– В этом случае, до свидания. Индейка была изумительной, – он так не съел и не кусочка. – Прошу в ближайшие дни не беспокоить меня. Боюсь, моя голова не выдержит той игры, которую вы затеяли.

– Не было никакой игры. Мы должны спасать себя и этот чёртов город!

Юлиан было всё равно. Он всё ещё помнил, где находился выход, поэтому безо всяких сомнений шёл в его сторону. Он проскользил мимо Джо, челюсть которого отвисла, а глаза округлились, но не обратил на это никакого внимания.

Юлиан вновь почувствовал влияние Ривальды – она дистанционно пыталась удерживать дверь. Но, это никоим образом не помешало Юлиану – то ли ему помогал внутренний демон, то ли сама Ривальда не очень сильно старалась.

За окном стояла ночь, но Юлиан был совсем не против прогуляться под луной.

– Думаю, ты был слишком резок с ней, – сказал Лиам Тейлор, заботливо наливая чай своему юному другу.

Юлиан попытался аккуратно взять чашку в руку, но, тем не менее, обжёгся.

– Резок? А как бы вы отреагировали, увидев живую покойницу? Вам часто доводилось видеть такое?

Несмотря на то, что прошло больше суток, Юлиан всё ещё не мог успокоиться. Он злился на Ривальду, и не мог выявить объективной причины для этого.

– Так же, как и тебе, единожды, – спокойно ответил Тейлор. – Я тоже был в шоке, но, в отличие от тебя, ожидал от неё чего-то подобного. Потому, по крайней мере, не потерял сознание.

– Так она была мертва или её смерть – всего лишь инсценировка?

Юлиан пытался выстраивать теории, объясняющие, как можно выжить после того, как вырвали сердце из груди, но ни одна из них не умещалась в рамках адекватности.

– Ни то, ни другое, – загадочно произнёс Тейлор. – Она как раз собиралась рассказать тебе, но ты хлопнул дверью и ушёл.

– Я был бы рад услышать от вас, а не от неё. Не могу, знаете ли… Должен радоваться, но сильно злюсь на неё.

– Думаю, она не простит мне этого. Ты должен поговорить с ней. Должен её понять. Не думаю, что последние полгода были для неё лёгким испытанием. Ей было куда тяжелее, чем нам, но она держится.

Тейлор был прав. Несомненно, Юлиан поговорит с миссис Скуэйн, но, на данный момент, он был совершенно не готов к этому.

– Выходит, вы знаете обо всём? О Молтембере, об Эрхаре, о Сорвенгере?

Юлиан оставил попытки выпить неостывающий чай, поэтому решил оставить чашку на несколько минут, вернув её на стол.

– Это я взорвал Центральные Часы Свайзаутерна. Только никому ни слова об этом. Но про Сорвенгера я узнал всего лишь пару недель назад, когда вернулась Ривальда. Я, как и все остальные, не помнил его. Не знаю, как ему это удалось.

– Вы считали меня за сумасшедшего, когда я пытался доказать его существование?

– Нет, – ответил Тейлор. – Я пытался во всём разобраться, но так и не смог. До возвращения миссис Скуэйн.

– Почему я его помнил?

– Ривальда обещала рассказать. В личной беседе.

Юлиан не рассчитывал на то, что Лиам раскроет секрете Ривальды раньше её самой, но обязан был попытаться.

– Сорвенгер является адептом Культа Халари, не так ли? Попытки завладеть городом являются частью большей игры, в которой он желает вернуть Отречённого?

– Возможно, всем этим он пытается отвлечь нас от чего-то. Если это так, у него получается. Но у нас в руках наше главное оружие – Ривальда Скуэйн. И Сорвенгер всё ещё считает её мёртвой, потому мы на шаг впереди.

Лиам попытался улыбнуться. В этот момент Юлиан наконец смог разглядеть их общую с Гаретом черту – тягу к оптимизму. Даже в самые сложные моменты они пытались улыбаться и находить причины для надежды.

Юлиан попытался глотнуть чая, но, он всё ещё оставался таким же горячим. Начинало казаться, что старший Тейлор заколдовал чашку.

– А что Гарет? – спросил Лиам. – Как себя чувствует? Не видел его неделю.

– Вот-вот должен вернуться с прогулки с Хелен.

