– Ты – хороший учитель, Базилий. Тебя уважают и боятся.
– Но я не хочу учить убивать! Я не хочу, чтобы мной пугали долбаных детей! Я не должен этого говорить, но мне… мне нужно кому-то это сказать, Писец.
– Почему Триксий не освободит тебя? Тебе уже больше сорока лет.
– Мне скоро пятьдесят. А Триксий боится, что я брошу его долбаную школу!
– Ты в отличной форме, Базилий!
– А что толку? Зачем рабу отличная форма? Какой в ней прок? Чтобы прожить немногим дольше других? Знаешь, чего я хочу? Я хочу жить на острове и ловить рыбу! Говорят, в Греции много островов – можно выбрать любой.
– Это так. Островов в Греции больше, чем сестерций у Триксия.
– Я не хочу видеть мерзких людишек, а хочу ловить долбаную рыбу, Писец! Я хочу встречать рассвет в своей лодке с сетью в руках! Разве это так много? Почему боги не помогут мне? Ты грамотный, ты можешь объяснить!
– Знаешь, Базилий, боги помогают лишь тем, у кого есть цель и кто идёт к ней, несмотря ни на что, – сказал я.
На следующий день ко мне пришла мысль о том, как я могу помочь учителю.
Я рассказал Дорис о ночном разговоре с Базилием. Я знал, что Триксий прислушивается к мнению своей любимой дочери и попросил её поговорить с отцом о начальнике гладиаторов.
Мы придумали историю о том, что Базилий болен, но он скрывает свой недуг от всех, и ему осталось жить лишь пару лет, а его заслуги перед Триксием всем известны.
И что свобода, которую Базилий сможет получить после турнира в Риме, будет лучшей наградой для пожилого уже человека, который воспитал не одну сотню достойных гладиаторов, что позволило заработать Триксию немалое состояние.
Дорис пообещала попросить отца за Базилия, и даже пустить слезу, чтобы разжалобить Триксия и повысить шансы на успех.
На следующий день Дорис пришла весёлой и с двойной порцией крыльев.
– Он согласился! – сказала она. – Он даст Базилию свободу, после нашей победы в турнире!
– Отличная новость, Дорис!
– Но мы должны победить, Писец! Мы должны победить!
– Мы победим, Дорис!
А вечером ко мне подошёл суровый Базилий со слезами на глазах. Он стеснялся своих чувств, поэтому перед нашим разговором послал всех гладиаторов чистить сортир.
– Триксий сказал, что подарит мне свободу, если мы выиграем долбаный турнир! И не только мне, но и тому гладиатору, который получит венок победителя!
– Я рад за тебя, Базилий, поверь! Боги услышали тебя!
– Ты должен выиграть, Писец! Ты просто обязан вырвать у них этот долбаный венок! Зубами выгрызть! Только ты и сможешь это сделать!
С того дня Базилий сам занимался со мной и не давал мне спуску ни в чём.
Он даже запретил мне встречаться с Дорис, чтобы я не расслаблялся, пока он не уедет в Грецию.
Зато не прошло и месяца, как я прошёл испытания на право владения красной губкой в школьном сортире.
21
Когда пришло время выбирать кандидатов для отправки на турнир в Рим, Базилию не пришлось утруждаться – я был единственной его надеждой, а Дорис вытребовала своё право побороться за победу среди женщин-бестиариев у Триксия. Он не мог отказать ей, потому что любил свою единственную дочь и старался угождать ей во всём, несмотря на протесты жены Геры.
Нужен был ещё один гладиатор, и я попросил Базилия выбрать моего друга Безносия. Он дрался как лев!
На пирсе Триксия с Дорис провожала Гера.
Мы с Безносием и Базилием обошлись без провожатых. Да и кому придёт в голову провожать трёх рабов, одному из которых скоро стукнет пятьдесят?
Путь до Рима был тяжёлым для всех, кто страдал морской болезнью.
Но Триксий уже видел свой бюст на римском форуме.
Дорис хотела остаться в истории как лучшая женщина-бестиарий всех времён и народов.
Ну, а мы втроём ехали не за славой, и даже не за деньгами – нам была нужна свобода.
Ночью мы сидели на корме корабля, разглядывали звёзды и молчали.
Но в какой-то момент Безносию захотелось поделиться с нами своими мыслями.
