Ещё через милю мы вышли на трассу, а поймать попутную повозку в Европе в любом времени не составляет большого труда, знаете ли.
В городе мы пересели в другую повозку, но уже с британскими номерами.
В общем, не прошло и суток, как мы добрались и до славного города Лондона.
06
– Патриция, что это? – Каннингем негодовал. – Что это такое? Почему фингал? Он тебе не идёт! У тебя была несложная, обычная задача. Ты должна была отправить парня и вернуться без приключений. А сделала всё с точностью до наоборот!
– Но профессор, тот парень…
– И слушать не желаю! Влипли в историю с этими… людьми! Я уже имел неприятный разговор с Мадам. Вы знаете, кто такая эта Мадам?
Профессор поправил свой парик.
– Эта Мадам – совсем не та мадам, которую можно вот так просто обвести вокруг пальцев и навесить лапши на её прелестные уши. Причём, лапши самого низкого качества, надо полагать.
Каннингем поднял правую руку с вытянутым указательным пальцем.
– Эта Мадам держит несколько казино в Макао, ведёт какие-то тёмные дела, и денег у неё столько, что хватит купить весь Лондон с пригородами. А теперь она требует от меня свои деньги за аутиста обратно в десятикратном размере! Неустойка из-за вашего прокола! Тела-то нет! Хотя в договоре оно присутствует!
Мы молчали и слушали доброго руководителя. Его речь сопровождалась многозначительными жестами и сценическими движениями, какие любят делать в театрах для придания действию живости.
Я до сих пор считаю, что Каннингем мог бы украсить собой Бродвей или, на худой конец, «Голубой глобус», если бы выбрал актёрскую карьеру вместо карьеры безумного учёного-бизнесмена.
– А что я читаю в газетах?! Да, я читаю газеты, представьте себе! «Криминальная разборка на трассе… Полицейский офицер исчез или погиб… Преступников ищут»! Вас ищут! Вы это понимаете?
– Мистер Каннингем, прошу Вас выслушать меня, – сказала Патриция.
Профессор махнул рукой.
– Я виновата. Но поймите, что у нас не было другого выхода, кроме как избавиться от парня. Мы рисковали жизнью, чтобы исправить дело и вернуться. Следов мы не оставили, но если я чего-то не учла или ошиблась – мне и отвечать. А вот с полицейским вышла замечательная история. Вам будет интересно…
– Вот как? А что такое?
Настроение профессора тут же изменилось. Он заулыбался.
– Ну говори, Патриция. Рассказывай! – сказал Каннингем и поправил свой чудесный парик.
Патриция рассказала про перевоплощение офицера в жуткую тварь и отдала камеру с записью.
– Я не успела его заснять, на полицейской камере видно, как чисто мы сработали. А если Вы читаете газеты, то уверена, что скоро прочтёте в них заметки типа: «В лесах Франции завелось чудовище, пожирающее всё живое» или «Мерзкая тварь угрожает жителям Амьена. Родители боятся выпускать детей гулять».
– Да, не хотел бы я повстречаться с ним где-нибудь в лесу. Или на пороге своего дома! – сказал Каннингем. – Хотя было бы весело! А? Патриция!
Они засмеялись – профессор смеялся до слёз. Так как мне было жаль-таки того парня, я лишь ограничился лёгкой улыбкой.
«В конце концов, сам виноват. Нельзя быть таким навязчивым», – подумал я и успокоился.
– Францию посещать пока что не будем, пока не уляжется, – сказал профессор. – Патриция, нужно внимательнее заправлять капсулы. Я сам буду это делать, а то с вами попадешь в историю, пожалуй. Мы должны быть уверены в нашем рабочем оборудовании, не так ли?
Патриция кивнула.
– Но зато в ходе вашего случайного эксперимента мы выяснили, что при неполном растворении объект не погибает, а принимает причудливые формы. Это очень интересно. Надо попробовать – хочу сам убедиться. Бартон, друг мой, принеси кролика! А вы – отдыхайте. Встретимся завтра – обсудим дела. Кстати, нас посетит сама Мадам.
Мы с Патрицией откланялись и уехали в нашу гостиницу.
Профессор настаивал, чтобы в Лондоне мы жили в одной каупоне, но в разных номерах. Спорить с Каннингемом мы не стали – сняли второй номер в «Гордом британце», где жил я.