Улыбка пропала с лица Тейлора.

– С ним всё в порядке?

– Пока да, но, я немного боюсь за него. Он очень счастлив, потому что обрёл Проксиму, но я не считаю это за хороший знак. Сила внутри него растёт в геометрической прогрессии.

– Что в этом плохого?

– Я опасаюсь, что его тело может не выдержать. Восемнадцать лет его организм жил без Проксимы, а теперь в нём её так много, что она буквально вырывается наружу.

Юлиан задумался.

– Ритуал извлечения Проксимы сработал в обратную сторону. Что, если вся Проксима, хранившаяся в филактерии, перешла к нему?

– Та, что принадлежала Хелен, Эриксену и мистеру Глесону. Я давно это понял. Для такого человека, как он, этого слишком много.

Несмотря на всю опасность ситуации, Лиам старался придерживаться спокойного тона. Это позволяло и Юлиану не поддаваться излишнему негативу.

– Но ведь можно как-то выкачать её из него? То, что принадлежит Хелен и Йохану, им вернуть, а Проксиму Уэствуда оставить Гарету.

– Если бы у меня на руках было практическое пособие, я бы уже сделал это. Но, к несчастью, такого не существует.

– Нам нужен филактерий. И знания, которыми обладает Сорвенгер. Мы видели, что Проксиму возможно не только извлечь из тела, но и ввести туда.

Робкая улыбка проскочила на лице Тейлора. Он собирался что-то ответить, но в этот момент дверь распахнулась, и в гостиную вошёл Гарет.

Он был ещё более свеж и воодушевлён, чем в прошлый раз. Юлиан хотел порадоваться за него, но слова Лиама не позволили это сделать.

– Привет, Юлиан, – махнул рукой Гарет. – Как дела? Меня ждёшь? До ужаса голоден, отец. Когда ужин?

Лиам и Юлиан переглянулись.

– Пойду что-нибудь приготовлю, – ответил старший Тейлор и удалился на кухню.

В гостиной повисло неловкое молчание. Юлиан не знал, как начать диалог.

– Как чувствуешь себя, Гарет?

Тейлор гневно нахмурил брови.

– Мне надоели эти вопросы. Я слышу их каждый день. Ото всех. Со мной всё в порядке. Отвечаю в последний раз.

Юлиан ожидал подобной реакции, но виноватым себя не чувствовал.

– Это не шутки.

– Вы снова с отцом меня обсуждали?

– Нет.

– Не лги мне. Мой слух обострился, и я всё слышал ещё на улице. Вы оба должны понять, что Проксима не убивает меня, а делает живым.

– Её слишком много.

– Не так. Это у тебя её слишком мало, а у меня в самый раз. Я бы мог создать себе стейк из молекул воздуха, но из уважения к кулинарным способностям отца не делаю этого.

– Невозможно создание чего-то из ничего. У магии есть три принципа – движение, разрушение и преобразование. Создание не входит в этот список.

– О создании и не идёт речи, – уверенно ответил Гарет, присев рядом с Юлианом. – Я про преобразование.

Юлиан ощутил редкое желание ударить Гарета. Его высокомерие начинало раздражать.

– Ты должен быть осторожен с этим.

Юлиан никогда не умел читать морали и напутствовать. Поэтому, он сомневался, что данная попытка окажется удачным.

Гарет взял в руку чашу Юлиана и едва ли не единым глотком осушил её.

– Как ты не понимаешь? – спросил он. – Я получил в руки самый настоящий подарок судьбы! Мечта всей моей жизни разом исполнилась. Во мне так много силы… Не три Проксимы. Кажется, что больше. Я не просто могу всё… Я и есть сила.

Юлиан слышал карикатурную речь злодея. Если Гарет иронизировал, то делал это бесподобно.

– Твой отец не считает, что это хорошо.

– Но он не знает наверняка. У меня всё под контролем, Юлиан. Сила не разрывает меня изнутри. Я в гармонии с ней. Если ты считаешь, что она туманит мой рассудок, то ты сильно ошибаешься. Я верну Йохану и Хелен то, что им принадлежит. Мне не нужно чужое.

Это немного успокоило Юлиана.

– Но ты не знаешь как, – произнёс он.