– Даже если меня убьют, я всё равно стану свободным! – сказал нам с Базилием мой друг Безносий. – В Испанию я уже не вернусь.
– Откуда ты, Безносий? – спросил учитель.
– Я с Севера. Там, где живёт мой народ, море холоднее вашего.
– Почему у тебя нет носа?
– Потому, что рабу он не нужен! – сказал Безносий.
Я попросил рассказать его историю, и Безносий не смог мне отказать.
– Моё племя было самым большим на побережье и самым боевым. Мальчиков с малолетства учили рубить мечом тела и убивать и людей, и животных одним ударом. Не проходило и месяца, чтобы мы не нападали на соседнее племя – женщин насильничали и уводили с детьми в плен, чтобы продать в рабство, а мужчин убивали – всё как полагается.
Я и Базилий слушали Безносия и кивали головами.
– Однажды мы напали на небольшое племя наших соседей, которое давно нам не нравилось – они мылись чаще нас и не учили своих детей убивать, но самое главное – они не приносили богам человеческие жертвы! Ну, куда это годится? Мы их не понимали и считали дикарями. А зачем нам соседи-дикари? Мы убивали их, как обычно, и насиловали, но тут, откуда ни возьмись, появилась какая-то сварливая бабка, по виду – ведьма, и заорала, что она прокляла нас, а Один обязательно покарает наше племя.
– Да. Бабки – они все ведьмы! А кто такой Один? Хозяин побережья? – сказал Базилий.
– Нет. Хозяин мира.
– А-а-а. Бог.
– Пожалуй, бог. Но мы, конечно, не поверили той старухе, потому что боги обычно не мешали нам грабить, убивать и насильничать. Ну, я взял бабку за волосы и отсёк ей голову одним ударом своего меча, как меня и учили.
– Ну и правильно! С ведьмами так и нужно! – сказал Базилий.
– А потом мы вернулись домой, продали свою добычу и стали отмечать очередную победу и избавление от назойливых соседей. Но через какое-то время на телах всех соплеменников появились язвы. Поначалу мы не придали этому значения, но эти язвы разрастались, на коже появлялись наросты, и дети рождались уже с порченой кожей. Началась паника. Жрецы не могли ни объяснить, ни вылечить. А мы тем временем стали гнить заживо! Всё чёртово племя!
Мы с Базилием посочувствовали Безносию, а сам он занервничал и сжал кулаки.
– У меня сгнил и отвалился нос!
– Да… Мы заметили, – сказал Базилий и покачал головой.
– А потом сгнившие люди стали умирать! Тогда жрецы обвинили во всём меня – мол, зря я обезглавил бабку! А почему зря, если она обижала нас своими нелепыми воплями и полоскала доброе имя Одина на ветру?! А жрецы захотели принести меня в жертву богам, чтобы остановить мор. Вряд ли боги позволили бы племени выжить только потому, что мне перерезали бы глотку! В общем, как бы то ни было, мне пришлось бежать из своего же дома!
– Любой на твоём месте поступил бы так же! – сказал я.
– А я бы жрецов лучше порешил! – сказал Базилий.
– Я ушёл в горы и долго жил там отшельником в пещере. Я уже собирался помирать, потому что прогнил до дыр, но однажды в горах я встретил древнего старика-медовара. Он не испугался меня, хотя я выглядел как мертвец, которого достали из могилы через полгода после смерти, а пожалел меня и приютил в своей хижине!
– Молодец старик! Уважаю! – сказал Базилий. – Я бы не смог гнилого в дом взять!
– Он выпрашивал у богов моего исцеления и давал мне отвары из горных трав с дерьмом какого-то дракона, а я за это помогал ему по хозяйству – делал всё, что он просил меня делать – работал на пасеке, собирал дрова, ловил мышей, даже пищу для него беззубого пережёвывал! И вы не поверите – через месяц от моих ран не осталось и следа, и гнить я перестал. Но носа я всё же лишился, и, похоже, навсегда.
– Да… С носом как-то… Да…, – сказал Базилий.
– В общем, я исцелился, но в племя вернуться не решался. Да и не знал, остались ли в нём живые… Так и продолжал жить у старика, а я считал себя его должником, и пить его изумительную медовуху, пока…
– Пока он не помер… – сказал Базилий.