Я как следует выспался, надел шикарный костюм, который привёз из Милана, и постучался в номер к Патриции.
Она открыла дверь, но была в халате, с закрашенным фингалом и с ватой в носу.
– Кровь носом. Не обращай внимания.
– Давление?
– В первый раз. Дерьмо!
Я уселся в кресло, а девушка ушла в ванную собираться на встречу с той самой Мадам.
Пока я ждал Патрицию, то заметил на полу, недалеко от двери, небольшую металлическую часть от чего-то такого, что не могу описать знакомыми словами.
Когда Патриция вышла из ванной, я поинтересовался, чем эта найденная железка может быть.
– Понятия не имею. Вчера здесь убиралась горничная и не могла оставить мусор на полу.
– Странно.
Я начинал ревновать, знаете ли.
– Думаешь, здесь был кто-то посторонний? Брось! Я была одна.
– Ладно, запишем в загадки, – сказал я, но положил железную деталь в большой карман пиджака.
Патриция надела длинное платье красного цвета и залезла на каблуки.
На шее девушки появилось ожерелье, её пальцы обзавелись кольцами, а руки занялись маленькой сумочкой.
Патриция подошла к чистому зеркалу.
– Я сегодня при параде. Сама Мадам к нам прибудет – нужно соответствовать, Якоб.
– Ты прекрасна! – сказал я и не преувеличил.
– Да, пожалуй. Выгляжу неплохо. Синяка почти не видно.
В полдень мы были у Каннингема в замке.
Профессор тоже оделся как на приём у королевы – он был в смокинге и с элегантной бабочкой на шее.
– Ну что же, все в сборе. Она уже едет, скоро будет здесь, – сказал Каннингем.
Он задумался. Было заметным, что видный учёный волнуется – В тот день профессор поправлял парик с завидной частотой.
– Это очень важная встреча – от неё многое зависит. И для вас тоже. Так что не думайте, что вас сюда пригласили, чтобы приятно провести время в солидной компании. Внимательно слушайте, что она говорит, но сами открывайте рот только когда спросят.
– Я хочу спросить, мистер Каннингем, – сказал я.
– Уже? Хорошо, спрашивайте.
– Почему она решила избавиться от пасынка? Чем безобидный аутист мог ей мешать? Я хочу понять её мотив.
– Понять хотите? Это делает Вам честь, мистер Гроот. Рассуждаете как учёный человек.
Профессор сел в кресло, предложил сесть и нам, поправил парик и закурил сигару. А мы с Патрицией развалились в мягких креслах и приготовились слушать профессора.
– Честно говоря, я и сам не понимаю. Но могу предполагать. Тот паренёк, которого вы… как бы это… расщепили, был сыном одного уважаемого месье, известного в Европе крупного инвестора, а по-совместительству – не менее крупного мафиози, если называть всё своими именами. Кстати, они с Мадам были в числе тех, кто пользовался и нашими услугами. Патриция помнит. Мы подбирали для них дырки посложнее – по их просьбе, конечно. Смелые люди, ничего не скажешь.
Профессор налил себе коньяку.
– Вам не предлагаю, чтобы не ляпнули лишнего при Мадам.
Мы с пониманием кивнули.
– Однако я подозреваю, что Мадам каким-то образом причастна к смерти супруга. Точно я не знаю, но такие слухи ходили. Состояние месье оценивалось в миллиарды! Сами понимаете, деньги немалые, искушение настолько огромно, что не подлежит математическому вычислению. Но сын – тоже наследник. Вы улавливаете мою мысль?
– Вы всегда излагаете свои мысли с особой ясностью, – сказала Патриция.
– Не нужно лести. Я учёный – я просто обязан уметь доносить мысли до обыкновенных людей в понятной для них форме. Так вот, я думаю, что она решила избавиться от второго наследника. Зачем аутисту миллиарды? Способ, который она выбрала, можно объяснить соображениями гуманности. В знак уважения к почившему супругу, например.
– Уважения? – спросил я.
