Орудия пыток. Всемирная история боли

Если проблемой традиционных тюрем были теснота и разврат, а также отсутствие должного надзора со стороны равнодушного персонала, то теперь этому следовало положить конец. В Филадельфии, в квакерском штате Пенсильвании, в 1829 г. открылся первый большой «исправительный дом», Истерн Стейт. Название предполагало, что в нем заключенные будут именно исправляться. Всех новоприбывших первым делом лишали имени, выдавая номер и одиночную камеру. Контакты с другими заключенными были запрещены. Идея состояла в том, что извращенные мысли преступника обратятся внутрь и он начнет осознавать совершенные им злодеяния, раскаиваясь в них.

В области физического комфорта такое исправительное заведение было значительным шагом вперед. Однако жесткая изоляция от общества и впечатлений приводила, как указывали в London Times, к формированию «настоящих маньяков». Высокие гости из разных стран восхищались этим чудесным утопическим проектом, а вот английский писатель Чарльз Диккенс, побывавший там на экскурсии в 1842 г., вовсе не пришел в восторг. Он писал:

«Эта система непреклонна, сурова и безнадежна; я уверен, что она окажется жестокой и ошибочной. Ежедневное медленное ковыряние в глубинах собственного мозга окажется гораздо хуже, чем физические мучения».

Несмотря на его слова, зарубежные политики с энтузиазмом заимствовали нововведения. В 1842 г. открылась лондонская тюрьма Пентонвилль, явная копия тюрьмы Истерн Стейт. Она в дальнейшем стала образцом для более чем пятидесяти британских тюрем, многие из которых работают до сих пор. Сама человеческая природа подкосила основы таких заведений: закоренелые грешники совершенно не спешили каяться под давлением, а загруженное проблемами тюремное начальство со своей стороны не рвалось вкладывать ресурсы в «заботу» о правонарушителях.

Праздник у позорного столба? Когда Даниэля Дефо в 1704 г. приговорили к наказанию, лондонская толпа забросала его вовсе не грязью и дохлыми крысами. Оценившие его сатиру, направленную против правительства, выражали восхищение и кидали ему цветы

Шейные колодки, сковывающие сразу троих заключенных. Фотография сделана в Китае в 1890-х гг

Но если до духовного преображения далеко, то не достигнет ли успеха протестантская этика? Первое ступальное колесо, изобретение Уильяма Кубитта, было установлено в Брикстонской тюрьме в Лондоне в 1817 г. Оно выглядело как увеличенное мельничное колесо, по которому могли одновременно переступать до сорока заключенных. В Пентонвилле, согласно принципам учреждения, они были еще и разделены перегородками между собой, оказываясь в отдельных отсеках. Они работали в цикле 15 минут ходьбы – 15 минут отдыха, по 15 смен в рабочий день. Работа эта была не только изнурительной, но и опасной: неосмотрительный мог легко травмироваться при падении вниз, поскольку вращение колеса не прекращалось. Каков же был результат всего этого труда? Вращающийся на крыше флюгер. Заключенные называли это «молоть ветер». Такую бессмысленную работу позже превзошло новое изобретение – «черпалка». Оно представляло собой изогнутую рукоятку, торчащую из железного барабана, с внутренним механизмом, где к колесу было прикреплено несколько черпаков. Последние при повороте зачерпывали песок из нижней части барабана, высыпая его обратно по достижении верхней части. Приговоренные к работе на этой машине заключенные должны были совершать по десять тысяч оборотов за рабочий день: закрепленный на машине счетчик фиксировал обороты автоматически. Это была действительно тяжелая работа, как указывает отчет правительственного комитета:

«Нам подтвердили, что для этой работы мальчику надо давать усилие, равное четверти усилия рабочей лошади. В нормальных условиях, вне тюрьмы, средняя производительность работы мальчика оценивается как одна десятая от лошади. Действительно, человек, будь то взрослый или подросток, не может несколько дней подряд заниматься подобным трудом, не растратив огромное количество сил и не страдая, тем более на тюремном питании».