– Ты сам пять минут назад подкинул мне идею. Навестим Сорвенгера, заберём филактерий и получим инструкции по перераспределению Проксимы. По-моему, это безупречный план.

Юлиан всё ещё надеялся, что это ирония.

– Как ты намереваешься провернуть это? Это слепая и самоубийственная атака.

– Пойдём в лоб. Ты не представляешь, насколько я силён. Сорвенгер не представляет для меня никакой опасности.

– Он обладает ужасной силой…

– Которая и в подмётки не годится моей.

Гарет пафосно щёлкнул пальцами, после чего входная дверь резко отворилась, и в помещение вошёл Сорвенгер. Он был одет в строгий костюм – такие носят мэры, а в правой руке сжимал револьвер.

Юлиан вскочил с дивана и приготовился к битве, но, прямо на его глазах Сорвенгер покрылся пламенем и сгорел за несколько секунд. На том месте, где он стоял ранее, не осталось и пепла.

Обескураженный Юлиан обернулся и увидел улыбающегося Гарета, положившего ногу на ногу.

– Иллюзия? – спросил он.

– Реалистично, не правда ли? – засмеялся Гарет и снова щёлкнул пальцами.

Дверь вновь открылась, и в гостиной оказался всё тот же Сорвенгер – строгий мэр, сжимающий на этот раз в руке нож. Юлиан скрестил руки на груди, ибо на этот раз не ощущал никакой опасности.

Лицо Якоба застыло в изумлении, когда он понял, что начал охладевать. Тело мэра покрылось льдом и, после щелчка пальцев Гарета разлетелось на тысячи маленьких осколков.

– Это не смешно, Гарет, – строго произнёс Юлиан. – Ты не сможешь провернуть то же самое с настоящим Сорвенгером.

– Ещё как смогу. Он не сможет даже приблизиться ко мне.

После очередного щелчка пальцев Сорвенгер появился уже не в строгом костюме, а в самых настоящих доспехах. В правой руке он сжимал меч, а в левой – щит.

Это напомнило Юлиану серебряного рыцаря Халари. Сверкающий доспех, испепеляющий взгляд, зловещая походка – юноша буквально глядел в глаза страха. Но старался сохранять душевное спокойствие, потому что рыцарь был всего лишь частью иллюзии.

Подняв вверх руку, Сорвенгер что-то пробормотал, после чего на его ладони загорелись четыре шара – чёрный, голубой, красный и белый. Подавшись вперёд, он приготовился атаковать, но вновь напоролся на сопротивление Гарета.

Сорвенгер вновь застыл на месте, но на этот раз не сгорел и не раскололся. Его ставшие растерянными глаза лихорадочно бегали вправо-влево, пытаясь осознать, что за сила смогла его остановить, но, будто в упор не замечали улыбающегося Гарета.

– А так я выведаю все его секреты, – произнёс младший Тейлор. – Зачем ему Проксима, как он собирается возродить Халари и зачем ему ваза Артемиды.

Он верил в то, что говорил, но Юлиан не мог сказать того же самого.

Неожиданно облик Сорвенгера начал искажаться, будто он являлся частью телевизионной помехи, после чего благополучно развоплотился. Сзади послышался голос Лиама Тейлора:

– И думать не смей. Мы много раз говорили об этом.

– Я – единственная надежда этого города, отец! – подорвался Гарет. – Дай мне шанс.

– Я никогда не прощу себя, если не уберегу своего сына. Знаю, ты считаешь едва ли не гением, но, даже не представляешь, насколько хитёр Сорвенгер и каким арсеналом знаний обладает. Оставь это дело для взрослых.

– Вы то и дело и говорите «Оставь это нам» или «Мы во всём разберёмся». «Надежда есть». Вы только говорите, но ничего не делаете. Нам пора сделать решительный шаг. Атаковать врага его же оружием.

Лицо Лиама выглядело как никогда уставшим.

– Я всё сказал тебе, – произнёс он. – И думать не смей.

Несмотря на то, что Юлиан больше всех желал расквитаться с Сорвенгером, он был согласен со старшим Тейлором. Жизнь всячески намекала, что не стоит лезть на рожон.

Юлиан и сам многократно пытался противоборствовать этой системе. Он незаконно проникал в дом Грао Дюкса, начал безрассудную битву против Аарона, из которой хоть и вышел победителем, но никакого удовлетворения не получил, намеревался убить подозреваемого, но невиновного Ганса Сорвенгера.

