За минувшие дни Терри немного отошла и стала более разговорчивой. На ее щеки вернулся слабый румянец, голос зазвучал чуть звонче, а в синих глазах зажегся потухший было свет. Большую часть дня она проводила на заднем сиденье, уткнувшись в телефон или тихо переговариваясь с Лорой. По ночам они спали рядом или в одной постели.
Я был благодарен Лоре за помощь. Она держалась с поразительной выдержкой, как могла подбадривала Терри, садилась за руль, когда мне требовался отдых и заботилась о Робе. Сам он после нашей стычки сделался как потерянный ребенок и часто забывал о таких естественных потребностях организма, как сон или еда. С того времени он ни разу не сказал, что голоден или хочет пить и если бы Лора периодически не напоминала ему об этом, наверное, сам бы даже не вспоминал.
Когда она вставляла тарелку с едой ему в руки, поначалу он непонимающе смотрел на ее содержимое и только потом принимался послушно есть. Глядя на него в такие минуты, я подозревал, что он не осознает своих действий и наверняка не ощущает вкуса еды. Одним словом, присутствие и поддержка Лоры были неоценимо значимы для всех нас, но кое-что меня все же заботило. Уже несколько раз я поймал на себе ее странный взгляд.
Впервые это случилось на второй день. Тогда я случайно посмотрел в зеркало заднего вида и неожиданно встретился с ней глазами. Лора свои быстро опустила, но по ее смущенному лицу я понял, что она наблюдала за мной. Успев уловить в ее взгляде то, что интуитивно считываешь как проявление симпатии и влечения, тут же я догадался – вызван он не праздным интересом.
В тот раз я отмахнулся от этой мысли, решив, что мне могло показаться, но позже уловил ее взгляд снова. Внезапно для меня стала ясна ее робость в моем присутствии, а также желание ехать с нами. Прежде я воспринимал его как элементарную потребность спастись, однако теперь понял – была еще и скрытая причина. Лора явно испытывала ко мне некие чувства и открытием этим я тяготился.
Пожалуй, где-то в глубине души мне польстило ее внимание, но я отлично сознавал, что не смогу ответить ей тем же. Лора милая девушка и достаточно привлекательна внешне, вот только как бы я не старался, ничего кроме благодарности в себе отыскать не сумел. По этой причине я продолжал делать вид, будто ничего не заметил.
Увидев, что она до сих пор стоит рядом, с вежливой улыбкой я проронил:
– Ложитесь в постель, Лора. Утром опять ранний подъем, но обещаю, уже завтра мы будем в каком-нибудь безопасном и, хотелось бы верить, теплом месте.
Получив в ответ благодарно-застенчивую улыбку, я вышел на улицу. Ночь была тихой и звездной. От легкого мороза изо рта шел пар, кругом не раздавалось ни звука. Запахнув посильнее куртку, я закурил и надолго задумался о том, что ждет нас впереди.
Глава 34
Утром я пил чужой кофе в чужом доме. Перед этим я спал в чужой постели и мылся в чужом душе. В этом новоявленном мире больше не существовало собственности – все, что я имел, умещалось во вместительном багажнике моего автомобиля.
Я собирался отправиться к нему, как только рассветет. Пока что он ни разу меня не подвел, но не хотелось, чтобы в пути нас застигла врасплох какая-нибудь неожиданная поломка, а потому каждое утро я заглядывал под капот, внимательно всматривался во внутренности металлических механизмов, слушал работу двигателя, исследовал ремни и шланги на наличие трещин, проверял количество масла и так по кругу. Это стало своего рода ритуалом и сейчас я лишь дожидался восхода солнца, сидя в тишине чьей-то маленькой кухни.
За истекшие часы дом успел прогреться, поэтому здесь было тепло. Прислонив голову к дверце небольшого холодильника, я курил свою первую утреннюю сигарету, когда из комнаты, где спали Терри и Лора, появился Роб. Он провел очередную бессонную ночь у телевизора и теперь выглядел еще более растрепанным и осунувшимся.
