все по очереди лили на невесту воду из ковша…

Сашенька живо представила себе, как дворовые девки, окружив невесту, со всех сторон поливают на нее воду…

– Дай, сама тебя потру! – взяла Настасья в руку мочалку. – От тебя самой, девонька, сегодня нет никакого прока! Руки у тебя, девка, кленовым листом дрожат, и все из них валом валится! Спинку-то свою чуток, девонька, пригни…

– Ой! – пискнула тоненько Саша, когда по ее спине прошлось жесткое мочало, соскребая с нее всю грязь и снимая весь верхний и отживший свое кожный покров.

– Терпи, девонька! Иисус терпел и нам всем велел! Ты еще мне потом спасибо за все скажешь…

Делая вид, что она занята своей работой, Настасья Петровна со всем тщанием осмотрела покрытое мыльной пеной юное девичье тело и не нашла ни одного изъяна, что особо пришлось ей по душе и смягчило ее настроение. Очень уж не понравилось ей и мужу ее, Михаилу Потаповичу, брату их Коленьки, это, на их взгляд, безрассудное и безответственное решение взять и жениться на безродной девице из далекой провинции.

Шла Петровна сюда с одним лишь откровенным желанием пинками и под самый зад гнать из их жизни наглую девку, окрутившую братца ее драгоценного супруга.

Увидала она чудо чудное и растаяла вся душой, прониклась к юной девчонке самым искренним и теплым чувством.

– Живо вытираться и бегом беги к зеркалу! – шлепнула гостья наотмашь по хрустящей от чистоты коже и угодила аккурат пониже спины. – Сейчас мы из тебя человека сотворим! Чтоб не стыдно было на людях тебе показаться, страхолюдина! Эка тебя, девонька, в детстве ничему толком-то и не научили родители…

Чем это она жутко не угодила странной родственнице Николая Ивановича, Сашенька даже и не догадывалась, хотя ответы на все ее вопросы лежали прямо и на ровной поверхности.

– Так голяком, девонька, так и садись! Чай, не замерзнешь! Лето на дворе! – не дали ей даже одеться. – Тут мы укоротим, там мы чуть подрежем, тут мы немного подправим, – появились в одной руке у Настасьи Петровны ножницы, а в другой она держала металлическую расческу с длинной ручкой.

Перепуганная насмерть Сашенька от жуткого страха прикрыла, крепко зажмурила свои глаза, не хотела она видеть, как ее будут уродовать. Саша окончательно и бесповоротно смирилась со своей несчастливой участью. Ее сейчас жестоко и страшно обкорнают, сотворят из нее настоящее пугало.

– Ой! – вырывалось из нее, несмотря на все ее усилия. – Ой! Ой! Ой! – дергалась Саша и зажимала себе рот.

Если и суждено ей было когда-нибудь провалиться сквозь пол со стыда, то этот день, скорее всего, настал. Это будет ее самым главным провалом в ее жизни. Коленька не выдержит и прогонит свою невесту из-под венца, и все рухнет в тартарары…

То возле одного уха, то возле другого уха беспрестанно щелкали беспощадные к ее прическе ножницы, и ей казалось, что ее хотят нарочно изуродовать, чтобы напрочь отвратить от нее ее совершенно легкомысленного жениха.

– Наложим еще немного крема, нанесем макияж! – забегали по всему ее лицу пальчики, замахала кисточка. – Девонька, ты сама себя не узнаешь, я ничего уже не говорю про твоего горе-женишка, тот и вовсе упадет ниц к твоим стопам!

Дело шло к завершению, и Кошкина заранее боялась открыть глаза и увидеть свое вконец изуродованное лицо.

– Готово, девонька! Глянь-ка на себя! – бухнули совсем рядом полковой гаубицей, и Саша вздрогнула всем своим телом.

– Ой! – моргнули изумленно ее восхищенные реснички. – Это не я! Я ее не знаю! – замерла ошеломленная девушка.

Прямо на Сашеньку смотрела незнакомая ей женщина. Искусно наложенный макияж скрыл все невидимые ее глазу недостатки лица и весьма выгодно подчеркнул все его достоинства. Она стала похожа на обалденную голливудскую кинозвезду.

– А я-то про что тебе говорила… – улыбнулась стоявшая за ее спиной женщина широко и искренне.

