Война миров. Сборник историй

Медицина катастроф

Подушка много ночей подряд враждует со мной. Она растеряла привычные свойства покоить и баюкать. Словно её набили боксерскими перчатками. Матрац по неуютности своей, по неприспособленности к ночному отдыху уподобился мостовой, по которой туда-сюда снуют тяжеловесные тени. Можно сесть, можно лечь, но напряженный, неслышимый ухом гул мировых событий не дает покоя, электризует воздух, сушит кожу и губы.

Сегодня после службы идём с отцом Евгением в военкомат. Уезжает на фронт вторая партия мобилизованных резервистов. Несём святую воду, чашу, кропило, икону «Казанской» Божией Матери.

В старом, ещё советских лет, здании военкомата служащие, представители администрации, бойцы и их родственники. Напряжение, как в трансформаторной будке. Проверяют и перепроверяют списки, военные билеты, раздают продуктовые пайки.

Звучит команда выходить во двор, потому что служить молебен в помещении неудобно: слишком тесно. Серое небо, мелкий дождь. Ребята выстраиваются в две шеренги. Родственники в пяти шагах. Военком шепчет мне:

«Эта партия гораздо спокойнее и увереннее, чем предыдущая. Тех-то выдергивали среди ночи…»

Начинаем молиться. Ребята крестятся. Потом кропим их святой водой, благословляем крестом. Раздаю каждому крохотные бумажные складни, внутри которых псалом 90. Потом говорю:

«Братья, вы идете на войну. Так получилось, что это битва с силами ада, с сатанинской тьмой. Но с нами Бог! А потому вы обречены на победу! За вами огромная страна, за вами семьи, родные и близкие, с вами наша любовь и наши горячие молитвы! Сейчас скажу важное: если хотите вернуться домой, не материтесь и молитесь! Молитесь и побеждайте! Храни вас Господь!»

Ребята идут к родным, целуют их, обнимают.

Звучит «Прощание славянки».

Дождь моросит, и не понять, слёзы это на лицах или капли дождя.

Рассаживаются в автобусы, сдержанно машут руками. Вслед за толпой провожающих выхожу на улицу. Много легковых машин вдоль дороги. У одной дверка открыта, звучит по радио реклама: «В Нижегородском магазине “Византия” огромный выбор бриллиантов. Приходите! Мы будем рады вам!»

В мозг осколком впивается диссонанс между происходящим здесь и тем, о чём говорит «Авторадио». Это действительно война Бога с сатаной, и она идёт на всех фронтах. Прежде всего на духовном, на ментальном уровне. Линия фронта проходит через наши сердца.

Подходит женщина. Из глаз градинами слёзы. «Вот они – бриллианты!» – думаю я.

«Батюшка! Батюшка! Вот проводила брата, сердце разрывается! А мой племянник, сын сестры родной, валяется у неё в ногах: “Мать, сделай мне справку, что я умер, чтоб меня не забрали на фронт!” – Она приблизилась почти вплотную, глаза – колодцы отчаяния. – Они живут богато, она может любую справку купить. Как же это несправедливо!»

Смотрю на неё и молчу. Потом беру за мокрую холодную руку и говорю:

«Слушай и запоминай! Племяннику скажи: “Мальчик мой! Тебе не нужна справка о смерти. Потому что ты уже мёртв. В сердце твоём поселилась смерть. Никакая справка уже не поможет, никакой бункер не спасёт!” А брат твой моя дорогая, уже сейчас на пороге к бессмертию, и Бог не оставит его по твоим молитвам и твоей любви. Гордись братом и плачь о племяннике!»

Недавно читались Евангелие и слова святителя Феофана по этому поводу: Ободритесь, это Я, не бойтесь (Мф. 14, 27; см. Мк. 6, 45–53).

Вот опора упования нашего! Какая бы беда и скорбь ни была, вспомни, что Господь близ, и воодушевись мужественным терпением. Как тогда Он вдруг предстал апостолам, бедствовавшим на море, так и тебе, бедствующему, внезапно явит помощь Свою и заступление», – говорил Феофан Затворник.

