Закон подлецов

***

С особым нетерпением все ждали показаний на суде офицера ФБР Роберта Левинса. Швейцарские газеты со всеми возможными подробностями раструбили, что свидетелей обвинения Левинс привез в Женеву на трех разных самолетах, все они расселены по отдельным конспиративным квартирам и меры по их безопасности приняты поистине беспрецедентные. А сам Левинс, утверждали газеты, обладает информацией столь убойной силы, что она в корне изменит ход процесса.

С выправкой, достойной участия в параде, взошел Роберт Левинс на трибуну и присягнул на Библии, поклявшись, что будет говорить правду и ничего, кроме правды.

Левинс откровенно разочаровал журналистов. Заявив, что на Михеева в США заведено несколько уголовных дел, он впоследствии повторил то, что уже все слышали от Укорова. Левинс поведал, что создал в Москве надежную агентурную сеть и его информаторы докладывали ему обо всех преступлениях «солнечной» ОПГ и ее главаря. Одним словом, сенсации не получилось. И все же сенсацию преподнесли – самому Роберту Левинсу.

Один из адвокатов Михеева некогда был знаком с бывшим генеральным прокурором и министром юстиции США Сиднеем Кларком. Кларк, уйдя в отставку, частенько выступал в качестве эксперта, именно в этом качестве и убедил его приехать в Женеву швейцарский защитник. Вот к Кларку и обратился Сергей Михеев после того, как закончил давать показания Роберт Левинс.

– Господин Кларк, скажите, пожалуйста, предусмотрено ли в Соединенных Штатах Америки наказание за разведывательную деятельность в пользу другого государства?

– Ну, разумеется, предусмотрено, и довольно суровое.

– Но именно сейчас господин Левинс, гражданин США, признался, что вел на территории России разведывательную деятельность и создал агентурную сеть. То есть совершил уголовно наказуемое преступление.

– А теперь , господин Левинс, – продолжил Михеев, – я прошу вас сказать, на основании каких данных вы заявили, что на меня в США возбуждены уголовные дела.

– Это данные особой секретности, и я не имею права их разглашать, – напыщенно заявил офицер ФБР.

Снова поднялся со своего места американский эксперт Сидней Кларк, попросив у суда разрешение сделать официальное заявление.

– Я являлся генеральным прокурором и министром юстиции США на протяжении двух президентских каденций, то есть восемь лет. В связи с этим за мной пожизненно закреплено право пользоваться всеми архивными документами спецслужб, включая и документы особой секретности. Будучи приглашен экспертом по делу господина Михеева, я намеренно ознакомился с его досье и заверяю, что в Соединенных Штатах Америки уголовных дел, равно как и гражданских исков, возбужденных против него, не существует. Таким образом, данное утверждение господина Левинса является лживым.

Зал еще не пришел в себя от такого заявления эксперта, как произошло событие, о котором еще много лет спустя судачили швейцарцы, сходясь в общем мнении, что случилось чудо. Окна в старинном здании Дворца юстиции находились не в стенах, а под высоченными сводами потолка. Со дня строительства не открывали их ни разу, лишь дважды в году приезжали специальные бригады мойщиков и отмывали до блеска узорчатые стекла. Но именно в тот момент, когда закончил говорить американский эксперт, уличивший во лжесвидетельстве фэбээровца, окна, по невесть какой причине, сами распахнулись настежь и под напором декабрьского ветра в зал залетели голуби.

***

Когда закончился допрос свидетелей обвинения, президент суда, не скрывая язвительной насмешки, обратилась, к прокурору Жаку Кроше ( «кроше» с французского переводится как «крючок». – прим. авт.):

– Месье прокурор, все эти дни я внимательно слушала показания, но так и не поняла. Вы пригласили сюда свидетелей обвинения или свидетелей защиты? У меня, во всяком случае, сложилось мнение, что эти господа свидетельствовали в защиту месье Михеева.

В голосе президента суда госпожи Шталдер сквозила нескрываемая ирония.

Опытный судья, она уже через несколько дней поняла все, что здесь происходит. Именно ей, Антуанетте Шталдер, как никому иному, было ясно, что у обвинения нет никаких доказательств вины Михеева и, следуя установке генпрокурора, Кроше изо всех сил пытается сейчас придать всему делу политическую окраску. Но тут господ прокурорских ждет разочарование. Не тот человек Антуанетта Шталдер, чтобы идти на поводу у политических воротил. Ее король – это закон, и вердикт она утвердит только на основании закона.