– Ой, спасибо огромное, Настасья Петровна! – вскочила Саша и поцеловала женщину в щеку.

На смятенной ее душе на время все успокоилось и пришло в относительное равновесие. Она поняла, что зла ей пока никто не желает, напротив, деятельно стараются ей помочь.

– Я говорила, что сотворю из тебя человека! – смягчила чуточку свой тон гостья, довольная похвалой. – Бегом, девонька, одеваться и срочно на выход! Скоро Михайло Потапович на карате подъедет! А мой Топтыгин, скажу тебе, ждать не любит…

В роли свадебной кареты выступал длиннющий лимузин представительского класса. Саша снова задумалась о том, с каким размахом живут люди, в семью которых собиралась она войти. За что ей столь крупно повезло в этой жизни? Почему Плющ до сих пор еще не женился, если у них все есть и отказать ему не посмели бы многие девицы из обеспеченных семей? Столько вопросов и никаких пока на них вразумительных ответов…

Как только Саша уселась в глубокое и мягкое кресло, обитое светлой кожей, ею снова овладели приступы беспричинного страха.

Всю церемонию бракосочетания и все, что с этим было связано, она почти не запомнила. Убей ее, но Саша не смогла бы и вспомнить, куда они потом ездили и где делали снимки на память.

Впрочем, потом она сможет восстановить все это, тщательно просмотрев все записи на видеокамере.

– Вот мы и дома! – произнес Плющ, в ее голове что-то и где-то щелкнуло, переключилось, и юная девушка снова оказалась в прямой эфире, все у нее заработало на прием и передачу.

– Как хорошо оказаться у себя дома! – произнесла тихо сильно подуставшая от всяческих треволнений невеста.

К тому же, сказывалась почти бессонная ночь. Успела Сашенька поспать всего лишь три-четыре часа, чего оказалось явно недостаточно для столь насыщенного событиями дня.

– А дом-то какой у вас! – улыбнулась Настасья Петровна. – Уютный и с достатком! Живи – не тужи…

– Лучше своего дома нет места на свете! – пророкотал густым басом Михайло Потапович.

Двоюродный брат Николая с виду походил на кряжистый дуб, мощный и основательный. Вместе со своей женой, он и его Настасья, они составляли весьма гармоничную пару. Два медведя, высокий и мощный самец, толстоватая и приземистая самка, выросшая не в высоту, а дородно раздавшаяся вширь.

– Перекусить бы чего не мешало бы, – вздохнул Михайло. – С утра у меня под ложечкой сосет! Вскочили мы ни свет и ни заря, не успел даже толком подзаправиться!

– Тебе бы все, Топтыгин, холодильник опустошать! – пихнула мужа кулачищем в бок, пробасила Медведица. – В жизни на тебя продуктов не напасешься! Целыми днями я только и делаю, что колясками продукты домой таскаю! Не успею и глазом моргнуть, как холодильник снова пуст! Ненасытный троглодит!

Пропустив мимо своих ушей едкую критику в свой адрес, брат жениха, ничуть не церемонясь, шагнул к холодильнику, встроенному в шкаф, открыл нараспашку огромную дверцу.

– Братцы, а мы живем! – выдохнул он радостно, увидев полки, забитые под отказ всяческой снедью. – Настасья, не ворчи, а быстро подходи и закуски в обе руки на стол наш мечи!

Приземистая сродственница жениха вперевалочку протопала до холодильника, моргнув, в изумлении всплеснула руками:

– А закусок полон двор!

– Какие еще закуски? – изумился неподдельно Плющ. – Я еду из ресторана еще не заказывал! Не успел еще…

– Ага, она сама уже заказала себя! – грохнул саркастически Михайло. – Сработала система самонаведения на цель!

Николай подошел к холодильнику и тупо уставился на яства, заполнившие все полки. Удостоверившись, что это явь, а не бред проголодавшегося брата, Плющ повернулся к своей жене:

– Сашенька, это ты наготовила? Когда ты все успела?

– После вашего ухода, – потупилась Кошкина скромно.

– Молодец, девонька! – заработала во весь голос иерихонская труба. – Уела мужиков! Так им и надо! Они думают, что мы, бабы, ни на что не способны, только денежки их в состоянии тратить налево и направо, мусорить ими по магазинам!