Несмотря на эти официальные замечания, заключенных, не справившихся к сроку с дневной нормой, заставляли работать дальше без еды, невзирая на юность, старость или плохое здоровье. В своих попытках избежать жестокости прежних времен реформаторы ввели новый тип физических и психологических пыток.

Ритуальное унижение

Тюрьма – не единственное место, где наказание принимало форму пыток. В прошлом существовало немало средств сделать из преступника показательную жертву, не запирая ее при этом. Столетиями в средневековой Европе использовались колодки как форма заключения вне стен тюрьмы. Само слово для колодок – stocks – происходит от англо-саксонского stocce, обозначавшего древесный ствол или доску. Подобные запирающиеся доски с петлями и отверстиями для ног или рук описывались еще в Ветхом Завете: в них держали Иова и пророка Иеремию, а позже, в деяниях апостолов, Павла и Силу. В средневековой Англии колодки были важнейшей достопримечательностью городского центрального парка или перекрестка: даже когда в них никого не было, они становились важнейшим символом закона.

Чаще всего колодки были рассчитаны на двоих заключенных – в них можно было, к примеру, разместить пару прелюбодеев или зарвавшихся в домашних ссорах мужа с женой. В некоторых местах встречались колодки гораздо большего размера: например, колодки в Саффрон Уолден, в Эссексе, где можно было держать сразу пятерых преступников, сковав им и ноги, и руки. К заключению в колодки приговаривали торговцев, обманывающих клиентов, женщин легкого поведения и бродяг; даже те, кто просто много бранился, могли провести время в колодках. Как правило, преступник проводил в колодках часов шесть или меньше, но случалось и более длительное заключение, в том числе на целый день или даже целую неделю. В любом случае даже «легкий» приговор мог оказаться тяжелым, если толпа вокруг – которая всегда была частью наказания – оказывалась в настроении поглумиться над жертвой. Беззащитного человека в колодках могли не только оскорблять, но и кидать в него предметы, и бить.

В Китае начала XX в. заключенных держали в «клетках смерти» – выставленными за решеткой напоказ толпе, пока они наконец не умирали от голода

Смысл колодок был именно в этом: сделать жертву беззащитной перед такими атаками, чтобы она не могла ни спрятать лицо, ни закрыться руками. Кроме колодок было еще и такое городское явление как позорный столб, который помещали обычно на ключевых перекрестках. Там привязывали мелких преступников, делая их целью насмешек или гнева остальных горожан. Хотя стоять полусклоненным, с головой в отверстии доски было как минимум очень неудобно, настоящее наказание состояло в реакции толпы.

Когда в 1794 г. в Лондоне Даниэля Дефо приговорили к позорному столбу за неосторожную сатиру на правительство, собравшаяся толпа несла еду и питье, громко поддерживала его и бросала цветы. Но это было выдающееся исключение из правила. Обычно люди кидали гнилые фрукты и овощи, тухлые яйца, дохлых крыс, навоз и человеческие экскременты. А если толпа начинала кидаться камнями, результаты могли быть куда опаснее. К примеру, в 1732 г. грабитель и лжесвидетель Джон Уоллер умер от ран, полученных у позорного столба; в 1751 г. от этого умерло еще двое грабителей.

В Англии существовало наказание под названием «обычай» (thew), применявшееся преимущественно для женщин. Для него использовался металлический ошейник, прикованный цепью к столбу, а также нередко включалось возвышение, на котором толпе было лучше видно жертву – в которую тоже что-нибудь бросали. Неизвестно, следует ли считать такое наказание прямым предшественником позорного столба, но по сути это было то же самое. Так, в 1364 г. хозяйку пивной Элис де Костон осудили за продажу пива в «квартовых» кувшинах с толстым фальшивым дном. Как указано в записях, ее приговорили к «наказанию у столба с женским ошейником». В старых усадьбах и сельских церквях порой можно найти «пальцевые колодки» – в них можно держать человека за один палец. Такое приспособление скорее позволяет издеваться, чем причинять боль. В таких пальцевых колодках могли держать вороватых или грубых слуг, а также нарушителей церковного порядка.

