Dualitate II

«Онъ отошелъ отъ бешенаго взгляда…»

 
Онъ отошелъ отъ бешенаго взгляда.
Сорвалъ лучи, надменно выйдя вонъ.
Просторомъ своевольнаго наряда
Прижалъ прострѣленный бидонъ.
 
 
Взирая въ дальнія глазницы
Пропавшихъ утреннихъ везеній.
Прибралъ къ рукамъ всѣ небылицы
О жизни сорванныхъ растеній.
 
 
Росу снималъ, какъ пуговицъ хребты;
Кровавый оттискъ оставлялъ закату.
Хромала осень. Черные коты
Рядились въ срокъ по циферблату.
 
 
Ругалъ и облака узоры,
И дальній мигъ проросшаго зерна…
Отъ чаепитія до ссоры
Съ собой вела его длина
 
 
Закрытой жизни. Порваны билеты.
Уснулъ на входѣ собирающій на квасъ.
Изъ оперы костлявые куплеты
Лепилъ для простоты изъ васъ.
 
 
Но то прошло. Въ огаркѣ серенада
Въ отбитыхъ стѣнахъ, пропасти пустотъ.
Забыты ноты приторной тирады
Бумага мятой на весь ротъ.
 
 
Копаясь въ струнахъ заплетенныхъ
И колкости наружнаго двора.
Не принялъ сотню огорченныхъ
За сутки до… Кричать пора.
 
 
Но всякій звукъ, касаясь головы.
Не стукомъ въ дверь соединится
Съ ничтожествомъ обласканной поры,
Гдѣ лепетъ счастія пылится.
 
 
И потому, врываясь въ темный лѣсъ.
Крича себѣ о пустотѣ.
Отбросилъ все. Пускай теперь на вѣсъ
Не жалуется мѣсиво очерченныхъ въ листѣ.
 

«Въ обитель пониманія въ жерлѣ…»

 
Въ обитель пониманія въ жерлѣ
Изъ нѣжности, порочной до мечтанья.
Вхожу, надѣясь на «извнѣ»;
На точность красокъ обѣщанье.
 
 
Порогъ – растлѣнія предѣлъ.
Нескучный мигъ на ссоры корешкѣ.
На картахъ изъ промокшихъ тѣлъ
Не громоздится вѣчность въ порошкѣ.
 
 
Не запертъ входъ. Не сомкнуты въ печали
Глаза, смотрящіе на свѣтъ.
По дикости столичной возвышали
Угрозу, коей нынче нѣтъ.
 
 
Все скрылось ночью. Кипой рваныхъ
Бумагъ въ проложенномъ пути.
Мѣха сложились въ сарафаны
У изголовья порванной сѣти.
 
 
Безпечна полка. Книгъ почетъ
Не ровенъ запаху дверей.
Поэтовъ здѣсь – наперечетъ.
На всѣхъ – съ цитатами елей.
 
 
Меня толкаютъ у стѣны…
Пусть такъ. Мороза нѣтъ въ угляхъ.
Я въ мракъ словесной глубины
Влезаю раной въ тополяхъ.
 
 
Подарокъ дорогъ. Мимо проходныхъ
Несу къ себѣ, держа въ улыбкѣ гулъ.
Тамъ, въ сторонѣ, ужъ загорѣлся жмыхъ
И скоро въ центрѣ сада будетъ стулъ.
 

«Въ не сказанномъ провалѣ трехъ основъ …»

 
Въ не сказанномъ провалѣ трехъ основъ
Таится мигъ, опередившій слово.
По одиночеству ощупываю кровъ.
Гдѣ все становится мнѣ ново.
 
 
Никто не стискиваетъ дрожь.
Ходящую во замкнутыхъ равнинахъ.
Нѣтъ глазъ, вѣщающихъ, какъ ложъ;
Есть звукъ дождя въ потокѣ длинномъ
 
 
Навѣянныхъ закрытыми дворами суеты.
Что новой эрой давится безбожно.
Вдали гудятъ о разставаніи порты,
Раскачивая волны осторожно.
 
 
И въ трехъ шагахъ опершись о бревно.
Смотрю за неизмѣннымъ ликомъ неба.
Никто не подворачивалъ давно
Листвы на изгородь сосѣда.
 
