Free

Однажды в Челябинске. Книга первая

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

История восьмая. «История с собачкой»

– Ослабил ты хватку, – констатировал Степанчук, когда я вернулся в номер после того, как отпустил Брадобреева в магазин. – Я думал, что у тебя с Митяевым особые отношения, а не с Брадобреевым.

– О чем вы толкуете? – спросил я. – Скорее, вы теряете бдительность.

– Вздор! – соскочил с кровати тренер. – Это к тебе привыкли! Читают тебя как открытую книгу. Предугадывают. Еще и шутить пытаются. Два месяца назад ты не был таким предсказуемым. Камня на камне бы не оставил. А сейчас ты берешь и отпускаешь Брадобреева?!

– Лучше одного, чем всех, – произнес я.

– Здесь нет иных подтекстов кроме одного: ты проявил слабину, заставил усомниться в строгости режима. А в нашем деле это недопустимо, повторяю тебе еще раз. Думаешь, они оценят? Думаешь, сработает? Да никогда! Мат и грубая сила – вот что для них закон. Вот, чему надо подчиняться. Работает на любом языке и в любой точке мира. Даже собаки выполняют приказы, когда ты строг с ними – они не понимают слов, а только интонацию.

– Значит, мне уже давно тут нечего делать, так?

– Ты помогаешь мне с дополнительной работой, которая отвлекает от главного, – ответил тренер. – Заодно ты смотришь за всем и опыта набираешься.

– Я перестрою вопрос: с какой же целью вы пригласили меня?

– Повлиять на команду и дать результат. А не рассусоливать тут.

– И результат есть, – сказал я и подумал, что уж больно много обязанностей этот человек переложил на меня, а сам частенько прохлаждается. – Думаете, я Брадобреева просто так отпустил?

Тренер не услышал последней фразы:

– Брадобреев в условиях жесткого приказа даже и думать о свободе и пайке не должен. Нужно так: прикажешь им шайбы забрасывать – забросят, толкать – толкнут, подраться – изобьют, убивать – убьют. В остальном – молчание и повиновение.

– А как же метод кнута и пряника?

– Не должно быть выбора. Либо играешь в полную силу, выходишь и отдаешься игре целиком, либо идешь вон. Вот это ты и призван доносить, чтобы поняли: это не придирки, а данность. И дисциплина, дисциплина и еще раз дисциплина! Их надо до такого состояния доводить, чтобы они просыпались по утрам и спрашивали себя, на кой черт они вообще проснулись.

– С таким подходом вас, Виталий Николаевич, мягко говоря, не любят.

«Люто ненавидят», – пролетело в мыслях у меня.

– Что ты сделал, чтобы исправить это?

– Перенес на себя как минимум половину этой ярости. А то и больше.

Тренер продолжил речевые излияния:

– И вот такова их благодарность, представляешь? А я столько усилий приложил… Только наказания они и заслуживают. Особенно после сегодняшнего. По всей строгости контракта. Чтобы соблазна не было. Иначе десять лет мучений впустую. Но большинство и этого не заслуживает. Эти лохи даже не понимают, как им повезло. Только издеваются над нами, получают удовольствие от неподчинения, хотя у самих молоко на губах не обсохло. Не будь нас с тобой, в любой мало-мальски серьезной ситуации они могут таких дров наломать, что мало не покажется. Стоит только их распустить, – я считал, что Степанчук уж больно сгущает краски. – Шляются по чужим городам без устали – не поймаешь. За это мудачье еще и отвечать? Их мамки и папки, значит, взрастили дерьмо, а я крайним окажусь, чуть что случится. И никто разбираться не станет.

– Другое дело, если бы абсолютно все саботировали приказ. Паша хотя бы разрешения попросил.

– Каковы гарантии, что он ничего там сейчас не вытворит?

Я медлил с ответом.

– Вот стучишь по ним, шлифуешь, стараешься, а выбьются единицы. Наша задача – сделать их приспособленными и мастеровитыми. Здесь все средства хороши. А демократией никто успеха не добивался, – я не мог полностью согласиться со Степанчуком. – Сейчас же возвращаешь Брадобреева и следишь, чтобы остальные носов своих за порог не высовывали.