– Да. Такие широкие жесты популярны в той среде. Это не убийство, согласитесь. Но и наследник никогда больше ни на что претендовать не будет. Он просто будет жить другой жизнью в другом мире. Честно говоря, я поступил бы на её месте точно так же. Красиво, чёрт возьми! И надёжно! Кто знал, что вам это дело окажется не по зубам?! Взяли, и всё испортили!
Я посмотрел на Патрицию, а она сохраняла своё спокойствие и смотрела на Каннингема.
– Но как же родственники того Месье и парня? – спросил я.
– Месье имел неосторожность перессориться со всеми своими родственниками. Многие из них потом таинственно исчезли. Без моего участия, прошу заметить. Теперь Мадам – одна из самых богатых и влиятельных людей в мире, и, если захочет, она намажет нас себе на бутерброд и съест.
– Это в каком смысле? В переносном, надеюсь? – спросил я.
– Мистер Гроот, в иных обстоятельствах я бы оценил Вашу шутку и с удовольствием пошутил бы вместе с Вами. Но то, что нас могут съесть и в переносном, и в буквальном смыслах – наша новая реальность. Мадам очень недовольна. А у меня бизнес и научные открытия! Я слышу звук мотора. Пойду встречать.
Профессор вздохнул, встал, подошел к зеркалу, поправил свою бабочку и платок в кармане, не забыл про свой чёрный парик, и вышел из кабинета.
Мы с Патрицией подошли к огромному окну и увидели, как к дому подъехал роскошный лимузин нарядного белого цвета. Из него вышли двое в одинаковых белых костюмах – один был выраженным азиатом, а другой был чернокожим человеком.
Негр открыл заднюю дверь – из неё вышла та самая дама с азиатскими глазами, с которой мы встречались в Париже. Она так же была в шубе, но уже чёрного цвета, и украшена золотом.
Через минуту они, в сопровождении Каннингема, вошли в кабинет. Шубу Мадам отдала азиату, а тот передал её Бартону.
– Мадам, прошу Вас садиться. У Вас новые телохранители? Как мило! Я тоже не равнодушен к сменам обстановки. Это держит в тонусе.
Мадам села в профессорское кресло, а её телохранители остались у дверей.
– Чего-нибудь выпить? Итальянское вино 72-го года, коньяк из погребов Наполеона?
– Водки. Мистер Каннингем, я пью водку! Пора бы уж запомнить.
– Простите, Мадам, стариковскую забывчивость. Бартон, принесите водки для Мадам. Самой лучшей!
Пришёл рыжий дворецкий с веснушками вокруг вздёрнутого носа, поставил поднос рядом с гостьей и налил в рюмку холодную, с трудом покидающую маленький графин водку. На подносе лежал и нарезанный на аккуратные дольки лимон.
– Мистер Каннингем, выпейте сначала Вы!
– Я?
– Ты! В свете новых обстоятельств, полагаю, это не будет лишним. Расслабься, сними напряжение.
– Благодарю, Мадам. Я ценю Вашу заботу. Бартон, ещё одну рюмку!
Профессор взял рюмку с водкой и выпил глоток.
– Пей до дна!
– Я водку вообще-то не очень… но… в свете новых обстоятельств, как Вы говорите.
Каннингем осилил всю рюмку, занюхал сигарой и её же закурил.
Бартон принёс ещё одну рюмку и тоже наполнил водкой.
Мадам выпила, но к лимону не притронулась. Я заметил, что на каждом пальце на обеих руках Мадам было по кольцу или перстню.
Потом женщина достала из сумки инкрустированный камнями футляр, извлекла из него трубку и принялась набивать её табаком из мешочка, который находился в том же футляре.
Все молчали и смотрели как Мадам набивает свою чудесную трубку – это заняло у неё не более пяти минут.
К Мадам подошёл чернокожий телохранитель с золотой зажигалкой и она, наконец, закурила, а все остальные оживились.
– Итак, мистер Каннингем, ты не выполнил условия нашего договора.
– Мадам, к моему величайшему сожалению, это так.
– Где тело?
– Оно ушло туда, откуда и пришло – во Вселенную.
– Перестань, Каннингем! Если тело найдут…
– Его не найдут! Не беспокойтесь Мадам! Никогда не найдут!
– Хорошо. Я поверю тебе ещё раз. А что с моими людьми?