 
Я помню шагъ – отдушину печей:
Заката жизни ненадежной.
Когда казалась ты ничьей.
Все сразу оторопью сложной
 
 
Вело туда, гдѣ тишь смѣнялась дномъ
Разверзнутыхъ окрестныхъ глашатаевъ.
Теперь и завтра сложено въ «потомъ»,
Доколѣ росы наши таютъ.
 
 
Всмотрюсь я въ крѣпости уставшихъ рукъ.
Держащихъ фонъ въ надменной стойкѣ,
Ты не шепчи въ песокъ, о, другъ.
Что треснуло вдали отъ злой попойки.
 
 
То я не понялъ. Страшенъ гулъ
Пустыхъ витринъ со вкусомъ сада.
Пойдемъ со мной, упрямый мулъ!
Намъ ихъ наградъ въ концѣ не надо.
 
 
У склона разойдемся безъ именъ
И будутъ жатвы намъ указомъ
Про пѣсни тѣхъ, кѣмъ измѣненъ
Огарокъ простодушія чумазымъ.
 
 
Но понявшимъ, что дальше нѣтъ ходовъ.
Земля кругла назло недугамъ.
Не утверждай, надѣясь на покровъ,
Того, что сцѣпится лишь кругомъ.
 

«На кухняхъ далекихъ, смотрящихъ на паръ…»

 
На кухняхъ далекихъ, смотрящихъ на паръ
Безбрежности линій на мягкихъ ладоняхъ.
Ютитъ, не печалясь, невнятный отваръ
Забытымъ во темени строгой покояхъ.
 
 
И нѣтъ двухъ часовъ подъ бумагой простою.
Читаемой слезно съ утра дотемна.
Ушедшій въ слѣды надъ чужою росою
Узритъ не сегодня до самаго дна.
 
 
Сегодня – лишь долгій гудокъ безъ занозъ
Изъ очерковъ томности, сложенной въ краски.
Мнѣ чая милѣй покупной купоросъ.
Что смотритъ со стѣнъ несмѣняемой маски.
 
 
Ужель разведетъ и надъ нами мосты?
Создателя выведутъ въ старомъ трико
На судъ выходной въ небесахъ красоты
И скажутъ идти налегкѣ далеко.
 
 
Воздался отвѣтъ одурманенной славы!
Не кровъ, но роса у него на пути.
Заклейте дворцовъ плѣсневѣлости нравы
Доколѣ не въ силахъ вы слова найти.
 

«Безымянностъ пророческихъ душъ…»

 
Безымянностъ пророческихъ душъ
Въ объясненіяхъ нашихъ – слѣпа.
По краямъ обездоленныхъ сушь
Черезъ болъ – на вѣнецъ синева
 
 
Припадаетъ, шурша отыменнымъ сопрано
О быломъ, безнадежно шедшемъ.
Въ пустотѣ у открытаго крана —
Въ вѣрѣ слога, меня не нашедшемъ
 
 
Стилемъ утреннихъ, порченныхъ нотъ.
Забродивъ этой вѣчной хандрою.
Строю рельсы, что вымыты. Потъ
Устремленно глядитъ за мечтою.
 
 
Выйду ждать усредненныхъ въ полетѣ:
Уши Лунъ заграждая на взмахѣ,
Не сниму облака. И напрасно вы ждете
Льдинъ коверъ и коварство на страхѣ,
 
 
Камнемъ рубленнымъ. Новая сила
Вашихъ дней принесла дико горсть.
Говори. Что въ мірахъ простоту уносила.
Только нужно въ концѣ не «сорви»,
 
 
А предать, въ колыбели страшая виномъ.
Благо гусли разсыпались въ повѣсть.
Странный вкусъ вѣчнымъ лаемъ порвемъ.
Наслаждаясь покорностью, то есть
 
 
Лепншь счастьемъ захоженный ротъ.
Не вмѣняя разсказчику права
Ждать подачекъ въ объятьяхъ сиротъ.
Гдѣ горѣла въ бездарности слава.
 

«Луна теплѣе жизни снѣга…»

 
Луна теплѣе жизни снѣга
И ожиданій часа дня.
По дереву простого оберега
Покорность веселъ не видна.
 
