Дефицит Высоты. Человек между разрушением и созиданием
Text4.22. Модель трёх миров
Модели деятельности человека, должны естественным образом включаться, как часть в целое, в наиболее общие модели мироздания. Среди последних наиболее распространены модели, состоящие из трёх миров. Модель Пенроуза [27] делит мироздание на миры: физический, мыслимый и мир идей (рис. 4е,1).
Мир идей впервые был описан Платоном, создателем идеалистической философии. Последняя со временем, увы! существенно дискредитировала себя, выдвинув ряд положений, не проходящих проверку ни здравым смыслом, ни опытом. Но весомые доводы, свидетельствующие о реальности его существования, есть у математиков, и основываются они на собственном опыте научной работы: математики считают, что своими прозрениям они обязаны связью с миром идей. Пенроуз видит доказательство существования мира идей в том, как дети легко приходят к абстрактному пониманию сущности натуральных чисел. Для этого ребёнку достаточно показать разное число любых объектов.
Способность черпать идеи из особого мира у абстрактно мыслящих по роду своих занятий развита сильнее, и в целом тем более развита, чем выше уровень деятеля, а вместе с ним особая чувствительность к красоте и гармонии. Рассуждая о том, почему у него возникает симпатия к одним теориям и недоверие к другим, Пенроуз пишет: «Существует интересная и несколько загадочная психологическая закономерность: если результаты исследования какой-то заинтересовавшей вас проблемы (например, геометрической) выражаются красивой математической формулой, то это поддерживает интерес исследователя и стимулирует дальнейшую работу. Совершенно аналогично результаты, не обладающие математическим изяществом, обычно разочаровывают и обескураживают исследователя».
История создания общей теории относительности, возможно, является ещё одним свидетельством в пользу существования мира абсолюта, из которого наиболее смело и глубоко мыслящие учёные черпают свои идеи. Эйнштейн сформулировал теорию в 1915 году, исходя не из экспериментальных наблюдений, а лишь из некоторых геометрических и эстетических принципов и пристрастий. Об экспериментальных доказательствах вначале никто не задумывался, настолько отвлечённой от реальности казалась эта интеллектуальная акробатика. Но потом с помощью теории был рассчитан ряд наблюдаемых астрономических эффектов. Правда так как наблюдаемые эффекты были очень слабы, проверки не казались достаточно убедительными. Отношение к теории резко изменилось, когда были проведены измерения очень сильного двойного пульсара, находящегося на расстоянии 30 000 световых лет от Земли. Значительные поправки, которые давал расчёт по общей теории относительности, с высокой точностью укладывались в результаты измерений. И к настоящему времени точность расчётов параметров орбит небесных тел удалось довести до 10–14, в то время, как точность расчётов в классической механике сегодня составляет 10–7. Это делает общую теорию относительности самой точной и проверяемой областью современной науки.
Существует общераспространённое мнение, что физики получают экспериментальные результаты, а математики создают красивые теории, их объясняющие. Однако в описанной выше ситуации всё выглядит совершенно иначе. Вне всякой связи с экспериментальными результатами была разработана весьма изящная и элегантная математическая теория. «Проблема заключается как раз в том, что эта прекрасная математическая структура просто существует в Природе и присутствует в пространстве, а не является чем-то привнесённым, «навязанным» Природе извне. Эйнштейн выявил в мире нечто, уже содержащееся в нём, связанное с наиболее фундаментальными законами Природы и свойствами пространства-времени». Кстати, Эйнштейну так и не дали Нобелевскую премию за это открытие. Нобелевскую премию в 1993 году получили астрономы Хульзе и Тейлор, чьи измерения стали доказательством справедливости теории относительности.
Наличие автономно существующего мира идей представляется вполне естественным для интеллектуала, которому идеи являются в виде внезапно возникающих мыслей. Так же косвенным доказательством существования какого-то мира выше нас, являются устойчивые идеи Бога, посещавшие человечество на протяжении всего его пути. И в не меньшей степени, явление перфекционизма, столь явно выраженная у некоторых людей устремлённость в Высоту, их упорная работа совершенствования, вообще идея Высоты во всех её разновидностях.
