– Ты маме-то сказала? – спрашивает не так восторженно Петька.
– Не успела ещё.
– А он где сейчас?
– В комнате моей под столом спит.
– А если он без тебя выйдет?
– Куда? Зачем? Я ему сделала гнездо из шарфа, и он поел.
– Ну, мало ли зачем? Погулять, – предполагает Петька.
Валька беспокойно взглядывает на друга, не зная, что ответить.
– Не выйдет он, маленькие любят спать, – успокаивает Вальку Катька.
– Давайте-ка все к столу, сейчас будет торт! – зовёт всех Наташина мама – тётя Вера.
В комнате гасят свет и из прихожей в комнату не вносят даже, а вкатывают на тележке огромный торт, на нём горят девять свечей. Гости хлопают от восторга в ладоши и девочки даже пищат. Валька тоже пищит, подпрыгивает, и хлопает со всеми вместе.
– Задувай их, Наташа! – галдят все.
Наташа набирает воздуха и задувает разом все свечки.
– Ты желание загадала? – спрашивает мама.
– Да, хочу собаку, как у Вальки! – выпаливает та.
– А разве у Вали есть собака? – удивляется Наташина мама.
– Есть, с сегодня!
– Поздравляю, Валя, ты, наверное, рада, – сдержанно реагирует тётя Вера.
– Надеюсь, ты уже достаточно взрослая и разумная девочка для того, чтобы понимать, что собака – это большая ответственность. Раз твои родители так решили, значит, они тебе действительно доверяют!
Пока она это говорит, Валька молча опускает глаза в тарелку и заливается ярко-алым румянцем. Краснеет она вся – и щёки, и шея, и даже, наверное, спина у Вальки становится красная от стыда, хотя этого не видно.
– А можно мне самую серединку торта! Я люблю серединку! – нарочно громко и бесцеремонно вопит Петька, спасительно вклиниваясь в тетиверину речь, чтобы остановить её.
– Всем сейчас будет торт, но серединку поровну, – немедленно отвлекается тётя Вера и начинает раздавать красивые сладкие куски.
В гостиную тихонько заглядывает Наташина бабушка и находит взглядом Вальку.
– Валя, тебя мама к телефону, говорит, срочное что-то!
Кусок застревает у Вальки в горле и она долго кашляет, пока Петька не ударяет её плашмя ладонью между лопаток. Тогда она пулей вылетает в прихожую.
– Да, мам?
– Валентина, я бы хотела, чтобы ты сейчас же извинилась перед всеми и немедленно вернулась домой! – в голосе мамы слышна сталь.
Валька крепко сжимает трубку в руке, в глазах у неё разгорается паника. Петька стоит напротив Вальки и внимательно наблюдает за её выражением лица.
– Узнали? – шепчет он.
Валька молча кивает и говорит в трубку безжизненно-послушным голосом: «Да, мама, я всё поняла, я сейчас. Я скоро приду».
– Я с тобой, – тут же решает Петька.
– Иди, если хочешь, на лестнице будешь ждать. Если папа его выкинет, так ты не дашь ему погибнуть, правда? – с надеждой спрашивает она.
– Мне тоже нельзя собаку, я бы взял, – грустно отвечает Петька.
Они возвращаются к гостям.
– Наташа, ты извини, мне надо домой. Щенок заболел, мама позвонила и сказала, что раз это моя собака, то я за неё отвечаю. Ты не обидишься?
– Нет, конечно, – встревает Наташкина мама. – Она не обидится, правда, дочка, мы всё понимаем, – говорит она, обращаясь уже ко всем детям. – Он же маленький, ты ему нужна, ты ему вместо мамы сейчас. Иди обязательно.
Пока Валька и Петя одеваются в прихожей, туда заглядывает Катя.
– Они его нашли? – шепотом спрашивает она.
– Наверное. Тетя Маша ничего не сказала, – отвечает за молчащую Вальку Петька.
– Таким голосом мама говорит, только когда я очень сильно виновата, – вздыхает Валька.