***

Ночь накануне оглашения вердикта Сергей спал на удивление спокойно. Утренняя часть заседания продолжалась не более пяти минут. Огласив, что присяжные удаляются в совещательную комнату, госпожа Шталдер отпустила всех присутствующих. Дружок со школьных лет, Сенька Лавацкий, приехавший на суд, устроился в кафе, рядом с тем, где расположились адвокаты, тоже не рискнувшие удаляться от Дворца юстиции. Москвич удачно занял столик у окна, и позиция у него была распрекрасной: и адвокаты в поле зрения, и вход во Дворец юстиции.

Едва принесли ему первую чашку кофе, раздался звонок мобильного телефона.

– Ну, что там происходит? – услышал он нетерпеливый голос Аверьянова. Самому Виктору швейцарское посольство во въездной визе отказало, не объясняя причин; отказали, лишив его тем самым возможности приехать в Женеву и хотя бы из зала суда поддержать друга.

– Так рано же еще, Витя, – проговорил Лавацкий. – Присяжные ушли в совещательную комнату, я устроился поблизости со Дворцом юстиции, сижу, за дверью наблюдаю, никуда не ухожу и не уйду.

– Не прозевай гляди!

– Да не прозеваю, рядом со мной адвокаты, когда их вызовут, в любом случае увижу.

Он пил чашку за чашкой, нетерпеливо поглядывая на часы. Часам к четырем ранние декабрьские сумерки наползли на город, пошел мелкий колючий снежок. В этот момент телефон зазвонил снова:

– Что ж ты молчишь?! – бушевал в трубке голос Виктора. – Приговор объявили, а от тебя ни звука.

– Какой приговор, о чем ты? – опешил Арсений. – Двери Дворца наглухо закрыты, никто их не открывал, и адвокаты все на месте.

– Да плевать я хотел на твои двери, – продолжал негодовать Виктор. – Только что по нашему центральному телевидению объявили, что Сереге вынесли приговор – восемь лет.

– Витя, успокойся, – рассудительно произнес Лавацкий. – Ну посуди сам, кто посмеет вынести приговор без адвокатов. А адвокаты сидят рядом, все до единого, никто никуда не трогался с места. Так что врут эти телевизионщики.

– Не знаю, не знаю – там у Сереги дома паника, все в слезах.

– Да нечего оплакивать, ничего пока не произошло, успокой их.

Только около девяти часов вечера Сеня увидел, как разом подхватили свои портфели адвокаты и, на ходу напяливая мантии, бегом устремились ко входу во Дворец. Он стремглав бросился им вслед.

Президент суда Антуанетта Шталдер опрашивала присяжных по каждому пункту предъявленных обвинений. И всякий раз староста присяжных заявлял: «Не виновен». Швейцарские присяжные крайне редко комментируют свои решения. На сей раз это был именно тот редкий случай, когда староста посчитал необходимым решение прокомментировать.

– Мы здесь выслушали страшную сказку про ужасного преступника. Но сказки хороши дома, у камина. В суде нужны документы. Нам же не было представлено ни одного документа, который бы подтвердил вину господина Михеева, и потому большое жюри присяжных признает его полностью невиновным, – заявил староста.

Что творилось в зале! Шум стоял невообразимый. Какие-то незнакомые люди протискивались к Сергею, жали ему руку, поздравляли. С трудом удалось протиснуться к другу и Лавацкому. Пожав ему руку, Сенька тут же устремился к выходу.

Выскочив на мокрую от дождя и снега улицу и перекрывая шум собравшихся у входа людей, закричал в трубку:

– Витя, пляши!

Слышимость была отвратительной, Виктор толком не разобрал, что сказал приятель, и ответил невпопад:

– Сейчас, погоди, я только ручку возьму.

– Да на кой тебе ручка? – заорал Сенька.

– Ты же сказал «пиши»…

– Я сказал «пляши», а не «пиши». Серегу полностью оправдали. Пляши!

Глава двадцать девятая

Несмотря на поздний час, тюрьма не спала. Будь то Россия, Швейцария или, скажем, Колумбия, заключенные всех стран неведомым образом новости узнают первыми. Вот и сейчас обитатели всех камер Шан-Долон, стоило приехать Сергею, стали громко скандировать его имя, поздравляя с победой.