– Хорошо.

– Если же произойдет акт неповиновения, то можно на всем ставить жирный крест. Если они что-то натворят или пострадают, пиши пропало. Почему тебе постоянно нужно напоминать прописные истины?

– Этого не повторится, – заверил я.

– Хочется верить. Я надеюсь, за тобой хотя бы присмотр не нужен?

– Обижаете, Виталий Николаевич.

– Помни: ты здесь не чтобы брататься, а чтобы работать. Был бы ты непоколебим и придерживался моих рекомендаций, эта шайба никогда бы в тебя не полетела. И что же мы имеем? Мой сотрудник травмирован. А этот козел Бречкин сейчас наверняка понтуется своим поступком вместо сожаления. Это не те люди, с кем ты, как человек неординарный, должен дружбу заводить. Не из их ты компании. Не надейся на понимание – от них ты его не получишь. Нашел бы себе ровню.

Эти темы всегда меня задевали, и я заторопился на улицу, дабы разыскать Брадобреева.

– Вы все еще дети. Хотя считаете себя взрослыми. Учить вас надо.

– Я могу идти?

– Ступай, – отпустил меня Степанчук.

Я вышел на улицу, оказавшись перед выбором, в какую сторону пойти. Выбор зависел от того, какой из двух близлежащих сетевых супермаркетов выбрал Пашка. Я напряг интуицию и решил пойти налево.

***

Степанчук своими речами только задержал меня. Отчего моя задумка могла и не осуществиться. Я, желая подтвердить свои подозрения, отпустил Павлика, чтобы инкогнито за ним понаблюдать – его действия наверняка приведут меня к разгадке того, что замышляют хоккеисты. Они могли ничегошеньки не планировать, но в таком случае это жалкая пародия, а не хоккеисты «Магнитки-95», которых я знаю как свои пять пальцев.

Подходя к магазину в ближайшем доме по улице Цвиллинга, я только и думал, как застану Брадобреева врасплох и выбью из него признание. А в дальнейшем гнев мой будет страшен, и увидит Степанчук, что я еще способен на суровые наказания.

Итак, около нужного магазина самый суровый человек на свете (то есть я) обратил внимание на следующее: в бескрайнем море обледенелых и заснеженных дорог, тротуаров и тропинок выглядывает своеобразный островок сухого асфальта – пышущий спасительным теплом колодец. На его крышке сидит маленькая собачонка в розовом ошейнике. Экземпляр той самой породы, которую любят таскать по маникюрным салонам богатые и модные дамочки. Собачонка маленькая и несуразная. Она тряслась от холода, поочередно задирала маленькие лапки, соскакивала с места при виде выходящих из магазина покупателей, с надеждой всматривалась в них, пыталась унюхать знакомые запахи. Хозяев среди них не было. Люди игнорировали маленькое существо у крыльца – тогда собачонка грустно скулила и с надеждой продолжала вахту.

– Ты потерялась, что ли? – бросил я в сторону собачки. Такие обычно гавкают как резаные – эта, видимо, уже выбилась из сил.

Тут с улицы в квартал резко завернул солидный черный «BMW» последней модели без номеров. Вид у машины такой, будто только с конвейера сошла. Водитель хотел ловко зарулить как раз на свободное местечко у магазина – на тот самый колодец, где ютилась бедная моська. Я мигом преградил дорогу автомобилю, выставив ладони вперед:

– Осторожно! – не позволил припарковаться я.

Шины заскрипели от резкого торможения. Черно-коричневый гладкошерстный той-терьер знатно напугался, но с подмороженными лапками так и не заставил себя отпрыгнуть на лед.

Не то чтоб я был человеком сердобольным – эта порода собак из-за своего характера меня раздражала. Однако откровенно домашние собачки в данной ситуации вызвали бы жалость у любого. В отличие от тех же котов, которые на улице порой выглядят увереннее: у них хотя бы шерстка подходящая (не считая мерзких сфинксов), они знают в округе все места, где тепло и где подкармливают.