А еще он писал в дни Балканской войны 1877 года:

«Все такие мысли прямо ведут к решению: хочешь, не хочешь, – а ступай воевать, мать – Русь Православная. Пусть даже неудачно будет, если Богу угодно посрамить нас, но мы и пред своей совестью, и перед историей будем оправданы, что сделали свое дело достодолжно. Напротив, если мы ничего прочного не доставим братьям и воевать не станем, нам будет и перед собою стыдно, и пред другими, и пред историею. И на том свете будет нас преследовать стыд и срам. Падет Россия без войны ниже, нежели как унизит ее неудача войны… Слышно, что и в Питере, и у вас в Москве, немало лиц, которые не благоволят к войне, и даже к самому заступничеству нашему. Это должно быть выродки какие-нибудь. Ибо я не вижу и не слышу, чтоб хоть где-нибудь было какое колебание в народе и среди всех провинциалов. Есть и тут лица с высшими взглядами, но и это все грошовый народ…»

Время идет, идут столетия, а ничего не меняется.

Хорошо сказал отец Андрей Ткачев:

«Мы мешаем всем сатанистам, которых довольно много. Просто с нами Бог, хоть многие из наших этого в упор не понимают и не замечают. А Он всё равно с нами. Потому что больше не с кем. Всех остальных либо купили, либо запугали до превращения в пушечное мясо. А Россия не то, не другое, не третье. Когда-то во время чумы Киприан Карфагенский, будущий мученик, говорил пастве, что бояться не надо. Не потому, что мы на 100 % спасемся от чумы, а потому, что Христос воскрес. В этой жизни нам отдельный билетик не подарен. Все болеют – и мы. Все умирают – и мы. Всем тревожно – и мы не из железа. Но всё сие побеждаем верой в Возлюбившего нас и Воскресшего ради нас. Кто в вере, тому можно тревожиться, но быть трусом грешно».

Святитель Николай Сербский, обучая нас небесной грамматике, говорил: «Смерть – это не точка. Смерть – запятая».

Приехал в Нижний Новгород на конференцию по тюремному служению.

После неё договорился встретиться в парке с хорошим знакомым и поговорить о вещевой помощи нашей воюющей армии. Во всю огромную стену завода «Термаль» плакат:

«Бойцы – сражайтесь! Матери – надейтесь и ждите! Командиры – не подведите!» И совсем неподалеку баннер с объявлением скорого концерта Киркорова, который в январе 2022 года глумился в Кремлевском концертом зале над крестом Господним.

Рассказываю об этом Алексею, который встретил меня на автобусной остановке. Алексей, человек твёрдой воли и несокрушимого патриотизма, бывший офицер, отвечает:

«Давно приметил эту практику двоящихся смыслов и плавающей морали. На границе с Грузией и Казахстаном тысячи машин с бегущими от призыва в армию мужчинами. В основном питерские и московские номера. Их не останавливает, что пограничники ставят в военном билете штамп: «Дезертир. Уклоняется от военной службы. Склонен к предательству». Не понимаю, почему их вообще выпускают? Почему не запретят развлекательные шоу на телевидении? Где плакаты «Родина-мать зовет?» Где повсеместный строгий призыв: «Все для фронта, все для победы!»? Почему в день, когда была объявлена мобилизация, а именно 21-го сентября, на Рождество Богородицы, в день памяти Куликовской битвы, 200 пленных азовцев-сатанистов, садистов, которых ждал анонсированный на весь мир трибунал и высшая мера, обменяли на наших 50 пленных и олигарха Медведчука? Тяжелейший духовный удар по нравственному и боевому духу солдат, по сознанию граждан, по престижу власти, равный поражению на фронтах. Кто стоит за этим предательством и подлостью? Значит, существует параллельная власть, которая проводит свою темную и разрушительную политику против страны, народа и президента? Почему 11-го сентября, в День Усекновения Главы Иоанна Предтечи, устраивается в Москве День города, на котором происходит презентация самого большого колеса обозрения (в народе – «чёртова колеса»), а в Лужниках поёт скандально известный матершинник Шнур песню о сгорающей в пожарах Москве? Где ответы? Почему Господь попускает это? Почему наши вооруженные силы не разрушат мосты и железные дороги, по которым идет западная военная техника, топливо врагу? Увидеть бы этих мерзавцев, которые вяжут армию по рукам и ногам! В кровавой мясорубке гибнут тысячи православных! Где церковь? Почему молчит?»