– Пока я его не убил!
– Но зачем? Разве сложно пережёвывать коренья и мышей? Если есть зубы, то…
– Однажды я перебрал с медовухой – уж слишком она была вкусна – и обиделся на старика за его слова. Он назвал меня чем-то нехорошим – не помню чем, но обиделся я крепко! Я схватил полено и забил им доброго медовара насмерть. На следующий день я жалел о своём поступке. Поверьте, мне было стыдно и перед дедом, и перед самим собой, и перед богами. Я грустил не меньше двух дней! Потом я устал убиваться и принялся искать хорошее в своём недобром, на первый взгляд, поступке. И, хвала богам, нашёл! Ведь теперь меня не связывали никакие обязательства, и я освободился от гнетущего чувства долга перед стариком! Да и старым был уже дед, и без зубов – мог только мёдом питаться без посторонней помощи! Для него жизнь – сплошная мука! Я успокоился, похоронил деда с почестями и спустился с гор к людям.
– Прекрасная история! – сказал Базилий.
– А они взяли и продали меня в рабство! Так я оказался в Испании.
Мы помолчали.
– Наверное, зря я всё-таки лишил старуху её долбаной головы. Надо было побить её и прогнать!
– Ну… Не знаю…, – сказал Базилий.
22
Мы прибыли в Рим ранним утром.
Триксий с Дорис поехали заселяться в самую дорогую римскую каупону, из окон которой был виден форум, а меня и Безносия Базилий повёл в театр.
В театре для пребывающих гладиаторов были выделены комнаты в огромном подвале с клетками вместо дверей и крепкими замками.
– Это ваша квартира. Располагайтесь! – сказал Базилий и запер дверь. – Без окон, зато сухо. Факел не жгите понапрасну. Потом принесу масляную лампу.
В комнате были подвешены два гамака, какие используются моряками.
– Гладиаторы живут раздельно? – спросил я.
– Конечно!
– Но почему?
– Иначе половина из них не доживёт до турнира! Ключ будет у меня! Выходить будете только на арену тренироваться раз в день, ну и на бои. Так положено. Еду буду приносить два раза в день.
Базилий оставил нам наше оружие.
– Тренируйтесь здесь тоже, чтобы не терять форму.
Справлять нужду предлагалось в дыру в каменной стене.
По свинцовой трубе нам доставляли воду. Сильный привкус свинца в воде, конечно же, удручал, но мы не могли позволить себе мучиться жаждой перед важнейшим турниром в своей жизни.
Соседние комнаты были ещё не заселены, и целый день мы провели в подвале одни.
Базилий отвёл нас на тренировку, и мы увидели арену, на которой нам и предстояло биться за нашу свободу. Она была больше тех, которые я видел до сих пор.
Я смог увидеться с Дорис – она тоже тренировалась в своей маске вместе с другими женщинами-бестиариями. Но женщин поселяли в другой подвал, и в нём были окна.
Дорис сказала, что Триксий уже отправился знакомиться с римлянами и отмечать свой приезд. Это означало, что до турнира мы его не увидим.
Базилий похвалил нас и в очередной раз высказал уверенность в нашей победе.
– Когда я был молодым, гладиаторам не давали расслабляться – не то, что теперь. В наше время всё было по-другому: биться было тяжелее, но почётнее…
Наш учитель предался ностальгическим воспоминаниям о своей молодости и едва не забыл об ужине.
Триксий не экономил на нашем питании, и два раза в день Базилий приносил нам большие порции из «Жареных крылышек Кайсара». Крылья сопровождались овощами и рыбной похлёбкой.
На следующий день, когда мы проснулись, подвал был заполнен прибывшими ночью гладиаторами.
– Смотри-ка! Это же Писец! – услышал я.
Я решил, что это мне приснилось или, возможно, показалось, но ошибся.
– Эй, Писец! Тебе конец!
В комнату, которая находилась напротив нашей, заселили двух моих старых и добрых знакомцев – Фаллакуса с Теребинием.
– Что, не ожидал с нами встретиться? Думал, свалил и обвёл всех вокруг пальцев?! Теребиний, боги на нашей стороне! Они послали нам Писца, чтобы мы, наконец, прикончили его! – кричал Фаллакус.