По швейцарским законам оправданных подсудимых в зале суда не освобождают. Признанный невиновным должен снова пройти всю ту же процедуру, которую проходил при задержании, только в обратном порядке. Так и Михеев, раздав все ценное, что у него было, другим заключенным, в сопровождении конвоя, правда, теперь без наручников и кандалов, отправился обратно в полицейское управление, а оттуда – в отдел полиции аэропорта Куантрен. Полицейская машина, куда его усадили, подъехала прямо к трапу самолета. Именно здесь Михееву сообщили, что ближайшим рейсом «Аэрофлота» он будет депортирован в Россию.

– Но в Москве меня ждет опасность, – обратился Михеев к полицейскому офицеру и показал ему тот самый документ, в котором говорилось, что при появлении в России он будет убит. – Может быть, если уж мне нельзя оставаться в Швейцарии, я могу улететь в какую-либо иную страну?

– Сожалею, месье Михеев, но у вас нет паспорта, а без паспорта с нашей сопроводительной вы можете лететь только в ту страну, гражданином которой являетесь, – пояснил офицер.

– А где мой паспорт?

– Трудно сказать. У нас его нет, в полицейском управлении тоже нет, надо искать.

– Ну так ищите.

– Сожалею, – еще раз повторил полицейский, – но сегодня суббота, все закрыто.

– И что, нельзя подождать до понедельника?

– У меня строжайшее предписание отправить вас именно сегодня и именно рейсом русской авиакомпании, – твердо заявил офицер.

– А если я не подчинюсь?

– Тогда мы вынуждены будем применить силу.

– Для этого вам придется вызвать спецназ. Предупреждаю, я – мастер восточных единоборств и просто так не дамся. Я буду сопротивляться до тех пор, пока спецназовцы не поломают мне все кости и в самолет вы сможете занести меня только на носилках. Прекрасный будет для репортеров повод порассуждать о хваленой швейцарской демократии.

– Но, месье Михеев, я всего лишь только исполнитель приказов, что же я могу поделать?

– Свяжитесь с вашей прокуратурой, и пусть мне выдадут официальный документ с указанием генерального прокурора о моей депортации именно в Россию.

– Вы же сами видите – посадка на московский рейс уже заканчивается, такое согласование может затянуться надолго…

– Это ваши проблемы. Я о своем решении вас известил и его не изменю, – Сергей решительно направился к автомобилю, на котором его привезли на летное поле, бросив через плечо: – Не теряйте времени, месье.

Полицейский чиновник отошел на несколько шагов, довольно долго говорил с кем-то по мобильному телефону. В прокуратуре, посовещавшись, смекнули, что после вчерашнего позорного поражения швейцарской юстиции, о котором уже гудит весь мир, им не хватало только скандала в аэропорту. В кейсе полицейского офицера оказался встроенный туда компактный факс. Уже через полчаса из него выполз лист бумаги:

«Генеральная прокуратура Швейцарии

Полиция кантона Женева

Полиция безопасности

Секция 4

СРОЧНО

Относительно Михеева Сергея

ПРЕДПИСАНИЕ-СОПРОВОЖДЕНИЕ

Мы подтверждаем, что господин Михеев Сергей должен быть выслан сегодня в Москву рейсом «Аэрофлота» СУ-368 по требованию

ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА ШВЕЙЦАРИИ.

Полиция безопасности

Секция 4».

Посадка в самолет давно уже закончилась, даже трап убрали. Пассажиры нервничали, недоумевая, чем вызвана такая длительная задержка. Наконец те, кто сидел у левых иллюминаторов, увидели, как к открытому люку аэробуса приставили техническую металлическую лесенку и по ней поднялся рослый плечистый мужчина.

Первым, кого увидел Михеев, войдя в салон самолета, был его дружок Сенька Лавацкий. Он вскочил со своего места и с восторженным возгласом бросился навстречу к Сергею. Но поспевшая стюардесса уже торопила:

– Проходите, проходите быстрее, мы и так уже из-за вас задержались.

– Девушка, ну куда ему проходить? Вот возле меня место свободное, если надо доплатить, я доплачу, – просящее начал Лавацкий и многозначительно достал бумажник.