Уверенность в существовании этого мира укрепляется каждый раз, когда творческая личность «попадает в поток», слышит диктующий ему голос, чувствует, как кто то водит его рукой. Состояния вдохновения, полёта, океанического чувства, и ещё более высокие состояния, воспринимаемые нами, как внутренняя необходимость в подвиге, императив служения Высшему совершенно определённо указывают на то, что существует нечто выше и больше человека. Мы ещё слишком грубы и примитивны, чтобы это в достаточной степени прочувствовать и сформулировать. Отдельные блёстки этих формулировок мы встречаем у выдающихся людей.
В отличие от математиков, у культурологов всему голова – культура. Поэтому выглядит вполне естественным, что у культуролога К. Поппера третьим является не мир идей, а мир культуры. Но если это та культура, которой культурны все, то там таких идей можно набраться, что, того и гляди, превратишься в либерал-предателя или педофила. Конечно, столь разнообразная культура не может вершить делами человечества. Как совершенно очевидно, под миром идей Пенроуз, по умолчанию, полагает мир созидательных идей. Но тогда возникает вопрос, из какого мира берутся разрушительные идеи? Если мы заглянем под черепную коробку среднего человека, нас ждёт большое разочарование. Большинство «мысленных образов», которые мы обнаружим там, представляет собой какие-то обрывки чего-то, навязчивых и нередко гаденьких мыслей, просто откровенный и не на что не пригодный мусор. В этом может убедиться каждый, кто в состоянии проследить за всеми 60 000 мыслей, посещающих его голову в течение суток. Низкое качество этих мысленных образов стало уже совершенно очевидным с появлением возможности всё это беспрепятственно извергать в интернет. Этот мусор в голове не связан ни с физическим миром (в принципе созидательным), и не отражает мир идей, каким он мыслится Пенроузу.
Такой подарок судьбы, как способности, мы получаем (если, конечно, получаем) генетически. Наиболее удивительны из них те, которые непосредственно связаны с миром идей. Гениям не надо заканчивать литературные институты, чтобы писать гениальные литературные произведения. В биографии выдающихся музыкантов встречается один и тот же сюжет: его учитель говорит, что ему больше нечему его, по сути ещё мальчика, учить. Он уже всё знает и умеет. Шопен написал свой знаменитый фортепианный концерт – возможно лучший из известных нам – в восемнадцать лет. Кто или что «навеяло» его? Никогда не учившиеся в консерваториях Моцарт и Бах сочиняли и записывали музыку в невероятных количествах и с невероятной скоростью. Сами они были уверены, что кто-то её диктует свыше. Но в том-то и дело, что имеющиеся у нас факты скорее свидетельствуют о том, что этот мир, с которым у высоких такие тесные и доверительные отношения, создаётся при их непосредственном участии. Действительно, подавляющее число высказанных людьми идей ошибочны (а значит они почерпнуты не из мира абсолюта), но отдельные деятели (больше всего их среди математиков) безусловно наделены способностью порождать и улавливать правильные идеи. И в этом нет ничего странного, непостижимого, так как принципы устройства мира всеобъемлющи и поэтому неизбежно должны быть отражены и в строении высшей нервной системы, и по этой причине ей должны быть доступны всеобщие принципы.
Признание факта наличия наиболее общих закономерностей, справедливых для всего мироздания, привело к рождению общей теорий систем. И весьма вероятным следствием может быть такое устройство всего, когда абсолютное не представляет собой отдельный мир идей, а «спрятано» внутри мира Природы. А далее всё зависит от того, в какой степени человек способен правильно считывать то, что находится внутри всего, в том числе и внутри него. В превосходной степени этой способностью обладают высокие. «Всё во мне, и я во всём» (В. Блейк).
То, что среди мысленных объектов очень велико число ошибочных, безусловно, свидетельствует против модели Пенроуза. Ошибочные идеи порождают деятели низких уровней, и особенно этим грешит область так называемых общественных наук. А так как посредственностей гораздо больше, чем выдающихся математиков, становится понятным, почему мы живём в облаке ошибочных идей, а зачастую и откровенной лжи.