– А вас Кайсар таки продал! – сказал я.
– Из-за тебя, мудень! В отместку сучке Помпее! Тебе не жить, Писец! Скажи мне, что ты ретиарий! Скажи, Писец! – прокричал рыжий Теребиний.
– Ретиарий наш Писец! Вон сетка валяется! – сказал Фаллакус.
– Слава богам! Всё-таки я правильно делаю, что жертвы им приношу! Если бы тебя слушал, то боги сделали бы его долбаным провокатором!
Парни ударили друг другу по рукам.
– Твои добрые друзья? – спросил меня Безносий.
– Да. Рыжий, похоже, – секутор.
– А чёрный – ретиарий, как и ты? В таком случае, беру на себя загорелого!
Наша встреча на арене была неизбежной, потому что мы чудесным образом оказались в одной связке «ретиарий-секутор», и, по правилам, не могли драться в другими типами гладиаторов.
– А это что за безносая обезьяна, Писец? – кричал Теребиний.
– Это, наверное, его новая подружка! – отвечал Фаллакус.
Мордовороты заржали.
– Эй, морды! – сказал Безносий, но продолжать свою речь почему-то не стал.
23
Через три или четыре дня начались римские народные гуляния.
Праздновать начали с Великого Парада Победы, который провели на форуме – в своём подвали мы слышали звуки труб и больших барабанов, под которые легионы с военной уверенностью чеканили шаг.
Гладиаторы волновались. Даже мордатые Фаллакус с Теребинием молчали и слушали как гудит древний город.
Когда парад закончился, к нам пришёл счастливый Базилий!
– Хорошо прошли! Я аж прослезился! Всё-таки равных Риму нет! С такой армией мы любых персов одолеем! Вы готовы? Скоро ваш выход!
Мы покивали своими головами.
– Где Дорис? – спросил я Базилия.
– Пошла переодеваться. Сейчас всех гладиаторов выпустят на арену, чтобы они поприветствовали народ. Она тоже выйдет.
После того, как театр забился до отказа, нас вывели из гладиаторских подвалов на арену.
А нас было более двух сотен – разного роста, цвета и комплекции.
Солнце слепило и мешало разглядеть трибуны, но по тому нестройному хору, который резал наш слух, можно было понять, что нам рады.
– Победа или смерть! Победа или смерть! – кричали люди на трибунах.
Потом зрители замолчали.
Ведущий нашего представления, который стоял на специальном высоком подиуме в праздничной чёрной тунике, показал на нашу толпу рукой.
– Эти воины прибыли к нам со всех концов нашей республики! – сказал он в большую трубу. – Это лучшие из лучших гладиаторов, которыми так богат Рим! И они приветствуют вас! Идущие на смерть приветствуют римский Сенат и народ Рима!
Зрители завопили с новой силой. Мы помахали им своими руками, а нам в ответ стали кидать цветы.
Я нашёл в гладиаторской толпе Дорис – она была всё в той же маске, и единственная, с неподдельной радостью, махала рукой и одаривала публику воздушными поцелуями.
– Дорис! Где Триксий? Он не пришёл? – крикнул я.
– Вон он! – ответила Дорис и показала мне на нижний ряд.
Триксий сидел в компании каких-то знатных римлян, держал кубок с вином и смотрел на нас.
Я помахал ему рукой, а он показал мне кулак.
Потом нас снова разогнали по подвалам, чтобы вызывать на бои по-отдельности.
Базилий сидел с нами в подвале и волновался.
– Если сейчас вызовут – мочите соперника, несмотря ни на что! Первый день – самый сложный! Потом привыкните!
Вызвали пару парней, а мы молчали и слушали крики толпы и музыку, которые доносились с арены, пока шёл бой.
Ведущий объявлял имена бойцов и комментировал сам бой, а публика то вздыхала, то подначивала, то свистела, то ругалась.
Базилий не выдержал нервного напряжения.
– Пойду гляну! – сказал он и убежал.
Потом привели одного из тех парней, которых вызвали первыми – он был ранен и ругался. Все гладиаторы прильнули к решёткам, чтобы посмотреть на счастливчика.
– Долбаное солнце! – сказал он и сел у стены.
Руки его дрожали, а на глазах были видны слёзы. Видимо, он был как никогда близок к смерти, но боги смилостивились и разрешили ему ещё какое-то время потоптать землю своими дешёвыми сандалиями.