«Прекрасно тебя понимаю, Алексей! Люди спрашивают: “Где Церковь? Церковь спрашивает: где люди?”

Ведь людей-то особенно в храмах не прибавилось, хотя ушли на фронт самые близкие и родные. Если не просыпаемся от звука колокола, то колоколом становится звук взрывов.

Примером для нас служат сейчас братья-мусульмане, у которых ничего не двоится, всё цельно и даже возвышенно. Чеченская мать, отправляя сына на войну, говорит:

Иди и ничего не бойся! Не прячься за спины друзей, а сам их прикрой, если надо!

Знаю одно, что любящий Господь тесным путём ведёт нас, паршивых негодяев, ко спасению. Бог не палач, но врач! Аварии на дорогах – тридцать тысяч в год! Пьянство, наркомания, блуд, измены, матерная брань даже среди маленьких детей… Каких милостей мы можем ждать от Бога?

Министерство обороны опубликовало число погибших наших воинов, невозвратные потери. Около шести тысяч. Может быть, их и больше. Много это или нет? Конечно, много! Смерть одного человека – уже трагедия. Но посмотри, сколько было сделано абортов за годы после начала перестройки! За тридцать лет по самым скромным подсчетам убито сто – сто пятьдесят миллионов младенцев, безгрешных, беззащитных, никому не принесших вреда, не успевших открыть глаза и увидеть белый свет. Убито изощрённым способом по сговору группой лиц, как сказал бы нам об этом Уголовный кодекс. С участием матерей – отягощающий фактор! Уничтожена, убита целая страна! Ты представляешь, сколько бы нас сейчас было? И где миллионы кающихся? А потому не надо удивляться происходящему!»

Идём с Алексеем к переходу через проспект, направляемся в парк. Звонит телефон. Это из питерского госпиталя знакомая врач, у которой попросил список самых необходимых для фронта медикаментов.

«Добрый день, отец Михаил! Выслала вам список на электронную почту. Хотите историю, от которой до сих пор у меня не просохли глаза? Иду по палатам с обходом. На кроватях раненные разной степени тяжести. Захожу в одну, там морпех с ампутированной ногой. В бинтах и капельницах. Вдруг слышу, как что-то начинает бабахать за окном. Звуки даже сквозь плотные стеклопакеты прибиваются. В этот же миг мой одноногий морпех вскакивает с кровати, роняет стойки капельниц и валит меня на пол, прикрывает собой: “Ложись, сестренка! Сейчас прилетит, мало не покажется”».

Лежим, взрывы не прекращаются. И только тут до меня доходит, что это на Финском заливе «золотая» молодежь что-то там празднует. Видела накануне из окна, как туда целая вереница длиннющих «Хамеров» проехала. Глажу его по руке, плачу:

«Родненький, это не снаряды, это салюты пускают!»

Пересказываю Алексею. Лицо его темнеет, скулы заостряются.

«И до какой поры будет это продолжаться? Предатели! Одни веселятся, другие льют кровь! Где наши Гермогены? Где воззвание: “Родина в опасности!”? Господи! Господи!..»

Подходим к пешеходному переходу через проспект. Машины сплошным потоком. Безумные мотоциклисты с ревом лавируют между ними. Вот свадебный кортеж. Десятка полтора дорогих белоснежных машин с лентами и куклами на капотах.

Вдруг раздаётся нарастающий пронзительный звук сирены. Машины берут вправо, останавливаются. Все останавливаются. Останавливается свадебный кортеж. Появляется удлиненный желтый микроавтобус с красной надписью: «Медицина катастроф» и проблесковым маячком. Проносится мимо. Алексей провожает его взглядом, смотрит на меня:

«Что это?»

