Сын Нила

Смешная мысль, если подумать. Как будто бы Аменхотепу нечем больше выделяться! Молодой мужчина, стоящий на носу ладьи усмехнулся. По водной глади за кортежем принца волной плыли крокодилы и змеи, солнечные лучи казалось притягивались к коже Наследника, создавая ощущение сияния, а корзины рыбаков, что на удачу касались борта королевской ладьи, были полны богатым уловом. Бог Нила посетил свои владения, и под рукой его да прибудет страна в благополучии. И да будут уничтожены враги его и возвышены следующие за ним, ибо такова воля его. А глупые люди, что смеют считать величие принца лишь обманом, обмануться и без его участия. Ибо ложь бывает правдой, особенно если эту ложь скажет истинный бог.

Восстание

Однажды в Фивы пришёл старый богатый грек, что назвался философом. Он сидел на площади и громогласно рассуждал о природе вещей, истоках бытия и сути рода людского. Он говорил, что лишения и борьба закаляют человека, и что лишь познавший нужду поможет другому обездоленному.

Египетский принц как никто другой знал, что это полная ерунда. Лишь насытившись и почувствовав себя в полной безопасности, можно решиться помогать другому. Все те, кто жертвовал деньги не влиятельным храмам, а бедным и мелким, кто помогал детям и старикам, не имевшим к их семье никакого отношения, кто на равных общался с бедняками, все они поголовно были теми, кто поднялся на самую вершину. Вершину, что оказалась для них широкой и плоской, не то что для Аменхотепа, вынужденного цепляться из последних сил.

Даже жрецов не минула эта участь. Служители Атума шли за принцем не только потому, что увидели в нём воплощение своего Солнечного Змея. Отнюдь, очень мало из них действительно чувствовали силу опасной рептилии. Они шли за принцем, потому что он пообещал им отсутствие других богов, даже богов-солнц. И лишь после они убедились и поверили в Наследника, когда он явил им чудеса вод и небес.

Но именно эти чудеса, что принц щедро демонстрировал во время путешествия, стали последней каплей для других жрецов – тех, чьи боги были на вершине сейчас. Первым неладное заметил Омфис, когда рассказал о внезапных трудностях в получении небольших послаблений от местных жрецов. Потом к Наследнику пришла супруга, взволнованная предсказанием своих жриц о скорой «битве богов на земле». А потом к ним на ладью явилась Беренмут. Без предупреждения, приглашения и тем более разрешения.

Никому ничего объяснять жрица Исиды явно не собиралась, она лишь скромно и довольно мрачно со всеми поздоровалась и скрылась в шатре своей старшей сестры и явно намеревалась провести там какое-то время в одиночестве. Но у Аменхотепа были другие планы. В первую очередь он был крайне раздражён – бесцеремонность жрицы била в собственный авторитет Наследника. Одно дело, когда в ночи в приватной беседе на ступенях храма жрица ведёт себя угрожающе, а совсем другое, когда на его собственной ладье во время традиционного плаванья Наследника.

Беренмут пошла на контакт неохотно и только с человеческой частью – почему-то Змея эта странная девушка полноценной личностью признавать упорно отказывалась. Выслушав претензии Аменхотепа и согласной с ним Нефертити жрица согласилась и дала разрешение рассказывать о её пребывании здесь всё, что Наследник с супругой захотят. «Хоть собственной жрицей объявите или второй женой, мне всё равно. Но уйти, принц, не уйду. Рано мне»

Такое поведение настолько отличалось от стандарта, что Аменхотеп решил… просто махнуть на это всё рукой. Беренмут не интриговала, не указывала куда плыть, даже не мелькала среди свиты, а потому он просто оставил её в покое. Мало ли что могло прийти в голову жрице Исиды. Всё-таки богиня даже из мира богов влияла на своих последовательниц, делая их такими же бунтарками, какой была и сама троноподобная.