Здешние коты дали бы леща этой беспомощной собачонке. Все ясно – потерялась. Ибо вряд ли те, кто держит таких собак, имеют привычку оставлять их на улице без привязи и без присмотра, когда сами шастают по магазинам, тем более зимой. На таком морозе и в одиночестве даже привязанная наиумнейшая немецкая овчарка взвоет. А как у такого игрушечного песика вообще сердце не остановилось от приближения машины – неизвестно.

– Чего за своей шавкой не следишь?! – высунулся из окна водитель.

– Лучше смотри, куда паркуешься! – ответил я.

За рулем сидел смугловатый франт с черными вьющимися волосами и ухоженной бородкой, одетый в деловой костюмчик и летние мокасины. Всем своим видом он показывал, как респектабелен и крут. Конечно, на такой-то тачке. Да и на вид он довольно-таки молод.

Только я потянулся за той-терьером, как песик юркнул под соседнюю машину: «Вот зараза, – подумал я, слушая, как собака умудряется глуховато рычать в мою сторону. – Я тебе жизнь спас, а ты…»

Автохам, к моему удивлению, смирился с тем, что не доехал на своем новеньком авто несколько метров до бордюра – багажник его тачки выглядывал из общего строя машин и на треть перекрывал выезд из квартала. С учетом того, что на дороге образовалась колея, у этого засранца, если кто-нибудь попытается там протиснуться, уши точно будут гореть (либо икота прикончит).

– Ну и что-о?! – вылез из машины парень, сжимая в руке кожаный клатч. – Твоя псина не только слепая, но еще и тупая, что тебя боится. Верно говорят, что собаки похожи на своих хозяев.

– Мне сейчас стоит сделать пару движений ногами, чтобы уделать твой костюмчик так, что ни одна химчистка его не возьмет. Хочешь покажу? – злобно выцедил я.

– А ты чего такой борзый, а?! – спросил хозяин «Бэхи», хотя вид у него совсем не пугающий. Он держался от меня на расстоянии – чтобы вовремя увернуться от возможного удара и дать деру. По глазам видно, что ситуацию он не контролирует, но что-то внутри так и толкает его показать собственную важность.

– Ты, я смотрю, у нас больно крутой, – ответил я. – Раз такой крутой, что ж ты до обычного магазина-то опустился? Смотри, как бы за такой вид тебя местные гопари в очереди не уделали, пижон!

– Завидно тебе, собачник?! Вот и прозябай здесь, мурло вонючее, – сказал он и грациозно побрел к магазину.

 

– Конфликтуешь так же, как и паркуешься, – добавил вдогонку я. Он показал мне средний палец.

«Что за люди? – подумалось мне. – Собаки получше будут».

Спустя пару секунд свое мнение о собаках я готов был изменить, ведь мне пришлось нагибаться и заглядывать под машину, чтобы разыскать потеряшку. Чуть я нагнулся, как мне в грудину выстрелили, словно из ракетницы. Я и позабыл, что у меня там синяк на полгруди.

– Черт с тобой, – смирился я. – Хочешь замерзнуть – как хочешь. Не особо ты мне и нравилась.

Плюнув на исчезнувшее невесть где животное, я вспомнил про Брадобреева. Взлетев на крыльцо продуктового, я размышлял, как мигом просмотреть все продуктовые ряды и не упустить из вида Павлика. И не столкнуться при этом с владельцем «Бэхи».

На стенах вокруг входа налеплено бессчетное количество объявлений на любой вкус: работа, волосы, фото-роботы, муж на час, жена на час (последние сопровождались обилием имен – в большей степени сказочных героинь, а не обычных русских девушек). Сосчитать нереально, сколько там наклеено слоев из цельной и оборванной бумаги всех цветов радуги – на хорошенькую теплоизоляцию фасада точно тянет.