Со дня гибели Айлин Роб перестал бриться, отчего лицо его густо покрыла седая щетина, над потускневшими глазами нависли тяжелые веки, кожа приобрела землисто-серый оттенок, а крупный нос как будто сделался еще внушительнее и странным образом подогнулся книзу. Я почти привык к его новому облику, но сегодня он был странно оживлен. Вопросительно взглянув ему в глаза, я предложил кофе.
Неопределенно мотнув головой, он отказался, но затем помявшись в дверях, спросил:
– Ты считаешь, в лагере мы будем в безопасности?
Я снова бросил на него взгляд, но на этот раз уже с удивлением. За минувшие дни он редко задавал вопросы, а кроме того, я бы не подумал, что в данную минуту его заботит безопасность. Вдобавок, с момента нашего спора он заговорил со мной впервые.
– Разве теперь можно на это рассчитывать? – криво усмехнулся я. – Всего лишь вопрос времени, когда они доберутся и сюда. Если никто не найдет способа их обезвредить или уничтожить, думаю, через месяц-другой нам снова придется бежать.
– Тогда какой в этом смысл?
Он разочарованно вздохнул и устремил взгляд за окно.
– Чтобы выжить, Роб. Я не теряю надежды, что рано или поздно их всех сотрут в порошок.
Отставив пустую кружку, я поднялся из-за стола. Снаружи наконец занялся рассвет и я намеревался прогуляться к машине, а после будить Терри с Лорой.
– А почему ты спрашиваешь? – проходя мимо него, поинтересовался я.
– Я ночью новости смотрел. Кое-что произошло.
Роб все так же безучастно глядел в окно, а в моем мозгу вдруг отчетливо щелкнула мысль, что сейчас он скажет нечто очень скверное. Я буквально почувствовал, как кишки внутри у меня сжались от дурного предчувствия, а по затылку пробежал холодный озноб.
– Не тяни, Роб. Что стряслось?
– Один из лагерей на севере.
– Ну? – поторопил я, так как он замолчал.
– На него напали. Тех тварей была целая толпа. Была паника и давка. Много погибло и много заразилось.
С каждой его отрывистой, будто нехотя проговариваемой фразой я ощущал, как все больше погружаюсь в оцепенение. Мысли лихорадочно крутились в голове и, наталкиваясь одна на другую, звонко бились о стенки черепной полости. По глазам Роба я видел, что он еще не обо всем мне сказал, но уже догадался в чем дело.
– Марта?
Я сам не понял, как выдохнул ее имя и почему оно было первым, что пришло мне на ум.
– Точно не знаю, – вяло протянул он, – но позавчера вечером она была там. Я как раз смотрел выпуск новостей с ней. Она рассказывала про…
Я уже не слушал. Не говоря больше ни слова, тяжело развернулся и вышел за порог дома. Очутившись на улице, в состоянии полной прострации добрался до машины, завел мотор и выехал на дорогу.
Сжимая в руке телефон, я гнал по безлюдным улицам, колесил вдоль осиротевших домов, сворачивал в кривые переулки, петлял вокруг городского парка, заезжал на парковки магазинов… В поисках сигнала связи, я изъездил этот чертов городишко вдоль и поперек. Мне хотелось узнать все самому.
Несмотря на то, что порой меня раздирало от желания увидеть ее лицо и услышать ее голос, за прошедшие два с половиной месяца лишь однажды я смотрел ее репортаж. Это было в тот день, когда я влез на холм у дома Дэвисов. Тот самый холм, где теперь похоронена Айлин.
Тогда я хотел убедиться, что с ней все в порядке, в остальное же время успешно боролся с желанием набрать в строке поиска ее имя. Особенно сильно это желание накатывало по ночам, когда я просыпался от своих кошмарных снов, но даже в те моменты мне удавалось его перебороть. Наверное, я чувствовал, что если позволю себе это сделать, меня окончательно снесет волной неутолимой, загнанной вглубь подсознания тоски.
