Да будет вам известно, что звери – народ работящий, смелый, патриотичный и вообще всегда исполненный благих намерений. Беда в том, что они не могут этого запомнить. Они постоянно забывают обо всех своих добродетелях. Вот почему они и закричали: «Да, да!»

– Разве вы не понимаете, что так дело не пойдёт, – сказал Миловзор. – Если мы хотя бы один-единственный раз уступим этой фее, через пару недель о нас пойдёт дурная слава, и мы будем ничуть не лучше, чем Скверный сквер.

– Мы этого не хотим, – сказали звери.

– Зачем же вы тогда проголосовали? – упрекнул их Миловзор.

– Мы забыли, что мы этого не хотим, – сказали звери. И в один голос воскликнули. – Да здравствует король Миловзор!

– Какая глупость, – сказал Миловзор. – Никакой я не король. У меня нет горностаевой мантии и ни малейшего желания на всех орать и всех погонять. Если вы настаиваете, я попытаюсь, насколько могу, уладить это дело для всех нас.

Звери закричали:

– Да здравствует спаситель отечества!

– Ладно, – сказал Миловзор. – Так тому и быть.

Взяв Клеща-дипломата за шиворот, он объявил:

– Мы никому не мешаем и ненавидим склоки. Но если эта особа, ваша хозяйка, появится здесь, мы обломаем ей рога. Так ей и передайте.

И он зашвырнул посланника куда подальше, так что тот оказался у себя дома быстрее, чем дошёл бы пешком.

– Это был довольно резкий ответ, – заметила Летучая мышь. – Боюсь, он означает войну.

– Разве вы не понимаете, – в отчаянии сказал Миловзор, – что мы уже давно находимся в состоянии войны.

Но этого крика души почти никто не услышал. Звери считали, что вопрос решён, и радовались, что им больше не надо ломать над ним голову. И они разошлись по домам.

Миловзор, полный мрачных мыслей, вернулся в свой Цветочный горшок. У входа спал пёс Каспар.

– Проснись, Каспар, – сказал Миловзор.

– Теперь вы будите меня даже посреди ночи, – сказал Каспар. – Вы хоть представляете себе, который час?

– А если бы я сказал тебе, Каспар, – ответил Миловзор, – что мы расстаёмся, не спрашивай, почему, беги, куда пожелаешь, что бы ты на это ответил?

– Ничего, – сказал Каспар. – Очень спать хочется.

– Я серьёзно, – донимал его Миловзор. – Представь, что я выгоняю тебя за дверь и приказываю: «Убирайся вон и не возвращайся!»

– А я вас не послушаюсь! – сказал Каспар.

– А если я запущу в тебя палкой?

– Я принесу её обратно.

– А если я попаду тебе по носу?

– Я взвою.

– И убежишь?

– И останусь.

– И как же от тебя отделаться?

– Никак. – Каспару надоел этот разговор.

– И ты туда же! – простонал Миловзор.

– Успокойтесь, – сказал Каспар. – Вы мой хозяин, я принадлежу вам. От наших разговоров, между прочим, у меня разыгрался аппетит. Нет ли у вас случайно в запасе ещё одной косточки?

Некоторое время он с надеждой взирал на то место, где был закопан ящик с кормом, а потом снова погрузился в дремоту.

Миловзор вошёл в свой Цветочный горшок и сел на землю. В крышке горшка была круглая дыра. Сквозь дыру глядела луна, отбрасывая на пол световой круг. Миловзор, не отрываясь, смотрел на это световое пятно и чувствовал, что в нём, где-то глубоко внутри, созревает страшное и чудовищное решение, принимающее всё более отчётливую форму.

Луна переместила свой свет с востока на запад. Пятно переместилось в противоположном направлении. И когда пятно остановилось на востоке, ночь кончилась, и решение Миловзора окончательно созрело.

Его лицо было бледным и строгим.

«Даже пёс не хочет, чтобы его гнали вон, – подумал Миловзор. – Мне придётся нелегко».

Глава шестая. У постели феи Гризлы

Дворец феи Гризлы, с его залами и переходами, располагался под корнем древнего Болотного дуба.