 
Куря навзрыдъ, укутавшись въ пальто.
Я остановкамъ ставлю матъ.
И ненавижу я себя за то…
За что – сокрою то межъ латъ.
 
 
Тепло стремится волей крышъ
Все разодрать, что стало краемъ.
Въ рукахъ – завядшій къ старости камышъ
Въ краю, что сталъ необитаемъ.
 
 
Его прямая въ сути далъ
Наложится на скользкій путь.
Среди оконъ взимается печаль
Далекихъ будней какъ-нибудь.
 
 
Завязки ношеныхъ крестовъ
И хлада ярость – по итогамъ.
Въ исписанныхъ фантазіяхъ листовъ
По истинѣ дается вольно тогамъ.
 
 
Чертами ризницъ, въ воѣ трубъ.
Что насъ сподобили на дверь,
Въ перстѣ нашелся лѣсорубъ.
То – новый ликъ для насъ теперь.
 
 
Не только тишь промерзшихъ дровъ
Итоги носитъ въ не-движеньи.
Подносъ съ пыльцой весьма суровъ.
Чтобъ быть свободнымъ въ наважденьи.
 
 
Черкну асфальта дикимъ ликомъ:
Смотрите! Вашъ идетъ гонецъ!
Въ камняхъ въ не нажитомъ и дикомъ
Конѣ мерещится подлецъ.
 
 
Но слышно все по вашей волѣ.
Что станетъ насъ завѣдомо мудрѣй.
Сыща въ слезахъ немного соли.
Глаза намъ стали озорнѣй.
 
 
Шаги сокрылись въ нужной рамѣ.
Дыханіе спрямилось до небесъ.
Въ какой еще небесной драмѣ
Такъ чтутъ униженный здѣсь зѣсъ?
 
 
Сорвемъ, какъ маски, дикій рокъ
Съ веревочныхъ смотрителей былого.
Зажжемъ въ безсмысленность порогъ
Межъ первымъ съ третьимъ находить второго.
 
 
Пусть пляшутъ всѣ на костыляхъ
Въ движеніи межъ нами въ это пламя.
Какъ ледъ не возвышается въ угляхъ,
Такъ не несу потомковъ знамя.
 
 
Воткну я въ путь картины свѣтъ:
Раздамъ стиховъ благословенье.
Меня въ шедшемъ зѣкѣ нѣтъ.
Не жду отъ васъ воцерковленья.
 
 
Пусть скромный росчеркъ моего пера
Увидится съ наклономъ головы.
Я разгонюсь на лѣнности утра
До мягкой сырости не скошенной травы.
 

«Чего намъ ждать? Ночная вѣра…»

 
Чего намъ ждать? Ночная вѣра
Въ слова, безъ памяти въ доскѣ,
Ушедшіе… Остатками партьера
Сжигаетъ то, что на пескѣ
 
 
Задѣлалось, застало рукъ бинты
Въ свободѣ лодокъ тонкой брани.
Идешь потокомъ лѣса къ нимъ ты,
Не дожидаясь… Снова сани
И безымянность сѣрой пустоты.
 
 
Все копится подъ лампой потолка.
Пропитаны сиреневымъ мосты.
Держащіе два стонущихъ мотка.
Изъ лести статуямъ, что горбится стѣной,
 
 
Имъ пары нѣть въ удачной ссорѣ.
А кто-то снова дышитъ мостовой,
Блаженствуя въ оторванномъ укорѣ.
 
 
То – мигъ бездушія средь нихъ,
Кто подражаетъ изступленью.
Средь отпечатковъ доблести лихихъ
Не въ годъ идти сопровожденью.
 
 
За горы, въ струнахъ отраженныхъ.
Нѣть ярости кидаться на свой вѣкъ.
Въ путяхъ именъ не пораженныхъ
Дивиться странствію на снѣгъ.
 

«Проектъ души – остатки на камняхъ…»

 
Проектъ души – остатки на камняхъ…
Все возвращается на круги.
Средь винъ на вѣчныхъ алтаряхъ
Виднѣются давно уже не слуги.
 