Разглядев, что на экране высветился значок соединения с сетью, я резко затормозил, вцепился непослушными пальцами в телефон и начал искать. Открывая страницу за страницей, жадно вглядываясь в расплывающиеся буквы, набирая в поисковике запросы с ее именем, я смотрел каждое всплывающее видео, а меня тем временем все сильнее охватывало чувство нервного напряжения. Сигнал был слишком слаб и требовалось нечеловеческое терпение, чтобы дождаться, когда откроется каждая следующая вкладка. Ежесекундно мне хотелось ударить телефоном об руль, как будто это могло увеличить скорость загрузки и лишь усилием воли я удерживался от того, чтобы не вышвырнуть его в окно.
Спустя полчаса я сидел и будучи не в силах пошевелиться, тупо пялился в пустоту. Где-то в районе солнечного сплетения нарастал болезненный ком, в голове стояла звенящая пустота. Со вчерашнего вечера Марты нигде не было. Последний репортаж она действительно вела из лагеря, на который ночью обрушилась толпа инфицированных, но даже если предположить, что она покинула его до того, как все произошло, ни от нее самой, ни от ее коллег вестей я не обнаружил.
По съемкам, выложенным в сеть теми, кому удалось выбраться, там произошла настоящая мясорубка. Твари пришли с разных сторон. Их было не меньше двух тысяч и, несмотря на выстрелы и высокие заграждения, все они шли напролом. Ублюдки бросались на живых, заражая всякого, кто встречался у них на пути. Военные до последнего вели по ним огонь на поражение, но поняв, что не справляются – уехали, прикрывая лишь тех, кому посчастливилось спастись.
На руку им сыграла и мгновенно охватившая толпу паника – обезумевшие от ужаса люди беспорядочно бежали в разные стороны, сбивались с ног, падали, давили друг друга. В попытке найти спасение многие из них не разбирались, кто стоит у них на пути и сносили любого, будь то такой же человек или зараженный. В том лагере находилось около пяти тысяч поселенцев, среди которых было множество женщин и детей. Самые слабые погибли в первую очередь, скольким удалось выжить оставалось неизвестным до сих пор.
Еще очень долго я сидел, уронив голову на руль. Я не думал ни о чем конкретном и в то же время в мозгу копошились сотни различных мыслей. Среди них были мысли о погибших людях и этой внезапной, четко скоординированной атаке инфицированных, однако основная их доля приходилась, конечно, на Марту.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем сквозь шум в ушах до меня донесся звук звонящего телефона, но только спустя минуту я нашел в себе силы поднять голову и посмотреть на экран. Звонок исходил от Терри.
– Детка, я скоро приеду, – севшим голосом пробормотал я, после чего сразу нажал отбой.
Бесцельно пялясь в пространство, еще какое-то время я просидел на одном месте, а затем завел двигатель и поехал назад.
Оказалось, что Терри и Лора давно проснулись и теперь с волнением дожидались меня. Связи ни у кого из них не было, поэтому чтобы дозвониться, им тоже пришлось блуждать по переулкам вокруг дома. Там я их и встретил. Обе выглядели обескураженными и напуганными. О нападении на лагерь они уже знали.
К конечной цели нашего утомительного путешествия мы добрались далеко за полдень. На дорогах происходило настоящее столпотворение, приходилось подолгу стоять в пробках. Помимо того, на бесчисленных блокпостах нас ждали проверки, досмотры и гора идиотских вопросов. Все было как и два с лишним месяца назад.
От происходящего во мне зрело чувство слепой ярости. Не в силах сдерживать себя, я стучал кулаком по рулю и разражался матами на подрезающих меня других водителей. После того, как я чуть не взорвался, споря с очередным парнем в военном обмундировании, Лора мягко убедила меня пересесть на заднее сиденье.
Теперь в машине стояла еще более гнетущая атмосфера. Разглядывая хаос на улицах многомиллионного города, я со злобой смотрел в окно и то, что я там видел, повергало меня глубочайший шок. Он очень переменился с тех пор, как я впервые побывал здесь несколько лет назад.