А потом был Мемфис, собрание жрецов, ведомое Верховным и обвинение Наследника в святотатсве. Бадру смотрел на Аменхотепа со смесью жалости и презрения, чем неимоверно бесил принца. Жрецы читали молитвы и заклинания, быстро и умело подавляя своих коллег из Иуну, а магия Змея мало помогала в реальном бою – чудеса может и могли поражать людей, но требовали подготовки и времени. А заклинания Бадру и его приспешников наоборот.

– Это бунт против династии? – Эйе высокомерно вскинул голову, первым из свиты открыто вставая рядом с обвиняемым Наследником.

– Это защита страны, господин Эйе. Мне жаль, но даже Фараон признал, что лучше прервать династию, чем отдать Корону демону. Мне самому бы не хотелось в это верить, но увы все наши гадания… – многословно начал объяснять один из пришедших жрецов.

– Меня предал отец?! – с трудом сдерживаясь от того, чтобы гневно зашипеть, прервал его словоизлияния Аменхотеп. – Значит я теперь враг собственной семьи? И кто постарался? Царица? Или вы, Верховный?!

Бадру, в отличие от своих сторонников, многословным не был. Жрец Яростного Крокодила стоял по колено в воде и собственным телом закрывал других от следовавших за принцем стай крокодилов. К огорчению принца, водные рептилии не трогали жреца Себека, так что приходилось делать вид, что Наследник просто сам не желает убивать наглеца, желая сначала выслушать.

– Я не буду говорить с демоном. Я был бы рад ошибиться, но я не ошибаюсь. Люди, что обмануты принцем, времени вам до рассвета, а после боги уничтожат страницу с именем нашего Наследника, а вместе с ним и вас. Мне жаль.

Верховный со скорбным выражением лица покинул реку, так и не тронутый зелёным воинством и медленно пошёл прочь. Аменхотеп не мог не признать, что это было красиво, а главное очень губительно для всех планов принца. Раскол среди жрецов начался слишком рано, у солнечных просто не было сил сражаться с разнообразием жрецов сильных и почитаемых богов. И как будто знак поражения дневное светило внезапно скрылось за тёмной песчаной пеленой. Совершенно вне сезона на Мемфис обрушилась смертельно опасная песчаная буря.

***

Ошибки… Ошибки преследуют смертных и являются бичом вечных. Ты тоже не избежал их, но тебя спасала тьма, одиночество и голод, что позволяли прятать свои тайны так глубоко, что уже никто и никогда не докопается до них. Но иные боги не были столь мудры, они совершали свои ошибки так громко, что не было ни в одном из миров того, кто о них бы не слышал.

Каждая богиня в мире гордиться тем, что она мать. Каждая из них может покровительствовать роженицам и младенцам, не смотря на то, что богиней материнства является Мут. Но самая известная мать не она, не Исида, породившая Гора от самое себя, не жена Ра Хатхор и не изначальная Наунет. Самой известной богиней матерью является пожирающая своих детей Нут.

Тебе не кажется это смешным? Солнце и Луна, тысячи звёзд и тысячи душ. Желудок Небесной Коровы становиться её лоном и пока людские Ба вьются вокруг богов, их божественные Ка сливаются в одно в лоне богине неба. Ка делает людей почти богами, а потом безжалостная Нут вновь съедает их, забирая подаренное бессмертие себе. Жестокая богиня, равнодушная богиня, несчастная и сдавшаяся пленница Ра.

Как тебе было смешно, когда порождающая тысячи детей в день, и наказанная их вечной смертью Нут, молила у Тота побороть проклятье старого Ра. В бунте своём отринувшая своих детей, теперь она мечтала о возможности родить хоть одного бессмертного, но каждый день был заклят богом солнца, и ты знал, что даже мудрый Тот не мог ничего с этим сделать.

Ты ждал, пока небо настрадается в своей боли, а после ты бы одарил ей своей милостью, миро подземным, где нет смены дня и ночи и где власть старика Ра слаба и ничтожна. Но ты ошибался, ты можешь это признать. Ты слишком долго ждал, а Тот рискнул и в глупой игре с самим мирозданием выиграл для Небесной Коровы несколько не проклятых дней.