«Видимо, ответ на наши вопросы, – говорю. – Бог не палач, а гениальный врач! Чтобы спасти нас, нужно серьезное хирургическое вмешательство. Как известно, мертвых не лечат, значит, мы ещё живы у Бога!»

Мишень

Служба закончилась, я направлялся к выходу из храма.

«Вас к телефону, отец Михаил!»

В трубке чуть картавый женский голос, вроде бы даже знакомый, но вспомнить не могу.

«Добрый день, Михаил Семенович! Не узнаёте? Надежда Павловна. Приехала с мужем в Ардатов погостить к маме. Вас, Михаил Семёнович, и матушку ждём с мужем в ресторане. В удобное для вас время. Столик закажем. Вы не против? Целую вечность не виделись…»

Когда-то давно, в середине 1990-х, Надежда Павловна работала в нашей ЦРБ хирургом. Прекрасный внимательный специалист, душа-человек. Ещё тогда сложилась между нами неуловимая взаимная симпатия. Конечно, по ресторанам с матушкой не ходим, но на этот раз согласились. Договорились на вечер.

Сидим, ужинаем, вспоминаем прошлое, обсуждаем перемены, которые в Ардатове произошли за эти годы. Надежда Павловна с мужем работают в военном госпитале. Очень сдержанна в суждениях и оценках, но в какой-то момент неожиданно начинает говорить, понимая, как нас интересует эта тема:

«В начале военной операции даже многие врачи принимали её с непониманием и осуждением. Теперь всё поменялось. Так ведь, Костя? Это как в хирургии: хочешь – не хочешь, а надо оперировать, чтобы спасти пациента. Здесь не до рассуждений. И ребята раненые, есть и тяжёлые, но все какие-то просветленные. Нет озлобления. Вот что удивительно! Детишки-школьники каждый день приходят, рисунки приносят, короткие сочинения вслух читают, проходят концерты и слышны песни. Нет уныния! Нет отчаяния! Почти все хотят, если признают годным, вернуться на фронт. На всех кресты. Смотрю, у одного узбека, Алишера, под пижамой крест. Ты же мусульманин! Погладил крест и говорит: «Без него нельзя! Спасает!» Жаль только, что с началом мобилизации многие рванули за рубеж. У нас что – уже и патриотов среди молодежи нет? Или это сытые и богатые? Вот Костя считает, – она смотрит на мужа, – что всё упирается в воспитание, вернее, в его отсутствие. Ни в семье, ни в школе нет достаточного внимания и упора на нравственность, ответственность, патриотизм».

«Согласен! Знаете, Надежда Павловна, обычно перед началом учебного года в храмах совершаются молебны, на которых много детей – школьников и студентов. Мы завершаем молебен молитвой: “Господи, спаси и помилуй российскую молодежь, погрязшую в страшных грехах неверия, маловерия, зловерия, злочестия, незнания и несоблюдения Закона Божия, не-почитания родителей и в страшных пороках сквернословия, блуда, прелюбодеяния, разврата, винопития, наркомании, и приведи её к истинному покаянию и в Церковь Твою Святую, Соборную и Апостольскую, юже снабдел еси Честною Твоею Кровию”. Дети и подростки вряд ли понимают, для чего их привели родственники и о чем это там бормочет священник. Но Бог-то видит наши беды! Он видит, что битву за детей и молодёжь мы проигрываем».

Недавно на улице наш прихожанин Харитон останавливает меня. Достаёт из багажника банки с домашними соленьями-вареньями: «Это вам жена попросила передать». Разговорились о детях, молодежи. Харитон достал телефон и показал ролик, где мальчишка лет девяти с опустошенным взглядом смотрит на мать, которая в панике пытается докричаться до него:

«Сынок! Давид! Ты меня слышишь? Как тебя зовут, тебе сколько лет?»

Тупой взгляд идиота, молчание. Дальше в ролике рассказывается, каким образом детей даже младших классов подсаживают на дешёвые синтетические наркотики китайского производства. Они упакованы в конфеты и жевательную резинку и поначалу раздаются бесплатно. Привыкание наступает со второго раза. Вред здоровью колоссальный. Через полгода начинают разрушаться кости.