– Вышло недоразумение, Мадам. Или, скорее, недопонимание между Вашими людьми и моими подчинёнными. А вот, кстати, и они.
Каннингем указал в нашу сторону.
– Вы же знаете Патрицию. Она – профессионал в своём деле. Второй – её помощник. Позволите им высказаться – выступить с раскаянием?
– У меня нет времени на пустой трёп. Вы лишили меня двух моих самых надёжных людей. Не знаю, как это удалось вашей Патриции, – вероятно, она действительно чего-то стоит. Но это не останется безнаказанным, Каннингем.
– Они готовы понести самое суровое наказание. Отрубить им головы? Выпотрошить? Замуровать живыми в стене моего замка? Уволить?
– Каннингем, прекрати своё словоблудие! Я хочу получить компенсацию за моральный и материальный ущерб. А так как Вы безнадёжно бедны, профессор, то и взять с Вас нечего!
Профессор поправил парик и посмотрел в огромное окно. Это был тот редкий случай, когда Каннингем не нашёлся с ответом.
А Мадам выдержала небольшую паузу, но потом продолжила.
– Я могу разорить тебя и пустить по миру!
Едкий дым от трубки Мадам заполнил всю комнату, а пытка учёного человека продолжалась.
– Ты думаешь, за тебя кто-нибудь вступится? Какой-нибудь лорд, диктатор, или русский олигарх из числа твоих долбаных клиентов? Не тешься пустыми надеждами – в этом мире каждый сам за себя! Я могу растереть всех вас в пыль, или продать в рабство где-нибудь на краю света, и никто даже пальцем не пошевелит – все только молча вам посочувствуют.
Каннингем молчал.
– Но я не буду этого делать. Я хочу дать тебе шанс. Какой дала тому мальчику, которого Вы погубили! Ты – великий учёный, это бесспорно! И ты можешь быть полезным для деловых людей.
Профессор посмотрел на Мадам.
– Мне нужна половина от твоих доходов от аттракциона с перемещениями, а также информация обо всех твоих клиентах.
– И всё? Какой пустяк! О, Боже!
– Не всё, разумеется. Мне нужны также услуги по решению деликатных вопросов.
– Что Вы имеете в виду?
Профессор закурил следующую сигару.
– Есть люди, которые мешают мне заниматься моим бизнесом. Конечно, это не большая проблема, а свои проблемы, как ты знаешь, я решать умею. Но я не хочу, чтобы моё имя упоминалось в делах, связанных с этими людьми. Ты меня понимаешь?
– Как никто другой.
– Хорошо. Ты принимаешь мои условия?
– Ваши условия, Мадам, весьма интересны. Но они требуют глубокого осмысления.
– Мистер Каннингем, глубину осмысления оставьте для своей долбаной физики! А мне нужен твой ответ здесь и сейчас.
Профессор подошёл к окну, а его рука с сигарой дрожала.
– Бартон, принесите ещё водки мне и Мадам! Какая вкусная сегодня водка, не правда ли? Изумительно!
Пришёл Бартон, принёс запотевший графинчик с водкой и разлил приятный напиток в рюмки.
– Мадам, я согласен, – сказал Каннингем и выпил водки.
– Я так и думала, – сказала Мадам и тоже выпила, только на этот раз закусила долькой лимона.
Затем дама затушила свою чудесную трубку и вытряхнула пепел с остатками табака на поднос.
– В Лондоне будет находится мой доверенный человек, который свяжется с Вами для уяснения всех вопросов. Её зовут мадемуазель Ли.
Мадам встала, а верный телохранитель подал ей шубу, которую получил от огненно рыжего Бартона.
– Мадам, я был счастлив принимать Вас в своём доме. Надеюсь видеть Вас как можно чаще.
– Оставьте, мистер Каннингем.
Мадам вышла, но профессор не стал её провожать – он стоял у окна и смотрел на отъезжающий лимузин.
– К чёрту водку! Бартон, принесите коньяк! Тот, что подарил мне Наполеон. И три бокала!
Профессор разлил коньяк по бокалам, а мы с Патрицией снова сели в мягкие кресла.
– Наслаждайтесь! – сказал Каннингем.
Какое-то время мы сидели, молчали и наслаждались добрым коньяком. Надо признать, он был великолепен – Бонапарт знал толк в коньяках – к бабкам ходить не нужно.