Как следствие изложенного, автор приходит к модели (рис. 4е,2), где вместо мира мысли находится мир деятельности, потому что в общем случае человек, в отличие от математика, не только мыслит, у него ещё работают чувства, руки, ноги. А выше всех расположен мир, который не существует как некий абстрактный отдельный мир, а создаётся самыми высокими. Они обладают способностью при определённой степени концентрации, погружённости в предмет прозревать сквозь вещную данность суть происходящего и выражать её в виде идей. Таким образом модель состоит из следующих трёх миров: физического, мира деятельности живой материи, в том числе и деятельности человека на уровнях (–6 ÷ 3) и мира деятельности человека на уровнях (4 ÷ 6). Принципиальное отличие этой модели от двух предыдущих в том, что она отражает уровневую организацию мироздания и включает всю возможную деятельность. Нижний, физический мир является миром неживой природы. В самом верхнем находится уже достигнутое деятельностью на верхних уровнях, в том числе идеи Бога и Высоты, и то, что ещё предстоит достичь: пока непроявленные, пребывающие в «спящем» состоянии идеи и результаты, которые будут ими порождены.
Небоскрёбы из стекла и бетона, световая реклама, скоростные поезда, прообразы интернета и скайпа – таким Ж. Верн видел современный Париж. Исследователи подсчитали, что около сотни его фантастических идей стали реальностью. Идеям Ж. Верна повезло, они были техническими, и их воплощение в реальности зримо и осязаемо. Для того, чтобы убедиться в их реализации, не нужен высокий уровень, достаточно иметь глаза. Но сколько есть идей уже открытых, даже частично воплощённых, но не понятых и не оценённых должным образом современниками. Среди них находятся великие идеи, которые так и не приобрели статус достояния человечества. Причина в их малой наглядности и, в ещё большей степени, в их малой доходности. Эти образы будущего столь важны для развития и столь сильно отличаются от находящегося ниже, что представляется вполне естественным их выделение в особый мир. В традиционных представлениях это мир высокой нравственности, культуры и духовности, но третий мир содержит и нечто большее. Верующий человек назвал бы это связью с Богом, а мы – предчувствием Высоты. Для какой-то части человечества ощущение высшего и своей связи с ним, очень важно. Высокие испытывают при этом совершенно особые чувства подъёма, озарения, творимые ими преобразования всё более приобретают качество преображения.
Как показывает исторический опыт, человечество так и не осознало роли Высоты в решении его проблем, в том числе проблемы продолжения своего существования. Люди падки на новое и глухи к высокому. Описанная модель трёх миров должна помочь устранить этот недочёт. Из неё следует, что высшее творится высокими, а не приходит из каких-то невнятных областей абсолютных идей или некультурной культуры. Нет, наше будущее возникает в наших головах и может быть делом только наших рук. Точно так же, как живое обладает способностью порождать подобное ему живое, наша нервная система способна порождать подобное тому, что в ней уже есть, но (!) уровнем выше. Природа сотворила нечто невероятное, создав механизм повышения уровня. Создала она его в человеке, использовав возможности его высшей нервной системы. Но сам акт зачатия новых идей скрыт от наших глаз. Нам неведомо, из каких движений мысли, души и духа складывается этот процесс, какова в этом роль физического состояния организма и обстоятельств. Для обозначения различных его форм мы используем термины прозрение, постижение, озарение.
Выше уже говорилось о феномене двух триад: мы так устроены, что деятельность на высшей из них (4 ÷ 6), которая особенно поражает наше воображение, даёт принципиально иные результаты. Её инаковость не оставляет сомнений в том, что она представляет собой особый мир Высоты. В нём действуют другие законы, и деятельность на этих трёх уровнях особым образом взаимосвязана. Понимание этого мы видим в словах О. Уайльда: «Красота есть форма гениальности». К сожалению, при существующем дефиците опытных данных, грубых методиках их получения, наличной степени «системной незрелости» нашего мышления, бедности фантазии, далёкой от совершенства терминологии, эти принципиально важные, но тонкие моменты мы пока не в состоянии объяснить подобающим образом.
4.23. Кто лучше: животное или человек?
Предлагаемая автором третья модель трёх миров отражает тот факт, что в Природе ничто не существует отдельно, а одно переходит в другое, при этом человек является конечным этапом эволюционного развития не только живого вещества, а Природы в целом. Границы между мирами условны. Наиболее чёткая граница между мирами неживой и живой природы. Между мирами деятельности живого такую чёткую границу провести невозможно, но при всей плавности переходов, изменения там впечатляющие.