Не дожидаясь общей команды, Потапович грузно уселся за стол и подтянул к себе ложку. На его лице появилась довольная и по-детски смешливая улыбка, и он протянул:

– А вкусно-то как! Пальчики оближешь! Учись, глянь, Настасья Петровна, как следует родного мужа потчевать!

– Тебе лишь бы брюхо набить! Любую стряпню хвалить согласен! – покачала Петровна в ответ укоряющей головой.

– Нет, да ты сама все перепробуй! И вправду, вкусно! – не согласился с женой, жестом руки показал Топтыгин.

Наконец, все расселись, наполнили бокалы шампанским.

– Горько! – провозгласил Михайло на правах старшего.

Молодожены переглянулись, встали. Саша потянулась к мужу и запечатлела на его щеке целомудренный поцелуй.

– И все? – покачал Михайло недовольной головой.

– И все! – отрезал Плющ. – Я с вами на эту тему говорил! Второй раз деструктивно обсуждать меня мы не будем!

Супруги Топтыгины переглянулись. Хозяин – барин.

– Горько! – выкрикнула Настасья и подняла свой бокал.

Сашенька снова едва дотронулась до мужской щеки, и гости от них окончательно отстали, ели и пили, нахваливали умение молодой хозяйки. Плющ самодовольно раздувался от непомерной гордости за свою избранницу. И личиком она хороша, и фигурка у нее не подкачала, и готовить умела на славу. Не поленилась невестушка и от всей души наготовила на свадебный стол…

Сытно откушав, чета Топтыгиных чинно удалилась в гостевую комнату, где устроила для себя небольшую передышку, взяла она запланированный тайм-аут, расположилась на кровати. И тут же с той стороны квартиры послышался сдвоенный храп.

– Укатали сивку крутые горки! – усмехнулся Плющ. – Теперь они до самого вечера на пару продрыхнут!

В ответ Саша кивнула головой, постаралась понять, с каким именно скрытым смыслом ей это было сказано. То ли родичи мужа жутко утомились, то ли у молодоженов появилась оказия, чтобы остаться наедине. Чтобы как-то убить время, Саша подошла к прикрытому куском темно-серого полотна пианино. Инструмент одиноко стоял в углу, им давно, по всей видимости, не пользовались.

– Я поиграю? – оглянулась девушка на мужа.

– Я не думал, что ты играешь! – моргнул, посмотрел внимательно на нее долгим взглядом, не сразу ответил Плющ. – Играла моя мама. С ее отъездом в Испанию инструмент заскучал, его прикрыли, чтобы сиротливо не пылился, не наводил на других тоску… – подошел мужчина и аккуратно снял покрывало, сложил вчетверо, отложил в сторону, пожал плечами. – Не знаю, Сашенька, получится ли! На нем давно не играли, инструмент расстроен…

Сашенька уселась на стульчик, подняла крышку, пробежалась пальчиками по клавишам. Инструмент оказался в полном порядке и словно ждал ее прикосновений, задышал он жизнью и, набираясь настроения, вдохнул полной грудью.

– Какая прелесть, Сашенька играет Шопена! – подтянулась чета Топтыгиных на чарующие звуки музыки и поспешила занять лучшие места в партере. – Не девочка, а настоящее чудо!

– Тихо! – приложил Плющ палец к губам.

Ему на какое-то время показалось, что домой вернулась его мама, настолько его молодая жена была похожа на его мать со спины. И столь же виртуозно его Саша играла.

– Если наш Коленька упустит из своих рук это чудное создание, – прошептала Настасья на ухо своему мужу, – то он окажется полным неудачником! В кои веки познакомился он с очень хорошенькой и невообразимо умненькой девочкой!

В ответ Михайло согласно кивнул головой, приставил к своему рту заглушающую звуки широкую ладонь, оглушающе зашептал:

– Мне в последнее время стало казаться, что он никогда уже не женится! Причислил я его к стану женоненавистников! Я его со столькими девушками знакомил, а он все нос воротил!

– Сашенька наша сильно похожа на его мать! – прищурилась Настасья. – Я заметила удивительное сходство еще с порога!

– Да, вылитая моя тетка в молодости… – тер задумчиво ее супруг свою широкую скулу.

Когда все громко хлопали, Саша смущенно улыбалась, не знала, куда девать и спрятать ей свои растерянные руки.