Но наш профессор был подавлен, Патриция рассматривала свои ногти, а я получал удовольствие и ни о чём не думал.
Патриция получать удовольствие от коньяка Наполеона и уютного кресла не пожелала и прервала-таки нашу паузу.
– Что будем делать, мистер Каннингем? – спросила она.
– Что вы будете делать, или что буду делать я? Вы – выполнять мои указания, я – выполнять условия Мадам. Всё просто! А все вместе мы будем двигаться к долбаному краху!
Профессор вскочил и зашагал по комнате взад и вперёд – его понесло.
– Старая кикимора хочет меня полностью контролировать! Ну что ж… У неё, значит, бизнес, а у меня – «аттракционы». Стерва! Китайская морда! Половину доходов от моих «аттракционов»! Вы слышали?
Учёный закурил ароматную сигару.
Профессору пришло какое-то сообщение, которое он тут же прочитал.
– Завтра встречаюсь с этой мадемуазель Ли, или как там её… По-моему, все китайцы носят фамилию Ли! Ладно. Утро вечера, как говорится, мудренее. Не забывайте, что послезавтра у мистера Гроота – дебют. Перехода отменять не будем – чем быстрее он пройдёт стажировку, тем лучше для нас всех. Нам очень скоро понадобятся Ваши крепкие нервы, мистер Гроот. А они у Вас там непременно укрепятся. Личностный рост Вам обеспечен.
Профессор усмехнулся.
– Однако не будем терять времени! Патриция, начинай его инструктировать! Вы свободны!
Мы оставили профессора наедине с его возмущением и вернулись в «Гордого британца».
Вечером мы решили пойти в дорогой ресторан, чтобы что-нибудь там отметить. Патриция предложила отметить мой день рождения.
– Раз всё закончилось благополучно, и тебя не растворили в Париже, а твои атомы не растеклись по Вселенной, то будем считать, что ты заново родился, – сказала она.
Я согласился.
Патриция в тот вечер шутила и была весела – вероятно, добрая девушка хотела меня взбодрить.
Я же был печальным, и почти не притронулся к фазану – съел лишь обе его ножки.
Якоб Гроот пил красное вино и слушал добрую музыку.
Меня ждала неизвестность, но она же и манила меня, и пугала, если вы понимаете, о чём я.
Всё в тот вечер походило на прощальный ужин – так мне тогда казалось.
Якоб Гроот был слабым, наивным, и слишком увлекался своими глупыми мыслишками, знаете ли.
07
На следующий день в гостинице Патриция меня инструктировала.
– Якоб, слушай внимательно и запоминай всё, что я тебе говорю. От этого зависит твоя жизнь. А может быть, и моя тоже. Завтра утром ты проглотишь вот это.
Она положила на стол небольшую коробочку.
– Внутри – таблетка Каннингема. Она нагнетает необходимую энергию для перехода, после того как я её активирую.
Я открыл футляр – таблетка была обтекаемой формы и яркого зелёного цвета.
– Из чего она? – спросил я.
– Это знает только Каннингем. Я знаю только, что само вещество невозможно обнаружить в теле, а тем более в мёртвом теле – оно разрушаются. Поэтому никаких подозрений никогда не возникает, если турист не возвращается и тело его погибает. Обычно всё списывают на внезапную остановку сердца.
– А как происходит её активация?
– Я набираю код, и прибор отправляет команду на активацию. В этот момент тебе нужно сосредоточиться на себе и своих мыслях. Произойдет переход – твоё сознание переместится в иное время, тело останется здесь.
– Как я пойму, что переход случился?
– Почувствуешь. Откроешь глаза и увидишь другие декорации, услышишь другие запахи – всё будет иным.
– Какой век?
– Новичкам-туристам обычно предлагается девятнадцатый, чтобы не слишком терялись. Тебе, как способному стажёру, Каннингем выбрал семнадцатый. Ты должен показать себя! Проведешь там несколько лет и вернёшься. Не забудь принести с собой трофей!
– Трофей?
– Да. Какой-нибудь артефакт. Без него экзамен не засчитывается.
– Но как я протащу вещицу через дыру, если там может просочиться лишь моё сознание?