 
Отъ нихъ до хлада безымянныхъ
Высотъ – хромая лжи блокада
Отъ безъ осколковъ окаянныхъ
До безъ потушенныхъ у сада.
 
 
Вонъ – оконъ старый безпредѣлъ!
Иди, простивъ шедшій срокъ
Всѣхъ вырванныхъ изъ непорочныхъ тѣлъ
На 'Іюнѣ разрисованныхъ досокъ!
 
 
Но ты не ждешь… Большая скупость
Въ чернѣющемъ блаженствѣ строить ночь.
Перемѣшаться болью – та же глупость,
Что ждать иного. Превозмочь
 
 
Себя, сидящемъ безъ устройства
Душевной дерзости – отбой
Въ лежащей мукѣ безпокойства
И пошлости вести себя домой.
 
 
Въ дождѣ беззвучно огибая фонари.
Не задавай вопросовъ городамъ.
Твое – ты самъ. И все внутри
Повернуто къ сѣдѣющимъ вѣтрамъ.
 
 
Ты пусть. Тебя не знаютъ глазъ
Пространныя рѣчей соизволенья.
Не запрещу себѣ любить я васъ.
Вникающихъ въ особыя прочтенья.
 
 
Годъ ляжетъ кошкой въ полночь розъ,
Простится съ обездоленной навѣки
Листвой удушья въ вычурности позъ
Кривыхъ тропинокъ у аптеки.
 
 
Въ шедшемъ небѣ то прорубить ходъ
Ненужныхъ діалоговъ страстью выясненій.
Кто ждетъ особенныхъ невзгодъ
И кто – послѣдній тикъ осенній.
 
 
По скупости дорожныхъ неглиже
Пуста корзина взятыхъ дѣлъ.
Ничто не появляется уже
Картиной тѣхъ, кто вожделѣлъ…
 

«Въ далекой пустотѣ, что уличной свободой…»

 
Въ далекой пустотѣ, что уличной свободой
Не рвется брать отмѣренную моремъ
Печаль, что надрывается породой.
Мы обо всемъ за завтраками споримъ.
 
 
Кружась въ созвѣздьяхъ полныхъ лужъ.
Бродя подъ Бродскимъ въ сорѣ фразъ.
Вбиваемъ шелка ожиданья гужъ.
Не понимая предисловій часъ.
 
 
На немъ не пишутся по краткости костей
Средь попрошаекъ рваныя поэмы.
Въ зигзагахъ надѣваемыхъ страстей
Мерещатся обугленныя темы.
 
 
И то пройдетъ. Кто воленъ крикомъ стаи
Себѣ беречь поломанное дно
За спеной, гдѣ мы всѣ читали.
Кто – пьесы томъ… А ты – давно
 
 
Настроенное разомъ въ выпуклости рвовъ
Безбрежное томами любованье.
Замки всѣ пали въ тѣлѣ острововъ
И стало ближе ночи трепыханье.
 

«Я хочу отойти отъ дорогъ …»

 
Я хочу отойти отъ дорогъ
И забыть искушеніе люда
Всѣхъ позвать на застывшій порогъ.
Всѣмъ позволить питаться изъ блюда.
 
 
Я хочу все забыть одѣялъ
Вѣчный зовъ обнимать, отпуская.
Въ параллельныхъ Вселенныхъ зеркалъ
Нѣть доступнаго нѣжности края.
 
 
Я хочу приниматься за міръ
Только ложью, что съ нимъ обоюдна!
Пропускать за трактиромъ трактиръ:
Все создать, что по вѣрности трудно
 
 
Запускаетъ погрѣться на часъ.
По прошествіи мига – обманъ…
Снѣгъ въ лицо не заказанъ для насъ.
И мѣрило себѣ – только самъ.
 
 
Но въ оставшемся мелочномъ дымѣ.
Что живетъ, прикасаясь влеченьемъ
Ко всѣму, когда были простыми,
Наслаждаюсь отъ словъ заточеньемъ!
 
 
Голосъ нудно стучитъ мнѣ въ окно,
Позабытое старыми днями.
Мнѣ прервать обѣщанья дано:
Мнѣ дано обратиться вѣтвями…
 
 
Старый шагъ испарится весною:
Новый другъ – на осеннихъ порахъ
Сговорится съ сосѣдкой нагою
О вареныхъ безвкусныхъ грибахъ.
 