Вернулся Базилий – он выглядел озадаченным, но решительным.
– Сильные бойцы! Будет непросто, парни! Но ничего! Просто сделайте это – и всё! И всё!
А потом вызвали Безносия. Я обнял его, и мы пожали друг другу руки.
– Свобода или смерть! – сказал он и улыбнулся.
Базилий открыл дверь.
– И к солнцу – спиной! Только спиной! – напутствовал моего друга наш учитель.
– Не боишься потерять безносую подружку? – спросил меня Теребиний, когда Базилий с Безносием ушли.
– Его подружку боги оставят для меня! – сказал Фаллакус.
Бой был долгим, а Фаллакус не ошибся – Безносий вернулся счастливым, но без пальца на руке.
– Дай перевяжу! – сказал Базилий.
– Безносая подружка стала ещё и беспалой! – сказал Теребиний, и мордовороты засмеялись.
– Заткнитесь! – сказал парням их же наставник с чёрной бородой, который не был высоким и плечистым, но Фаллакус с Теребинием боялись его и слушались, как малые дети.
Базилий кивнул ему, а бородач ответил учителю тем же – старые и опытные воины понимают друг друга без лишних слов.
Меня в тот день на бой не вызывали.
Зато в следующие три дня я провёл пять боёв, и в четырёх из них мне пришлось добивать своих соперников. Я ничего не имел против тех парней, но такова была цена моей свободы.
Безносий за эти дни выходил пару раз, и тоже вернулся победителем.
А Дорис, по словам Базилия, умудрилась умертвить быка и леопарда.
– Она – умница! – говорил про неё Базилий с отцовской нежностью, когда возвращался к нам после её боёв.
Дорис выступала в своей маске под именем Аустралия, и зрителям она, конечно, приглянулась – мы слышали, как это имя не раз повторяла благодарная публика.
Дорис стала настоящей звездой того турнира.
А Фаллукус с Теребинием громили своих противников с завидной лёгкостью и быстротой – я не успевал съесть фазанье крылышко с хрустящей корочкой, а они уже возвращались из боя без царапин и других видимых повреждений, но с улыбками и скабрезными шутками.
Их молчаливый и бородатый наставник позволял им пить церес по вечерам.
А Базилий запрещал нам пить церес даже по утрам – мы давились свинцовой водой из подвальных труб.
На пятый день турнира вызвали Безносия и Фаллакуса.
– Сегодня можете прощаться навсегда! – сказал Фаллакус.
Не знаю почему, но и я, и Безносий, и даже Базилий, поверили чёрному провидцу. Фаллакус был сильнее германца.
Мы простились с Безносием без соплей и лишних слов.
– Сегодня ты обретёшь, наконец, свободу, – сказал я.
– Да. Похоже, боги не простили мне ту проклятую бабку…, – сказал Безносий.
– Убей его быстро! Слышишь? – сказал Базилий Фаллакусу.
Тот посмотрел на своего бородатого наставника – как будто спрашивал у него разрешения – и низкорослый бородач кивнул.
Базилий поблагодарил молчаливого и авторитетного человека таким же кивком головы.
– Я тебя не больно зарежу, – сказал Фаллакус Безносию. – Но красиво!
Они ушли, а я остался.
Фаллакус исполнил приказ своего учителя – на всё у него ушло не более десяти минут. И с красотой исполнения у него тоже всё получилось – публика аплодировала до исступления.
Чёрный воин вернулся счастливым и весёлым и хлебнул цереса, который был предложен ему в качестве поощрения.
– Заслужил! – сказал бородач и похлопал Фаллакуса по заднице – скорее всего, потому, что до плеча бойца он дотянуться не мог.
– Если бы ты видел, с какой любовью я всадил вилы в твоего приятеля, то пожалел бы, что не был на его месте! – сказал мне Фаллакус.
– Теперь твоя очередь, Писец! – крикнул мне Теребиний. – Тебе отсюда живым не уйти – не надейся!
– Завтра тебя поставят с Теребинием!
– Базилий, я…
– К солнцу – только спиной! Не забывай! Знаешь, почему Безносий отправился в могилу?
– Потому, что его убил Фаллакус?