– Всё просто. Ты спрячешь её в надёжном месте, а когда вернёшься – достанешь. Экзамен не только на выносливость и способность к выживанию, но и на воображение.
– Хорошо, что-нибудь придумаю, – сказал я.
– Прекрасно. Я в тебя верю!
Я налил красное вино в бокалы и один отдал Патриции.
– Почему новичков-туристов нельзя отправить поближе? Лет на 20 назад? – спросил я.
– Каннингем говорит, что это невозможно. Он ещё не находил ни одной дырки с таким коротким путём. Все они не меньше столетия. Профессор считает, что Высший разум не допускает таких парадоксов, как встреча с самим собой, например.
– Профессор верит в Создателя?
– Конечно.
– Никогда бы не подумал.
– Напрасно. Во Вселенной всё настолько красиво и продумано до мелочей, что не может быть простой случайностью. Так считают многие из учёных.
– А что думаешь ты?
– Я согласна с ними.
Я перечитал кучу книг, но сам в то время никогда об этом не задумывался, и в Создателя, конечно, не верил.
– Если мне сразу что-то не понравится, могу ли я сразу вернуть сознание обратно в себя?
– Нет. Дырка будет работать на выход. По расчётам Каннингема, на вход, то есть на проход сознания обратно в родное тело, она откроется примерно через 5-6 лет жизни сознания в прошлом. Всё это время твоему сознанию придётся пожить в оболочке Kewpie. Между телом и сознанием сохраняется связь. Здесь проходит всего лишь миг, хотя тебе, а точнее – твоему сознанию, будет казаться, что прошло 5 лет.
– Ты тоже проходила через эту дырку?
– Нет. Но она проверена, не беспокойся. Сам Каннингем переходил. И Мадам тоже. Она в Лондоне – далеко ехать не придётся.
– Каннингем? Он тоже был туристом?
– Был, конечно. Много артефактов сам же и добыл. Но перестал этим заниматься – говорит, что старым стал для таких путешествий. Но кто его знает? Может, переходит втихаря. Так что ты не думай, что Каннингем всего лишь слюнтяй-теоретик, который может только считать, да делать открытия, а потом продавать свои забавные услуги богачам.
– Я и не думаю, – сказал я, хотя так и думал.
– Каннингем способен на многое, поверь. И ни перед чем он не остановится.
Патриция посмотрела на свои ногти.
– Надо бы сделать маникюр, – сказала она.
Я замечал, что Патриция как будто побаивалась Каннингема.
– Когда почувствуешь, что ты там, сосредоточься и постарайся завладеть телом Kewpie. Тебе нужно полностью контролировать его. Пытайся двигаться как угодно тебе, а не ему. Управляй телом! Твое сознание будет бороться с сознанием Kewpie, но ты должен победить. Это не так сложно – прояви упорство и выносливость. Или не вернешься никогда.
Патриция посмотрела мне в глаза.
– Иначе не вернешься никогда. Иначе – смерть! – сказала она.
Но я почему-то не испугался, а подумал о том, каково было первому, кто отважился на такой смертельный трюк. Полная неизвестность и неопределённость! Этот аттракцион – не для слабонервных, как его ни покрути!
– Что дальше?
– Когда подавишь сознание Kewpie, осмотрись и попытайся понять в чьём ты теле. Ну, а дальше – живи, привыкай, наслаждайся, если получится.
Патриция усмехнулась.
– Kewpie будет делать попытки вернуть контроль над телом, но ни в коем случае не позволяй ему сделать это. Иначе – что?
– Смерть?
– Она! Сначала твоё сознание будет сожительствовать с сознанием Kewpie, но не сможет управлять телом. А потом просто умрёт, потому что сознанию нужно самоосознание. А самоосознание – вещица упрямая и проявляется только через действие. Нет действия – нет сознания! Помрёт от скуки! Хотя на это могут уйти годы. В любом случае, оно погибнет со смертью самого Kewpie.
– И оставленное здесь тело тоже погибает?
– Конечно.
– Получается, что сознание в теле Kewpie также погибает, когда моё сознание устанавливает контроль над телом?
– Не сразу. Оно будет бороться, но если ты будешь настойчив – оно обречено. Если, конечно, ты надолго занимаешь его тело. Я думаю, что если срок небольшой – оно выживет. Хотя погибает оно или нет – никто не знает – проверить невозможно. Это теория.