Всякий раз это заканчивалось настолько плохо, что заставляло Юлиана не только жалеть о содеянном, но и раскаиваться.

Но, между тем, Гарет был прав – «взрослые» то и дело обещали во всём разобраться, но, вместо этого, сидели на месте.

Исключением не стала и Ривальда Скуэйн, к которой Юлиан всё-таки решился наведаться после просьбы мистера Тейлора.

– Вы сказали «с Сорвенгером»? Выходит, вы его помните?

– Конечно, помню. Ему удалось обмануть весь мир, но меня-то тут не было. Действие заклятья не добралось до Эрхары.

– Зато я был здесь. Но не забыл его. Почему я помню его?

– Как раз об этом я и собиралась тебе рассказать, но ты перебиваешь. Умнее не стал, зато стал куда более дерзким. Видимо, мне стоило вернуться раньше.

– Рассказывайте ужё. Всё. Как вы выбрались? Зачем выбрались? Как Сорвенгер всех обманул?

Появился Джо, налив собеседникам вина. Когда дворецкий покинул гостиную, Ривальда начала:

– Я погибла, и почти сразу оказался в пустынном, мрачном и холодном месте. Казалось бы, оно полностью состояло из черноты. Чёрные стены, чёрные полы, даже подобия чёрных деревьев. Я думала, что это ад, но потом меня поприветствовали демоны Люциэля и с чем-то поздравили.

– Люциэль? Так он существует?

– Я просила не перебивать меня. Демоны громко смеялись и говорили, что я здесь навечно. Отправили меня в тюремную камеру, в которой не было окон. Сначала ничего не было видно, и я думала, что ослепла. Но позже глаза привыкли, и я начала ориентироваться там. Я ожидала пыток, но никто не пытал меня. Я было обрадовалась, пока не поняла, что тьма и тишина – это и есть моя пытка. Мне даже сон не нужен был, потому что бестелесная душа в нём не нуждается. Это так же горько, потому что я не могла забыться даже там.

Иногда ко мне приходили демоны и смеялись надо мной. Рассказывали мне о самых плохих днях моей жизни, словно заставляя переживать их снова и снова. Внутри меня кипела злость, и в один момент я поняла, что, несмотря ни на что, у меня ещё остались силы. Я взяла в плен одного из демонов и сама стала пытать его. Я ставила ему условие, что готова отпустить его, если он устроит мне встречу с Люциэлем. Он всячески отпирался и клялся, что не способен на это, но я стояла на своём. В один момент он сказал, что есть способ.

Как ты понял, мы его использовали, и я оказалась лицом к лицу с Люциэлем.

– Как он выглядел?

– Ещё раз перебьёшь, и я закончу. Неважно, как он выглядел. Ужасный. Настолько, что описать это невозможно. Но я попросила его отпустить меня. Он смеялся, но я не сдавалась. Тогда он наконец-то предложил мне сделку. Люциэль отпустил меня, но взял обещание, что я приведу ему того, кого он ненавидит больше всего – Отречённого. Он почти всемогущий – ему не составило труда освежить моё разлагающееся тело и вдохнуть в него душу. Ни одного шрама, представляешь себе? Я как новая.

– Халари…

– Да, я была очень рада, когда узнала от Лиама о том, что ты знаком с историей о Люциэле и Халари. Это избавило меня от необходимости в сотый раз это пересказывать.

– Вы привели ему Отречённого?

– Ещё нет.

– Что будет, если вы не справитесь?

– Таким образом, мы подошли к нашей главной проблеме. Ничего хорошего не будет, потому что я заключила с ним особенную сделку. Скажем так, официальную. Если я её нарушу, разрушится проклятье, которое сдерживает Люциэля внутри Эрхары и… Он придёт к нам в гости. Могущественный. Злой. Голодный. Винящий в своих бедах всех нас. Боюсь, это будет конец. Почти для всего.

Юлиан не отвечал. Он ждал, что Ривальда рассмеётся и признается в том, что это шутка, но этот момент не наступал. В её рассказе не было и ноты зловещей серьёзности, потому Юлиану сложно было поверить в то, что вот-вот случится Апокалипсис или что-то в этом роде.