– Нет! Потому что он встал своей безносой мордой к солнцу и поднял свои долбаные руки! Триксий рвёт и мечет! К солнцу – только спиной! И только к солнцу!
Базилий привёл Дорис ночью, когда уцелевшие гладиаторы спали, а мне снились кровавые сны – один ужаснее другого.
Меня растолкали, я открыл глаза и отпрянул в угол, потому что увидел страшную морду обезьяны.
– Это я! – сказала Дорис и сняла свою маску.
– Только быстрее! Никто не должен увидеть! – сказал Базилий, закрыл дверь и сел рядом с ней.
Я обнял девушку.
– Я вчера убила огромного льва! – сказала она. – Его шкура будет украшать таблинум самого консула! Это большая честь!
– Дорис, меня завтра могут убить!
– Я осталась единственным бестиарием! Представляешь? Всех остальных зверушки пожрали! Один только морж двух заделал! Ха-ха! Я лучшая! Я принесла тебе вина!
Дорис достала флягу и отдала её мне.
– Дорис, мы можем потерять друг друга!
– Почему? Всё так хорошо! Через пару дней ты станешь свободным, а я войду в историю!
– Завтра я стану не свободным, а мёртвым!
– Но ты должен победить!
– Теребиний сильнее меня! Понимаешь?
– Это тот германский красавец с фигурой атлета? Который убивает в два счёта?
– Да. Он уже убил в два счёта с десяток ретиариев!
– Дерьмо! Тебя с ним поставят? Ты точно знаешь?
– Точно! Больше его ставить не с кем! Я – последний ретиарий!
– А что говорит Базилий? – спросила она.
– То же, что и ты! Что я должен победить!
Дорис задумалась.
– Что делать, Дорис?
– Есть один способ. Можно попробовать остаться в живых.
– Я готов пробовать! Говори скорее, Дорис!
– На празднике Победы публика обычно жалостливая. Они даже попросили меня не убивать моржа позавчера, и только потому, что он лишился в нашей схватке одного клыка! Но я была сильнее! И куда его теперь без клыка?
– Я не знаю, Дорис. Но мне кажется…
– В общем, когда почувствуешь, что тебе конец – отдай Теребинию руку или ногу! Если вызовешь у зрителей сочувствие, они потребуют оставить тебе жизнь! Тем более, что это ваш последний бой! У тебя есть шанс, Писец!
У меня не было ни малейшего желания отдавать Теребинию руку или ногу, но и других идей тоже не было.
– Я понял. Я понял.
– Хватит трепаться! Писцу нужно выспаться, Дорис!
– Уже иду! – сказала девушка и поцеловала меня в щёку. – Я буду на трибуне рядом с отцом!
Они ушли, а я остался высыпаться.
Но уснуть я уже не мог до самого утра.
24
Утром пришёл Базилий и принес мне какое-то зелье в своей фляге.
– На, выпей! Это прибавит тебе сил сегодня! Пей, чтобы никто не видел! Матёрка запрещена на турнирах! Еле пронёс сюда! Пришлось заплатить стражникам! Выпей всю!
Вероятно, мой учитель всё-таки сомневался в моей победе, но я сделал так, как он попросил.
Поначалу я не почувствовал действия того зелья, потом мне стало веселее.
А потом ко мне пришёл Безносий и пожелал удачи.
– Удачи тебе, Писец! Может, скоро свидимся, друг!
Заиграли трубы, забили барабаны и начался предпоследний день турнира.
Прошли несколько боёв и, наконец, позвали нас с Теребинием.
– Всё, Писец! Сейчас Теребиний тебя кончит! – сказал Фаллакус. – Добегался!
– А вертел я твоего Теребиния! – заявил я.
– Писец оборзел, Теребиний! Кончай мудня с особой жестокостью! Как ты любишь!
– За мной не заржавеет! Он будет без рук и без ног валяться и умолять о пощаде! Я ему даже долбаного коротыша отрежу, пожалуй! – заявил Теребиний.
Бородатый наставник похлопал Теребиния по заднице в знак своей поддержки.
– Пойдём, мордатый, я порву тебя! – крикнул я.
Базилий поскорее надел мне на руку кожаную защиту и вывел из подвала.
Мы вышли к арене, и я увидел Триксия с Дорис, которые сидели на первом ряду с местной знатью.