Вспоминай, Апоп, вспоминай это чувство на кончике языка, когда добыча уходит прямо из под пасти, когда яд твоих речей смывает неизвестно откуда взявшийся поток воды, когда из лона Нут появились новые боги. Мать всех богов знатно отомстила проклявшему её богу, породив тех, кто затмил собой всех, кто был раньше и всех, кто будет позже. Кровавый Хор стал страхом богов, в боевом безумии не видящим даже солнца, Исида завладела магией, нарушая все законы Золотого Века, а ей супруг стал повелителем мира мёртвых, поставив себя на одну ступеньку с властителем богов. Нефтис, богиня воды, подчинила себе мировой океан, из которого был рождён мир, а Сет… Сет должен был стать той песчинкой, что уничтожила бы последний блеск силы в глазах старого солнца, но…

Ошибки совершают все, а твои ошибки надёжно спрятаны во тьме мёртвого мира. Ты поглотил всё, что могло тебе мешать, без сожаления и жалости. Но что-то царапает твою чешую изнутри. Ты чувствуешь это? Так вот, впервые я скажу тебе это, услышь же и пойми. Тебе не нужны старые ошибки, Змей, так что закрой глаза. Сглотни. Забудь!

***

Египет полон опасностей, но опасности эти благословенны. Змеи могут загубить немало жизней, но их яд побеждает боль в сочленениях и продлевает жизнь. Разлив Нила может уничтожить хрупкие прибрежные постройки, но принесёт ил, что подарит богатые урожаи. Пожары грозят голодом, но выжигают болезни и засилье насекомых. Но есть у египтян враг, зло от которого не перевешивается никаким добром, и имя ему – пустыня.

Живая, вечно меняющаяся, захватывающая любой клочок земли, стоило лишь немного отступить упрямым растениям, она превращала благословенный свет солнца в жаровню, а почву в россыпь острого песка. Лишь жрецы Сета рисковали играть с пустыней, вознося ей хвалу за спасение от множества врагов, остальные же не могли простить смертельную пустошь за смерти сограждан. Никто бы не стал звать пустыню, тем более что жрецов бога Зла не присутствовало ни на стороне принца, не на стороне Верховного. Но, видимо, пустыне и не нужно было ничьего приглашения, она пришла сама.

Ночь на ладье прошла тревожно и мрачно – лишь чудом находящийся на воде кортеж отделался лишь посечёнными бортами и мелкими царапинами на лицах тех, кому не досталось убежищ. Обитателям берегов повезло меньше, там порывы секущего ветра срывали двери с домов, уносили за собой домашнюю птицу и забивали песком носы скотины, убивая её мучительно медленно. Каждый, кто мог, молился своему богу-покровителю, а жрецы с надеждой ждали утра, когда яркое солнце прогреет воздух и успокоит бушующий ветер.

На следующий день утро не наступило. Ни один солнечный луч не проник сквозь песчаную завесу, холод пустыни остался гостить в Мемфисе, а люди по прежнему были заперты в своих домах и под хлипкими навесами кораблей Наследника.

– Скажи мне, Наследник, что говорят в городе?

Тихий, как будто бы сорванный от криков голос Беренмут заставил задумавшегося о превратностях судьбы Аменхотепа вздрогнуть и резко обернуться. Юная жрица выглядела довольно плохо, она изрядно похудела и осунулась, как будто бы не спала последние дня три. Выражение лица было равнодушным и печальным, а глаза были покрасневшими от слёз.

– Полагаю, все ругают бурю, о чём бы ещё им говорить? Я такой же пленник как и вы, жрица, так что вопрос не имеет смысла.

– Буря не закончится сегодня, мой принц. И не отведёт своего взора от кораблей. Сегодня я уйду и приду завтра.

Девушка развернулась и больше ни на кого не глядя вернулась в личную «комнатку» Нефертити. Принцесса с тревогой смотрела на свою сестру, но ничего не говорила, только сжимала в тревоге губы.

– Не отведёт взора? Тсссс, она считает, что Сет гневается на меня?! – В стеснённых условиях сдерживаться Аменхотепу было всё сложнее и Змей рвался на волю. Наследник и не подозревал как много пользы приносили ему пустые пространства личных покоев и сокровенные беседы с жрецами.