Я никогда особо не просматривал подобное великолепие, где бы оно ни находилось: на стенах, столбах или деревьях. Однако одно из явно свежих объявлений на бумаге розового цвета привлекло мое внимание:

«Внимание!!! Пропала собака. Той-терьер, два года, девочка, черно-коричневый окрас, розовый ошейник. Ласковая, откликается на кличку Буся. В семье очень переживают. Прошу добрых и неравнодушных откликнуться. Нашедшему гарантировано вознаграждение».

Там же указан почему-то не номер телефона, а адрес дома в паре кварталов отсюда. Также прилагается немного расплывчатый снимок собаки.

Вот те раз!

Я резко повернул голову в сторону стоянки – той-терьера нигде не видно. Я готов отстегнуть себе пощечину: не хватило прыти сразу же изловить собачонку. Лишние деньги и добрые дела никогда не помешают – особенно когда они плывут прямо в руки. Мне резко захотелось во что бы то ни стало исправить оплошность – я сорвал объявление и вгляделся в фотографию. Несомненно, это та самая собачонка.

– Где же ты? – стал медленно бродить вокруг магазина я, приглядываясь к стенам, углам, урнам, машинам, колодцам. – Буся, Буся, Бусинка!

Из квартала неуклюже вырулил мусоровоз. Ехал он медленно и натужно, поскольку загружен мусором со всего Советского района. Чумазый водитель достаточно сурового вида стремился поскорее вывалить всю эту дрянь на свалку, до которой нужно еще доехать. Дорога неблизкая. С учетом пятничных пробок время в пути превращается в дорогу чуть ли не до Москвы. Естественно, такое положение дел водителя мусорки не очень веселит. Да и какое здесь веселье, когда какой-то остолоп, прогулявший уроки парковки в автошколе, бесцеремонно перегородил путь. Объезжать некогда – здешние дороги и их чистота гарантируют, что мусоровоз либо опрокинется, либо зацепит парочку машин. Водитель спецавтотранспорта иногда грешил легкими касаниями с прочими машинами, но дорогой «BMW» его настораживал по большей части из-за возможного обладателя, от которого можно ожидать проблем.

От усталости и безнадеги шофер выругался и со всей силы ударил кулаком по клаксону, напоминавшему оглушительный свисток тепловоза. Его услышали все в радиусе километра. Кроме того самого счастливого обладателя «BMW». Я должен сказать спасибо водителю мусоровоза, ибо от столь резкого звука из-под одной из машин на тротуар пулей вылетела нужная мне собачонка. Кажется, она еще и обделалась со страха. Пока Бусинка осознала, что к чему, я подлетел к ней и схватил двумя руками:

– Попалась! – возрадовался я. Она побрыкалась немножко, попыталась вырваться, царапнуть, куснуть меня, но я гладил ее, называя по имени, и она успокоилась – смирилась, наверное. Голодная и холодная с удовольствием полезла ко мне под куртку, с интересом выглядывая оттуда, навострив ушки.

– Парень! – из мусоровоза выглянул грузный водитель. – Помоги проехать, а!

– Да нет проблем, – откликнулся я. Как же мне не помочь ему, если он невольно помог изловить Бусинку.

«Я смотрю, ты у нас в прятках хороша. Ладно, вроде спокойная. Сородичи на твоем месте устроили бы ор на весь двор. Не дались бы чужим в руки. А ты еще и умная – понимаешь, что жить тебе недолго, если продолжишь на колодце куковать. Благодари, что я не китаец. И не владелец киоска шаурмы, – приговаривал я. – Сейчас отнесу тебя домой».

Водитель мусорки попросил меня взглянуть со стороны, сможет ли он протиснуться между машинами. Тяжеленный мусоровоз на глаз еле проходил.

– Чтоб этому умнику псы на колеса нассали! – ругался водитель мусорки, глядя на «Бэху».

– Полностью согласен! – махнул рукой я. – Давай чуть влево, – принялся руководить процессом я.

В глубине души мне очень хотелось, чтобы громадина шаркнула как следует машину грубияна в костюмчике. С другой стороны, заигрывать с неизвестными в чужом городе по второму разу мне не очень хочется. Да и вдруг водителю мусорки достанется. Тот аккуратно подал громадину вперед и влево – пришлось наехать на бугорок, под которым прячется бордюр.