– Может, они его ещё оставят? – с надеждой произносит Катя.
– Наверное, выбросят.
– Жалко ведь, – жалобно восклицает подруга.
– Они такие, они скажут, мол, ты не можешь уважать общее решение, и выбросят.
С этими мрачными словами и еще более мрачными мыслями Валька выходит из квартиры, Петя бежит вслед за ней. На лестничной клетке у квартиры Вальки они расстаются. Петька устраивается на верхнем марше и собирается ждать.
– Я, если ты не выглянешь через час, сам твою маму спрошу, будто я просто зашёл, ты не волнуйся за меня, – говорит он.
– Я за тебя и не волнуюсь, – произносит безжизненно Валька, входя в квартиру.
– Валька, но я ведь лучше собаки! – восклицает Петька, прямо словами Карлсона из мультфильма, правда, когда за девочкой уже закрывается дверь.
Валька меж тем проходит в кухню, где в угнетающей тишине ждут её неприятности. В картонной коробке из-под маминых сапог, на тёплом пледе спит чёрный щенок – Бим. Папа и мама сидят у стола.
– Скажи нам, Валентина, – начинает папа. – Как же ты могла без разрешения принести в дом собаку? И как ты могла скрыть это от нас?
Валька полна всамделишных сожалений, потому покорно склонила голову и смотрит в пол.
Главное, чтобы папа увидел, что она искренне раскаивается, думает она и не поднимает головы. На это вся её ставка сейчас, когда он так сердит, что даже уговорил маму «проявить должную строгость», к чему он не однажды уже её призывал. Продолжая смотреть в пол, Валька покаянным голосом произносит:
– Я не хотела никого обманывать. Так случайно вышло. Я собиралась после дня рождения рассказать вам всё сама. Папа, это редкий пёс! Ты ещё станешь им гордиться, – пытается она выдвинуть сильные аргументы для папы в защиту щенка.
Потом она быстро взглядывает на молчащую, грустную маму и добавляет уже со слезой в голосе: «Он такой хорошенький. И он породистый, вы не подумайте. Он целых три рубля стоил. Это же настоящий гималайский горный терьер! Я так его люблю, мама! Пожалуйста, папа!»
– Как же ты могла его бросить и уйти на праздник, раз уж ты его т-а-а-а-к любишь? – не меняя строгости в голосе, продолжает допрос с пристрастием папа.
– Я его не бросала, я покормила его, и он заснул. Я думала, он будет просто спать до моего прихода, – смущённо отвечает Валька.
– Если бы все маленькие дети просто спали, когда их покормят, то проблем бы не возникало, – тихо вклинивается в беседу мама. – Ты ему суп дала, да?
– Да. А что? Он же вкусный.
– Таким малышам нельзя сразу давать незнакомую пищу. Он что ел у хозяина?
– Я не знаю, – сокрушённо признаётся девочка. – Дяденька не сказал.
– Ты же говоришь, что это породистый щенок? – удивляется мама. – Как же можно было не узнать чем его кормить и когда?! Ты хоть представляешь, что тут было?
– Что? – в ужасе Валька смотрит на родителей.
– Твой щенок начал плакать, как только ты ушла. У него, наверное, заболел животик от незнакомой пищи, и ему было плохо и больно, – продолжает мама.
– Да, да, – добавляет веско папа. – Он выл и пищал так громко, что мы не могли не услышать из кухни. Сначала мы подумали, что это у соседей кто-то плачет, но потом, когда он стал пищать ещё громче, мы поняли, что звук из твоей комнаты идёт, и вошли. Щенок к этому моменту выполз и всю твою комнату уделал…
Папа многозначительно замолкает на этом месте.
– Бедный щенок! Пришлось ставить ему клизму, так ему было плохо, – заканчивает мама.
– А комнату свою ты будешь мыть сама! Так мы решили, – добавляет папа.
– Я буду мыть, только не выбрасывай его! – бормочет Валька, размазывая уже в открытую руками слёзы по щекам. – Я же не знала, что ему нельзя супу.