Патриция налила нам ещё красного вина.
– Не нужно об этом думать – сойдёшь с ума. Просто делай как тебе говорят, и всё! Каннингем примет в дар твой артефакт, поставит зачёт и примет в команду. Для тебя главное – вернуться. Чтобы вернуться – будь в назначенное время в том же месте. Расслабишься и сознание само вернётся через дырку в родное тело и время. Так что не унывай. Первый раз трудно, потом привыкнешь! Это игра, в которой победитель получает всё!
– И тебя? – спросил я.
Патриция не ответила. Она допила вино и ушла в свой номер, а я лёг спать.
Утром я проглотил-таки таблетку Каннингема и мы отправились к профессору – так было заведено – он лично благословлял стажёров.
Как выяснилось, он не сообщал заранее точное время и место открытия дырки и время, через которое можно будет вернуться. Профессор предпочитал держать всех в неведении до самого конца.
– А вот и наш герой! Как настроение? Вижу – оно прекрасно! Патриция, ты хорошо его подготовила? Или нам снова придётся краснеть? Шучу, мистер Гроот. Шучу!
Мы расселись по креслам, а Каннингем сам откупорил бутылку вина и разлил его по бокалам.
– Испанское 83-го!
Он закурил любимую сигару и поправил свой чудесный парик.
– Итак. Я ещё раз напоминаю, что для успешной сдачи этого экзамена необходимо не только вернуться из этого тура, но и привезти с собой сувенир – он украсит мою коллекцию.
– Я помню, мистер Каннингем.
– Прекрасно. Теперь я могу надеяться на благополучный исход предприятия. Потому что наши дела с небезызвестной вам Мадам требуют и Вашего участия, мистер Гроот. Я намеренно не отменяю перехода, потому что этот вояж – своего рода инициация. А Ваш закалённый характер будет очень кстати в нашей борьбе.
– Борьбе? – спросила Патриция.
– Да. Это война! Я объявляю ей войну! Правда, самой Мадам я об этом пока говорить не буду, чтобы не дразнить лишний раз. Будем вести необъявленную войну.
– Вы объявляете Мадам не объявленную войну, сэр?
– Конечно! Я встречался вчера с её подручной мадемуазель… Ли, кажется. Всё время путаюсь в этих китайских фамилиях – они со скрипом ложатся на английское ухо. Симпатичная с виду девица, но стерва похлеще хозяйки! Нам будет не просто, друзья мои.
– Но почему война? – спросил я.
– Мистер Гроот, в иных обстоятельствах, Ваш вопрос я назвал бы, как минимум, неуместным и выставил бы Вас за дверь. Но так как Вам скоро будет не до меня с моей дорогой Мадам, и Вы будете озабочены лишь сохранением своей драгоценной жизни, то я Вас прощаю.
Я кивнул в знак уважения его справедливого решения, но профессор вскочил на свои ноги.
– Неужели Вы думаете, что я приму условия, которые мне предложила эта фурия? Во-первых, меня не поймут мои добрые клиенты, и я лишусь чести, если не жизни! Во-вторых, половина моего скромного дохода – это слишком много! На что я, по-вашему, буду финансировать свои исследования, содержать компанию, в том числе и вас? На что я буду жить, наконец? Я присмотрел отличный остров в Карибском море! Красота неземная!
– Мистер Каннингем, ваши аргументы – железные, – сказала Патриция.
– Нет, Патриция, они не железные, они – стальные! Я сверну ей шею!
– Есть ещё третий пункт, насколько я помню, – сказал я.
– Верно, мистер Гроот. Вашей памяти можно позавидовать. Она хочет моими руками расправиться с неугодными ей персонажами. Проще говоря, уничтожить их. А так как в роли моих рук выступаете вы с Патрицией, то вам и пачкаться! Хе-хе!
– Вы хотите, чтобы мы убивали людей? – спросил я.
– Не я хочу – Мадам желает! Но все, конечно, будут говорить, что это сделал я.
Я посмотрел на Патрицию. Она молчала и смотрела на профессора.
– Персонажи так себе. Мафиози средней руки, пытающиеся болтаться у Мадам под ногами и переходить ей дорогу в неудобное для Мадам время. Я даже думаю выполнить это условие.