«Увы! – говорит Константин. – Это у нас сейчас повсеместно. В каждой школе. И у нас тоже – в столице. В столице, пожалуй, особенно. Родители пытаются бороться, учителя, сотрудники полиции, но дело зашло слишком далеко. За всем этим стоят бешеные деньги, и нити тянутся на самый верх. В начале февраля в интернете появилось скандальное сообщение, что некий московский подросток Вова демонстративно плевал на спину своего девяностолетнего деда, ветерана Великой Отечественной войны, а потом ему сзади на спину помочился. Дед этого не видел, но видели подростки, приятели Вовы, которые находились в квартире, где дед, Вова и его родители проживали. Трое подростков хохотали, снимали на телефон, а потом выложили в интернет. А причиной этой мерзкой выходки были обычное стариковское желание вразумить подростков, удержать от участия в массовых беспорядках».

«Да, Константин, простите, не знаю вашего отчества…»

«Яковлевич.»

«Константин Яковлевич, в юности я занимался боксом. Есть такой прием – глухая защита, когда прижимаешь локти к бокам, втягиваешь голову в плечи, чтобы ослабить удар противника. Сейчас у меня такое чувство, что дети, подростки не только не знают, как защищаться, но и сознательно обучены быть мишенью. Их в самом раннем детстве сбивают на землю и бьют ногами. И делают это взрослые люди расчетливо, профессионально, безжалостно. С начала 90-х я по долгу службы окормлял колонию здесь, в Ардатове, что на месте бывшего Покровского монастыря. В колонии у подростков была жёстокая забава, которая называлась «пробить фанеру». На тех, кто находился на самом низу колонской кастовой лестницы и назывался «опущенным», «авторитеты» отрабатывали удары. «Опущенных» ставили к стенке и били кулаком в грудь. Били изо всей силы. Грудная клетка должна была вмяться, и тогда удар считался удачным, а «фанера пробитой».

Я вижу, что у современных детей и подростков «пробивают» даже не «фанеру», а душу. Пробивают преступные мировые «авторитеты», которые оказались хозяевами денег и власти. Души подростков в массе своей пусты и безжизненны. У них нет высокой цели. У них нет мечты. В глазах не светится радость, самое ценное для них – они сами и их смартфоны. Зависимость от них – сродни наркотической. Это отмечают все психологи. Цели тех, кто готовит новое глобальное рабство, – убить интеллект, сознание низвести до самых примитивных желаний и отправлений. Это было еще в планах Гитлера для порабощенных славянских народов. Посреди деревни предполагалось поставить столб с репродуктором, весь день звучит примитивная музыка, пошлые текстовки, начальное образование сводится к обучения простейшим навыкам. «Дистанционка», которую опробовали под дымовой завесой «пандемии», должна, по мысли глобалистов, окончательно добить классическую школу. Дети – самые уязвимые существа в этой войне за души людские.

По ним наносится основной удар, потому что взрослые, особенно люди старшего поколения, имеют устоявшееся мировоззрение и определенную нравственность.

«Я – военный, как вы понимаете, служил много лет в Сибири в войсках связи. С Надей переезжали из одного военного городка в другой, пока не оказались в Ардатове. Видел многое и многих, но то, что сейчас происходит с людьми, с молодежью, – нестерпимо! Полное разложение! Думал, только потрясение может изменить ситуацию. Только событие или ряд событий, которые вывернут человека наизнанку, смогут вернуть к жизни спящий рассудок. Какие-то экстремальные встряски и испытания. И вот – война!»

«Если позволите, я расскажу одну историю, которая имеет непосредственное отношение к нам и тем событиям, которые мы все переживаем. Вот коротко её содержание. Подмосковная мотострелковая часть. При ней Музей Боевой славы, куда в начале учебного года по традиции приезжают московские школьники, чтобы осмотреть экспонаты музея, военную технику на площадке, послушать ветерана войны. Рассказ ведется от лица старшего лейтенанта Марата, которого на месяц после госпиталя прикомандировали к музею, чтобы окреп и восстановился. Последняя экскурсия. К музею подъезжает небольшой автобус со школьниками. 16 человек. Плюс руководитель. Автобус шикарный и принадлежит одной из элитных московских школ. По тому, как вальяжно выходили из автобуса старшеклассники, можно было понять, что они уже сейчас чувствуют себя выше прочих людей. На их лицах была скука, которую не развеял ни показ военной техники, ни рассказ ветерана войны. Ребята его не слушали, а сидели, уткнувшись в телефоны».