– Не гневайтесь, Наследник, – к принцу с поклоном подошёл Эйе, выглядящий удивительно расслабленно, учитывая обстоятельства. – Я думаю, что моя воспитанница имела в виду «око бури». Так моряки называют самую спокойную часть шторма, окружённую самым сильным ветром. Я всю ночь задавался вопросом, почему нас, находящихся на открытой воде, почти не касается песчаная смерть. Теперь же у меня есть ответ.

– У ваших воспитанниц довольно обширные знания. Правда само воспитание хромает, – Съязвил Аменхотеп. На него вынужденный плен на ладье влиял ничуть не меньше, чем на Змея. Характер портился с каждым лишним часом. «Дурак! Сссследи за языком!» возмутилась божественная часть. И принц был с ней согласен, но если бы это было так легко!

– Ах, вы раните меня своими словами, Наследник! Разве Нефертити не прекрасно воспитанная дева? А Беренмут могучая жрица, для которых, как вы знаете, свои законы. Да, она прокралась к сестре тайком, но разве это не спасло наши жизни? Велика сила Исиды, не каждая выдержит её волю. Ещё день и ночь обещала Беренмут нам «око». А там или буря исчезнет…

– Или нам будет уже всё равно, – кивнул Аменхотеп. «Что говорят в городе?» вспомнился принцу сорванный голос жрицы. Что мог он знать? Хотя, на самом деле ведь мог! От кого здесь он скрывает свои силы? Бадру в открытую назвал его демоном, люди не могли не задуматься. Но если «демон» спасёт жизни, пусть и воспользовавшись жрицей Исиды, то не станет ли он богом? Ведь разницы нет, это лишь вопрос восприятия людей. Не полезный, значит демон. Полезный – бог. Принц подошёл к борту ладьи, игнорируя режущие кожу редкие песчинки.

– Что говорят в городе? – спросил он у волн священной реки. Над водой на мгновение показалась треугольная голова крупной змеи и тут же скрылась под воду. К вечеру же у принца был ответ. А на утро к принцу вновь подошла Беренмут, выглядящая ещё хуже.

– Что говорят в городе, Наследник?

– Они говорят, что Бадру прав, и Сет литься, что демона пустили в город.

– Пусть так. Буря не закончится сегодня и не отведёт своего взора от тех, кто с вами. Сегодня я уйду и приду завтра.

Третий день закончился вестью, что еды более не осталось. Хорошо хоть пресной воды было вдоволь, а кто-то даже рисковал рыбачить, благо многие жрецы, в отличие от путешествующей с принцем свиты, были выходцами из простых семей. Пара музыкантов взялась за инструменты и над водами полились песни, восхваляющие Великую Реку. Омфис с супругой внезапно выскочили на открытую палубу и закружились в танце, а ветер, казалось, лишь помогал их стремительным движениям. Настроение пленников реки явно улучшилось и до Мемфиса стал долетать смех и пьяные крики во славу Наследника. К удивлению Аменхотепа алкоголя двор с собой взял на порядок больше, чем пищи.

– О чём говорят жители Мемфиса, мой принц?

Даже Аменхотепу, не смотря на тесноту, стало проще терпеть назойливость окружения, и лишь Беренмут таяла с каждым днём. Глаза жрицы запали, кожа высохла, а руки стали облезать, как будто бы девушка неделю шла по раскалённой пустыне.

– Они говорят, что я приносил в иные города лишь чудеса и счастье, а пришёл Верховный и принёс разрушения и зло.

– Пусть так.

На этот раз жрица ничего не пообещала, лишь прикрыла глаза, будто бы пряча мелькнувшую в глубине эмоцию, и скрылась в покоях Нефертити. После четвёртой ночи над Мемфисом засияло солнце. Наступившее утро осветило многочисленные разрушения, трупы животных и неудачно высунувшихся из убежища людей на улицах города и высохшего словно мумия Бадру, на ступенях храма Себека. Над мёртвым жрецом со скучающим видом стоял гигантский крокодил, лениво отрывающий от тела мужчины кусок за куском. Ручной питомец принцессы Нефертити красиво завершил собой сцену мести богов пошедшему против законного наследника жрецу.