Тогда город напоминал гигантский организм с четко отлаженной работой органов, по артериям которого в строгом порядке движутся потоки людей и машин. Он ошеломлял высотой небоскребов, красотой и величием архитектурных объектов, буйством звуков и запахов, а также особым, только ему присущим темпераментом. Создавалось впечатление, будто он никогда не затихает, а на его наполненных неисчерпаемой энергией улицах в любую секунду происходит какое-то новое событие. Сейчас все изменилось.
Город был такой же огромный и шумный, но теперь это был другой шум. Панический. Оглушающий. С примесью надвигающейся опасности и страха.
Все здесь гудело, словно в клокочущем жерле ядерного реактора, а сам он походил на клубок свившихся в безудержной брачной вакханалии змей. Улицы были охвачены беспорядками, баррикады из бетонных блоков и военная техника перекрывали движение, горы мусора и отходов источали жутчайшую вонь, а разношерстное, большей частью озлобленное и воинственно настроенное население добавляло его облику сюрреалистичности.
Внутри его рубежей все боролось за место под солнцем, был занят каждый свободный клочок земли. И люди, и животные спали где придется – на тротуарах, на лавочках, на остановках, даже возле мусорных баков… Приехав сюда, мы угодили в подлинную клоаку.
Наблюдая за творящимся снаружи безумием, я сжимал в руках телефон и ежеминутно проверял сигнал связи. Он отсутствовал с тех пор, как мы проехали последний блокпост. О Марте по-прежнему не было вестей.
К середине дня стало известно, что из пяти тысяч человек спастись удалось примерно одной трети, а ряды зараженных всего за какую-то ночь пополнились тысячами свежих, готовых на все новобранцев. Их уже никто не считал, поскольку эпидемия достигла беспрецедентных масштабов, но по самым скромным оценкам эта цифра приближалась к трем миллионам. Я не хотел думать о том, что Марта, возможно, стала одной из них.
Давно уже я со всем смирился и даже не рассчитывал когда-нибудь еще увидеться с ней, однако предположение, что она мертва или превратилась в свирепую тварь, было невыносимым. Два месяца назад я запретил себе вспоминать о ней и, как мне казалось, неплохо справлялся, теперь же во мне словно прорвало плотину. Мысли хлынули в голову сносящим все на своем пути потоком и это приводило в отчаяние.
С трудом я боролся с желанием развернуть машину и мчаться на север, чтобы попытаться ее отыскать. Мне хотелось отыскать ее, чтобы просто убедиться, что она жива и я буквально сходил с ума от того, что не могу этого сделать. Также как не смог остаться с ней два месяца назад. «Не смог или не захотел из-за своего гребаного упрямства, Джон?» – чувствуя как горечь и сожаление подступают куда-то к самому горлу, в который раз за прошедшие часы спросил я себя.
– Папа, – тихо позвала меня Терри. – Ты думаешь, она не смогла убежать?
Она сидела рядом и, открыв от изумления рот, смотрела в окно, но, по всей видимости, выражение моего лица чересчур живописно отображало мысли, копошащиеся у меня в голове. Терри снова меня удивила. По старой привычке я считал ее всего лишь ребенком, однако сейчас вдруг понял – она знала о Марте. Она ничего не говорила и ни о чем не спрашивала, но оказывается все понимала.
– Не знаю, Терри. Хотелось бы верить, что смогла. Может, позже появится связь…
Не успел я закончить фразы, как в ту же секунду на нашу машину налетел грязный, оборванного вида бродяга. Ожидая зеленого сигнала светофора, Лора стояла на перекрестке, но едва она тронулась с места, как он выпрыгнул откуда-то сбоку, стукнулся об лобовое стекло, затем отлетел в сторону и тотчас подбежал вновь. Положив на капот руки, оборванец впился в Лору горящими безумием глазами.
Его голова была чудовищно заросшей, лицо с нездоровым, бледно-желтым оттенком кожи кривилось в гримасах сумасшедшего, а гнилой, слюнявый рот бессвязно выкрикивал:
– Они близко! Близко! Спасайтесь!
– Чертов придурок! Проваливай! – приоткрыв окно, крикнул я.