В жизни Юлиана случалось много неприятностей. Их частота увеличилась в последний год – почти возвращение Молтембера, лже-гибель Ривальды, козни Сорвенгера, смерть Уэствуда… Но то, что он слышал сейчас, выходило за рамки всего разумного.

– Вы же изъясняетесь абстрактно? – спросил он. – Вы не имеете в виду… Конец света?

– Я не знаю, каковы планы Люциэля. Но от его рассудка остались лишь крупицы. Он много тысяч лет провёл в Эрхаре, а это бесследно не проходит. Мы должны подготовиться к худшему.

– Но он же не выберется оттуда?

Робкая улыбка появилась на лице Ривальды, но тут же исчезла. Ей нечем было порадовать Юлиана.

– Я должна найти для него Отречённого. Одну из тех частиц, что сейчас находится на земле. Мой план сработал бы безболезненно, но болван Браво выпустил душу Меркольта из вазы Артемиды и, я полагаю, эта часть Халари на неопределённый срок упокоилась.

Юлиан ударил себя по голове.

– Это моя вина. Он унёс её у меня из-под носа.

– Рада, что ты это понимаешь. Но душа Халари была разбита на три части, потому у нас ещё имеются варианты. Но, не думаю, что они понравятся тебе.

Ривальда хотела сказать Юлиану что-то важное, и у неё ушло некоторое время для того, чтобы настроиться. Юлиан же ни к какому шоку и не готовился, потому что сегодня он узнал слишком много противоестественного для того, чтобы что-то могло его удивить.

– Люциэль назвал мне имя, подтвердив мои худшие опасения. Как иронично, что этот человек был мне знаком. Думаю, именно поэтому он и предложил мне эту сделку.

– Кто этот человек? Сорвенгер?

Ривальда отрицательно покачала головой.

– Нет, не он. Это ты, Юлиан.

Мерлин не сразу отреагировал. Он предпочёл сделать вид, будто ничего не понял, ибо это было единственным способом избежать истины.

– Повторите.

– Нет смысла повторять. Я думаю, ты и сам начал догадываться.

Юлиан настолько крепко сжал в руке фужер, что удивился тому, что не раздавил его. Эта женщина не отдаёт отчёта в своих действиях. Её разум оказался безнадёжно повреждён в Эрхаре, и она создала себе мир, в котором Юлиан является осколком самого Халари.

Отречённый – это нечто величественное. Настолько, что ему нет места в нашем скучном мире, и его судьба – оставаться на страницах книг с легендами.

– Вы лжёте, – стиснув зубы, произнёс Юлиан.

Но Ривальда не лгала. Юлиан видел это в её глазах. Кроме того, в них проявилось столь редкое сочувствие. Ей было жаль, но она не могла высказаться об этом прямо, потому что это нанесло бы удар по её холодному имиджу.

– Способности, которые начали в тебе проявляться, не появились из воздуха. Несчастья, которые происходили с тобой, активировали генетическую память, и ты начал вспоминать, кем являешься. В те, моменты, когда ты вытворял вещи невиданной мощи, ты был им. Тот самый внутренний демон, о котором ты всегда говорил и думал. Как ты думаешь, кем он мог быть?

– Внутри меня сидит Халари?

– Никто не сидит внутри тебя. Ты – это и есть он, рождённый без памяти о своей прошлой жизни. Ты – это Отречённый. Именно поэтому ты не знаешь класса своей Проксимы. Её скрыли для того, чтобы не вызывать резонанса. Тьма. Это ни в коем разе не плохо…

– Хватит! – Юлиан с силой ударил кулаком по столу. – Немедленно прекратите! Вы обвиняете меня в том, что я Халари! Я – Юлиан Мерлин, и никто другой! Я не причинял никому вреда! Не убивал невинных людей!

– Я знаю, что это трудно принять. Ты не обязан быть таким, каким был твой потомок. Ты – лишь часть его. Не самая худшая. Ты – его Слово, а самым тёмным осколком была Смерть.

Юлиан не слушал её. Он хотел отправить её в Эрхару, лишь бы ничего не слышать, и с трудом сдерживал порывы. Скуэйн несла бред. Она здесь не для того, чтобы помочь Юлиану, а для того, чтобы разрушить его жизнь.