В спальном покое дворца в ожидании утреннего пробуждения феи маялись важные господа. Прошло уже несколько часов, но их повелительница всё ещё не соизволила проснуться.

Среди них находились представители разных союзов, которые объединяют подданных феи – насекомых. Ведь не все насекомые имеют одинаковый образ жизни. Одни питаются растениями, другие плотоядны. Есть даже такие насекомые, которые едят насекомых. Сообразно привычкам питания они образуют так называемые сословия, и предводители сословий имеют свой веский голос в государстве. Но в данный момент они, разумеется, молчали. Среди них особое место занимала Тля; ей не уступал по важности жук Дитискус или Окаймленный плавунец, выражавший интересы великого множества водных насекомых. Хотя в данный момент он тоже молчал.

На утреннем приёме обязаны были присутствовать и послы тех иностранных держав, которые, не будучи насекомыми, преследовали близкие цели. Вонючка была послом полевых мышей. Слизень был послом улиток. Повернувшись грудью друг к другу, они незаметно для прочих хвастались своими орденами.

Фея Гризла возлежала на своём роскошном ложе. Оно было выстелено белоснежной плесенью и украшено балдахином из тончайших волокон дубового корня, свисавших с потолка спального покоя. На страже у постели стоял Колорадский жук в полосатом сюртуке.

Он служил при дворе церемониймейстером и охранял сон государыни.

Наконец, Гризла шевельнулась, повернулась и потянулась. Потом зевнула, широко раскрыв пасть с острыми, как пила, зубами, сбросила гнилой лист, служивший ей одеялом, и протёрла левой задней ногой слипшиеся уголки выпученных глаз.

После чего она с неописуемой тупой гримасой уставилась в пустоту.

Её шестиногое величество изволило проснуться! – объявил Колорадский жук ликующим голосом.

Все сословия и державы поклонились.

Гризла мгновенно уселась на кровати и принялась завтракать. Она просто пожирала свой балдахин. Завтрак сам попадал к ней в рот, так ловко всё было устроено.

Затем она весьма непринуждённо на глазах у всех совершила свой утренний туалет.

Зелёная гусеница, исполнявшая обязанности камеристки, отшлифовала клешни на передних и наточила шипы на задних лапах. Она надраила панцирь, который Гризла носила на груди, и отскребла длинные жирные телеса, затянутые в тесные лайковые брюки цвета ржавчины.

Все эти действия совершались с необычайной быстротой. Ведь у гусеницы сотни рук, и во время работы она так извивалась, что обрабатывала одновременно все части тела.

– Нельзя ли побыстрее? – спросила фея.

Гусеница свернулась нулём.

– Продолжай, – сказала фея. – Уж больно ты обидчивая.

Гусеница немедленно развернулась во всю длину, встала во весь рост, и, пустив в ход множество своих рук, принялась плиссировать нежный прозрачный надкрылок, который Гризла носила на своей огромной попе. А фея между тем обратилась к приглашённым на аудиенцию.

– Вернулся ли Клещ? – сказала она.

Колорадский жук сделал знак Клещу. Клещ выступил вперёд, но весьма неохотно.

– Ты огласил им моё послание? – сказала фея.

– Как было приказано, – сказал Клещ.

– Когда они желают моего вторжения? – сказала фея.

– Они его вовсе не желают, – сказал Клещ.

– Кто это «они»? – сказала фея. – Садовый бог исчез, а больше там никого нет.

– У них там теперь есть один человек, – доложил Клещ.

– Человек? – не поверила фея.

– К сожалению, это так, – сказал Клещ. – И он говорит…

Что говорит этот человек? – потребовала ответа фея.

– Вы можете обезглавить меня одним движением, – заявил Клещ, проявляя твёрдость характера, – но он говорит, что если вы туда сунетесь, то получите по рогам.

Правой клешнёй фея взяла Клеща за горло.

– Ты забыл, что я могу обезглавить тебя одним движением.

– Я же сам это сказал, – возразил дипломат.