– Они придут! Придут! Скоро на землю опустится тьма и все вы вступите в царство Сатаны! Скоро вам всем настанет конец! – продолжал истерически выкрикивать он. – Их приход уже близок! Вы должны узреть истину! Только истинные Его последователи получат спасение!
Выйдя на дорогу, я направился к нему. От бродяги исходил нестерпимо едкий запах мочи и дерьма, а покрытые коркой грязи руки сжимали пачку листовок. По-прежнему неся бессвязный бред, он протягивал мне одну из них.
Я попытался его отогнать, но поняв, что слова не действуют, с отвращением схватился за его замызганную куртку и отшвырнул к обочине. Свалившись в кучу мусора, он продолжал вопить про конец света и спасение только для избранных, а я открыл дверь со стороны водителя и грубо выпалил:
– Будет лучше, если я поведу!
Взглянув на меня так, словно я залепил ей пощечину, Лора торопливо выскочила из машины и пересела на заднее сиденье. Сев за руль, я с ревом рванул с места.
– Папа, кто он? – спросила Терри, круглыми глазами глядя на то, как чокнутый оборванец опять поднялся на ноги и прыгнул уже на другую машину.
– Какой-то свихнувшийся религиозный фанатик, детка, – все еще находясь на взводе, ответил я. – Держись от таких подальше.
Спустя минут пять я немного остыл и сразу осознал, что повел себя с Лорой неоправданно грубо. Посмотрев в зеркало заднего вида, я уловил на ее лице несчастное выражение. С пунцовыми от стыда щеками она сидела, забившись в угол сиденья и неподвижно смотрела в пол.
– Простите, Лора, – негромко произнес я. – Я не хотел вас обидеть.
Скорбно поджав губы, она ответила:
– Все в порядке, мистер Уилсон. Наверное, все мы просто очень устали.
Еще через полчаса мы подъехали к лагерю.
Глава 35
– Приятель, мест нет, понимаешь? Все забито под завязку, – услышал я, продравшись сквозь толпу к воротам лагеря. – Я бы рад помочь, но народу тут уже как сельдей в бочке. Шагу не ступить, чтобы не натолкнуться на чью-нибудь недовольную рожу.
Я разговаривал с темнокожим военным, тщетно убеждая его впустить нас на территорию убежища. Вокруг бурлило скопище людей, которые так же, как и мы, стремились попасть внутрь. Некоторые из них жили прямо тут, разбив палатки под высокими стенами ныне не действующего металлургического завода.
Его, как и многие другие промышленные объекты, в срочном порядке переоборудовали в укрытие от зараженных. Из-за монолитного, неприступного на вид забора выглядывали гигантские дымовые трубы и плоские крыши заводских цехов. По периметру была натянута цепь колючей проволоки, а через каждые пару сотен метров располагались свежесооруженные, щетинившиеся автоматами охранников караульные вышки.
– Вот же дерьмо!
Прикурив сигарету, я разглядел вдалеке Роба, сидящего в машине с уже привычным отрешенным видом и Лору, стоящую возле. На ее лице по-прежнему сохранялось скорбное от обиды выражение. «Не стоило грубить ей», – с запоздалым сожалением подумал я и задумался о словах, что скажу им, когда вернусь ни с чем.
– Только прибыли? – поинтересовался у меня военный и тоже потянулся к карману за пачкой сигарет.
Он вместе с еще пятью своими товарищами стоял у проходной, охраняя подступы к воротам от беженцев, но был единственным, кто делал это без снисходительной надменности. Парень был молод и, по всей вероятности, совсем недавно поступил на военную службу. По его сочувственному взгляду было видно, что он еще не успел приобрести присущую этому классу общества циничность и закостенелость, не утратил отзывчивости и сострадательности, свойственных обычным людям.
– Да, час назад, – угрюмо ответил я, но заметив, что слушает он меня с внимательным участием, добавил: – Пять дней сюда с юга тащились. Не думал, что здесь такое творится. Там пока потише.