 
Я смѣюсь изъ-за плотныхъ небесъ!
Вотъ дуракъ… Не позорьте селедку,
Что лежитъ на столѣ, расчехляя свой вѣсъ.
Лучше пейте поганую водку,
 
 
Чѣмъ читайте, что тѣнью картинъ
Здѣсь начертано явно и точно.
Не понять вамъ души карантинъ:
Не вникать въ многоточія сочно.
 
 
Тамъ – закатъ. Да по сѣрости крышъ!
Отпечатайте лучъ на прозрачной бумагѣ.
Я стою. Онъ стоитъ. Ты стоишь…
Такъ и сходитъ вся жизнь безъ отваги.
 
 
Безъ числа, что пошло бы на бисъ
Мятымъ свиткомъ съ поклономъ простымъ.
Внукамъ скажетъ своимъ одурманенный лисъ:
Тамъ поэтъ былъ беззвучно живымъ.
 
 
И тѣ спросятъ: «Кто сталъ за него
Здѣсь тереться, теряя обличье?»
Никого… Все однажды ушло
Въ отмѣненное связкой приличье.
 
 
«Какъ же такъ? Гдѣ по горкамъ за садомъ
Часть его веселится въ обѣдъ?»
А вотъ такъ… Онъ ушелъ за парадомъ
И теперь ужъ ни въ комъ его нѣтъ.
 
 
«Что осталось? Вѣдь память скудна
Отъ людей до послѣдняго времени міра!»
Ничего… Жизнь въ протокѣ видна
Какъ Луна въ не нарушенной дыркѣ отъ сыра.
 
 
«Онъ любилъ? Онъ пытался заборъ
Безъ себя одолѣть за простое словцо?»
Онъ мобилъ… Не о томъ разговоръ.
Кто отвѣтилъ все честно въ лицо?
 
 
Никого… Только тѣнь сѣдины
Въ дальнемъ полѣ отвѣтитъ концомъ.
Безъ любви мы совсѣмъ не видны.
Но и съ ней не пройти удальцомъ.
 
 
Сердце рвется. На стѣнахъ – куски.
И вопросы… Пусть будутъ всѣ тамъ.
Закуривъ, я встаю на мыски;
Ухожу на веселье къ вѣтрамъ.
 

«Кивая на шедшихъ гончихъ псовъ…»

 
Кивая на шедшихъ гончихъ псовъ.
Сложившихся по прѣсности кофеенъ.
Я мну бумаги… Безполезный ловъ
Кошмарами грядущаго затѣянъ.
 
 
И выхожу на остановкѣ безымянной,
Дивясь глазамъ, опертымъ въ благодать
Всѣго, что въ гонкѣ окаянной
Пропало въ чувствѣ «воевать».
 
 
Мой врагъ! Живи за зеркалами!
Давай забудемъ наши голоса.
Я отъ тебя съ огромными узлами
Не уходилъ, покуда не взросла
 
 
Въ зернѣ невидимомъ углей проворность.
Все зналъ ты. обѣщая отмѣнить
Такой судьбѣ всемѣрную покорность.
Но дальше такъ не стоить жить.
 
 
Пусть будетъ шагъ стучать ночами.
Глубинно притворяясь, что учту
Разсказы межъ угрюмыми сычами.
Я средь людей вгляжусь въ мечту.
 
 
И не великъ тотъ праздникъ четверга,
Что тянется обрядомъ одиночки.
Отмѣнена на время кочерга.
Есть мигъ дотронуться до точки.
 
 
Что знаетъ часъ, когда во хладѣ рукъ
Рождается безсмысленность на вздохѣ.
Ее не взять… Есть только стукъ.
Когда души порывы очень плохи.
 
 
Ей не сказать. Не написать. И то же
Не обѣщать любымъ изъ языковъ.
Но въ жизни безполезности дороже
Считать снѣжинки на Покровъ.
 
 
Давиться дымомъ, проклятымъ во тьмѣ,
Душить себя, не смѣвшаго рѣчами
Сорвать всѣ маски на безумномъ палачѣ,
Пока мнѣ развернуться за плечами
 
 
Былъ важенъ мигъ… Но мига больше нѣть!
Есть даль дороже баловства
Смѣющихся на остовахъ каретъ
Во день чужого сватовства.
 