Дорис отправила мне воздушный поцелуй и показала жест, который с тех пор сохранился в употреблении, но с неприличным значением, хотя она лишь напомнила мне о руке, которой следовало пожертвовать ради спасения жизни.
А Триксий снова показал мне кулак. Мне было весело, и в ответ я показал ему язык.
– Помни про солнце! – сказал Базилий.
– Плевать на солнце! – сказал я и плюнул в небо.
– Спокойно, Писец! Перебрал ты с зельем! Бой могут перенести, и тогда тебе уже ничего не поможет, а я не уеду в долбаную Грецию! Убей германца сегодня же! – сказал Базилий и дал трезубец с сеткой.
– На арену вызываются гладиаторы: секутор Теребиний и ретиарий Писец! – объявил в свою медную трубу ведущий.
Музыканты заиграли героическую мелодию.
Мы тут же выскочили на арену.
Теребиний снял свой шлем и принялся бегать по краю арены с поднятыми руками, в которых он держал гладиус и щит. Зрители приветствовали его стоя.
А я вышел в центр площадки и принялся зачем-то вертеть сеткой над своей головой.
– Гонг! – крикнул, наконец, ведущий мужчина с пьедестала, когда Теребиний набегался вдоволь и подошёл ко мне с жуткой гримасой на своей морде.
Потом он надел шлем и приготовился.
Ударили в гонг.
Я скопировал позу своего противника и засмеялся.
Тем временем Теребиний начал атаковать.
Я уворачивался от ударов великана и продолжал смеяться.
Мне казалось, что это не битва насмерть, а какая-то игра, в которой я обыгрываю соперника, и даже поддаюсь ему. Это было странным, но, похоже, зелье Базилия оказалось эффективнее, чем сам учитель мог предполагать.
Удивлённый Теребиний уже начал выдыхаться, потому что тратил силы на бесполезные преследования по всей арене и сильные удары гладиусом по воздуху. Но он всё же намеревался меня убить и принялся снова атаковать.
Я посмотрел на Дорис. Она, видимо, подумала, что мне конец и снова показывала мне тот самый жест.
Но тут ко мне подбежал Спартак с Корнелией на руках.
– Тяжёлая, Писец! И грязная! Помоги донести до прачечной!
Я бросил оружие и протянул руки к полководцу либертарианцев, потому что не мог ему отказать.
Я заметил звериный оскал на потной харе Теребиния – он собрался меня кончать!
Я снова посмотрел на Дорис – она вскочила на скамейку и уже с неё жестикулировала с таким надрывом, что заразила своей резвостью и публику. Видимо, зрителям, хоть они и не понимали значения сигнала девушки, понравился и тот самый жест, и новый способ выражения своих эмоций – они тоже повскакивали на скамейки и повторяли за Дорис её нехитрые движения – били одной своей рукой по локтевому сгибу другой руки.
Я заметил оживление на трибунах и, к счастью, вытянул свою правую руку в сторону Теребиния и попытался дать ему пощёчину.
Гладиус германца блеснул на солнце, а моя рука, длинная, как питон, отлетела в сторону.
На этом я посчитал свою жизнь законченной.
Но вместо встречи с богами, я очнулся в какой-то комнате с белыми стенами и приятным запахом цветов.
Я лежал на мягком диване, а в открытое окно задувал тёплый ветер и щекотал мои пятки.
У моего дивана сидела красавица Дорис и ела персик.
– Привет, дорогой! – сказала она и поцеловала меня в щёку. – Отличный бой! Красивый! Всё получилось! Ты жив! Скоро вернётся папа – он встречается с консулом.
– Почему Теребиний не убил меня? Он же мог…
– Ты разжалобил народ! У тебя получилось! А без руки жить можно !
Я посмотрел на перевязанную правую руку – она была укорочена по локоть, но болела, как ни странно, отсутствующая её часть.
– Как я теперь? И я не выиграл турнир…
В этот момент в комнату вошёл довольный Триксий в сопровождении Базилия.
– Наш герой уже очнулся! Ты был великолепен! Всё-таки не зря я держу Базилия – это был лучший бой всего турнира! Народ пищал от счастья!
– Но я не выиграл турнир, – сказал я.