– На этот раз ты не ошибся, – сказала фея и откусила ему голову.

После этого эпизода её настроение заметно улучшилось.

– Я издаю закон об уничтожении Большого сада, – с важным видом провозгласила она. – Готовьтесь, господа. Через пять минут мы их атакуем.

Её приказ прозвучал совершенно неожиданно даже для представителей сословий и послов дружественных государств. Как все застигнутые врасплох политики, они начали говорить глупости.

Они заохали, что территория Большого сада непригодна для военных действий, что там слишком сухо для ползающих насекомых и слишком ветрено для летающих, что там слишком много птиц, и почти негде укрыться. Они дали понять, что большинство солдат пока что не рвутся в бой. Слизень заявил, что улитки боятся дроздов, владеющих зловредным искусством разбивать о камни раковины улиток. И что улитки передвигаются медленно, если вообще передвигаются, да и то только во время дождя. Слизень оказался способен лишь на жалобы и возражения, от которых не было никакого проку. А главная Тля напомнила, что тля бывает чёрная, красноватая и зелёная, и что чёрная тля, разумеется, готова воевать, но зелёную и красноватую придётся уговаривать.

Каждый хотел бы в один миг стать императором, но эти сословия и союзники – с ними просто беда!

Фея Гризла хладнокровно выслушала их трусливый ропот. Потом открыла свою челюсть и произнесла:

– Я прислушалась к вашим советам. Вы проявили любовь к моей особе и моему делу. Нужно повергнуть враждебный сад в такое состояние, которое лишило бы мужества его обитателей и вдохновило на подвиги наши войска.

– Какая возвышенная мудрость! – с облечением воскликнули собравшиеся.

– Итак, давайте вернём саду некоторую первобытность и первозданность, продолжила фея Гризла. – Подходящим местом я считаю Английский газон.

Во-первых, потому, что он граничит с нашей территорией, а во-вторых, потому, что, насколько мне известно, Овца так и не появилась.

Всех присутствующих охватило безудержное ликование. «Ура!» – вскричали эти господа. – Да здравствуете наша шестиногая императрица!»

– Мы начнём войну, как приказано, точно по графику, – заявила эта великая повелительница. – Но для начала мы её спрячем.

Дело в том, что войну можно спрятать так же, как шапку или носовой платок.

Глава седьмая. Изгнание Прилепы

В то же утро Прилепа постучалась в черепок Цветочного горшка, служившего дверью, и радостно крикнула:

– Можно войти?

– Не можно, а должно, – ответил изнутри Миловзор.

– Почему должно? – спросила, входя, Прилепа. – Ты мог бы выйти с таким же успехом.

– Нам с тобой нужно поговорить, – сказал Миловзор, всё ещё сидевший на земле. – Сегодня ночью я принял одно решение. И незачем подбирать подол и рассиживаться. Потому что решение принято и особому обсуждению не подлежит.

В таком мрачном тоне Миловзор ещё никогда с Прилепой не говорил. Она послушно остановилась и настроилась на короткий разговор, хотя предпочитала обстоятельные беседы.

– Прилепа, – сказал Миловзор. – Мы должны расстаться. Навсегда.

– Ты больше меня не любишь? – испугалась Прилепа.

– Глупости, – сказал Миловзор.

– Что в этом глупого? – сказала Прилепа.

– Если приходиться расстаться, да ещё навсегда, то больше не имеет значения, любишь или не любишь, – пустился в философию Миловзор. – Ведь тогда всё пройдёт, как будто ничего и не было.

– Ты меня прогоняешь? – сказал Прилепа.

– О боже, – заорал Миловзор. – Сколько раз повторять тебе одно и то же?

Прилепа расплакалась.

– Что я такого сделала? – рыдала она. – Это потому, что я иногда говорю лишнее?

В этот момент Миловзору больше всего на свете захотелось обнять её и погладить по голове. Вместо этого он сказал:

– Ты хочешь, наконец, услышать, почему я так решил?

Прилепа кивнула.

– Всё равно скажи, – сказала Прилепа.