Долгое время бытовало заблуждение, что поведение животных управляется генетически наследуемыми инстинктами, а поведение человека в большей степени определяется опытом, полученным им в процессе его индивидуальной жизни и передаваемого затем внегенетическим (в процессе коммуникации) путём другим сородичам. Наименовав последнее культурой, антропологи-культурологи провели резкую границу между якобы поголовно культурным человеком и животными, культурой не обладающими. Чем человек принципиально отличается от животных – культурой! То есть у человека культура есть, а у животных – нет. Вот и всё! Просто и понятно. Но сейчас работами чрезмерно любознательных этологов, генетиков, биологов и физиков, занимающихся проблемами сознания, выяснено, что не существует чёткой границы между интеллектом человека и животных. «Что в принципе, – как отмечает Хокинг, – позволяет говорить даже об интеллекте червяка». И это не так уж удивляет, если вспомнить, какие трюки выделывает одноклеточная инфузория-туфелька, устроенная существенно проще, чем червяк. Более того, певчие птички, более гармонично слитые с природой, умеющие в отличие от человека порхать и мелодично щебетать, по видимому, более счастливы, чем человек. И зачем им усложняться до уровня человека? Чтобы стать культурными? Невелико достижение, если учесть, что с «культурой» они получат неотъемлемую от неё потребность гадить, пьянствовать, творить разнообразные мерзости и устраивать кровавые побоища вроде мировых войн. И утратят свой статус «птиц небесных». Им это надо?
Филогенетический разрыв между животными и человеком существует, но он другого рода и существенно меньше. Животные гораздо сообразительнее и обладают более развитой чувственной сферой, чем мы полагали раньше. А уровневое осмысление деятельности человека показывает, как сплошь и рядом низка его культура, в результате чего в ряде ситуаций он оказывается ниже животного (действуя на отрицательных уровнях). Прорывными для понимания истинной разности оказались наблюдения за макаками в одном из заповедников на юге Японии. Пока незадачливые культурологи выдумывали свою «культуру», этологи, наблюдавшие за этими, между прочим, не самыми умными среди приматов обезьянками, стали свидетелями того, как одна из них сообразила, как с помощью палочки выталкивать из полых тростниковых стеблей залезших туда улиток, и, что самое поразительное, быстро научила этому других обезьян из стаи. Рухнула стена, отделявшая человека от его братьев меньших (по разуму). Автор публикации, которая в научном мире произвела настоящий фурор, в конце недоуменно задаёт вопрос: так что же такое получается, обезьяны тоже культурны? Да, в культурологическом смысле культурны. А с точки зрения здравомыслящего человека, будут ещё и покультурнее воров-рецидивистов, алкоголиков, которые, напившись, ходят под себя, наркоманов, выслеживающих и убивающих пенсионеров после получения пенсии, и серийных убийц. Но при этом все перечисленные персонажи, отнюдь не блещущие культурой, передают свой негативный опыт не менее успешнее, чем обезьянки или учителя в школе – позитивный. Всё это приводит нас к пониманию, что культура имеет мало отношения к способности передавать опыт внегенетическим путём. Таким образом миф о культуре, якобы отделяющей человека от животного, рухнул, и большая часть построений культурологии утратила смысл. Но на культурологов события в далёком от них мире этологии не произвели впечатления, а кто то даже посчитал случившееся хорошим известием: если культурны макаки, то мы люди культурны уже поголовно. Да здравствует культурология!
Другая макака научилась мыть картофель в ручье, избавляя его таким образом от налипшей земли, далее высыпать зёрна кукурузы, смешанные с песком, в воду и, когда песок тонул, собирать чистые зёрна и поедать их. Дальше больше. Оказалось, что хорошо соображают и обучаются птицы, и не только считающиеся умными вороны, но и ничем себя не проявившие ранее синички. Когда в Лондоне толстые картонные крышки на бутылках с молоком были заменены на фольгу, они стали пробивать их клювами и лакомиться сливками. Вскоре этот фокус освоили синицы всей Британии. Но при этом есть люди, которые никогда не будут подражать чему-то хорошему, увиденному в поведении других, потому что они на это просто не способны. Более того, есть люди, которых невозможно чему-то путному научить, потому что они неспособны к обучению. Их можно научить каким-то простейшим вещам в раннем детстве, и всё! Весьма ограниченную способность к обучению в высокопарных рассуждениях о человеке принято выносить за скобки, но вспомните, сколько в вашем классе было троечников, причём большинству из них тройки были поставлены для того, чтобы перевести их в следующий класс.