– Спасибо, Сашенька! – подошла Настасья и чмокнула девушку в ее розовеющую щечку. – Это было чудесно! Мы получили истинное наслаждение от твоей игры! Ты…

Ближе к девяти вечера гости потянулись к выходу.

– Пора нам и честь знать! – поклонилась Настасья провожавшим их молодоженам. – Сашенька наша чрезвычайно устала…

Чета Топтыгиных удалилась, в квартире сразу ощутимо стало пустовато, и Сашеньке вдруг стало грустно, словно из ее жизни что-то выпало. С уходом гостей она перестала ощущать себя в полной безопасности, осталась одна на один со своим мужем, которого Саша по-прежнему очень сильно опасалась.

– Саша, в твоей комнате есть внутренний запор, – приоткрыл Плющ дверь спальни. – Тебе, Саша, следует хорошенько отдохнуть, набраться сил. Назавтра у нас с тобой еще много дел…

Часть вторая. Преодоление

1

Когда Саша вернулась в учебный центр, ее ожидало много чего интересного. В ее отсутствие весь палаточный табор перебрался в общежитие. Всех девчонок расселили в отдельных блок-секциях по девять-десять человек.

– А ничего общага! – осматривала Сашенька с интересом их новое место обитания. – У нас в городе полно бараков, и там условия куда намного похуже! Жить тут можно…

– Живи и радуйся! – похлопала Кристина подругу по плечу. – Пошли, сокамерница, общую камеру тебе нашу покажу…

В каждой секции было по две комнатки, и собственный санузел имелся. Второе отделение занимало один из таких блоков.

В одной комнате располагались Крис и три сестры, в другой же заселились близняшки Найденовы, Дашка Чиж и Ольга Левченко. Нашлось местечко среди них и для Сашеньки.

Зайдя в свою секцию, Костенко весело гаркнула:

– Встать! Смирно! Всем и пока без вещей на выход!

Выгнав на время всех постояльцев из своей комнаты, Кристина оставила только Сашку, закрыла дверь на замок, извлекла из своей сумки четвертинку коньяка, заговорщицки подмигнула:

– По маленькой за нас, замужних!

Девчонки переглянулись и опрокинули в себя стопочки. По жилам побежало живительное тепло, и Крис прищурилась:

– Как, Саша, все у тебя прошло?

– Чудесно все, Кристинка! – пробежалась по Сашиным губам радостная улыбка. – Я даже сама не ожидала! Он оказался таким понимающим и таким тактичным!

– Значит, на нашу честь не покушались? – улыбнулась иронично Костенко, глядя на подругу.

– Нет! И я даже не знаю толком, жалею ли я об этом! – пожала неопределенно плечом, вздохнула Кошкина. – В какой-то момент мне захотелось, чтобы оно все уже случилось. Я, наверное, в твоих глазах выгляжу полнейшей дурой!

– Ну, знаешь, Сашка, – дотронулась успокаивающе до ее плеча ладошка подруги, – это дело поправимое! Было бы на то желание! С этим никогда и не поздно начать! И ничего в этом я чего-то плохого или зазорного не вижу. Еще по одной?

– А давай! – тряхнула Саша задорно головой.

Жахнули они еще по одной стопочке. Наконец, Саша обратила внимание на то, что Кристина щеголяет в новенькой форме с курсантскими погонами. Это открытие поставило ее в тупик.

Неужто она пропустила важный этап в своей жизни и осталась без формы? И что ей теперь делать, как ей поступить?

Все девчонки ходят в новенькой камуфляжной одежке, а она, как белая ворона, будет ходить в спортивных штанах и в футболке? Саша грустно вздохнула, жгучие слезки брызнули из ее глаз.

– Ты, Сашка, это чего? – удивилась Крис быстрой перемене ее настроения. – Я что-то сказала не то? Прости…

– Не, Крис! Я это… про форму! – шмыгнула жалобно Кошкина носиком. – Я все проворонила! Пока я с мужем совершала шопинг по дорогим бутикам, вы переоделись! А я, как самая последняя дура, осталась без ничего! В меня все пальцами тыкать начнут…

Выдержав паузу, Кристина от души расхохоталась:

– Нашла, о чем переживать! Я все за тебя получила! А взводная Ерохина за тебя расписалась! Мы своих не сдаем! В тумбочке у тебя лежит твоя новая форма. Ботинки стоят под кроватью. Переодевайся! На построении, курсант Кошкина, стоишь в форме!

