Удивила и разгневала Шапуха странная просьба, но не мог он отказаться от своего обещания, данного в присутствии знатнейших вельмож Персии.
– Возьми назад просьбу свою, князь Драстамат… – хмуро молвил он.
– Разве не знаешь ты, что имя человека, заключенного в «Анхуш берд», делается забвенным, неупоминаемым в присутствии царя арийцев? Своим проступком ты навлек на себя угрозу казни, нарушив этот, запрет! Но прощаю тебе вину твою, ибо велик совершенный тобой подвиг и велика заслуга твоя перед троном. Иди с миром, обдумай слова свои и проси достойной награды себе – проси земель, проси сокровищ и золота!
– Я высказал просьбу свою, повелитель арийцев! – твердо сказал Драстамат – Не нужны мне ни почет, НИ владения, ни золото. А теперь в твоей воле иль выполнить просьбу мою, иль отклонить ее.
И дал ему Шапух почетную охрану, снабдил именным указом, скрепленным царской печатью с изображением священного вепря. Не медля ни минуты, Драстамат пустился в путь к «Анхуш берду».
Вот настал заветный день – с лязгом распахнулись перед Драстаматом ржавые ворота темницы, в которой томился армянский царь, и князя провели по темным переходам, открыли дверь каземата.
Драстамат с ужасом и яростью оглядел полутемную каморку: в углу свалена охапка соломы – ложе царя; на полу – ячменная лепешка и миска с водой.
Волоча тяжелые цепи, к двери подошел Аршак. Мертвенно бледным выглядело лицо царя, подбородок зарос всклокоченной бородой. Но несгибаемым остался дух его, упрямым огнем горели запавшие глаза. Драстамат бросился к узнику, обнял его, поцелуями покрывая скованные руки.
– Ты ли это, мой верный Драстамат?! – взволнованно воскликнул Аршак. – Как добрался ты до этого земного ада?!
Не отвечая ему, Драстамат обернулся к начальнику темницы и повелительно махнул рукой. В комнату тотчас вбежали тюремщики в сопровождении кузнеца, расковали и сняли с царя цепи, потом внесли тюки с одеждами, корзины и ящики со съестными припасами, кувшины с вином и флаконы с благовонными притираниями. Драстамат сам обмыл теплой водой царя, умастил душистыми притираниями и облачил его в царские одеяния. Затем, усадив на шелковые подушки, разложил перед ним подносы с изыканными яствами, отбил горлышко у запечатанного кувшина с десятилетним вином.
Но прежде чем отпить из золотого кубка, Аршак с тревогой спросил:
– Какие вести привез ты из Армении?! Поднялся ли народ на борьбу с захватчиками?
– Не тревожься, государь, ширится сопротивление, горит уже земля под ногами у захватчиков! – успокоил его Драстамат.
И стал он рассказывать о сыне замученного спарапета, Мушеге Мамиконяне, о том, как, собрав сорокатысячное войско, успешно сражался он с ворвавшимися в страну персами. Драстамат узнал о последних военных событиях из уст друживших с ним персидских полководцев, но рассказывал с таким жаром татакнми подробностями, словно сам был очевидцем подвигов Мушега и его воинов.
Он с восхищением поведал о том, что пешие воины Мушега, изловив коней убитых персов, вскоре становились искусными наездниками и составляли все новые конные отряды; бойцы, не имевшие другого оружия, кроме пращи, вскоре становились искусными лучниками; ополченцы, вышедшие на бой лишь с дубинками и косами в руках, вскоре обзаводились мечами, копьями и щитами.
Рассказал он и о младшем сыне погибшего спарапета, своим мечом вспоровшем брюхо боевому слону, на котором сидел персидский военачальник. Смертельно раненый слон рухнул на землю, но юный смельчак не успел увернуться и был раздавлен тушей исполина.
Рассказывал Драстамат, а царь жадно внимал ему, боясь пропустить хотя бы одно слово, умолял продолжать, не останавливаться.
Рассказал Драстамат и о том, что потерпевший поражение в бою около горы Нпат персидский царь едва избег плена и бежал в Тизбон в такой спешке, что Мушег смог захватить и казну его, и весь царский гарем, который Шапух всюду возил с собой. Горя местью за отца-мученика, Мушег велел содрать кожу со всех захваченных в плен персидских полководцев и, набив соломой, отослать Шапуху. Но и пальцем не тронул молодой армянский спарапет женщин царского гарема и повелел отправить их в Тизбон, заявив, что с женщинами он не воюет.
Великодушие Мушега поразило персидского царя: ни он сам, ни предшественники его никогда не поступали так с женщинами той страны, куда вторгались.
Можно было ожидать, что, в ответ на проявленное Мушегом великодушие, пристыженный Шапух не захочет остаться в долгу, вернет Мушегу прах его отца и выпустит царя Аршакаиз «Анхуш берда». Но Шапух предназначил своему пленнику пожизненное заточение в «Анхуш берде» и не намеревался менять свое решение.
Драстамат закончил свой рассказ, но, заметив, что Аршак задумался, снова наполнил его кубок вином и подал царю со словами:
– Выпей, государь, – вино смывает накипь с сердца! Поверь мне, пройдут черные дни, и снова улыбнется тебе счастье!
Затем, наклонившись к Аршаку, он тихо договорил:
– Завтра я должен покинуть «Анхуш берд» – так повелел царь персов. Но тебя я не могу оставить в этом каземате: страна Армянская ждет тебя, и ты должен вернуться на родину!
И, в ответ на удивленный взгляд Аршака, продолжил:
– Я уже обдумал все: ты переоденешься в мою одежду, накинешь на себя мой плащ, возьмешь именную грамоту Шапуха и под покровом ночи покинешь эту проклятую обитель заживо погребенных! Мои телохранители ждут с конями в роще за ближайшим холмом.
– Нет, нет… На это я согласиться не могу! – решительно возразил Аршак. – Уезжай в Армению, отвези мой завет сыну моему – Папу:
пусть и он, по примеру доблестного Мушега, поднимет меч отца и не опускает его до тех пор, пока последний захватчик не будет изгнан из страны Армянской! Ступай, мой Драстамат, да пребудет с тобой мое благословение.
– Не упорствуй, государь! – взмолился Драстамат. – Родина призывает и ждет тебя, и ты обязан внять ее зову! Ведь только побуждаемый стремлением освободить тебя любой ценой и спас я жизнь ненавистному Шапуху…
Молча смотрел Аршак на кубок с вином, вспоминая былую свою славу, вспомнил и народную песню о тоскующем вдали от родины несчастном царе Арташесе:
…О если б вернули мне дым над очагами отчизны.
Вернули утро под новогодний Навасард,
И гон оленей в день охоты,
И переливы труб, и звук фанфар…
Аршак встал, подошел к замученному спарапету армян и горестно спросил:
– Где же меч твой, бесстрашный Васак?!
Пустыми глазницами смотрел Васак на царя. И вспомнил Аршак те дни,.когда вместе с Васаком гнал врагов из страны Армянской, вспомнил оставшиеся неосуществленными замыслы и, вздохнув, залпом осушил поданный Драстаматом кубок. Затем, обращаясь к нему, твердо вымолвил:
– Прощай, мой верный Драстамат! Помни, что ты принес своему царю покой и утешение в последний час. Я умираю счастливый, ибо знаю, что есть защитники у моей отчизны, что сумеет она отстоять свою свободу. Не вкладывай меч в ножны, пока последний захватчик не будет изгнан из пределов нашей страны!