Серые крысы являются наиболее успешным биологическим соперником человека во многом потому, что успешно пользуются традиционными для человека способами передачи опыта и образуют тесно сплочённые сообщества. Экспериментальное изучение крыс показало, что 18 % из них являются альтруистами. Доля агрессивных особей больше, что вполне видно по их поведению. Но вот вопрос, какой процент людей способен бескорыстно заботиться о благе других? Исследования проблемы эволюции альтруизма и разрушительности ещё впереди. Нас ждут неожиданные и не очень приятные открытия.
Прежде так же считалось, что помимо способности передавать опыт внегенетическим путём (обучением), человека кардинально отличает от животных язык, использование орудий труда, владение искусствами (способностями рисовать, петь, танцевать, и т. д.). Говоря иначе понятийное мышление, речь, труд. Но использование орудий труда, языка, абстрактного мышления на самом деле не являются тем фактором, который кардинально отличает человека от животного. Постепенно выяснилось, что всё это животные в той или иной мере умеют делать. У некоторых из них весьма внушительный запас устойчивых звукосочетаний (слов). У лошадей порядка 100, у ворон – около 300, у дельфина порядка 800 слов. При том, что у некоторых людей бытовой актив – тысяча слов!
В той или иной мере развитый язык есть у всех социальных животных и насекомых. И это понятно: они вынуждены общаться, а для этого нужны средства коммуникации. У муравьёв и термитов есть язык жестов. Они, встречаясь, постукивают друг друга усиками, рассказывая, куда идти за добычей. У пчёл существует язык танцев, которым они передают сложную информацию. Частично их язык расшифрован. Этот язык помогает им решать очень сложные задачи по поиску корма. При этом они сообщают направление полёта, дальность, а муравьи ещё и информацию о количестве корма. Доказано, что при этом они могут решать весьма нестандартные задачи. А сколько у животных сигналов опасности, информирующих о том, кто, в каком направлении, на каком расстоянии находится, и какова степень опасности, исходящая от него.
Животные мыслят, обезьяны могут понимать слова, обладают умением работать с символами, сообщать с помощью компьютера о своих желаниях и с ними можно вести таким образом диалог. Да, у них не так развито абстрактное мышление (хотя даже попугаи им обладают), но ведь и у многих людей с ним проблемы. Животные не владеют словесной речью, но у них могут быть развиты другие формы речи, как у дельфинов. Мы их не понимаем просто потому, что мы не понимаем их речи, что отнюдь не является свидетельством высокого интеллекта человека. Но плюс к этому они умеют делать некоторые вещи, например, ориентироваться на огромных пространствах Земли, которые мы делать не умеем, и не в состоянии догадаться, как это делают они.
Конечно, животное проще, и операции, которые оно производит, соответственно менее сложны. Но ведь и люди отличаются по своей способности производить операции различной сложности. Кто то не может управлять автомобилем, у других проблемы с чтением, письмом, речью, внутренним равновесием. Не всякий может нарисовать зайца, тем более картину маслом. В помощь таким появилось современное искусство. Но, более того, есть жизненно необходимые вещи, которые какая то часть людей вообще делать не умеет. Они не в состоянии пользоваться простейшими орудиями труда, и всё, сделанное ими, будет криво и косо. А всё сказанное – невпопад.