Ветеран поднялся, чтобы привлечь внимание.

«Ребята, вы живёте в счастливое время, никто не стреляет, бомбы не падают. В вас не стреляют, на вас не охотится враг, не берёт вас на мушку. Вы представляете себе, что может испытывать человек, когда на него прёт танк, а у него в руке только граната, когда вы для него – живая мишень…»

В какой-то момент ветерану стало плохо, его увели в санчасть, а до окончания экскурсии был ещё час, который надо было чем-то заполнить.

Марат увидел в окно подъехавший «Урал». Это ребята из хозвзвода привезли почту. План созрел тут же.

«Ребята – обратился он к школьникам, – кто хочет привезти домой пакет свежих лесных грибов?»

Все дружно подняли руки. Марат выскочил на улицу, подошёл к старшему, которого хорошо знал, и попросил довезти их до полигона. Была суббота, стрельб нет, а детишки пособирают грибы. Сопровождающий учащихся сказал, что подождёт в музее. Грузному мужчине в годах не хотелось лезть в кузов, а потом ещё час бродить по лесу.

В запретную зону полигона никого не пускали, а потому грибов было видимо-невидимо. Марат посоветовал собирать только белые. Пакеты были полны грибов, пора было возвращаться. Ребята увидели большой квадратный щит, а рядом длинную глубокую яму, стены которой были укреплены досками. Марат объяснил, что это – мишень, а яма – траншея, которая предназначена для солдат, обслуживающих мишень: её разворот, крепление, ремонт и замену.

Марат хотел уже уводить школьников от мишени, как раздался протяжный вой сирены. Такой сигнал подается перед началом стрельбы. Случилось то, чего не должно было быть. В субботу стрельбы не проводились, это был день профилактики. Но как потом узнал Марат, в этот день в часть приехала какая-то важная персона, ради которой и решили провести показательные стрельбы. Марат крикнул:

«Всем в траншею!»

По тону его голоса ребята поняли, что происходит что-то неожиданное, и попрыгали в траншею. Марат прыгнул следом. Сейчас он снова боевой офицер, от приказов которого зависит жизнь людей.

«Слушай мою команду! Мы на линии огня, сейчас начнется стрельба. Всем сесть да дно окопа, головы прижать к коленям. Стрельба продлится минут двадцать, потом будет сигнал отбоя. Раньше этого никто никуда не дергается».

Тут поднялся самый рослый из школьников и попытался возразить:

«На каком основании вы собираетесь нас удерживать в этой яме? По Конституции вы не имеете на это права…»

«Если ты не выполнишь приказ, я тебе по Конституции дам в глаз, а если покажется мало – во второй!»

В голосе была такая ярость, что парень невольно присел на корточки. Тут послышался отдаленный лязг гусениц и свист вращающихся башен.

Налетел железный смерч. Комья земли, щепки, камни, клочья травы и кустов. Бруствер срезало. Внезапно стихло. В траншее завоняло. Кто-то сходил по маленькому, а кто-то по большому. Прозвучала сирена. «Отбой!»

Марат поднялся:

«Все за мной!»

Они выскочили из траншеи и кромкой леса добежали до дороги.

Марат знал, что за дорогой есть небольшое озерцо, скорое, теплая лужица. Все побежали туда.

«Всем раздеться и в воду, штаны и трусы прополоскать, выжать и надеть. Лучше быть мокрыми, чем вонючими».

Когда подъехал «Урал», все без подсказки быстро залезли в кузов и молчали всю дорогу. В зале их ждал бледный от слабости ветеран. Он стоял, держась за спинку стула.