Беренмут покинула ладью принца, стоило лишь успокоится гневу пустыни и вся слава досталась принцу, чьих спутников не тронула буря и крокодиловой принцессе, что показала кто действительно ведает волю Себека и иных богов. Мемфис поклялся в верности принцу последним, из египетских городов, но сделал это, вложив в клятву всю душу. Все, от богатейшего вельможи, до сына беднейшего фермера верили в Наследника.

Египет принадлежал Аменхотепу. Весь, кроме одного маленького недоразумения. Фивы, столица страны, вотчина фараонов, родной дом, а теперь место, куда принц не мог вернуться. Всего пару дней понадобилось Фараону и Царице, чтобы узнать, что Бадру проиграл и объявить Наследника подозреваемым в убийстве Верховного. И не важно было ли это правдой или нет. Одно слово отца и Аменхотеп под страхом смерти не может вступить в столицу, а значит и принять Корону. Не надо отрекаться от сына, если можно просто скорбно назвать его оступившимся, не так ли? Вот только Фараон забыл, что власть это не Корона. Власть это в первую очередь люди.

– Жители Мемфиса, услышьте меня и передайте мои слова каждому египтянину, которого встретите! Я, Аменхотеп IV, говорю вам о том, что Фараон сошел с ума, как до этого и Верховный жрец Бадру! Все мы знаем правду, все мы видели правду, но коварная змея, Царица Тия, своими ядовитыми словами отравила мысли сих достойных мужей. Я скорблю о слабости своей против лжи и обмана. Но правда всегда найдёт выход и уничтожит ложь. Боги на нашей стороне. Я буду править страной отсюда, ибо не могу пойти против воли отца. Но однажды я войду в Фивы, надену Корону и солнце вновь засияет над Египтом! Я так сказал, и так будет!

– И так будет! – хором воскликнули жрецы, стоящие за спиной у принца. «И так будет!» пронеслось над собравшимися людьми и столпившимися вельможами.

– И так будет! – страстно прошептала Нефертити, гордо вскинув голову, вставая вровень с супругом, показывая свою поддержку.

– Пусть так, – тихо усмехнулся Эйе, отмечая, что пришла новая эра для страны. Сестру и кузена было жалко, но вельможа ещё давно поставил всё на своих воспитанниц. Они сделали выбор и он последует ему. Тем более что сейчас Эйе верил, Наследник не сдастся. Нил, пустыня и солнце на стороне человека… Давно такого не было, а может быть и не было никогда. Чем не повод рискнуть и встать на сторону революционера? Мужчина вздохнул и крикнул зычным уверенным голосом: – И так будет!

Сияющее затмение

Мать— сильнейший образ для любой женщины. Почти все богини примеряли на себя роль богини-матери, становясь примером для множества женщин, их поддержкой и надеждой. Исида не была исключением, являясь преданнейшей супругой Осириса и матерью всех фараонов, Исида дарила покой и защиту всем угнетённым и требующим защиты. Исида прощала грехи и обиды, давая благословение даже рабам, но при этом олицетворяла собой трон, как колыбель царской династии.

Время внутри храма Исиды длиться бесконечной нитью церемоний. С того момента, как умерла Верховная жизнь юной жрицы Беренмут стала чередой постоянных молитв и таинств. Великая честь стать жрицей Исиды. Прекрасный богатый храм, множество благодарных прихожан. Красивая и толстая цепь на ноге некогда свободной девушки.