При этом как раз животные хорошо приспособлены к добыванию пищи, обеспечению собственной безопасности, продолжению рода, созданию жилищ и укрытий (1). В качестве орудий используются ветки, колючки, камни. У шимпанзе есть индивидуальные «молот и наковальня» из камней, а нередко и клин, который используется для выравнивания наковальни. Свои орудия они прячут в укромных местах. Морская выдра остриём камня открывает раковины, птицы камнем разбивают страусиные яйца. Лисицы ловят ястребов на приманку – рыбью голову. Осы, вырыв норку, берут в челюсти камушек и, постукивая им, уплотняют грунт у входа в неё. Крыса, чтобы полакомиться мёдом на дне банки, до которого ей не дотянуться, использует в качестве орудия труда свой хвост. Вымазав его мёдом, она потом с удовольствием облизывает его. Но компьютеров у них, конечно, нет. При этом, если условия жизни их вынуждают, они могут строить довольно сложные жилища. Муравейники, термитники, бобровые хаты, ласточкины гнёзда, а некоторые птицы, чтобы обезопасить себя, подвешивают свои склеенные слюной жилища на своего рода шнурах к ветке. Но, конечно, им далеко до того замка, который построил М. Галкин в деревне Грязи.
Очень полезным для развития является любопытство. Именно оно заставляет лезть куда то в неизведанное и таящее в себе опасность, задаваться сложными вопросами. В конце концов именно любопытство – мать географических открытий и отец всей науки. Казалось бы сугубо человеческое качество. Но оно есть и у животных. И не только у высших: обезьян, дельфинов. Любопытство развито у крыс, что было доказано в опытах с лабиринтом. И это при том, что у многих из людей наблюдается явный дефицит любознательности. Животные неплохо соображают и могут выполнять весьма сложные задания (3). Обезьян и птиц можно научить считать. Попугая научили съедать из кормушки столько зёрен, сколько загорается лампочек. Потом лапочки погасили и вместо них раздалось три гудка. Озадаченный попугай после некоторого раздумья соображает что к чему, и берёт из кормушки три зерна. Потом кормушку убирают и ставят в ряд карточки с изображёнными там тёмными точками. Гудок звучит четыре раза. Попугай идёт мимо карточек и клюёт карточку с четырьмя точками. Его никто не учил, он сам дошёл своим умом до понимания соответствия между зажжёнными лампочками, гудками, зёрнами и точками. Это пример абстрактного мышления в чистом виде. Шимпанзе вынимает из коробки и даёт экспериментатору столько палочек, сколько тот просит. Когда в коробке осталось четыре палочки, экспериментатор просит дать ему пять. Шимпанзе, подумав, ломает одну палочку пополам и протягивает ему пять.
Под давлением этих фактов приходится согласиться с тем, что шимпанзе отнюдь не глупы. Но при этом у них в зародыше уже существует большая часть дурных наклонностей человека. Как нам давно известно, стремление доминировать и проявлять власть есть и у животных. Но, казалось бы, алчность – чисто человеческое качество. Ничего подобного. Шимпанзе научили пользоваться деньгами в виде разноцветных жетонов, и довольно скоро среди них обозначились трудоголики, лодыри, бандиты и накопители. Появились черты характера, которые ранее не были заметны, – жадность, подозрительность, жестокость и агрессивность в отстаивании своих денег.
И чем ниже уровень деятельности человека, тем больше общего у него со своими животными предками. Оказывается, обезьяны поют песни. Вообще шимпанзе любят производить шум, колотя дубиной, топая ногами, хлопая в ладоши. Порой эта промузыкальная активность превращается в весьма продолжительный концерт. Обезьяны принимаются топать, визжать, лупить по полым пням и стволам деревьев. Можно ли считать это искусством, как это делают в отношении подобных представлений человеческих особей «музыкальные критики», обслуживающие рок-музыку? Вряд ли.
По мере изучения обезьян выясняются всё новые факты, стирающие резкую грань между ними и человеком. В Уганде наблюдается резкий рост агрессивности шимпанзе: они крадут и поедают детей, насилуют женщин. Им это нетрудно делать, так как они существенно превосходят в силе человека, а женщины и, особенно, дети являются лёгкой добычей. Объясняется это не очень приятное для местных жителей увеличение разнообразия деятельности шимпанзе быстрым приростом населения, в связи с чем ареал обитания обезьян уменьшился, а контакты с людьми неизбежно увеличились. Происходит смена естественной среды обитания на более очеловеченную. Шимпанзе учатся у людей, и это обучение приносит свои плоды. Есть исследования, регистрирующее рост IQ у шимпанзе за последние пятьдесят лет на 12 единиц. Некоторые исследователи полагают, что шимпанзе уже достигли уровня австралопитека.