«Ребята, простите, что не смог рассказать вам до конца…»

«Вы не беспокойтесь, мы всё поняли! – сказал тот, кто был выше всех. – Особенно про мишень! Можно с вами на память сфотографироваться?»

«Вот-вот! – сказал Константин Яковлевич, слегка отстраняясь и давая возможность официантке сменить блюдо. – Я об этом и говорю! История прямо в “яблочко”! Хочу сказать, что в этой последней битве мы не выиграем, если не победим врага в себе, внутри нашего общества, внутри народа, молодежи. Вы помните картину Бубнова “Утро на Куликовом поле?” Войско Дмитрия Донского готовится к сражению со страшным и превосходящим врагом. Простите мою странную мысль, но мне иногда представляется, что на том берегу не полчище Мамая, а Останкинская телебашня. Великому князю принадлежат слова: “Честная смерть лучше позорной жизни”. Так вот нам, измученному смердящими либеральными идеями и “ценностями” народу, по-прежнему предлагается со многих экранов и мониторов, баннеров “позорная жизнь”, а не “честная смерть”. А позорная жизнь неизбежно приведёт к позорной смерти. Как страшно, когда у людей, у народа, у молодежи крадут стыдливость, честность, совесть! А за совестью – с ужасом понимаешь это – неизбежно вырвут сердце! Прочитаю одну цитату…»

Константин Яковлевич достаёт телефон, листает файлы.

«У входа в Стелленбосский университет (ЮАР) висит следующее сообщение: “Уничтожение любой нации не требует атомных бомб или использования ракет дальнего радиуса действия. Требуется только снижение качества образования и разрешение обмана на экзаменах учащимися. Пациенты умирают от рук таких врачей. Здания разрушаются от рук таких инженеров. Деньги теряются от рук таких экономистов и бухгалтеров. Справедливость утрачивается в руках таких юристов и судей. Крах образования – это крах нации”. Вы что-нибудь слышали про Бильдербергский клуб? Это довольно-таки закрытая организация сильных мира сего, если хотите – мирового правительства, которая существует с 1954 года. Представители самых влиятельных финансовых кругов, спецслужб, политиков. Решают текущие проблемы и будущие судьбы человечества. В начале июня этого года они собрались в Вашингтоне в 68-й раз. Кое-какая информация просочилась. Получили нагоняй высокие чины из ООН, которые начали операцию “пандемия” раньше срока, не удостоверившись в технических возможностях стран ввести повсеместный одновременный локдаун и социальный рейтинг. Но для нас важно то, что Россия на этом сборище впервые в истории объявлена страной-изгоем. Она названа врагом всего прогрессивного человечества».

«И что из этого следует? – спросила Надежда Павловна».

«Из этого следует то, о чём сказал отец Михаил. На языке главных блатных этого мира, главарей международного ОПГ, нас объявили мишенью, назвали “опущенными”, и нам будут “пробивать фанеру”. Это объявление сделано для всей мелкой шпаны и шнырей, которые будут исполнителями».

«Грустно! – Надежда Павловна задумчиво взяла бокал. – Одним нам не выстоять. И что, напрасны все усилия и жертвы?»

«Не напрасны! – говорю. – Есть надежда, что “бегунки” рано или поздно отмоют свои запачканные трусишки в запредельных тёплых морях и захотят встать рядом с ветеранами. А Алишеры наденут кресты. Но главное даже не в этом. Мы, Надежда Павловна, не одни. И об этом говорят сами устроители, спровоцировавшие гражданскую войну внутри одного народа, одной страны. С нами Христос! Он-то и является главной мишенью. Но поскольку Он для всей этой инфернальной публики неуязвим, удар направлен на Его последователей, на верующих, прежде всего – православных христиан. Вот что прямо говорит конгрессмен Джейми Раскин: “Россия – это православная страна, исповедующая традиционные ценности. Именно поэтому она должна быть уничтожена, независимо от того, какую цену за это заплатят США”».