– Ни о каком свободном месте и речи быть не может, – строго заявила бортпроводница. – У гражданина предписание на место в последнем ряду, – и она показала какой-то желтого цвета квиток.

– Чье предписание? – поинтересовался Сеня.

– Швейцарской полиции.

– Так вот , – заявил враз ставший серьезным Арсений. – Борт самолета авиакомпании «Аэрофлот» является суверенной территорией Российской Федерации, и на борту самолета действуют законы России, а не законы Швейцарии. Это я вам заявляю с полной ответственностью как помощник депутата Государственной думы. И вообще, – добавил он совсем уже иным тоном и пригнулся к девушке поближе, – ну есть у тебя сердце, в конце концов, или нет? Человек и так два года мучился, а тут ты еще со своими предписаниями.

– А кто это? – тоже тихо спросила стюардесса, – что-то лицо знакомое.

– Это же Сергей Михеев, которого вчера из швейцарской тюрьмы выпустили.

– Ой, ну конечно, как же я сразу-то не узнала, я же его сегодня в аэропорту по телевизору видела. Да вы садитесь, садитесь, – обратилась она уже к Сергею.

Когда стали разносить напитки, Сенька попросил у стюардессы две рюмки водки. – Ну, Серега, за твою свободу!, – предложил он.

– Знаешь, Сеня, я, пожалуй, воздержусь, кто его знает, какие сюрпризы мне в Москве готовят, так что лучше быть трезвым.

– Может, ты и прав, – согласился Лавацкий. – В таком случае позвольте мне, – церемонно продолжил он, – самому выпить за вашу свободу.

– Нет уж, позвольте вам этого не позволить, – в тон ответил Сергей и беззаботно рассмеялся.

…Одолжив у друга денег, с собой депортируемому выдали жалких десять долларов, Сергей купил с тележки дьюти фри флакон французских духов: у его старшей дочери Шурочки сегодня был день рождения. Отец поспевал как раз вовремя.

***

Рядовые швейцарцы, те, кого принято называть налогоплательщиками, не простили своей юстиции оглушительного поражения. И дело было вовсе не в национальных или, скажем, политических амбициях. О жадности жителей этой страны сложены легенды, байки и многочисленные анекдоты. Один из них гласит, что швейцарец никогда не ляжет спать до тех пор, пока десять раз не пересчитает тот единственный франк, который заработал в этот день.

Как всегда, масла в огонь подлили журналисты. Они подсчитали, что «процесс ХХ века» обошелся налогоплательщикам в 14 миллионов долларов США. При этом было учтено все: безумные вояжи Заггена по всему свету в поисках компромата против русского заключенного, содержание Михеева в тюрьме Шан-Долон, высокие зарплаты офицеров отдела «Стребен», расходы на бензин и эксплуатацию вертолетов и бронированных машин.

Общественное возмущение было столь велико, что меры последовали незамедлительно. Отдел «Стребен» расформировали еще накануне вынесения вердикта присяжных. Лишилась своего поста генеральный прокурор Швейцарии Пунта Дель Карла, с треском вылетел со своей должности судебный следователь Загген. В одном лишь оказалась права Дель Карла – швейцарское законодательство пришлось менять. После завершения процесса адвокаты Сергея Михеева подали от его имени иск, в котором скрупулезно перечислили все те моральные и материальные потери, которые понес за два с лишним года их доверитель – неосуществленные бизнес-проекты, закрытые банковские счета, урон, нанесенный деловому имиджу предпринимателя. И как ни скупы были финансисты, а компенсацию в полмиллиона американских долларов Михееву пришлось выплатить. Каплей, переполнившей чашу, стала едкая заметка в местной газете, где язвительный репортер подчеркнул: население кантона Женевы на день завершения процесса составляло 500 тысяч человек, таким образом, учитывая сумму компенсации, каждый житель Женевы, включая новорожденных, задолжал Михееву по одному доллару, который и пришлось в итоге отдавать. Это было невыносимо, за гранью швейцарского менталитета. Законодатели вынуждены были принять соответствующие меры, чтобы впредь оградить своего налогоплательщика от подобных потрясений. Новая поправка к закону гласила, что отныне ни один иностранец не сможет получить в Швейцарии подобную сумму компенсации.

Пришлось раскошелиться и издателю бельгийской «Вечерней газеты», к тому же еще и опровержение опубликовать. Впрочем, владелец газеты не считал себя внакладе. Он с полным основанием полагал, что благодаря публикации о «крестном отце русской мафии» о его газете заговорили во всем мире, а лучшей рекламы и придумать было невозможно.