– Ну, это пока. Я слышал, туда уже тоже добрались. – Я кивнул, а он поправил сползающий на лоб защитный шлем и выудил из кармана сложенную в несколько раз карту города. – В пяти километрах отсюда есть еще один лагерь. Его недавно построили, попробуй узнать там. Ничего не обещаю, говорят, у них тоже все забито, но попытаться можно.
Он указал на карте направление, куда ехать и, словно оправдываясь, произнес:
– Сейчас многие ночуют, где придется. Сам видишь, город переполнен, того и гляди, лопнет как чертов мыльный пузырь, а люди все прибывают. Скоро даже дышать станет нечем.
– Выходит, когда те твари доберутся сюда, живущие на улицах заразятся в первую очередь? – спросил я с усмешкой. – И как думаешь, куда они нацелятся потом?
– Кто знает… – пожал он плечами. – Стены у нас высокие. Выстоят. Сейчас вроде оборудуют еще пару убежищ, но ты же понимаешь, на всех мест все равно не хватит, так что советую постараться куда-нибудь втиснуться. – Немного помолчав, он прибавил: – Вы вовремя приехали. Подозреваю, в ближайшее время город полностью закроют на въезд.
– Вот как?
– Ага. Черт-те что творится! – Презрительно сплюнув на землю, он глубоко втянул в себя сигаретный дым и выпустил обратно через широкие ноздри. – Если не удастся устроиться в лагере, рекомендую поискать другое укрытие или на крайний случай спуститься в метро.
– Я рассчитываю, что до этого не дойдет, – безрадостно посмеялся я, – но за совет спасибо.
– Да без проблем, приятель. Желаю удачи.
На улице тем временем быстро темнело. На часах было всего лишь без четверти пять, а дневные краски уже начали меркнуть, уступая место дымным, быстро наползающим сумеркам. Небо приобрело густой темно-синий оттенок и лишь над горизонтом, виднеющимся в зазоры между высотными зданиями, алела размытая закатная полоса. С океанского залива дул несильный соленый ветер. Смешиваясь с дымом костров, что жгли живущие поблизости люди, он разносил по округе дразнящий ноздри запах.
Если бы не обстоятельства, что привели меня сюда, я бы назвал его запахом беспечности и свободы. Он напоминал мне о прошлом. О юности, о тех простых вечерах, когда мы с друзьями вот так же собирались у костра, пили пиво, болтали на самые разные темы, смеялись, шутили, слушали музыку, обнимали девушек. Напоминал о наших с Робом поездках к реке, когда ночами напролет мы сидели над удочками и вели неспешные задушевные разговоры. Еще он почему-то напоминал мне об Анне.
Теперь казалось, что все это происходило в чьей-то другой жизни – будто я подсматривал за кем-то в замочную скважину, а потом вдруг решил, что эти воспоминания принадлежат мне. Странное чувство. Горько усмехнувшись, я распрощался с разговорчивым охранником и направился к машине.
– Что будем делать? – спросил я Роба, пересказав перед тем все, что смог выяснить.
– Откуда я знаю? Это ведь была твоя идея притащить нас сюда.
Приняв свою равнодушно-отрешенную позу, он отвернулся к окну, давая тем самым понять, что его мало заботят мои проблемы. Это привело меня в гнев. Стукнув ладонью по приборной панели, я вне себя заорал:
– Роб, черт тебя возьми! Я же не могу в одиночку думать за всех! Приди наконец в себя!
Не дожидаясь его реакции, я завел мотор и так резко нажал на педаль газа, что шины издали протяжный жалобный визг. Роб молчал и продолжал таращиться в окно. Он вообще никак не отреагировал ни на мой окрик, ни на выходку с резким стартом.
– Черт! Прости, Роб! Прости! Я на взводе, – глядя прямо перед собой, проронил я. – Лора, и вы простите. Я не хотел на вас орать. Сейчас попытаемся прорваться в другой лагерь, а если не выйдет, придется или искать что-то другое, или ночевать в машине.
– Ничего, Джон, – не поворачивая головы, обронил Роб, затем вдруг усмехнулся и желчным тоном добавил: – Надеюсь, она сумела выбраться.