Это саморазоблачение сатанистов, это обозначение их главной цели. Уничтожение России началось с Украины. Они по живому вырвали кусок страны, оболванили часть нашего народа пропагандой «независимости», расчленяют Православную Церковь. Но с нами Христос, а это вещь нешуточная и не пустяшная. При любом раскладе победа будет за Ним и теми, кто верует в Него. И теми, кто плечом к плечу с верующими во Христа, как мусульманин Алишер. Как многие мусульмане. Кто насмерть стоит за человека, как создание Божие. Ведь сочинители этой всемирной трагической пантомимы прямо говорят, что человек должен утратить связь с Небом, что в нём необходимо подавить «ген Бога». Человек должен быть «служебным животным», «существом одной кнопки». Замечу, что все эти режиссеры-глобалисты – уже не люди в истинном, духовном понимании этого слова. Преподобный Иустин Челийский однажды точно сказал: «В нашем земном мире очевидна реальность: чем меньше Бога в человеке, тем меньше человека в человеке. В безбожнике есть ли вообще человек? Безбожник неминуемо всегда и безчеловек, а тем самым и не-человек». И вот эти не-человеки восстали на человечество, на Бога! Вот в чём самый центр сегодняшней драмы! Это страшнее Гитлера и его рейха, который стремился уничтожить славян. Речь идет об уничтожении вообще людей как вида, превращение их в трансгуманистических цифровых существ, похищение их у Бога и низведение в вечный мрак преисподней. Но Господь, зная наперёд, что будет с нами – человечеством в конце времен, с несокрушимой определенностью говорит: Не бойся, малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство (Лк. 12, 32), В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь: Я победил мир (Ин. 16, 33).

Матушка моя внимательно смотрела на то, что происходит за моим плечом, и сказала подошедшей официантке:

«Будьте добры, включите звук!»

Мы все повернулись к большому экрану на стене.

Показывали какие-то дымящиеся руины, металлические обуглившиеся перекрытия, остатки небольшого павильона, где на стеллажах стояли иконы. Женский голос комментировал:

«В одном из зданий торгового центра в Подмосковных Химках силами МЧС локализован и потушен пожар, который возник рано утром, по предварительным данным, из-за сварочных работ.

Пострадавших нет. Поражает и не находит объяснения тот факт, что среди покорежившихся от высокой температуры металлических конструкций, среди сгоревшего в пепел всего, что могло гореть, целыми и неповреждёнными оказались православные иконы Георгия Победоносца, Николая Чудотворца, Сергия Радонежского и многие другие именно мужские иконы. Женщина-продавец предположила, что это говорит о поддержке святыми угодниками наших солдат, воюющих за Родину – Святую Русь, и своих ближних».

Не успели мы обменяться и словом, как на экране появился другой сюжет. Военный.

«В ходе выполнения боевого задания в районе Бахмутова истребитель-бомбардировщик СУ-24, будучи подбит ракетой, пошёл на таран и врезался в колонну вражеской бронетехники, чем сорвал наступление противника и спас многих российских воинов. Имена погибших: командир Александр Антонов, штурман Владимир Никишин. – Голос военкора срывался от волнения: Пусть земля будет для вас Небом, герои! Быть воином на стороне Правды – значит жить вечно! У летчиков есть такое поверье: если пилот не вернулся на землю, то он продолжает выполнять боевое задание!»

Пошли другие новости, мы попросили выключить звук и сидели в тишине. Глаза матушки блестели. Она взяла салфетку и сказала:

«Поразительны оба сюжета и то, что они оказались рядом в ленте новостей! Иконы – неоспоримый знак присутствия Божественной Силы в нашем мире, святые и Ангельские чины на нашей стороне, а подвиг пилотов – пример жертвенной любви, которая в очах Божиих выше всего! Не соглашусь с вами, Константин Яковлевич, и с тобой, батюшка, что Христос и Его последователи являются мишенью для злых сил. Это они – тьма и мрак, злость и нежить – мишень для Христа и для нас, христиан! Ведь сам сатана – всего лишь тварь, когда-то созданная Богом. Христос – всепоглощающая, заполняющая всё мироздание, воинствующая и грозная Любовь, в котором нет и быть не может даже миллиметра пространства, где правят демонические силы.