Он закрыл глаза и увидел себя, висящего на кресте и яростно кричащего что-то в небеса. Это просто фантазия… Всего лишь фантазия. Такого с ним никогда не случалось. Халари – это сказка, а Скуэйн – фанатичка, которая в неё верит.

– Выполняйте же свою работу, – язвительно произнёс Юлиан. – Раскрывайте ворота в Эрхару и отдавайте меня Люциэлю. Пусть мстит мне за то, что я никогда не совершал. А сами наслаждайтесь жизнью, зная, что живёте, потому что предали меня.

– Ты идиот, – перебила Ривальда. – Я не отдам тебя Хозяину Смерти, клянусь.

– Отдадите. Если не хотите конца света, то отдадите. Вы же всегда так поступали. Прагматично.

– Прекрати.

– Нет! – Юлиан размахнулся и кинул фужер в стену. Он разлетелся на множество маленьких осколков.

Страсть бурлила внутри него. Он хотел не только провернуть то же самое со злосчастной индейкой, но и придушить столь некстати вернувшуюся Ривальду.

Скуэйн проследила за траекторией полёта фужера, но за этим не последовало никакой реакции. В любом другом случае она наказала бы Юлиана, но сейчас молчала, потому что не ощущала никакой власти над ним.

– Ты закончил? – спросила она, после того как Юлиан отдышался. – Не хочешь больше ничего разбить? Ничего страшного – я восстановлю.

Юлиан молчал. Он старался пропустить эту издёвку мимо ушей.

– Соберись же, – произнесла Ривальда и встала со стула. – Твоя судьба только в твоих руках. Если ты хочешь остаться Юлианом Мерлином – ты и останешься. Никто не заставит тебя пройти по тому пути, который тебе неприятен.

– Когда я всё вспомню, это уже не будет иметь значения.

Ривальда неспешно подошла к Юлиану.

– В таком случае, я тебе не позволю, – произнесла она. – Ты сомневаешься в моих способностях?

Юлиан повернул голову и заглянул в её глаза. Даже без былого блеска они оставались самыми яркими из всех, которые юноше приходилось видеть.

Она была настоящей. Живой. Той самой, по которой Юлиан горевал столько времени.

– Вы можете снова умереть, – ответил он и тоже поднялся.

– С меня уже довольно смертей. Я взяла на себя ответственность в виде воспитания Отречённого. Ещё осенью. Я не могу сказать точно, что мной тогда двигало, но всё это было не просто так. Я чувствовала что-то внутри тебя. И отныне это моё бремя.

Она никогда ранее не была такой откровенной, поэтому Юлиан не знал наверняка, можно ли ей верить. Но хотелось, потому что больше не на кого было положиться.

За последние месяцы Юлиан едва ли возвёл Ривальду в лику святых. Он считал её оплотом всемогущества, способным разрешить любую проблему. Теперь же она была рядом, и больше не казалась чем-то исключительным.

Ривальда Скуэйн была пусть и необычным, но человеком, а не богом. Она была ниже, чем казалось ранее. Её лицо не было безупречным. От неё не исходила аура ангельской энергии.

Но она оставалась последним человеком на земле, на которого можно было положиться.

– Всё будет хорошо, – выдавила из себя Ривальда и обняла Юлиана.

– Спасибо, что выполнили мою просьбу и остались живой.

Он чувствовал себя так, будто находится в объятиях матери. Маленьким мальчиком, которого недавно обидели, и он пытается найти утешения.

Должно быть, это стыдно? Нет. Злость покинула Юлиана, и он наконец-то почувствовал себя спокойно.

В этот момент Юлиан наконец-то уверовал в воскрешение.

Несколько дней ему не удавалось отделаться от состояния шока. Не каждый день приходится быть свидетелем воскрешения или узнавать о том, что ты – осколок бренной души Отречённого.

Это невозможно было принять в полной мере. Всю жизнь Юлиана обманывали – оказалось, что и его имя было ненастоящим. Он, обычный болван из Грунндебайтена, оказался настолько исключительным, что было неловко.

Юлиан ещё не осознавал, какой грех несёт на себе. Несмотря на то, что он ничего не помнил о прошлой жизни, это не освобождало его от ответственности. Халари много убивал и, несмотря на то, что он считал это за правое дело, его невозможно было оправдать.