– И что же это за такой «терьер гималайский», которого нет ни в одном справочнике о породах собак, – не успокаивается папа.
– Горный, – поправляет папу Валька.
– Такого не существует.
– Сколько, говоришь, он стоил?
– Три рубля.
Папа вдруг разражается громким смехом. У него даже слёзы на глазах проступают.
– Думаю, Маша, это будет преогромнейший двор-терьер! – обращается он весело к жене.
– Ты будешь покупать ему кости, а он их будет глодать их у нас на кровати. Он сожрёт всю нашу обувь, так и знай! Впрочем, дело ваше, если хотите – оставляйте, но я с ним гулять не стану! – добавляет он, явно продолжая разговор, который был у них с мамой до прихода Вальки. – Да, кстати, его надо вымыть, от него странно пахнет и… – папа снова обращается к дочери:
– Ты как его назвала?
– Бим, папа, Бим! Тебе нравится «Бим»?
– Глупости, ты взгляни на него, какой же это Бим! – уже вполне миролюбивым голосом говорит папа, собираясь на работу. – Мы назовём его Кузьма, Кузя или неси его вон.
– Все, я ушёл, Маша, – он целует в дверях маму и нарочито строго, но уже не так, смотрит на Вальку.
Выходя из квартиры, папа замечает сидящего на лестнице приунывшего Петьку и делает ему рукой приглашающий жест.
– А, рыцарь в блистающих доспехах, сидишь, ждёшь! Иди уже, твоя королева позволит тебе помочь убрать какашки её щенка.
Петька заходит в квартиру и видит в прихожей зарёванную, но счастливую Вальку.
– Ну?
– Оставили. Назвали Кузей.
– Ну, нормальное имя. Хорошо, хоть оставили! Покажи.
– Пойдём!
Дети идут на кухню, где в коробке лежит щенок.
– Мам, а что ему можно есть?
– Я звонила тёте Гале, она сказала можно молоко, а потом нужно постепенно вводить тёртую пищу, видишь, у него ещё и зубов нет. Валя, он совсем маленький, ему от силы месяц. Наверное, и прививок никто не делал, – сокрушается мама.
– Сбагрили, беспородная животинка, тебя, – ласково говорит она, наклоняясь над коробкой.
Щенок меж тем проснулся и лижет маме руки своим горячим языком.
– Мама, ну правда ведь, он хорошенький?
– Конечно, хорошенький! Вот только какой он будет, когда вырастет? Пойдем, помоем его, и правда, он странно пахнет, химией какой-то.
Мама берёт щенка и несёт в ванную. Дети идут за ней.
Под тёплой струёй воды щенок сидит с удовольствием. На его морде блаженная улыбка, мама намыливает его детским мылом и удивлённо восклицает:
– Валя, Петя, да что с ним такое? Смотрите, вся вода чёрная!
– Да, чёрно-синяя, как от чернил, – констатирует Петька. – Я как-то раз ими красил ткань для макета пиратского парусника, так цвет и запах похожие были.
Когда чернила смыты, щенок оказался вовсе не чёрный, а пегий: чёрно-коричневато-рыжеватый с белыми пятнами.
– Тот усатый сказал, что его глубокий чёрный цвет признак первосортной породы, – печально вспомнила Валька.
– Его глубокий цвет – признак хороших чернил! Жулик твой дядька! – восклицает Петька.
– Ах! – беспокоится мама. – Хоть бы он не вырос огромным, как предвещал твой папа! Валя, а вдруг это какая-то помесь с овчаркой?
– Да нет, тётя Маша, не волнуйтесь, – успокаивает её Петька. – У нас в лагере был щенок овчарки, так вовсе не похож. Видите, у этого лапки короткие, морда плоская, на бульдога немного похож. Он наверняка не больше боксёра вырастет.
– Умеешь ты успокоить, Петя! – смеётся Валькина мама, вытирая щенка махровым полотенцем. –Лучше бы ты «не больше болонки» сказал.