Подобно другим формам пыток, колодки и позорный столб использовались в колониях еще долго после того, как стали недопустимыми в Британии. В Вест-Индиях «полевые колодки» использовались для непокорных рабынь, в основном после того, как в середине XIX в. запретили применять порку. Эти колодки можно было закреплять так, чтобы руки оказывались высоко над головой, так что женщина оказывалась вынуждена часами стоять на цыпочках. При этом весь вес ее приходился на пальцы ног и запястья, что по желанию надсмотрщика дополнительно могло усугубляться навешенными свинцовыми или железными гирями.

В далекой Азии существовал свой эквивалент позорного столба: китайские шейные кандалы. Они представляли собой широкую деревянную доску, в которую просовывались голова и руки преступника. В отличие от столба, такая доска не удерживала на одном месте, но была крайне неудобной. Людей в шейных кандалах водили по улицам, прикрепив к доске свиток с описанием их преступлений.

Еще одной формой выставления преступника напоказ была клетка из прутьев или планок: в ней мелких преступников выставляли напоказ толпе. В XVIII в. в английском городе Ньюкасле-апон-Тайне проституток возили по городу в клетках на колесах, а люди кидали в них грязь и навоз. История подобных наказаний идет еще с войн на Ближнем Востоке и в Центральной Азии, когда после захвата города для усмирения населения по городу возили влиятельных горожан в клетках обнаженными, а потом вывешивали клетки на стенах. Обитатели клеток страдали от голода, жажды и ожогов солнца. Из-за узких железных прутьев жертвы могли в них только стоять. В конце концов они теряли сознание и умирали. Но даже достойных похорон им не полагалось: тела оставляли гнить месяцами.

Существовало наказание, применявшееся только для женщин: «уздечка ведьмы». С помощью нее в Британии XVII–XVIII вв. усмиряли излишне строптивых или сварливых женщин. Очень часто так наказывали женщин-квакеров, поскольку те проповедовали на улицах, раздражая и «неженственным» поведением, и содержанием своих проповедей. Интересный факт: в XIX веке вариант этого наказания, «железный кляп», применялся уже в исправительном заведении Истерн Стейт в квакерской Филадельфии. «Уздечка ведьмы» состояла из железного намордника с отдельной железной пластиной, удерживающей язык. Жертв могли водить по улицам на поводу, как животных на уздечке, но унижение было лишь половиной наказания. Пластина, державшая язык, часто оснащалась острыми шипами, причинявшими боль при малейших движениях языком или при рывке уздечки. Трудно сказать, как часто это использовалось, но такая уздечка была в любом поселении Англии и Шотландии, а в городе Честере их нашлось не меньше четырех.

Как мы видим, можно долго обсуждать, где законное наказание превращается в бессмысленный садизм, а заключение – в разновидность пытки. Но нет сомнений, что в течение многих веков от этого страдало бесчисленное количество людей, от опасных убийц до обычных «сварливых» женщин.

«Уздечка ведьмы» применялась, чтобы заставить замолчать «сварливых» женщин. Острые стальные пластины удерживали язык, а за саму уздечку можно было водить жертву на поводке, причиняя ей при этом мучительную боль

На этой гравюре XVI в. показаны пытки женщины, заподозренной в ведовстве. Ее тело сложным образом растягивается при помощи системы блоков

Глава 2. Подвешивание и растягивание

Древнегреческий герой Тесей больше всего прославился тем, что убил Минотавра, но вошло в легенды и его столкновение с жестоким великаном Прокрустом. Прокруст подкарауливал усталых путников у дороги и звал их лечь на особое ложе, пригодное, как он говорил, для людей любого роста. Гости и не подозревали, что, если они окажутся слишком высокими для ложа, Прокруст просто обрубит лишнее, а если слишком низкими – будет растягивать, пока они не удлинятся до нужных размеров. Тесей оказался последним гостем Прокруста: он убил великана на его собственном ложе. Прокруст и его мифическое ложе имеют за собой очень реальный и ужасный прототип: палачи в самых разных странах разрушали разум и дух своих жертв, растягивая, круша и ломая их тела.