«Москва темна… Чужіе взгляды…»

 
Москва темна… Чужіе взгляды
Не вносятъ праздника черты.
Иду одинъ я вдоль ограды,
Смотря по окнамъ. Гдѣ порты.
 
 
Соблазны, руки, позволенья
Въ васъ разсмотрѣть единый звонъ
Во гласѣ, что до изступленья
Живетъ во мнѣ какъ мигъ воронъ?
 
 
Все пусто. И въ дождѣ брусчатка
Туманомъ сводить старость скулъ.
Я – просто жизни опечатка
Въ романѣ, гдѣ въ безпамятствѣ уснулъ
 
 
И видѣть не желалъ на дальность эха.
Не ждалъ, но притворялся человѣкомъ.
Ждать пустоты мнѣ уготована потѣха
По глупости всезнанія подъ чекомъ
 
 
Волны огней и новыхъ ожиданій.
Все смоетъ, задыхаясь, въ часъ отъ сна.
И пораженія мѣняя на стяжаній
Угрюмый ликъ, слеза – отъ отчужденія она.
 
 
Смотри, мой безтѣлесный другъ.
Какъ небеса смыкаются безъ права
Рубить съ плеча презрѣнія вокругъ
И знать, что слово – лишь отрава.
 
 
Но ей представлена печать
Все излѣчить, забыть о тяжбѣ
Тѣлесъ мірскихъ. Съ нуля начать
И на чужой сплясать однажды свадьбѣ.
 
 
Иль такъ, смотря на все со стороны.
Ты выбирай, не слушая друзей.
Враговъ не допускай до риѳмы ты поры.
Войди въ закрытый Колизей.
 
 
Я отъ оконъ, предвѣстникомъ и птицей
Зажмурюсь, потерявшись въ ликахъ.
Съ начавшейся декабрьской седмицы
Сличай всѣ силы въ черныхъ пикахъ…
 

«Отъ площади въ забытыя квартиры…»

 
Отъ площади въ забытыя квартиры
Несетъ насъ ногъ завѣдомый маршрутъ.
По стѣнамъ – острыя сѣкиры.
На подоконникахъ кого-то нынче ждутъ
 
 
Припрятанные ложные тузы.
Все скомкано изяществомъ балета.
Что отражаетъ съ телевизора въ тазы
Свои видѣнія на паперти разсвѣта.
 
 
Кому-то ключъ дается въ оправданье
Ушедшихъ лѣтъ въ забитыхъ куполахъ.
Другимъ не сходіггся прощанье:
Блуждаютъ корндорно въ сапогахъ
 
 
И мнутъ сюжеты, сдобренные часомъ
Отъ сотворенья міра, не иначе.
Здѣсь упивались за копѣйки квасомъ.
А тамъ —.мобили свои дачи.
 
 
Все прожито. Находится свой прахъ
На тѣло, непригодное къ надеждѣ
Порвать на части дикій страхъ
И вознестись на небо, какъ и прежде.
 
 
Чужіе крики окна бьютъ насквозь.
Что намъ печалиться въ строеньѣ?
Держи свой мигъ. Но непремѣнно брось.
На то дается позволенье.
 
 
Ты былъ готовымъ къ коридорамъ.
Несшимъ въ никуда твою хандру?
Иль къ равнодушнымъ разговорамъ.
Дающимъ радость, да не ту?
 
 
Прощай впивающихся въ тѣло
Несносныхъ лѣтъ, прошедшихъ тихо.
Ищи свое въ остаткахъ смѣло.
Ломай все прожитое лихо.
 

«Все на повѣрку – лжи глотокъ…»

 
Все на повѣрку – лжи глотокъ:
Горячій взглядъ, словесный поводъ
Собой приправить водостокъ
Не исправляясь, словно оводъ.
 
 
Всѣ тропы – блескъ на грязи сна.
Обрушеннаго силой промедленья.
Нелѣпостью читавшаго красна,
Сѣдыхъ приравнивая тлѣнью.
 