Юлиан не мог поверить в то, что он такой же. Он не был святым и не только добро творил в своей жизни. Порой что-то толкало его на скверные поступки, но в душе ему всегда хотелось поступать правильно.

Он любил своих друзей, и ему причиняли боль их страдания. Он скорбел о смерти Ривальды и Уэствуда. Он искренне желал прогнать из города Сорвенгера.

Разве Халари был таким же? Разве в нём было что-то человеческое? Должно быть, Ривальда ошиблась, или Люциэль обманул её. Юлиан не тот, кто ей нужен. Он оставался всего лишь юнцом с посредственными способностями Проксимы.

Юлиан решил не думать об этом.

Он лежал на кровати и задумчиво смотрел в потолок, когда Магдалена ворвалась в дом. Она буквально светилась от счастья – летящей походкой пролетев мимо кухни, девушка едва ли не запрыгнула на Юлиана.

– Что случилось? – спросил юноша.

Та прикусила губы и поцеловала его. Юлиан не горел желанием предаваться страстным утехам, но Магдалена была более чем настойчива. С трудом отцепившись от её губ, он наконец-то выдохнул.

– Ты не представляешь, как сильно я тебя люблю, – произнесла Магдалена.

– Я тебя тоже, но в чём дело?

– Мой некролог о мистере Глесоне был замечен! Ректор Берлинского университета искусств пришёл в восторг и пригласил меня на собеседование!

Юлиан не знал, каким образом журналистика связана с университетом искусств, но решил, что должен порадоваться за свою девушку. Ведь он, в отличие от Отречённого умел это делать.

– Замечательно! – улыбнулся он. – Я всегда тебе говорил, что ты особенная. Ты согласилась?

– Я похожа на сумасшедшую? Конечно! Это билет в полноценную жизнь! Уже в понедельник я выезжаю в Берлин, а во вторник будет проходить собеседование! Я так волнуюсь, ты просто не представляешь… Со мной такое впервые! Если я ляпну что-то не то?

Однако, Юлиан плохо запомнил всё, что было сказано после слова «вторник». Он аккуратно отодвинул Магдалену в сторону и сменил положение с лежачего на сидячее.

– Почему именно вторник? – понуро спросил он.

– У них плотный график, и весьма проблематично…

– Ты забыла, что во вторник мой день рождения? Я очень рад за тебя, но ты не могла перенести собеседование на другой день?

Улыбка мгновенно исчезла с лица Магдалены. Казалось, она знала, что этот момент случится, но искренне надеялась, что не в этот раз.

– Мне очень жаль, Юлиан, но такой шанс выпадает лишь один раз в жизни. Неужто ты сам этого не понимаешь? Впереди у тебя много дней рождений, и я буду присутствовать на каждом из них.

Юлиан понимал, что она права. Но внутренние эмоции не позволяли ему принять это – он хотел видеть свою девушку на празднике, и не был готов принять отказ. Пожалуй, именно так и поступал Халари – настаивал на своём, не думая о благополучии других.

– А что дальше? – спросил он. – Если ты поступишь в университет, то что?

– Я исполню свою мечту.

– Ты уедешь в Берлин. На совсем. А я живу в Свайзлаутерне, если ты не заметила.

Позитивный тон разговора свернул явно куда-то не туда, но Юлиан уже не мог контролировать течение этой беседы.

– Я знаю, Юлиан. Но это всегда было моей мечтой. Если ты и впрямь хочешь быть со мной, тебя не отпугнёт расстояние. Я буду приезжать к тебе на выходные. А через три года, когда закончишь Академию, переберёшься ко мне в Берлин. Это не так долго.

– Это долго! Чертовски долго, Магдалена! Ты уверена, что сама это выдержишь?

Девушка пристально всмотрелась в лицо Юлиана. В последнее время в её глазах всё чаще и чаще проскальзывало разочарования. Ни она, ни он, не выдержат испытания расстоянием. Они не так сильно любили друг другу.