Я с удивлением посмотрел на него, но не получив ответного взгляда, промолчал. Мне была непонятна эта усмешка и тем более непонятен его тон, но я решил не задавать вопросов. Потом. Все потом. Для начала нужно отыскать ночлег, а заодно и чертову связь.
В семь вечера, когда над землей уже нависла холодная безлунная ночь, мы спустились в одну из старых станций метро на северной окраине города и обнаружили там около сотни человек. Зрелище, представившееся нашим глазам, было жалким. Здесь находились женщины, совсем маленькие дети, старики и даже один мужчина в инвалидном кресле. Кто-то сидел на одеялах, у некоторых имелись спальные мешки, но большинство расположились прямо на полу или станционных путях. Все эти люди приехали из разных уголков страны и подобно нам, не смогли пробиться ни в один из укрепленных лагерей.
Здоровые мужчины тут тоже были. Небольшой группой из примерно двадцати человек они стояли у самого входа и что-то шумно обсуждали. Почти все были вооружены. Когда, растерянно озираясь по сторонам, мы появились внизу, некоторые из них проводили нас любопытствующим взглядом, но вопросов задавать не стали.
Спустились мы как раз вовремя. Сразу после нашего прихода они закрыли на замок железные решетчатые ворота и завалили вход старыми покрышками и мешками с песком. Я обратил внимание, что туннели, по которым некогда ходили поезда, уже завалены ими наглухо.
Помещение станции было просторным, но обшарпанным и грязным. Стены покрывала белая, местами отвалившаяся кафельная плитка, с выщербленного от сырости потолка брезжил блеклый желтоватый свет. Он обнажал всю неприглядность нашего случайного пристанища, будто намеренно напоминая о безысходности ситуации, в которой мы по моей вине оказались.
Платформ на станции было две и сюда с легкостью вместились бы еще человек пятьдесят, но все лучшие места, конечно, оказались заняты. Кое-как устроившись на небольшом пятачке у входа в дальний туннель, мы скинули в кучу принесенные спальные мешки и теплые одеяла.
– Пап, я хочу есть, – подала голос молчавшая до сих пор Терри.
С опасливой подозрительностью она смотрела на происходящее вокруг и не верила, что мы действительно проведем сегодняшнюю ночь в этом сыром подземелье. Я и сам до конца не верил, но попытка найти пристанище в лагере не увенчалась успехом. Так же безрезультатно завершились все усилия по поиску свободного отеля.
Достав из рюкзака банку консервированного тунца, я быстро ее вскрыл и передал дочери. Консервы за последние пять дней стали нашей обыденной пищей. У меня их имелся внушительный запас, к которому прибавились припасы из оставленного на юге пикапа Роба, но я не хотел даже думать о том, что будет, когда они подойдут к концу.
– Мы правда будем спать здесь? – с набитым ртом поинтересовалась Терри.
Орудуя вилкой, она с аппетитом поглощала содержимое консервной банки и закусывала хрустящим пшеничным хлебцом. Как и она, все мы были ужасно вымотаны и голодны. От усталости у меня ломило спину, затылок казался тяжелее пудовой гири, а желудок сводило от желания как можно скорее проглотить кусок чего-нибудь съестного.
– Да, Терри. К сожалению, у нас нет другого выбора. Ты же видела, на сегодня мы испробовали все варианты, так что эту ночь придется потерпеть, а завтра что-нибудь придумаем.
Вскрыв вторую банку, я отдал ее Лоре. Обессиленно закрыв глаза, та привалилась спиной к грязной стене и, казалось, спала. Роб тоже выглядел измотанным. Хотя теперь таким он выглядел всегда.
Произнесенными словами я хотел подбодрить дочь, однако понятия не имел, что делать дальше. Когда я задумал ехать к восточному побережью и предположить не мог, что тут творится на самом деле. Я знал, что город переполнен и никто не станет встречать нас с распростертыми объятиями, но тем не менее рассчитывал пробиться под защиту одного из укрепленных лагерей. Сегодня стало ясно – мой план с треском провалился. Каждый, кто приезжал сюда, выживал как умел и был в ответе только за себя самого.