Нравится ли нам, что у нас столько общего с обезьянами? Скорее всего – нет! Но что поделаешь, с объективными данными трудно спорить. Резюме одного из посетителей зоопарка: «Тут все животные, ведут себя пристойно, кроме обезьян. Чувствуется, что это уже без пяти минут люди». И хотя в действительности мы ушли от обезьян довольно далеко, но не все в равной мере. Выразилось это в значительной разнице в уровнях. И в конце концов это привело к появлению границы между вторым и третьим миром. Лидирующая группа уходит в сильный отрыв и там начинает твориться нечто непостижимое для обычных мозгов. Зрелище потрясающее и ни в какое сравнение не идёт с тем, что мы видим на спортивных соревнованиях, например, на лыжных гонках: там у всех всё одинаковое, и палки в руках, и форма, да и мозги тоже. Практически одинаково и время, за которое участники заезда преодолевают дистанцию.
Результаты описанных опытов невозможно объяснить социальным устройством общества обезьян, его несправедливостью, эксплуатацией обезьяны обезьяной. Всего этого там нет просто потому, что они ещё не доросли до этого. Но, несмотря на их «незрелость», всё у них получалось как у людей. И приходили они к этому в сжатые сроки! Это позволяет сделать чрезвычайно важный вывод: все плохие качества человека потенциально существуют у высших млекопитающих, и совершенно независимо от социальных условий. Скверным известием для нас является то, что мораль там едва присутствует. Природа оставила работу по созданию морали человеку, а он, увы! не слишком в этом преуспел. Мы в значительной мере ещё остаёмся животными, но без эффективных запретов и тормозов. Поэтому плохое так легко возникает в человеке, стоит только поменяться условиям его жизни. Появились деньги, и он стал алчным. Точно так же, как это происходит с шимпанзе.
Кроме того, всё вышеизложенное является убедительным подтверждением эволюционного происхождения человека и того очень важного обстоятельства, что человек возник не враз и уже совершенно готовеньким, а этот процесс растянулся на период порядка миллиона лет, и до сих пор не закончился (как и у шимпанзе). В живом всё должно отличаться одно от другого, если этого нет, значит смерть уже наступила. Поэтому однородность видов кажущаяся, как следствие невнимательности нашего взгляда и примитивности нашего мышления, склонного всё упрощать и уравнивать. В наибольшей степени это относится к нашим представлениям о виде человек.
Но однородности, следующей якобы из чисто инстинктивного их поведения, нет и среди животных. Они способны испытывать чувства, порой очень тёплые, демонстрировать сложные формы поведения, например играть и получать удовольствие, то есть радоваться жизни, что умеют далеко не все люди. Они владеют развитыми способами маркировки своего поведения, даже у низших млекопитающих можно обнаружить обмен сигналами, определяющими то или иное значимое поведение как «игру». И эти маркеры принадлежат к более высокому логическому типу, чем те сообщения, которые они квалифицируют. И каким-нибудь енотам всё это доступно. А значит и граница между животными и людьми весьма условна. Пожалуй единственное, что мы можем определённо утверждать, что, если оно передвигается на четырёх лапах, то это животное. Обратное утверждение не всегда верно.
В целом у людей структурирование сообщений и значимых действий, и их категорирование отличаются большей сложностью, но сколько мы встречали людей без чувства юмора, с лишёнными выражения оловянными глазами без каких-либо признаков мысли? Сложность увеличивается с уровнем, и она уже намного превзошла наш словарь. Наша деятельность сложнее нашей речи. В нашем словаре не хватает слов для обозначения ставших уже насущными понятий и вещей, в этих случаях сплошь и рядом применяются термины, многозначность которых и так избыточна. Для заполнения этой бреши существует третья сигнальная система: развитое чувство юмора, образность, метафоричность речи. Умение «одевать» в образы бесплотные идеи – это очень важная способность. Собственно говоря, для этого и существует такая область деятельности, как искусство. Если это может помочь, превращайтесь в своего рода модельера, художественного оформителя идей, мастера художественного слова, используйте все ваши способности, чтобы одухотворить и украсить ваши идеи. Большая часть пишущей братии даже не подозревает, что дар художественного слова им дан (если, конечно, дан) для того, чтобы создавать действенные формулы совершенствования, а не просто, чтобы давать выход графоманскому зуду. Для понимания этого у них недостаёт уровня.