– Выходит, ты готов принести мою жизнь в жертву ради себя, да? Я права? Это у тебя с детства было всё, что ты хочешь. Любой твой каприз выполнялся по щелчку пальцев. И о будущем тебе можно не думать – всё за тебя уже решил сеньор Раньери. Моя же жизнь развивалась по совершенно иному сценарию. Я росла у Сестёр, а в семнадцать оказалась предоставлена сама себе. Без дома и семьи. Тебе никогда не понять, что это.

Она снова была права. Юлиан категорически отрицал свою связь с Отречённым, но прямо сейчас вёл себя настолько эгоцентрично, что невольно готов был признать эту горькую истину.

Дабы доказать и себе, и Ривальде чистоту своей души, он собрался с мыслями и ответил:

– Прости. Я и впрямь не подумал об этом. Отправляйся в Берлин, а я буду держать за тебя кулаки.

Магдалена едва заметно улыбнулась. Юлиан ожидал, что она снова накинется на него с поцелуями, но, вместо этого, она поднялась с кровати и отправилась переодеваться.

Несмотря на то, что Юлиан не только дал добро Магдалене на поездку в Берлин, но и понимал её правоту, его не покидало ощущение того, что его предали. В тот самый день, когда Юлиан хотел абстрагироваться от всего происходящего и провести вечер с самыми близкими людьми, его покинула та, в верности которой он не сомневался.

В последний день весны – как раз тогда, когда Юлиан отмечал свой восемнадцатый день рождения, он и Ривальда решили посетить могилу Уэствуда. Юлиан не был тут с момента похорон полицейского и ощущал по этому поводу стыд – ведь он обещал не забывать его, чтобы не случилась.

Могила заросла травой, но она была аккуратно подстрижена – видимо, не все, как Юлиан, забыли о Глесоне. Скромный могильный камень с инициалами покойного и датами рождения и смерти оставался единственным предметом, который нёс память об этом прекрасном человеке.

– Я предал его, – с грустью проговорил Юлиан. – Он сделал всё возможное для того, чтобы изобличить Сорвенгера, а я передал эти документы в руки врага.

– Думаю, ему неприятно.

У Ривальды не возникало мыслей поддержать Юлиана – она не изменяла самой себе.

– Моритц Зеннхайзер был изначально с ним в сговоре?

– Я вернулась всего две недели назад, и пока ничего не знаю. Но, думаю, так оно и есть – Зеннхайзер не смог устоять перед соблазном оказаться в городском совете.

– Подлец, – прошептал Юлиан. – Мерзавец. Как я мог доверять ему… Вы же разберётесь с ним? И остановите Сорвенгера?

Ривальда Скуэйн покачала головой.

– Сорвенгер победил, – ответила она. – Теперь он законный мэр этого города. Твоими стараниями.

Юлиан не понимал, обвиняет ли она его или нет.

– Проявите свою гениальность, миссис Скуэйн! Вы же для этого здесь!

– Всему своё время. Я думаю, на сегодня ты заслужил отдых. Не думай ни о чём и наслаждайся праздником. Когда ты будешь нужен, я сообщу тебе об этом.

Юлиан снова почувствовал себя пешкой в её руках. В этом было мало приятного, но, куда более отвратительным было решить всё самостоятельно и в одиночку бороться против суровых реалий этого мира.

Юлиан всё ещё не мог поверить в то, что Ривальда жива. Она погибла, и он видел это своими глазами. Но, в то же время, этими же глазами он смотрел на неё прямо сейчас и видел живой.

– Каким образом он смог заставить всех о себе забыть? – спросил юноша.

– У меня есть предположения на этот счёт, но я ничего не скажу до тех пор, пока они не станут фактами.

– Я заслужил знать всю правду. Откуда у него такая сила? Кто ему помогает? Связаны ли убийство мэра и нападения на моих друзей? Кем является мой двойник? Это метаморф, не так ли?

Ривальда реагировала на слова Юлиана без эмоций. Похоже, она выражала мысленный некролог в память покойного и наслаждалась свежим воздухом, о котором в последние месяцы не могла и мечтать.

– Если я что-то узнаю, непременно расскажу тебе, – ответила она. – Я здесь всего две недели и действую из тени. Никто, кроме тебя и Лиама, не знает о том, что я жива. Если Сорвенгер окажется осведомлён, мы окончательно проиграем. Повторяюсь, у меня есть предположения, но я ещё не уверена.

– Старая Ривальда Скуэйн не знала словосочетания «не уверена».