Храм был наполнен оранжевым цветом. И величественный колоны, и богато украшенный трон, изображающий богиню, и рисунки на стенах, всё было оформленно тошнотворной краской с оттенком охры. В покоях главной жрицы, где Беренмут предстояло провести ближайший год, лишь с редкими выходами за пределы, оранжевым было разрисовано всё, кроме пола. Во время обязательных молитв девушка то и дело натыкалась на внимательный взгляд богини, сначала напрягаясь, а после…

В комнате было ровно семь изображений богини в человеческом облике, два в виде трона и четыре записанных иероглифами имени. Осирис встречался трижды, Гор пять раз. На стенах было ровно двенадцать изображений деревьев, два русла Нила, сто двадцать шесть иероглифов без прямого указания имени. Фараоны изображались трижды, два раза одной большой фигурой и ещё один раз в виде толпы у ног Исиды и Осириса. В толпе было ровно шестьдесят фараонов. На потолке помимо Гора была ещё одна птица. Помимо раздражающего оранжевого была ещё жёлтая, зелёная и чёрная краска, а так же много золота.

На кровати жрицы был один валик под голову, оранжевый с золотой нитью по краям и две маленьких ароматных подушечки чёрного цвета, торжественных нарядов было два, ярко оранжевых с белой нижней частью, повседневных десять, все белые с оранжевым покрывалом для волос. Обуви четыре пары. Палочек для записи пять штук, пергаментов двенадцать, паллетов для краски два. В малой молитве Исиде имя богини повторяется четыре раза, в большой – двадцать один. Жриц в храме всего пятеро, включая Беренмут, а вот служительниц тридцать восемь.

Высота самой высокой части храма составляет пять Бер с вытянутыми вверх руками, поставленных друг на друга, а общую площадь выяснить не удалось, потому что главная служительницы всё время впадают в панику, стоит главной жрице пройти на хозяйственную территорию. Из трёхсот шестидесяти дней обрядов Исиды осталось всего триста тридцать. Сколько раз Беренмут пожалела, что влезла в официальные жрицы, подсчётам не поддавалось. И даже мысль о том, что этим она спасла любимую сестру от огромной опасности со стороны Хатшепсут, о которой новая принцесса даже не ведала, не особо помогала жрице в смирении.

Год тишины и покоя в каменных залах богини-матери, звучит как мечта. Сколь многие служительницы и посетители храма говорили о том, что здесь чувствуют себя укутанными теплом и защитой? Сколь многие вспоминали во время молитв надёжные материнские объятья? Разве не насмешка судьбы, что главную жрицу Исиды эти объятья так и норовят задушить?

– Госпожа Беренмут, к вам посыльный с вестью из Двора!

Тишину личных покоев разбил звонкий голос молоденькой служительницы, щуплой, шустрой, кареглазой с вечно обгрызенными ногтями левой руки и размазанной краской под правым глазом. Имени её Беренмут не знала, но запомнила хорошо, часто наблюдая во время церемоний за младшими.

– Пусть войдёт.

Гостем оказался один из воинов благородной семьи, что помогала Нефертити в её пути во Дворе. Об этом явно указывали и добротные одежды и символ золотого осла, вышитого на шендите. Как же звали того забавного толстенького парня? Одис?

– Уважаемая жрица Исиды, сиятельная Беренмут…

С первых слов воина жрицу потянуло в сон, и дабы отвлечься она занялась любимым делом, внимательным рассмотрением нового в храме человека, чем заставляла того смущаться и глотать слова. Хорошо хоть на этого юношу было приятно смотреть, у него была густая шапка кучерявых волос, довольно тёмная, будто бы сгоревшая на солнце кожа, глубоко посаженные чёрные глаза и сбитые на обоих руках костяшки пальцев. Говорил он достаточно грамотно, но лицо держать не умел, то и дело спотыкаясь, напарываясь на пристальный взгляд Беренмут. А когда девушка, не сдержав зевок, потянулась, «случайно» оголив живот, он вообще забыл половину фразы и вынужден был повторять её с начала.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, но тебя прислали сказать, что Аменхотеп бросил мою сестру во Дворе, она не справляется, сам принц уехал в город Солнца и жрецы солнечного Змея провозгласили его Атумом, что не нравится всем остальным жрецам и в Фивах главный жрец Себека что-то задумал, а решать твой господин всё это предлагает мне?

Привычная к долгим и запутанным речам, половину из которых теперь была вывнуждена говорить сама, благо хоть служительницы придумывали их за неё, Беренмут смогла вычленить основное из витееватого послания Омфиса. Да, именно так звали того богатого молодоого вельможу, хорошо что его солдат напомнил имя.