– Теперь прямо! – крикнул я.

Водитель подчинился. Какие-то несколько сантиметров отделяли «BMW» от мусоровоза. Такое ощущение, что последний принялся соскальзывать с пригорка. Одно неаккуратное движение, и мусоровоз ляжет, накрыв собой (и вдобавок одеялком из мусора) все припаркованные автомобили.

Груженая хламовозка, подпрыгнув на невидимой кочке, стряхнула небольшой кусок скопившейся на крыше вязкой массы из снега, каких-то тряпок, пищевых объедков, стекла и бумаги – одним словом, всего, что зацепилось за люк мусоросборного бункера. Под наклоном все это великолепие скатилось и нашло пристанище на крыше автомобиля мужика в костюмчике.

Я был этому несказанно рад: «Так тебе и надо. Жри!»

– Что там?! – крикнул шофер мусоровоза.

– Все нормально! – ответил я. – Руль вправо теперь!

Когда мусоровоз освободился из тисков, его водитель в благодарность посигналил мне и поехал дальше. Я же, напоследок взглянув на кучу мусора на крыше «BMW» (словно кто-то опорожнил на машину одну из местных урн), зашагал обратно, придерживая найденную собачонку и воображая последующую реакцию автохама на столь неприятный сюрприз.

«Пашка бы давно уже выперся из магазина прямо в мои лапы, – заключил я. Его здесь нет. Следовательно, я выбрал не тот магазин. – Если тебя и там не будет, Брадобреев… Прибью», – думал я, шагая к следующему магазину, что означает вновь пройти мимо общежития. На этот раз я не один.

***

Чтобы дойти до указанного в объявлении дома, я преодолел несколько кварталов. В итоге вышел к нужной мне десятиэтажке на улице Орджоникидзе. Чем ближе я подходил к ней, тем чаще у собачонки билось сердечко. Она периодически взвизгивала, дрожала, судорожно оглядывалась по сторонам, а однажды и вовсе предприняла попытку выпрыгнуть и пуститься наутек. Следовательно, я двигаюсь в правильном направлении. Темнота тем временем уверенно наползала на город – окрестности становились все более таинственными и устрашающими.

Вычислив, в каком из подъездов располагается нужная квартира, я воображал, как же обрадуются хозяева собачки, кем бы они ни были. Одновременно со мной к двери подъезда подошли два медика из подъехавшей скорой помощи – мужики в синих костюмах и с ярко-оранжевым чемоданчиком.

Я набрал номер квартиры. Видимо, фельдшер, что помладше, хотел проделать то же самое, поэтому удивленно спросил:

– Вы тоже в 39-ю?

– Да, – обернулся я. – И вы?

– Верно. А вы не оттуда?

– Нет, – удивленно покачал головой я. – Я по делу.

Медик постарше нахмурился:

– Как вы только умудряетесь быстрее нас приезжать, гады?!

– Я вас не понимаю.

– Все ты понимаешь, – наезжал на меня второй фельдшер. – Кто тебе информацию сливает, а?!

– Отстаньте, – сказал я, – я не ритуальный агент.

– И приехали мы лечить, а не смерть констатировать, – напомнил фельдшер помладше, останавливая порыв старшего коллеги.

В домофоне послышался дрожащий мужской голос…

Поднимаясь с медиками на лифте, я размышлял, что же могло приключиться в квартире. Ладно, если кто-то приболел или кому-то поплохело. Не застрять бы тут до глубокой ночи: не очень-то и хочется на трупы глядеть. На пару мгновений я даже забыл про той-терьера, которого вез отдавать. К месту ли сейчас это?

Невозмутимые работники скорой первыми вышли из лифта и прошли в сторону нужной двери. Я же скромно пристроился за ними. Кромешная темень в подъезде вскоре озарилась ярким желтым светом из тамбура. Дверь квартиры отворил высокий молодой человек. Мы даже растерялись немного, ибо одет он в форму гаишника – вплоть до салатового светоотражающего жилета. «Только жезла не хватает, – подумалось мне, – а еще пожарных и службы газа для полного комплекта».