– Что ж, – сдался измученный Миловзор. – Так я и знал.

И он исполнил её желание, поведав обо всём.

– Мне грозит страшная опасность. И если ты останешься со мной, я втяну тебя в это дело, и ты тоже окажешься в опасности. Вот почему ты должна меня покинуть.

– Пусть я не смогу тебе помочь, – захныкала Прилепа. – Но почему ты прогоняешь меня навсегда? Я могла бы вернуться к тебе потом.

– Чёрт возьми, – сказал Миловзор, – Разве непонятно, что ты мне помешаешь?

– Непонятно, – сказала Прилепа.

– Но я не могу думать одновременно о своём опасном деле и о тебе! – вышел из себя Миловзор. – Случись что со мной, ты будешь переживать, а это мне помешает. Поэтому отстань от меня.

– Не буду я переживать, ни чуточки, – сказала Прилепа и вытерла слёзы, капавшие на нос. – Кто будет переживать из-за такого дурака?

– Погоди, – сказал Миловзор. – Ты куда?

– Я ухожу, – сказала Прилепа. – Принятое решение особому обсуждению не подлежит, так ведь?

Она выбежала за дверь, но потом всё-таки вернулась.

– Кстати, какая опасность тебе угрожает?

– Тебя это больше не касается, вот и радуйся, – сказал Миловзор.

– Вот я и радуюсь, что ты меня больше не касаешься, – сказала Прилепа и хлопнула черепком с такой силой, что с краёв Цветочного горшка посыпались глиняные крошки.

– Уфф! – сказал сам себе Миловзор. – Обошлось. Я думал, будет хуже. Конечно, она рассердилась. Но на то она и девчонка, чтобы немного разозлиться.

Прилепа быстро вернулась в своё гнездо и собрала пожитки. У неё было пять пар трусиков, она перевязала их лентой, приколола к ней бант, вылезла из гнезда и зашагала по направлению к выходу из сада.

Солнце светило во-всю. На фоне бледно-голубого неба отлично смотрелись высокие августовские штокрозы, их толстые стебли были усыпаны бесчисленными цветами, похожими на пёстрые уши.

– А, Прилепа! Сегодня есть de bon matin? – окликнула её с ветки Французская белка. – Какой погода! Formidable, admirable, beaucoup de soliel, ты понимать?

– Доброе утро, Французская белка! – крикнула в ответ Прилепа.

На другой ветке сидела ещё одна белка.

– Хэлло, Прилепа, – закричала она. – Isn’t it a beautiful morning?

– Доброе утро, Английская белка! – отозвалась Прилепа.

Конечно, затем она прошла мимо Огородной белки, и та поздоровалась: «Привет!», а Прилепа ответила: «Доброе утро!»

Из какой-то щели посреди садовой дорожки пробился кусочек моха, сам собой отодвинулся в сторону, и наружу фонтаном посыпался песок, и всё сыпался и сыпался, пока не получилась целая куча. Из кучи показался длинный чёрный нос, и, наконец, по пояс высунулся Крот.

– Осторожно! – сказал Крот.

– Что тут копать? – с упрёком сказала Прилепа. – Я чуть было об вас не споткнулась!

– Вот потому я и крикнул: «Осторожно!» – оправдывался Крот. – Окажите любезность сообщить мне, куда я попал?

– Прямо на дорогу! – сказала Прилепа.

– Как раз туда, где мне не следует быть, – огорчился Крот. – Я собирался окопать грядку с редиской, но вы же знаете, как обстоит дело с моими глазами. Я уже почти ничего не вижу. И самое странное в том, что я всегда попадаю в неподходящие места. Похоже, нам предстоит многообещающий день – или я и здесь заблуждаюсь?

– День будет превосходный, наверняка, сказала Прилепа.

– Нет худа без добра, – сказал Крот. – Я не слишком обременю вас просьбой ещё раз наступить на песок?

И он исчез, оставив на земле крошечную дырочку.

Прилепа попыталась затолкать в эту дырку всю кучу песка. Но дырка тут же закрылась. И ей не оставалось ничего иного, как по возможности равномерно разровнять ногой песок на камнях.