Беренмут хищно улыбнулась, по комнате прошелестел холодный ветер, внеся через окно сорванные порывом листья. Воин нервно поёжился.

– Уважаемая жрица, это всего лишь послание, я уверен дела богини Исиды гораздо важнее мелких дрязг Двора, вам не о чем беспокоиться! Мой господин лишь посчитал, что вам будет интересно знать что-то о сестре!

Ветер усилился и сменил направление, теперь овевая фигуру напряжённого гонца.

– Ты что, решил лишить меня развлечения? – недовольно пробурчала Беренмут.

– Н-нет… – еле слышно ответил гость.

– Тогда мы сделаем вид, что второй части нашей беседы не было! – девушка улыбнулась самой доброжелательной улыбкой, на которую была способна, и резким порывом вынесла робкого собеседника из комнаты. Тишина храма наконец оказалась сломлена Нефертити и её странным супругом. Не зря она им помогала, эти двое смогут обеспечить её интересным времяпрепровождением на многие годы вперёд! Главное чтобы молодыми не сдохли. И вот именно над этим придётся потрудиться.

Перед юной жрицей стояло только одно препятствие – главная служительница храма, Бенну. Пожилая, с поразительно светлыми, практически голубыми глазами, удивительно светлой для Египта кожей, хрупкая и невесомая, эта милая старушка держала в кулаке весь храм, включая не подчиняющихся, казалось, никому жриц. Не обладая никакой магией, талантами к предсказаниям или тягой к научным изысканиям, эта служительница тем не менее обладала невероятным даром убеждения. А ещё твёрдой убеждённостью, что правила боги для людей придумали «не для того, чтобы юные девицы с ветром в голове теряли драгоценное время». Бррр…

Обычно Беренмут просто сбежала бы по своим делам, придя после с покаянной головой, но сейчас сила сильнейшего женского храма страны была нужна девушке. Статус жриц официально был равным, будь она хоть свободной, хоть верховной, хоть вообще вчера познавшей силы. Как никак дети богов! Магия, предчувствия, что сродни предвиденью, внезапные откровения от богов, всё это делало жрецов отнюдь не правителями своей жизни, а прекрасными инструментами для любого жаждущего власти. И спасало их или постоянное перемещение по стране, как Беренмут поступала раньше, или сила храмов. Свободная гуляющая по стране жрица Нефертити точно не поможет, значит придётся убеждать Бенну.

Решительно вздохнув, Беренмут покинула свою комнату и направилась на звуки разговора переговаривавшихся где-то у курильниц служительниц. Искомой цели там не оказалось, но девушки подсказали, что «уважаемая Бенну изволит работать в саду и главная жрица совершенно точно сможет найти её там». Хмыкнув, девушка вышла на закрытый двор храма, внутри которого и был небольшой храмовый садик. Яркое зелёное пятно в оранжевом мире троноподобной богини. И почему Бер так редко здесь бывает?

Пожилая служительница появилась мгновением позже, выйдя из густой тени мандариновых деревьев, которых в саду было большинство. Вот только сколько точно Беренмут не знала. Упущение, не иначе. Впрочем сейчас стоит сконцентрироваться на собеседнице. Простой коричневый калазирис, оранжевое покрывало на седые волосы, полное отсутствие косметики, руки, испачканные в земле и сеть морщинок у глаз и рта, но при этом почти отсутствующих на лбу, показывающих, что за свою жизнь Бенну очень часто улыбалась и довольно редко хмурилась. В руках женщина несла парочку ещё зелёных плодов и какие-то корешки, наверняка полезные и нужные.

– Рада видеть вас сегодня в саду, жрица. Солнце сегодня ласковое и доброе, и воздух звенит радостью жизни.

– Пусть ваш путь охранит величественная Исида, служительница, – в тон ей начала Беренмут, подхватив настрой, но быстро опомнилась. – Я вас искала, Бенну. Моей сестре грозит опасность, я и вынуждена покинуть храм.