Пройдут годы. Уйдут в отставку бывшие полицейские группы «Стребен», забудется имя Пунты Дель Карлы, будет прозябать мелким клерком в одном из банков Загген. Вот только о судьбе Роберта Левинса однажды сообщит Интернет. В Федеральном бюро расследований США после его выступления в швейцарском суде и глупого признания, что в России он создавал разведывательную сеть, незадачливого офицера ждала бесславная отставка. Проскитавшись несколько месяцев без работы, опальный сотрудник, а ныне – американский безработный Роберт Левинс принял предложение поступить в охрану какой-то сомнительной фирмы, то ли продающей, то ли покупающей нефть. Именно эта фирма командировала его в одну из стран Ближнего Востока, где по-прежнему царили средневековые нравы и отсечение головы единым взмахом клинка, чтобы приговоренный не мучился, считалось казнью довольно гуманной. Именно так поступили и с американцем Левинсом. Сначала его выкрали и назначили многомиллионный выкуп. Ему дали возможность записать видеообращение к своему правительству с просьбой заплатить выкуп. А когда ответа не последовало, привели приговор в исполнение именно таким вот «гуманным» для этой страны способом.

Но это случилось через несколько лет после знаменитого швейцарского процесса. А пока что Сергей, вернувшись в Москву, окунулся в дела, встречи, в ту новую жизнь, которая ждала его на родине.

***

Через несколько дней его пребывания в Москве к нему обратились с просьбой провести пресс-конференцию. Он согласился. Конференц-зал популярной газеты «Планета новостей» не смог вместить всех желающих – в буквальном смысле. Около двадцати телевизионных каналов, многочисленные российские и зарубежные информационные агентства, газеты и журналы самых разнообразных толков и направлений – всем хотелось воочию увидеть и задать вопрос знаменитому Михееву, который стал единственным русским, сумевшим победить в схватке с международным швейцарским судом, да еще и получить за свою победу кругленькую сумму в виде компенсации-извинения. Журналистов интересовали самые мельчайшие подробности пребывания Михеева в женевской тюрьме, суть обвинений, как удалось ему развенчать миф о русской мафии.

– Одно из европейских изданий после суда отметило особо, что лучшим защитником на процессе были не ваши адвокаты, а вы сами. Так ли это? – спросил репортер известного издания.

– Самые лестные слова хочу сказать в адрес моих адвокатов, это высочайшие профессионалы своего дела. Достаточно сказать, что один из них, Ксавье Магне, некогда возглавлял коллегию европейских адвокатов и за ним пожизненно сохраняется титул «батонье». Он единственный адвокат Европы, награжденный орденом Почетного легиона, – ответил на этот вопрос Сергей. – Что же касается меня, то я же защищал себя, свою свободу, свое честное имя. Тюрьма, как известно, это то место, где у тебя достаточно времени для размышлений и анализа, – пошутил Сергей, – так что свое дело я изучил, смею утверждать, не хуже любого из адвокатов.

– Вы останетесь в России или снова уедете за рубеж? И чем вы теперь собираетесь заниматься? – спросил другой журналист.

– Уезжать не собираюсь. Скажу честно, по России, по Москве, по семье своей соскучился, да и дел здесь, полагаю, хватает. А сейчас я хочу сделать небольшое заявление. Собственно говоря, я дал согласие на эту пресс-конференцию отчасти именно для того, чтобы вы услышали это мое обращение. Не хочу огульно обвинять всех, но скажу: ваши коллеги доставили мне своими публикациями немало неприятностей. То, что все эти страшилки по поводу мафии, ОПГ и прочего были откровенной клеветой, как нельзя лучше доказал швейцарский суд. Достаточно горько осознавать, что свое честное имя мне, российскому гражданину, пришлось защищать за рубежом. Но я глубоко и искренне верующий человек, я православный христианин и умею прощать. И сегодня, здесь, я даю вам слово, что о всех прошлых публикациях, которые меня оклеветали, я забываю с этой самой минуты. Но впредь не прощу ни одного подобного выпада против себя. И не подумайте, что я вас запугиваю. Бороться с клеветой я буду исключительно в правовом поле. И поверьте, у меня хватит аргументации, сил и возможности в судебном порядке опровергнуть любую клевету против себя в судебном заседании.