Потом она дошла до ворот сада, открыла калитку и закрыла её за собой. «Дурак несчастный, – думала она, выходя на улицу. – Хочет от меня отделаться. – Я ему, видите ли, мешаю. Но я узнаю, какая нам грозит опасность, и разделю её с ним. Ведь я и секунды не проживу без этого несчастного дурака, без моего Миловзора».

Глава восьмая. Помощник садовника по имени Георг

Депутат городского совета Термаль провёл тяжёлый рабочий день. К нему на приём приходило множество людей, и каждый был чем-то недоволен. Одним он помог установить причину недовольства, остальным советовал не раздражаться.

Было очень жарко, даже здесь, в старой кирпичной ратуше. Депутат снял пиджак и расстегнул пуговицы на манжетах рубашки. И всё-таки он обрадовался, когда обнаружил, что в коридоре ожидает всего один посетитель.

– Пожалуйста, заходите, – пригласил он его.

Последним посетителем был очень молодой человек в тяжёлых сапогах, коричневых вельветовых брюках и чёрной суконной жилетке. На его голове красовалась фетровая шляпа с высокой тульей и почти без полей.

Он последовал приглашению, уселся на стул для посетителей и сказал:

– Здравствуй, дядя!

– Погоди, дай подумать, – сказал депутат. – Ты Ансельм, верно?

Очень молодой человек покачал головой и возразил:

– Нет, я не Ансельм.

– Хуго? – гадал депутат. – Эрнст? Нет? Да ведь других племянников у меня нет.

– Я тебе не племянник, дядя, – сказал очень молодой человек.

– Но, если я твой дядя, – логически рассуждал депутат, – то ты приходишься мне, по меньшей мере, племянником.

Я твоя племянница, Прилепа, сказал очень молодой человек.

– Но ты вовсе не похожа на девочку, – удивился дядя.

– Это меня радует, – сказала Прилепа. – От этого зависит мой план. Теперь мне нужна лишь квартира.

– Квартира! – испугался дядя.

Не бойся, – успокоила его Прилепа.

Квартира имеется.

– Давай по порядку, – приказал дядя.

– Я переезжаю, – начала объяснять Прилепа.

– По какой такой причине?

– На этом настаивает мой друг.

– Почему?

– Он не говорит.

– Дрянной мальчишка, – не одобрил дядя.

– Да нет же! – возмутилась Прилепа. – Он самый лучший человек на свете.

Дядя большими пальцами оттянул свои подтяжки и щёлкнул себя ими по животу. Потом задал решающий вопрос:

– Так он тебя любит?

– Может быть, даже слишком, – мрачно сказала Прилепа.

– У меня большой профессиональный опыт, – сказал депутат Термаль, – но такое встречается крайне редко. – А как он к тебе относится?

– Однажды, – начала рассказывать Прилепа, – я пощекотала его за ухом травинкой. А он сказал: «Не надо, мой ангел». А я опять его пощекотала. А он сказал: «Перестань, малыш». А когда я пощекотала его в третий раз, он сказал: «Теперь я действительно на тебя сержусь».

– Довольно трудно, – сказал дядя, – сделать из этого правильный вывод.

– Вопрос вовсе не в том, любит ли он меня, – решительно заявила Прилепа. – Я его люблю и никогда не перестану любить, и это единственное, что имеет значение.

После таких слов депутат сдался.

– Раз такое дело, – сказал он, – чем я могу тебе помочь?

Нет ничего удивительного, что спустя некоторое время после этой сцены в ратуше, с трамвая на конечной остановке сошёл вспотевший толстяк, ведя за руку очень молодого человека. Так они дошли по дороге до самых ворот Большого сада.

У ворот на своём посту спал Каспар. Когда чужаки остановились перед воротами, пёс почему-то завилял хвостом. Мало того, он прервал свой отдых и отправился в сад, чтобы доложить о гостях Миловзору.

Пришёл Миловзор.

– Вы из этого сада? – спросил толстяк, утирая со лба пот.