– Да, но зато о моей школе и обо мне теперь знает весь Рим! А это… В общем, я решил подарить тебе свободу!
Дорис заулыбалась, а Базилий посмотрел на Триксия с удивлением.
– Я…
– Без руки ты всё равно драться уже не сможешь. Да и писать, пожалуй тоже. Зачем мне такой раб?
– Триксий, я…
– Да и, честно говоря, за тебя просил сам консул! Каково! Он, как и все, был поражён твоим умением держаться на арене! Решили так: я подарю тебе свободу, а он наградит тебя талантом. Я про серебро.
Дорис захлопала в ладоши!
– Папа! Ты самый лучший! – сказала она и кинулась к Триксию на шею.
– Да! Я знаю! Сегодня же виндицируем тебя – и можешь отправляться на все четыре стороны!
– А я? – спросил Базилий.
– А ты… Твои ученики проиграли, не так ли? А один вообще сдох! Ты не выполнил условие нашего договора! И ты мне нужен! Но не унывай, дружище! Через четыре года новый турнир – у тебя есть время подготовить достойных гладиаторов и победить!
Вот так рассыпалась мечта доброго Базилия об острове и лодке.
Базилий посмотрел на меня с завистью.
– Собирайся, Писец! Через час жду тебя у претора – будем оформляться! Дорис знает где – она проводит! Пошли, Базилий!
Счастливый Триксий с печальным Базилием ушли.
– Как всё удачно получилось! – сказала Дорис и прилегла со мной. – Завтра у меня последний бой – притащат какого-то убогого медведя, а потом мы сможем уехать. Вместе.
– А Триксий не будет против?
– Нет. Он теперь на короткой ноге с самим консулом – остальное его мало интересует.
– А куда?
– На Сицилию. Говорят, там уютно. Я хочу открыть свою гладиаторскую школу для женщин. Папа обещал помочь. Женщины – тоже люди, и они хотят драться наравне с мужчинами!
– Да… Наверное.
– О чём ты думаешь? Тебе не нравится Сицилия? Тогда поехали в Грецию! Или в Африку!
– Мне нравится Сицилия. Но, может, не нужно медведя? Ну его к чертям! Поехали сегодня же после виндикации!
– Как не нужно медведя?! Ты совсем не думаешь, что говоришь! Я готовилась несколько лет, чтобы получить венок победителя! А ты хочешь, чтобы…
– Я хочу уехать. С тобой и поскорее!
– Уедем завтра! И не спорь! Иначе я уговорю папу передумать!
Меня освободили и выдали мне соответствующую грамоту с подписями Триксия и претора.
– Поздравляю, Писец! Заслужил! Руку тебе пожать не могу, но желаю удачи! Консульский талант ждёт тебя в каупоне.
Я поблагодарил Триксия и сказал, что приду на бой Дорис с медведем, чтобы поддержать его дочь. Он не был против, и даже купил мне билет на трибуну.
На следующий день мы встретились в театре. Моё место было на десятом ряду, но я видел всю арену и Триксия, который сидел внизу в обществе аристократов. Он улыбался, пил вино, и был доволен и дочерью, и мной, но более всего, полагаю, собой.
Базилий был, как всегда, в наставнической ложе у выхода из гладиаторских подвалов. Он сидел с задумчивым выражением лица и ни с кем не разговаривал.
Меня зрители узнали и просили побаловать их автографами. Я не отказывал римскому народу в такой мелочи и раздавал автографы направо и налево. Правда писать на глиняных табличках и папирусах приходилось левой рукой, но мои каракули расходились по трибунам и радовали людей, казалось, не менее, чем сами гладиаторские бои.
Заиграла громкая музыка, и ведущий представления объявил продолжение праздника.
– Итак, мы продолжаем! – завопил он в свою трубу. – Сегодня последний день турнира – мы подведём итоги и узнаем, кто из наших героев, победивших смерть и дошедших до конца, получит венок и титул чемпиона!
Народу понравились слова ведущего и он зааплодировал.
– А начинает представление та самая Аустралия, наша любимица, которая завоевала сердца римлян на вечные времена! Её имя останется в истории гладиаторских игр – такое решение уже принято нашим дорогим Сенатом! Встречайте! Аустралия – гроза свирепых хищников!
Зрители подняли шум, а Дорис в маске выскочила на арену.