Наспех проглотив свою порцию тунца, я оставил Терри с Лорой и Робом, а сам направился к воротам, чтобы побольше разузнать об обстановке в городе. Там до сих пор проходило что-то вроде собрания жильцов. Один из них взгромоздился на огромную покрышку от грузовика и, возвышаясь над остальными, с убедительным видом толкал какую-то речь.
Широко расставив длинные ноги и скрестив руки на груди, он стоял в позе человека, который абсолютно уверен в себе. По тому, как присутствующие окружили его тесным кольцом, можно было сделать вывод, что он у них за главного. И действительно, пока он говорил, все глаза и уши были обращены в его сторону.
На вид ему было всего лет тридцать, однако он производил впечатление толкового и смышленого парня. Голубые глаза из-под высокого гладкого лба смотрели на окружающих с пытливым спокойствием, а движения тела казались твердыми и решительными. Оценив его прямую осанку и крепкое сложение, я пришел к мнению, что когда-то ему довелось служить в армии.
Подойдя ближе, я стал вслушиваться в разговоры. Парень, которого про себя я окрестил Сержантом (манерой держаться, короткой колючей стрижкой и даже одеждой тот и впрямь походил на военного), уже закончил говорить и теперь вокруг него стоял невообразимый галдеж. Из него я разобрал, что собравшиеся ошеломлены ночным нападением на севере и в данный момент обсуждают дальнейшие планы.
Все они говорили нестройным разноголосым хором, но из общего гама можно было выделить три основные идеи. Кто-то предлагал штурмом пробиваться в ближайшее укрытие, кто-то выкрикивал предложение подыскать более надежное место, но находились и те, кто считал, что оставаться в подземной станции метро будет безопаснее всего.
– Тише!
Призывая всех к спокойствию, Сержант, стоящий на своем возвышении, как судья на трибуне, поднял правую руку вверх. «Ему только судейского молотка и мантии не хватает», – подумал я, но все же мне было интересно услышать, о чем он скажет.
– В запасе у нас от силы месяц, потом те зараженные уроды доберутся сюда. Надежды на то, что наши задницы будут спасать военные нет, поэтому мы должны позаботиться о себе сами.
– Верно! Правильно говоришь, Митчелл! В жопу военных! – раздались отовсюду одобрительные возгласы.
– Итак, вот что я предлагаю, – обведя присутствующих неторопливым взглядом, продолжил он. – К черту попытки попасть в лагерь. Мы должны объединиться и держаться вместе, но проблема в том, что нас тут слишком много. Притом с нами одинокие женщины и дети, о которых тоже кто-то должен позаботиться, а потому я считаю, что пора оставить эту станцию и поискать другое, более надежное укрытие.
Он замолчал и снова обвел всех по очереди испытывающим взглядом. Многие согласно ему кивали и выкрикивали слова поддержки, однако были и те, кто стоял в угрюмом молчании.
– Завтра я, Чарли и ты, Эдвардс, будем шерстить город в поисках укрытия, которое сгодится для такого количества людей, – вновь заговорил он. – Нет возможности попасть в лагерь, защищенный военными, значит создадим его сами!
– Это все замечательно, но где мы найдем укрытие, Митч? То, что могло бы сгодиться, давно занято. Мы должны остаться здесь, – выкрикнул кто-то из сторонников жизни в метро.
– Тут полно лазеек, которые мы не в состоянии контролировать и охранять, Моррис. Туннели мы завалили, но этого недостаточно. К тому же отсутствие водопроводной воды делает невозможным прятаться здесь долгое время, – спокойно возразил Сержант. – Как я уже сказал, мы трое ищем подходящее укрытие, а ты и еще шестеро добровольцев перетряхивают все закоулки в поисках припасов и оружия. Тащите сюда все, что может сгодиться в качестве еды, топлива, стройматериалов и защиты. Остальные охраняют эту станцию от чужаков и, если потребуется, дают отпор. Мародеров сейчас везде полно. Все ясно? Вопросы?