– Да, – сказал Миловзор, перегнувшись через решётку.

– Вы хозяин сада? – спросил толстяк.

– Я присматриваю за порядком, – ответил Миловзор.

– Понятно, – сказал толстяк. – Я из городской управы.

– Вы там хозяин? – спросил Миловзор.

– Я присматриваю за порядком, – ответил толстяк.

– Понятно, – сказал Миловзор.

– По нашим сведениям, из этого сада выбыла некая гражданка по имени… – Толстяк полистал свою записную книжку. – Некая гражданка по имени Прилепа. Это верно?

– Слава богу, – подтвердил Миловзор. – Так оно и есть.

– Я привёл вам нового жильца, – сказал толстяк. – Я депутат горсовета Термаль, а вот ордер на вселение.

Миловзор взглянул на нового жильца, и тот ему понравился.

– Потолкуем, – сказал он депутату. А у Прилепы поинтересовался:

– Ты чем занимаешься?

– Я помощник садовника, – сказала Прилепа.

– Подходяще! – сказал Миловзор. – А как тебя зовут?

– Георг, – сказала Прилепа.

– Георг, – спросил Миловзор, – а у тебя есть подруга?

– Нет, – сказала Прилепа. – На что она мне?

– Разумный ответ, – похвалил Миловзор. – В общем-то подругу иметь не обязательно. Ведь все они всего лишь девчонки, верно? Мужчине нужен друг. У меня, например, никогда не было настоящего друга. Кроме Каспара, разумеется. Но это совсем не то, что я имею в виду. Может быть, в один прекрасный день ты станешь мне другом, Георг.

– Может быть, – сказала Прилепа.

– Значит, договорились, – сказал Миловзор, пожимая руку господину Термалю. – Пусть Георг живёт здесь. Он мне нравится. Хороший парень и не болтлив.

И он гостеприимно распахнул ворота, и Прилепа поселилась в Большом саду.

Глава девятая. Друг Миловзора

Миловзор и его гость сидели на земле, привалившись к внешней стене Цветочного горшка и вытянув ноги.

– Положение такое… – начал Миловзор. – Бог нашего сада уехал, и не куда-нибудь, а на край света. Оттуда мало кто возвращается, да и то не скоро. И как-то так получилось, что все дела свалились на меня. И у меня от них сплошные неприятности и головная боль. Потому что по соседству, в Скверном сквере, распоряжается одна фея по имени Гризла, отвратительная особа, от неё один вред. И теперь она объявила войну всем, кто живёт в нашем саду, и угрожает всех нас уничтожить.

– Почему вы доверяете мне свои секреты? – спросила Прилепа. – Мы с вами знакомы всего полчаса.

– Вряд ли это секрет, – сказал Миловзор. – И ты, дорогой Георг, должен знать об этой угрозе во всех подробностях.

– Ясно, – сказала Прилепа.

– Ты ещё можешь переехать, – сказал Миловзор.

– Я – помощник садовника, – сказала Прилепа. – Я остаюсь.

Миловзор хлопнул Прилепу по плечу.

Прилепа хлопнула по плечу Миловзора. Она очень хотела, чтобы ему стало больно. Но даже если ей это и удалось, он, во всяком случае, не подал виду.

– Пришлось принять срочные меры, – продолжал свои откровения Миловзор. – И действовать по порядку. Для начала пришлось удалить мою возлюбленную. Её зовут Прилепа.

– Почему её пришлось удалить? – спросила Прилепа.

– Тот, кто идёт в бой, расстаётся с женой и детьми, – сказал Миловзор. – так положено.

– Господи, – сказала Прилепа. – У неё и ребёнок был?

– Нет, а что? – смутился Миловзор. – Прилепа, да ещё и ребёнок? Это, в самом деле, было бы слишком. Что касается детства и ребячества, то с меня хватит и одной Прилепы.

– А какая вторая мера? – спросила Прилепа.

– Вторая мера, – пояснил Миловзор, – намечена на завтра. Необходимо укрепить сад. Нам необходим рост и цветение во всех областях. Придётся поработать, ведь кое-где дела идут не лучшим образом, и хуже всего в районе Английского газона.