 
Оставимъ споръ въ цвѣтахъ огней.
Пусть все искрится въ лужъ бродячей стаѣ,
Въ нарядѣ убранныхъ саней
Январь мы смѣло убираемъ въ маѣ.
 
 
Не прочитать, не запинаясь, трудъ,
Въ премудрости раскрошенный печально.
Мы – дѣти заплетенныхъ пересудъ.
Въ рукахъ надежности случайно
 
 
Идущіе твердить по рубленнымъ идеямъ,
Что свѣтъ смѣняется невиданнымъ разбоемъ
Межъ тѣми, кто вверяя все затѣямъ.
Отталкиваетъ спрутомъ тѣхъ, кто двое
 
 
Стремятся отъ соблазна по винѣ
Обыскивать межъ ставнями подолъ
Прошедшихъ дней. По всей длинѣ —
Безъ тайныхъ узъ испорченный разсолъ
 
 
Подъ зовы чиселъ въ черствости часовъ.
Кормящихся вѣтрами поколѣній
Дворовыхъ, ненасытныхъ, ложныхъ сновъ.
Смотрящихъ вскользь безъ осужденій.
 
 
Прожитъ лишь мигъ! Но синіе платки
Мѣшаются съ бокалами по кругу.
Убиты на ночь хладные замки:
Входи, веди съ собой подругу.
 
 
О, нѣтъ! Я спрячусь у вагона
Въ шуршащемъ звукѣ твердости каменій.
И предъ Луной немного самогона
Пущу на выгулъ вразумленій.
 
 
Какъ жить тѣ дни, что на листахъ
Остались обѣщаньемъ. Ложь читай.
Вода… Она была на небесахъ.
Но пала навзничь. Дикій лай
 
 
Исторіи, разсыпанной на галькѣ.
Проститъ заблудшее паденье.
По Питеру да въ полосатой майкѣ
Вернется крѣпость единенья.
 
 
Не все спугнете, спены маски!
Миражъ не простъ въ болотной грязи.
Всѣмъ тѣмъ, кто ждетъ волшебной сказки.
Придется выбираться въ обликъ «князи».
 
 
И тамъ, ступая дружно въ рой
Поющихъ на потѣху утомленнымъ,
Идти мостами равнодушія домой:
Отъ отданныхъ эмоцій разореннымъ…
 

«Пропущенъ годъ безъ промедленья…»

 
Пропущенъ годъ безъ промедленья.
И рыкъ его – дворовъ глухихъ
Гирлянды въ пропасть сотворенья.
Осколки ранъ большихъ, нагихъ.
 
 
Онъ сталъ невѣрности сіяньемъ
Того, что выкинуто съ силой
И дерзостью рѣчей, и покаяньемъ
Все въ томъ же, что тоской красивой
 
 
Ложится въ рядъ предсказанности лѣтъ.
То не исправить, не стяжая
Лучины обгорѣлости портретъ.
Онъ тамъ пропалъ, опережая
 
 
Почетъ и пустоту предъ входомъ въ міръ.
Дивясь на прорастающій песокъ,
Далъ яда восхожденія трактиръ.
И лучше бъ холодомъ въ високъ
 
 
Остановить сплошное трепетанье
Души, подшитой съ двухъ краевъ.
Тѣней на перекресткѣ разставанье
Не сожалѣетъ доли. Только ревъ.
 
 
Пропитанный при пѣнистомъ зарядѣ,
Отмѣтки ставитъ въ ночи злѣе.
Чѣмъ кружева въ отточенномъ нарядѣ
Въ велѣніи норы, гдѣ потеплѣе
 
 
Полощетъ вѣтеръ ложная струна.
Раскачиваясь стройно балериной.
Смѣется неподвижная Луна
«Старѣй и покрывайся тиной!
 
 
Иди и падай. Въ помощь – лѣнь.
Я жду слезливое моленье
Идти, главу впуская въ пень.
Ты ждалъ и тамъ лихого позволенья?»
 
 
Молчи, упрямая! Сломить
Ты много разъ пыталась откровенно.
Пусть я одинъ. Но буду жить!
Потомъ скажи все достовѣрно.
 