– Проходите, пожалуйста, – промолвил растерянный работник ДПС.

Медики поспешили внутрь, попутно о чем-то спрашивая хозяина квартиры и производя отработанные до автоматизма действия. Меня бы никто и не заметил, если бы не Буся, которая убедилась, что находится на пороге родных пенатов, и залилась радостным лаем.

Гаишника, проводившего медиков в комнату и принявшегося грызть ногти, передернуло. Он посмотрел в мою сторону и вытаращил глаза. Я, предъявив Бусю, объявил, что пришел по объявлению. Молодой человек из квартиры в тот момент превратился в ликующего пятилетнего мальчугана, которому родители сделали сюрприз – подарили собаку, о которой тот мечтал всю жизнь. Вряд ли, конечно, он мечтал в детстве именно о такой.

– Господи, – сломя голову гаишник побежал ко мне, чтобы принять пропажу в трясущиеся руки, будто это не собака, а древний глиняный сосуд. Как же он сиял – чуть не расплакался, ей-богу. Буся явно признала паренька и принялась извиваться, облизываться и вертеть своим обрубленным хвостиком.

– Мама, мама! Буся нашлась! – гаишник запрыгал от счастья. Прежде я ни разу не видел такого неистового ликования. Победа в финале Кубка Гагарина, конечно, не в счет.

Я прошел внутрь квартиры, оглядываясь по сторонам. Очевидно, что в двушке обитают пожилые люди. Все вокруг прибрано, запустения не наблюдается, присутствует небольшой старческий душок. Некоторые вполне современные вещи соседствуют с дорогой сердцу рухлядью. В комнате, куда зашли врачи скорой помощи, пахнет медикаментами. Стараясь особо не отсвечивать, я заглянул туда. Небольшая спаленка с шифоньерами, тумбочками, старыми креслицами, ковром на стене и застеленной кроватью, на которой лежит седовласая морщинистая женщина в поношенном халате. Медики осматривали ее: один измерял давление, другой что-то искал в своем чемоданчике. Молодой человек в полном обмундировании радостно тряс собачку в руках. Схвативший правой рукой собственный подбородок худощавый, но жилистый дедок стоял в углу и наблюдал за действиями врачей. Мигом он перенял ликование сотрудника госавтоинспекции, всплеснув руками. Теперь оба радостно пытаются донести слегшей хозяйке, что ее любимица вернулась. Лишенная сил старушка, завидев Бусю, прямо на глазах стала возвращаться к жизни и даже тянуть немощные руки к собачке.

– Нашлась, – прохрипела она.

Свистопляска вокруг собачки и ее хозяйки отвлекала медиков, которых интересовало, принимает ли пациентка какие-либо лекарства и какое у нее обычно давление.

– Теперь понятно, отчего весь сыр-бор, да? – сказал фельдшер поопытнее.

И действительно: осознание того, что пропажа возвращена, выгоняло из дома уныние, навеянное внезапным приступом у женщины. Мне даже стало неловко здесь находиться. Скромность требовала мигом удалиться, но я не сдвигался с места, наблюдая, как внезапно нахлынувшее счастье омолаживает жильцов квартиры: заставляет стариков забыть о болячках и чуть ли не вытанцовывать на месте давно забытые ритмы зарубежной эстрады. Больше всех возвращению радовалась собачка, с удовольствием высунув язычок. От такого умилительного зрелища мне стало несколько легче на душе.

Только я захотел уйти (меня же могли хватиться в общежитии), гаишник и сухощавый дедушка кинулись осыпать меня благодарностями:

– Спасибо тебе, спасибо! Мы же места себе не находили. С ног сбились в поисках…

Опытные в лечении хронических болезней друг друга старики от госпитализации отказались. Фельдшеры тоже не нашли для нее особого повода и распрощались. Их благодарили не меньше.

– Наверное, мы больше не нужны, – сказал напоследок медик помоложе. – Положительное эмоции – это лучшее лекарство, – его старший напарник уже вызывал лифт.