После окончания пресс-конференции ее устроители – главный редактор «Планеты новостей» Николай Алексеевич Кружнев и гендиректор издательства Андрей Валерьевич Алдонин пригласили Сергея на небольшой банкет в его честь.

– Как думаете, Николай Алексеевич, мои слова произвели на ваших коллег должное впечатление? – спросил Сергей редактора.

– Впечатление-то произвели, безусловно, – ответил главный редактор. – Мы сегодня все убедились, что вы обладаете особым даром убеждения. Но в данном случае речь идет не об убеждениях каких-то отдельных журналистов. Речь идет о тех, кто стоит за этими публикациями, то бишь о заказчиках. Большинство российских изданий и телеканалов сегодня негласно, а иногда и гласно, принадлежат коррумпированным олигархам, которые преследуют те или иные политические интересы.

Возвращаясь домой, Сергей думал о словах редактора. Он и сам теперь прекрасно осознавал, что вся эта кампания в прессе, которая много лет назад началась со лживых сочинений Раисы Горчинской и охотно подхваченная ее коллегами, была не просто кем-то профинансирована, но и тщательно спланирована. А для такой масштабной кампании у его неведомых врагов должны были быть весьма серьезные административные ресурсы и достаточно мощные политические рычаги.

Сильно развитая интуиция, незаурядные способности к аналитическому мышлению и на этот раз не подвели Сергея. Михеев думал, как говорится, в нужном направлении. К сожалению. Потому, что те самые незримые враги были не просто раздражены, а пребывали в ярости и бешенстве от того, что Михей, вместо того чтобы устроиться на долгие годы в швейцарской тюрьме, вернулся в Москву, да еще на белом коне и чествуют его теперь чуть ли не как героя.

***

В одном из кабинетов на Старой площади, откуда видно «от Москвы до самых до окраин», пессимистически настроенного генерала Мингажева утешал его влиятельный друг:

– «Мы проиграли битву, но не войну». Это слова Шарля де Голля. Золотые слова. И ты, Марат, думай не о поражении в битве, а о победной стратегии всей войны, – напутствовал его человек, склонный к пышной риторике. И закончил уже весьма прозаично: – Что ты тут ноешь, я тебя не узнаю. И пришел ко мне с пустыми руками. Забыл, кто содействовал твоему получению генеральских погон? Бутылкой коньяка не отделаешься, готовь достойную «поляну» на своей новой даче. Кстати, люди говорят, у тебя там банька чудо как хороша. А меня до сих пор не пригласил. И хватит хныкать. С Михеем, я в тебе не сомневаюсь, разберешься. Всему свое время.

***

Первый месяц пребывания в Москве слежка за Михеевым велась постоянно. Стоило его машине выехать из ворот, за ней тут же пристраивался «хвост». Сергей уже определил, что машин, меняющихся по дням, было три – серая «тойота», всегда грязный, белый «фольксваген» и «форд» цвета «мокрый асфальт». Они ехали на небольшом от него расстоянии, особо и не скрываясь, так что заметить слежку не составляло ни малейшего труда.

Однажды, возле самого дома, на обледеневшей дорожке, машина преследователей вообще чуть не ткнулась в бампер автомобиля Михеева. Сергей подошел к преследователю и, благодушно улыбаясь, спросил:

– Не ушибся?

– Все нормально, – ответил коротко остриженный парень и, смущенно отвернувшись, достал пакет с бутербродом.

– Ну что ж ты всухомятку-то жевать будешь? – заботливо спросил его Сергей. Глаза его смеялись. – Так с твоей собачьей работой и язву нажить недолго. Пойдем, чайку попьешь, согреешься, – и он радушно указал рукой в сторону своего дома.

– Спасибо, Сергей Анатольевич, нам не положено, – вполне серьезно ответил парень. Оглянувшись, словно опасаясь, что его кто-то может увидеть, развел руками. Дескать, он тут точно ни при чем.

***

А дел и впрямь было невпроворот. Внимания требовала гостиница, другие виды бизнеса, благотворительный фонд, который они с Виктором создали еще в середине девяностых.

Именно из-за благотворительной своей деятельности пришлось ему вскоре вступить в конфликт с всесильным мэром столицы, вернее, его женой, что, впрочем, было одно и то же.