– Вы не можете, – обезоруживающе развела руками женщина, чуть не уронив мандарин. – Молебны не могут быть прерваны мирскими делами. Как главная среди жриц храма вы не можете показывать другим жрицам столь дурной пример.

– Ме…

Звание главной жрицы очень раздражало Беренмут. Да, в храм Исиды она пришла добровольно, да и куда бы ещё? Силы у девушки было немерено, особой предрасположенности к какой-то конкретной богине не наблюдалось, так что выбрать самый влиятельный храм было логично. Но сразу стать главной! И кто только надоумил того жреца взять с неё именно такую плату?

– Ну Бенну, милая, добрая, я совсем не на долго! Разве жрецы не должны помогать семье фараона? Вот я и помогу принцессе!

– Не должны, жрица, – служительница покачала головой, – мы служим лишь богам, но не людям. Разве что поклявшиеся в верности жрецы могут вмешаться, но у вашей уважаемой сестры уже есть две оберегающие её львицы.

– Ага, не очень-то они её оберегли от своей наставницы-то!

– Ну-ну, Беренмут, зачем упоминать прежнюю Верховную по пустякам?

История с Хатшепсут в храме Исиды была самым обсуждаемым событием, но при этом темой совершенно запретной. А всё потому, что Верховная была прежней главной жрицей Исиды. Жрицей, которую покарал суд богов. Об этом активно шептались служительницы, находили какие-то доказательства преступлений женщины, но при этом упорно не обсуждали это со жрицами, считая это неподходящей темой. Вроде как жрецы совершили ошибку выбрав её Верховной.

Беренмут считала это полной ерундой. В отличие от многих своих коллег она отнюдь не считала себя или других жрецов потомками богов. Наоборот, Бер признавала, что все они были людьми. А люди ошибаются. И люди же исправляют ошибки. Даже ценой не справедливых договоров, мда. А боги… Беренмут вспомнила Аменхотепа, его тёплую, как луч солнца душу и сырую холодную силу, превышающую все разумные пределы. Жрецы Иуну считают, что он Атум? Ну, может он и был Атумом, когда-то, девушка никогда не отрицала никакую возможность, но сейчас разве принц не обычный человек, пусть и с отголосками божественной силы? Но ведь нет, и сам, главное, верит что сила его меняет, и другие жрецы ещё подключаются и супругу сестры голову дурят почём зря!

– Другие жрецы позволяют себе вмешиваться, так что не стоит рассказывать мне о том, что и кто должен!

– Вы импульсивны, юны, и слишком быстро забыли, что погубило вашу предшественницу. Храм не может себе позволить потерять вас так быстро.

– Её погубила пустыня. И то же произойдёт с другими, лезущими куда не надо жрецами!

Идея договориться с главной служительницей явно исчерпала себя. Всё таки надо было сразу сбегать и дело с концом. Выгнали бы из храма, ну выгнали бы, не велика потеря. Бенну была слишком предана храму, чтобы понять мотивы своей главной жрицы, всё-то у неё должно быть «правильно».

– Раз вы понимаете это, зачем бежать из храма, Беренмут? Не только пустыня губительна для тех, кто забыл своё место. Все знают Исиду как защитницу угнетённых, богиню-мать, что милостлива и мягка, но вся её история, это история борьбы и побед. Вы сильны, и в силе своей предпочитаете прямой путь, а я слаба и потому знаю, что он не всегда самый быстрый.

– А без иносказаний можно? – настроение девушки совсем испортилось и слушать и дальше вкрадчивые мягкие речи Бенну ей совершенно не хотелось.

– Можно, жрица. Собрание жрецов города, что недовольны растущим влиянием Бадру и старых жрецов, будет завтра на закате у пристани близ храма Себека. Жрецы должны решать проблемы жрецов и ваших молебнов это не нарушит. Вы пришли в храм не только из-за вашей платы, но и из-за влияния, что мы имеем. Так воспользуйтесь им, девочка! – Служительница к концу речи так разошлась, что чуть не выронила свою ношу, но стоило только врукту попытаться вылететь из рук пожилой женщины, как та быстро перехватила его и вновь приняла кроткий и смиренный вид.