Мы с Патрицией переглянулись.
– Да-да, вы правильно поняли.
– Но, сэр, я не готов становиться наёмным убийцей! – сказал я.
– Ну почему сразу «убийцей»? Мы не будем никого убивать – мы не злодеи. Растворитель Каннингема – лучшее средство для решения деликатных вопросов. Это не убийство – это возвращение к истокам, так сказать, – из Вселенной пришёл – туда же и вернулся. Это прекрасно. И мистер Гроот, я не люблю всякую бюрократию, но вынужден напомнить, что Вы подписали договор, по которому обязуетесь выполнять мои указания. Вы читали его?
– Вы не дали мне прочесть…
– Вижу, что правильно не дал. А там сказано, что, если Вы откажитесь, договор аннулируется и за Вашу жизнь никто не даст и ломаного гроша. Так и записано: «ло-ма-но-го». Я даже не буду растворять Вас! Это слишком просто. Я высажу Вас на какой-нибудь необитаемый остров с моей яхты, а таких ещё много на Земле, где Вас никто и никогда не найдёт. «Робинзона Крузо» читали? Будете так же доить коз и искать себе Пятницу. Но его спасли, а Вас не спасут! И сладкой Пятницы вам не видать, как ушей!
Я вспомнил слова Патриции о том, что Каннингем на всё способен, а Патриции я верил.
Затем профессор решил применить психологический приём, какой обычно используют вожди для внушения подопечным чувства единения с руководством.
Некоторые, например, начинают обращаться к плебсу не иначе как «братья и сёстры», другие используют слово «друзья», – профессор Каннингем подошёл к вопросу со свойственной ему простотой.
– Дети мои, – начал он, – наша цель – выжить! Я нужен вам, вы нужны мне. Мы – единый организм в этом беспощадном мире! Я надеюсь, совсем скоро, сегодня, мистер Гроот станет полноправным членом нашей компании, хотя для него это «сегодня» растянется на несколько лет. Но эти годы не будут потрачены впустую – мистер Гроот, – Вы станете мужчиной!
Я встал на свои ноги.
– И только общими усилиями мы преодолеем все трудности, и я приведу и вас, и себя, к процветанию! Трудностей не нужно бояться! Я уверен, что каждому человеку просто необходимо время от времени окунаться в дерьмо, чтобы не терять связи с реальностью. И тогда мы сможем этой реальностью управлять! Победа будет за нами!
Эффектную речь Каннингем подкрепил слезами на своих глазах.
– Выпьем за победу!
Профессор откупорил ещё одну бутылку и разлил вино по бокалам.
Затем он вытер глаза, поправил свой парик и закурил толстую сигару.
– Ну как? – спросил он.
– Великолепно! – сказала Патриция.
– Надеюсь, я убедил Вас, мистер Гроот?
– Убедили, мистер Каннингем, – сказал я правду.
– Я рад, что у Вас улучшилось настроение. Правильное настроение – это важное условие в нашем деле. Да и в любом другом деле, пожалуй, тоже.
Каннингем подошел к огромному окну, а за окном шёл дождь.
– Выполнение третьего условия даст нам некоторые преимущества. Во-первых, мы сможем протянуть время. Во-вторых, в глазах приличных людей я сделаюсь борцом с мафией. Среди моих клиентов есть люди, которые оценят мой порыв. Мнение этих людей важно для нашей компании. В-третьих, это будет тренировкой перед решающей битвой. Учениями, если переходить на язык военных. Это война, господа! Или я, или она! Я так решил!
Мы молчали, а дождь шёл.
– Однако вам пора. В 4.32 вам нужно быть на Пикадилли. Там найдёте ресторан одного безумного русского, недалеко от станции Green Park. Дырка находится в том ресторане. Точные координаты и время обратного перехода вышлю через 10 минут. Удачи! Встретимся вечером!
На таксомоторе мы доехали до ресторана и в его дверях нас встретила милая девушка.
Посетители считались десятками, столики были заняты, и Патриция попросила подыскать нам столик на втором этаже, и не у окна, а в глубине помещения.
– Мог бы заказать столик, старый хрен, – проворчала Патриция, но я услышал-таки её.