После ухода медиков домочадцы накинулись на меня с новой силой, желая всяческих благ. Приятно, хоть и чересчур настырно.

– Как нам тебя отблагодарить?

 

– Спасибо, ничего не нужно.

– Тем не менее, – настаивали дед и паренек в форме.

– Мне вполне достаточно вашей искренней радости, – сказал я, мысленно поблагодарив хозяев собаки, что не заподозрили меня в краже животного.

– Пап, ставь чайник, – настоял гаишник. Дед зашаркал на кухню.

– Не нужно, – отнекивался я.

– А я настаиваю, – улыбался гаишник, провожая меня к столу, на котором за секунду образовалась целая гора всевозможных лакомств.

Мне 16 лет, но, фигурально выражаясь, за шоколадную конфетку я готов Родину продать:

– Ну как же можно отказать, когда человек в форме настаивает.

Люди из квартиры № 39 оказались добродушными и гостеприимными.

– Я так тебе благодарен, – не затыкался гаишник. – Ты прямо спас жизнь, – я состряпал озадаченную гримасу. Молодой человек пояснил. – Я подарил родителям эту собачку. Чтобы заботились о ней, чтобы она их радовала – хоть какое-то развлечение на старости лет.

Стоящий у плиты дед буркнул:

– Будто кроме телека, сада и ЖЭКа нам развлечений недостает, – я принял его замечание за шутку и лишь спустя несколько реплик осознал, что дед не шутит.

– Мама души в Бусе не чает. А сегодня утром Буся убежала.

– Она практически сама мне в руки прыгнула, – подул на горячий чай я, заметив несколько подозрительный взгляд пожилого мужчины.

– Где же ты ее нашел? – спросил дед.

– У магазина на Цвиллинга. В одной остановке от вокзала.

– Где-то там Тоня ее и потеряла, – произнес старик и отвернулся к плите.

– Поначалу, – заговорил сын пожилых родителей, – мама надеялась разыскать Бусинку сама… в ее-то возрасте. Ей противопоказано далеко ходить – максимум с собачкой по двору. Отец пошел в пенсионку, а она прямо себя пересилила: вернулась домой, вынула из альбома фотографию Буси и побрела по улицам прохожих опрашивать. М-да, аж в голове не укладывается, – гаишник задумчиво почесал затылок. – Благо, что ей не стало плохо на улице… Потом она пошла в копицентр. Там ей набили текст объявления, отсканировали фотографию, дали клей. Неравнодушные школьники, как мама сказала, помогли расклеить объявления по округе. Она им все деньги, что были в карманах, отдала.

– Главное, чтобы паршивцы не наполнили этими объявлениями соседние урны, – вымолвил дед.

– Ну одно объявление они точно повесили, – сказал я.

– С передышками мама дошла до дома, рассказала все отцу, а потом… Ну ты в курсе, – инспектор печально опустил голову.

– Я тоже сегодня знатно побегал, – перехватил инициативу старичок. – Сначала-то хотел Тоню идти искать, коль дома ее не застал. А выяснилось, что нужно Бусю искать. Чертовка всегда слинять хотела. И чего ей неймется? Но сейчас она уж точно осознала, что лучше места ей не найти, – улыбнулся дед, открыв форточку и закурив папиросу.

– Отец Бусю не нашел. Когда он вернулся с пустыми руками, маме стало плохо. Давление подскочило, встать с кровати не смогла: все плыло перед глазами, тяжело дышалось. Папа звонит мне, а я в скорую сразу… и сюда. Врачи сказали, что криз, – еле слышимо всхлипнул парень в форме.

– Почаще бы приезжал, сыночек, – вспыхнул старик, с укором взглянув на отпрыска. Тому явно стыдно. – Может, мы хотели бы тебя видеть почаще, а не с собачкой водиться, которую ты нам для отвлечения внимания подарил. Матери стало худо – вот только и повод для тебя примчаться.

– Пап, давай не сейчас, ладно? – вежливо попросил гаишник.