Дыба

Точнейший аналог прокрустова ложа – дыба, на которой много веков палачи растягивали своих жертв. Еще греческий драматург Аристофан упоминает ее. Хотя бывали и дыбы круглой формы, позволяющие растянуть жертву вдоль обода колеса, чаще всего они представляли собой зловещую пародию на кровать. Жертву помещали на ложе с деревянным каркасом, привязав и вытянув руки над головой. К рукам и ногам также подвешивались гири, в более поздних версиях их почти всегда заменяли катки. Рычаги на обоих концах ложа позволяли натягивать и ослаблять привязанные к конечностям жертвы веревки, так что ее можно было поднять в воздух и повесить перед палачами.

В позднейших версиях этой пыточной машины начали использовать поперечины на основном каркасе, позволяющие поднять жертву точно на удобную для палача высоту. За это устройство получило свое испанское имя – escalera, т. е. «лестница». Удачное название, особенно если учесть, что в испанских камерах пыток было принято устанавливать дыбу вертикально у стены. В дальнейшем простые деревянные катки сменились зубчатыми вальцами или роликами с шипами, так что машина работала куда надежнее и причиняла больше боли. В итальянской разновидности дыбы прямо под спиной жертвы размещался острый шип, так что жертва дополнительно мучилась от необходимости постоянно напрягать спину, избегая острия. Этот шип шутливо называли la veglia, или «бдение». Существовала также «австрийская лестница», которую прислоняли к стене под углом: в ней натягивалось не все тело жертвы, а только руки. Поворотный механизм медленно поднимал запястья, пока плечи не выходили из суставов.

Детали рисунка додуманы художником XIX в., но они могут оказаться вполне годной догадкой относительно того, как выглядела дыба, на которой римляне пытали галльских пленных. И уж точно с технической точки зрения здесь нет ничего невозможного

Но даже без всех этих ухищрений традиционная дыба причиняла немало вреда. Пока тот, кто вел допрос, говорил, помощники (до четырех человек) могли манипулировать рычагами, а зубцы на катках позволяли фиксировать их между поворотами. С помощью дыбы можно было вчетвером или в одиночку растянуть тело жертвы до предела его возможностей. Сперва выходили из суставов руки, потом ноги, рвались связки. А пока руки и ноги жертвы зафиксированы, палач может делать что угодно с лицом и телом жертвы. Дыба была не просто средством причинить боль, она становилась, по сути, верстаком для палача.

Согласно «Книге мучеников» Джона Фокса, знаменитому труду XVI в. о пострадавших от преследований со стороны язычников и папистов, при помощи дыбы язычники многократно пытали Квинтина, одного из ранних христианских мучеников:

«Тогда Префект в деспотической ярости приказал растянуть Квинтина на дыбе с такой жестокой силой, что его руки и ноги вышли из суставов от натяжения… приказал бить его плетьми, жечь кипящим маслом и смолой, чтобы тело не избегло никакого мыслимого страдания».