В густой кроне зелёной липы появилась Французская белка и с любопытством уставилась на помощника садовника.

– Это мой друг Георг, – представил собеседника Миловзор.

– Ah! Bel ami! – пискнула белка.

– Надеюсь, Овца на месте, – строго произнёс Миловзор.

Oui, oui, subito, dawai, dawai! – заверила его белка на своём чистейшем французском языке, махнула пушистым хвостом и исчезла.

– И какая же третья мера? – осведомилась Прилепа.

Сражение, небрежно бросил Миловзор. – Сражение не на жизнь, а на смерть. Правда, эта последняя мера требует минимальных усилий. А теперь подыщи себе жильё, дорогой Георг, чтобы ты до завтра успел отдохнуть.

– Жильё? – удивлённо сказала Прилепа. – Но у меня есть жильё.

– Отлично, – сказал Миловзор. – Где же?

– Ну, там, где освободилась квартира, – сказала Прилепа. – В Птичьем гнезде.

– Ещё чего! – зарычал Миловзор.

– Ничего, – сказала Прилепа. – Буду жить в старом гнезде. У меня ордер.

– Пусть это гнездо и старое, – мрачно возразил Миловзор, – но оно мне дорого и свято, и раз уж оно пустует, пусть пустует. И тебе, бездельнику, не место в гнезде Прилепы!

Это было грубо. Но ничто на свете не смогло бы осчастливить Прилепу, чем эта грубость. «Он же любит меня!» – подумала она. У неё под левой грудью запрыгало от счастья сердце, и ей чуть не стало дурно.

Миловзор заметил её бледность. Он извинился:

– Я не хотел тебя обидеть. И чтобы ты не сомневался в моей дружбе, я возьму тебя к себе. Можешь поселиться в моём Цветочном горшке.

Он предложил это из лучших побуждений, но предложение было неприемлемым по ряду причин.

– Большое спасибо, – сказала Прилепа. – Но у меня есть свои привычки, и я предпочитаю отдельную квартиру. Давайте пока подумаем о завтрашних мероприятиях. А потом я присмотрю себе что-нибудь подходящее. В саду много квартир.

– Отлично, – похвалил Миловзор. – О чём же ты думаешь подумать?

– Я думаю о чём-то вроде воззвания, – сказала Прилепа.

– Воззвание никогда не помешает, – согласился Миловзор. – А как мы его озаглавим? «Всеобщая мобилизация жителей сада»? Или, например, «Всеобщая служебная повинность»?

– В этих словах есть что-то устрашающее, – ответила Прилепа. – Особенно, если речь идёт о таких маленьких и пугливых зверьках, как наши жители.

Я предлагаю название «Общая Трудовая Тусовка».

Они взялись за дело и сочинили нижеследующий плакат:

Общая Трудовая Тусовка!

Чистый сад – это здоровый сад. Здоровый сад никому не опасен.

И пусть все оставят нас в покое, в том числе фея Гризла.

Призываю каждого жителя сада принять участие в Общей Трудовой Тусовке. Наша задача – уборка Английского газона.

Приходите все! (Сбор участников – у колодца.)

Миловзор

– Готово, – сказала Прилепа. – А теперь я подыщу себе жильё.

Она бросилась в сад и пробежала мимо Каспара.

Каспар решил проснуться и побежал с ней рядом.

– В чём дело, пёс? – спросила она его. – Собираешься меня укусить?

– Да нет же, – сказал Каспар.

– Хороший пёс, – ласково похвалила его Прилепа. – А зачем ты все время обнюхиваешь мои ноги?

– А зачем вы носите сапоги, Прилепа? – ответил Каспар вопросом на вопрос.

– Как! – воскликнула Прилепа. – Ты меня знаешь?

– Мы давно знакомы, – сказал Каспар. – Разве не так?

– Но я же переодета, – сказала Прилепа.

– Переодета? – удивился Каспар.

– Конечно, – грустно ответила Прилепа. – И никто меня не узнаёт.