– Есть, сэр! – вытянулась Сашенька шутливо.

– Другое дело, подруга! А то они сразу и в слезы…

После вечерней поверки Кристина незаметно для всех других покинула расположение роты и поспешила к модулю Шпака.

Когда Плющ вернулся домой со службы, первым делом он увидел на столе в гостиной фотокамеру, которую, как ему казалось, пыталась от него спрятать его милая Сашенька. Ему не хотелось сразу думать про нее неприятное и дурное, но он поначалу склонялся к мысли, что Саша попросту хотела стянуть камеру, чтобы впоследствии можно было ее кому-то загнать.

Пренеприятное открытие, хорошего в нем ничего не было, и оно кидало большую ложку дегтя в семейную бочку меда.

– Прости ты меня, милая Сашенька! – воскликнул обрадованно Плющ. – За то, что дурно о тебе подумал, мое солнышко!

Под счастливо нашедшимся фотоаппаратом стыдливо затаилась коротенькая записочка, адресованная лично ему:

«Николай Иванович! Спасибо Вам за все Ваше понимание! В фотокамере я оставила для вас мой свадебный подарок! Лично и только для моего мужа! Приятного Вам просмотра! Ваша и всегда только ваша Сашенька».

Предчувствуя нечто необычное, мужчина нервно потер сильно вспотевшие руки. Он прошел в свой кабинет и подключил камеру к своему рабочему ноутбуку, вывел файлы на экран.

– Посмотрим, посмотрим, что за подарок приготовила мне моя милая Сашенька! – бормотал он себе под нос в сильном нетерпении. – Должно быть, это нечто необычное, как и она сама…

С каждым новым изображением на экране Плющ приходил во все большое возбуждение. Пока шло изумительное слайд-шоу, успел он получить сильнейший оргазм, его руки тряслись, горло пересохло, по спине стекал липкий пот, пульс зашкаливал.

– Боже, как она прекрасна! – воскликнул он. – Она даже намного прекраснее, чем я думал!

Последнее фото особо привлекло его внимание. Одной рукой проказница прикрывала у себя между ног, а другой на что-то ему она явно указывала. Майор увеличил изображение, и его снова пробил жаркий пот. Между неплотно сжатыми указательным и средним пальцами Саша открыто показывала ему свою никем не тронутую непорочность, словно открыто и громко говорила она ему, что он не ошибся и сделал правильный выбор, что она нисколько не обманула его ожиданий, что она хранит ему свою верность…

В понедельник Сашу назначили в суточный наряд и определили в заготовщицы. В ее самые прямые обязанности вменили сервировку ротных столов, уборку их и помывку посуды после приема пищи личным составом второй роты.

– Попробуй ты только мне, девонька, сорвать прием пищи! – погрозила ей пальчиком ротная командирша. – Не посмотрю, что ты у нас теперь замужняя дама, штанишки спущу тебе до коленок и выпорю! – нахмурилась Саркисян. – Даже не думай, что твой мужик спасет тебя от моего гнева! Выпорю! Так и знай…

– Все будет в полном ажуре, Марго Константиновна! – заверила Сашенька свою ротную. – В летнем лагере мне не раз приходилось помогать заготовщикам, невелика задачка…

Привыкшая к подобного рода работе, Саша справилась, накрыла столы на ужин, на тачке развезла бачки с кашей и чайники с горячим напитком, по цвету издали напоминающим чай. После того, как их рота ушла, Саша, не торопясь, собрала посуду и покатила громыхающую на неровностях цементного пола тачку на мойку.

– Какая же у нас классная посудомойка! – крутился возле Сашки смазливый караульный боец из состава выездного караула по охране автопарка и складов с оружием и боеприпасами.

– Да не про вашу честь! – огрызнулась Саша незлобиво. – Иди-ка ты, добрый молодец, подальше от меня! Огрею тебя половником, будешь знать! Иди-ка ты, леший, своим темным лесом…

Получив отпор, курсант не отступил. Уж больно девица ему понравилась. И под камуфляжной формой угадывалось ее стройное и гибкое тело. А когда заготовщица наклонялась к раковине, он успевал узреть холмики ее волнительно юных и острых грудок.