Старик махнул рукой и ушел из кухни, приговаривая:

– Нам скоро на небо, а мы внуков даже не нянчили.

– Прости, – парень схватил конфетку, – со стариками порой тяжко. Но я тоже не могу круглые сутки с ними находиться.

Я кивнул, поразмыслив над этим: выходит, его мать сознательно подвергла себя опасности – видимо, не захотела занятого сынка беспокоить по таким пустякам и в итоге до изнеможения себя довела.

– Так или иначе, я твой должник.

– Это лишнее, – допил чай я.

– Если по моей части что-нибудь понадобится, – он указал на свой жетон, – я всегда помогу.

– Спасибо, – меня немного огорошили таким одолжением. – Неожиданно. Правда, мне еще ра…

Я не успел договорить про возраст, как мой собеседник вскочил с места, увидев в коридоре свою мать. Та одной рукой держала собаку, а другой опиралась на стенку в коридоре. Сын хотел подскочить к ней и взять за руку, но та его остановила, мол, сама справлюсь.

– Мама, зачем ты встала? – трепетно поинтересовался он. – Тебе лежать нужно.

– Все нормально, Игореша, – заверила сына она. – Глядишь, через пару лет належусь вдоволь. Надо же мне поглядеть, кто нашел нашу Бусю, – она протянула мне свою руку, которую я легонечко пожал, привстав с табуретки. – Дай бог тебе здоровья. Без животины и жизнь не та, – сказала она, внезапно осеклась, грозно взглянула на сына и спросила. – А ты-то хоть сказал спасибо?! – такой реплике я удивился, ибо парню навскидку уже почти 30 лет, а мать спрашивала с него как с маленького невоспитанного мальчишки.

Гаишнику стало неловко. От стольких благодарностей неловко и мне.

– Я рад был вам помочь, – я не дал Игорю ответить на претензию старушки. – Спасибо огромное за угощения.

– Тебе спасибо, что не прошел мимо, – изрек гаишник.

«Не знал, что я альтруист, – думалось мне. – Помогаю-то многим, а настоящая и искренняя благодарность поступает от единиц».

– Боюсь, мне пора идти.

– Удачи тебе, милок, – сказала пожилая женщина.

– Она мне пригодится, – почему-то сказал я, обуваясь в тамбуре и немного хмурясь от сдавливающих грудь бинтов и побаливающей раны. Буся обнюхала меня напоследок.

– Надо же, не лает на тебя, – в прихожей появился дед.

– Конечно, не лает. После всего почему бы и за своего не признать, – ответил ему сын.

После возвращения Буси домой у меня заметно прибавилось энергии. Добро, бесспорно, всегда останется самым высокооплачиваемым товаром в мире, даже если после расплаты твои карманы остались пустыми. Сейчас я ощущал нечто более ценное и возвышенное, чем прибавка к карманным расходам. Больше всего меня поразило, как оклемалась хозяйка при одном только виде собачки.

Что бы случилось здесь, если б я пошел искать Брадобреева в противоположную сторону? Ответ очевиден. Нашел бы его и вскрыл возможный заговор в стане хоккеистов. «Хотя можно часик-другой и без этого прожить, верно?» – заключил я, стоя у дверей лифта.

За закрытыми дверями квартиры № 39 я мельком расслышал разговор между отцом и сыном:

– Мне тоже пора, – заявил молодой человек.

– Куда это ты собрался?!

– Пап, у меня вообще-то уже час, как идет дежурство.

– У тебя мать чуть не окочурилась! И ты даже не останешься?!

– Останусь… без работы.

– Ну и вали, неблагодарный!

– Пап…

Двери лифта захлопнулись.

Температура снаружи заметно опустилась. Либо просто за пазухой не было собачьей грелки.

«Да уж, – пустился в обратный путь я, обдумывая увиденное, – не все у них там в порядке в семье. Кстати, моим нужно позвонить, – я решил сделать звонок предкам. – Надеюсь, за время моего отсутствия в общаге ничего серьезного не произошло», – я невольно ускорил шаг.

Эх, знал бы я, что там творится… Волосы бы встали дыбом.