Есть причины сомневаться, что приводимые Фоксом детали точны: повествует он о событиях, случившихся за много столетий до него. Скорее по данному описанию можно догадываться, как пытали людей в XVI–XVII в., а вовсе не в начале первого тысячелетия. В Европе времен Реформации дыба действительно стала распространенным аргументом в нарастающих религиозных конфликтах. К 1743 г., когда англичанин Джон Кустос, заподозренный в масонстве, был схвачен португальской инквизицией в Лиссабоне, пытки при помощи дыбы превратились в искусство. Кустоса раздели и поместили на дыбу, заковав шею в железный ошейник и закрепив лодыжки железными оковами. К рукам и ногам его привязали тонкие веревки, проходившие через отверстия в раме дыбы. Веревки явно были присоединены к винтам под поверхностью дыбы, поскольку их натягивали так, что они врезались Кустосу в руки и ноги до крови, причиняя мучительную боль. Четырежды слуги инквизиции поворачивали винты, пока веревки не врезались в тело Кустоса до самых костей и он не потерял сознание. Затем его сняли с дыбы и дали возможность восстанавливаться в течение целых шести недель: не из милосердия, а для того, чтобы объявить его тело снова годным для пыток. На второй раз палачи подошли к задаче несколько по-другому. Они связали ему руки, вытянув их над головой ладонями вперед, а затем стали медленно тянуть за веревки, пока тыльные стороны ладоней не коснулись друг друга.

Они повторяли это снова и снова, пока у Кустоса руки не вышли из плечевых суставов, а изо рта не хлынула кровь. Его вновь отправили в камеру и передали хирургам, чтобы те восстановили его для новой встречи с дыбой. Два месяца спустя он был снова признан годным для пыток. На сей раз его тело дважды обернули толстой железной цепью, проходившей поперек живота, а кольца на ее концах надели ему на запястье. Кольца эти присоединили к блокам, которые палачи далее поворачивали. По мере того как веревки натягивались, цепь все плотнее охватывала тело Кустоса, врезаясь в плоть и при этом вынимая из суставов его запястья и плечи. После этого его снова отправили на лечение, а еще четыре недели спустя – снова на дыбу. Но вновь усилия инквизиторов оказались тщетны, так что они в конце концов сдались. Кустоса приговорили к рабству на галерах на четыре года.

Еще до Кустоса другой пленник инквизиции, шотландец Уильям Литгоу, познакомился с разнообразием возможностей дыбы. Его арестовали за шпионаж в испанской Малаге в 1620-м году. Дыба, к которой его привязали, была не горизонтальной, как стол, а стояла вертикально вдоль стены. При этом постоянное воздействие дыбы было сильнее, но у палача было меньше возможностей влиять на его силу. Это не имело значения, потому что, по позднейшему рассказу Литгоу, дыба использовалась несколько иначе:

«Палач раздел меня и подвесил на дыбу за плечи на две тонкие веревки, шедшие через подмышки и проходившие через два железных кольца у меня над головой. Закрепив меня на нужной высоте, палач спустился и привязал мои ноги к доскам по двум сторонам дыбы: к каждой лодыжке вела веревка, уходившая дальше вверх и позволяющая с силой тянуть мои колени, прижимая их к доскам. От этого рвались сухожилия в моих ляжках, ломались коленные чашечки. Веревки держали туго, я провисел там больше часа… Затем палач семь раз обвил мои плечи веревками, лег на спину и уперся ногами в мой измученный тощий живот. Потянул изо всех сил двумя руками, раздавливая мне живот и напрягая все веревки на плечах так, что те врезались в сухожилия и мышцы до кости, прижимая при этом мои пальцы к ладоням. Левая рука у меня искалечена до сих пор, она никогда не заживет».

Во имя Божие

Инквизиция оставила уникальный след в истории пыток. Эта организация объединила в себе репрессивные возможности церкви и государства, занимаясь борьбой с религиозной и политической оппозицией. Они имели право арестовывать и допрашивать кого угодно, так что власть инквизиции быстро стала превыше власти местных епископов и клира. Подобно всем крупным организациям, она совершенно не стремилась расставаться с накопленной властью. К 1252 г. она уже имела право пытать подозреваемых в определенных ситуациях: например, если обвиняемый отрицал предъявленное ему обвинение в ереси, но против него были свидетельства (не обязательно показания надежных свидетелей – достаточно было и слухов), или если показания обвиняемого при допросе противоречили друг другу.