Но больше всего бойца пленила улыбка девчонки. Когда дива улыбалась, личико ее полностью преображалось, становилось столь прекрасным, что оно мгновенно завораживало, заставляло его самого, повидавшего много девиц, замирать в оцепенении.

А такого казуса с ним давненько уже не случалось. Котэ решил не отступать, а начать планомерную осаду девичьей крепости, взять ее если и не жарким приступом, то нудным измором.

– А дай, я тебя, краса, поцелую! Всего один разок! – оказался караульный боец в опасной близости от заготовщицы.

– Уйди, огрею половником! – предупредила его Саша. – Второй раз повторять я не буду, смажу тебе по твоей роже…

– Бей, но разреши поцеловать! – сверкнул отчаянными глазами, быстренько присел боец на колено, нагнул повинную голову перед нею. – Всего один только поцелуй!

Поняв, что наглец не отступает, Саша оглянулась по сторонам. Она никому и никогда не призналась бы в том, что ей до жути хотелось целоваться. С самого свадебного застолья она хотела впиться в губы жениха, но до конца выдержала марку, не позволила себе, не дала волю своим желаниям. Не хотела она показаться мужу распутной девкой, готовой на пятый день их знакомства кинуться на шею малознакомому мужику. Ее положение обязывало вести себя весьма скромно и исключительно целомудренно.

– Посуду всю перемой, тогда и разрешу! – не поняла Саша и сама, как из нее вырвались столь дерзкие слова.

В испуге прикрыла она ротик подрагивающей ладошкой. Возможно, подспудно ей казалось, что смазливый юноша тут же сбежит, когда услышит то, что она ему предложит. Не станет гордый выходец с Кавказских гор заниматься тем, чем их горделивые мужчины рук своих никогда и нигде не замарают.

– Слово ты, краса, мне свое крепкое даешь? – не повел и глазом курсант, вмиг ухватился за ее провокационное предложение. – И я все за тебя в два счета, краса, перемою!

– Даю! – выговорила Саша уже не столь уверенно в себе. – Только не верю я тебе… – добавила она едва слышно.

Откуда ей было знать, что во время продолжительной учебы в военном институте курсантам выпадало и не через такое пройти. Приходилось курсантам и не раз перемывать гору грязной посуды, когда выходила из строя посудомоечная техника, что случалось у них в институте все чаще и чаще.

– Не видела, чтобы пацаны мыли посуду! – прищурился левый глаз девчонки, посмотрел на бойца с неприкрытым вызовом.

Усмехнувшись, боец ловко ухватился за тачку, стал толкать ее в направлении посудомойки. Саша пошла за ним следом.

– Меня Котэ зовут, – представился юноша. – Котэ или же Константин Гиоргадзе…

– Ты это… Тамаре Гиоргадзе не родственником доводишься? – прищурила девушка один свой сильно пытливый глаз.

Давно уже Саша не верила в странные совпадения. В их стране Гиоргадзе – далеко не самая распространенная фамилия. А тут их сразу двое на одном полевом гектаре проросло.

– Я ее младший братишка! – улыбнулся курсант широко.

Ему нравилось, что его старшая сестра стала командиром роты на женском факультете. Это сразу открывало перед ним прекрасные перспективы. Он неотложно собирался по самой полной программе использовать свои нарисовавшиеся возможности.

– У тебя появится блат! – понизил заговорщицки голос Котэ. – Скажешь, что ты знакома со мной, и все твои проблемы в прошлом! Стоит тебе, краса, только щелкнуть пальчиками…

– А меня Сашей зовут… – потупилась Кошкина.

Даже самой себе Сашенька не хотела признаваться в том, что смазливый боец понравился ей с самого первого взгляда. И он, кроме всего прочего и в добавок ко всему, чем-то был похож на ее Николая Ивановича, отдаленно, может, местами и временами, лишь внешне, но все-таки похож. Только Котэ был намного моложе. Он был весел, с ним было легко и просто, с ним не надо было ни о чем думать, держать себя в напряжении, чего-то стесняться. С ним ей было удивительно спокойно и хорошо. А ведь знала она бойца Гиоргадзе всего лишь несколько минут.

– Ты, Сашенька, иди, столы протирай! – отослал Котэ заготовщицу в обеденный зал, чтобы она не смотрела на то, как он будет вместо нее перемывать посуду. – Времени зря не теряй…