 
Все вспомни: кто давалъ творить
Унылость явныхъ строкъ по лирѣ;
Кто жаждалъ скоро утопить,
Когда страдалъ въ начерченной квартирѣ.
 
 
Особо – тѣхъ, кто повелѣлъ держать
Свой обликъ въ молчаливости аллей
Вдоль всѣхъ людей, способныхъ провожать
Туда, гдѣ въ холода теплѣй.
 
 
Пусть не сберегъ я мудрости временъ.
Покрытыхъ исковерканной лепниной.
Держался долго. Удивленъ,
Что стала пропасть половиной
 
 
Той темноты, припрятанной на днѣ
Сломавшихъ лопасти повѣрій.
На тонкой грани, на сковородѣ
Приму отрепья всѣхъ Кареліи,
 
 
Зовущихъ въ ледъ, пестрящій изголовьемъ
Нашедшихъ духъ листать свои пороки.
Въ обидѣ раковинъ злословьемъ
Не повернуть на мель чужіе сроки.
 

«Развалится потрепанная вѣчность…»

 
Развалится потрепанная вѣчность
На пальцахъ, согрѣваемыхъ средь васъ.
Въ стихахъ скрываясь, безконечность
Все выставитъ однажды напоказъ.
 
 
Здѣсь вы творили вперемѣшку
Руины словъ и вѣрность на стаканахъ.
На вечерахъ мы забывали спѣшку
И жизнь на вмятинахъ дивановъ.
 
 
Какъ много лицъ! Объятія знакомства
Насъ принимаютъ въ откровенья.
Отходимъ отъ чужого вероломства
Къ своимъ путямъ безъ сожалѣнья.
 
 
Рука, открывшая страницы
Всѣхъ книгъ, кофейно прислоняясь
Къ очерченнымъ въ себѣ особымъ небылицамъ.
Пристанище находитъ, извиняясь.
 
 
И муза рветъ отшельниковъ молчанья
На звонкій зовъ холодныхъ погребовъ.
Съ мѣстами свѣтлыми вѣнчанье
Не скрыть на нѣжности засовъ.
 
 
Годъ отпусти. Пускай рѣзвится.
Намъ посылая по перу
На день, что точно возродится
Въ извѣстную оттаявшимъ пору.
 
 
Войдемъ на мигъ въ верховьяхъ лирикъ.
Эссе, аккордности путей…
Не такъ ужъ страшенъ намъ сатирикъ.
Мы безъ него становимся мудрѣй.
 

«Не править далью трепетнаго эха…»

 
Не править далью трепетнаго эха
Отъ ложной сути за верстой.
Отложенной наполненностью смѣха
Покуда дремлетъ часовой.
 
 
Бѣжать во тьму, не зная рвовъ;
Молчать, читая междустишья…
Въ суровой правдѣ двухъ вѣтровъ
Все превратится заново въ затишье.
 
 
Все пропадаетъ – ночи полонъ взглядъ
На наши плечи, лѣнныя до міра
Держать всѣ опасенія подрядъ
Отъ срама Рима до Каира.
 
 
Желать… И падать на пути…
Потомъ корить пренебреженья.
Закрашенныя пропастью внутри,
Зовущіеся льдомъ омоложенья.
 
 
Все прекратимъ. Печалится фонарь,
Смотря на обезумѣвшихъ упреки
Отъ ощущенія привычнаго «какъ встарь»
До рукъ, не ощущавшихъ сроки.
 
 
Все – ото дня. Заброшено во тьму.
Туда и я. отправившись клинкомъ,
Въ безснѣжной тишинѣ сейчасъ возьму
Созвѣздія, что схожи съ молокомъ.
 
 
Безвкусно тѣнью быть служивой,
Летящей брызгами молчащихъ росъ.
Въ печали, облачно плѣшивой.
Межъ стѣнъ лѣтаегь альбатросъ.
 
 
Не ждетъ онъ счастья! Старый сонъ!
Давно проснулся отъ побѣды
Надъ островомъ, гдѣ вѣтреный бизонъ
Влезалъ въ поношенные кеды.
 
 
Онъ живъ. Забудьте раны дней!
Лѣпите стѣны для отваги
Кричать о кровожадности дверей,
Сцѣпляя порванные флаги.