Диверсантка

Потянулись дни. Будь на месте Катрин более сведущий человек, сказал бы – казарменные будни. Всё по расписанию: занятия, приём пищи, работы на территории замка в свободное время и обязательное чтение по вечерам. Учёба походила на школьную – арифметика, письмо, история и география. Но были и отличия. Добавился английский язык, притом что русский и немецкий преподавали тоже, невзирая на солидную практику Катрин в том и другом. И что её удивило, здесь уделяли особое внимание физической подготовке. Два раза в день девочек – причём разных возрастов – приводили небольшими группами в спортивный зал, а занятия строились так, чтоб развивать в первую очередь способность нападать и обороняться голыми руками. Вот когда вспомнился парикмахер, и слова Циге, мол, ещё спасибо скажешь. Действительно, с короткой стрижкой заниматься было куда удобнее.

Беата, нарочно или случайно, всегда оказывалась в одной группе с Катрин, и скоро стало понятно – ей с полькой не тягаться. Пьес была очень ловкой и сильной, побеждала и сверстниц, и старших девочек. Порой брала своё не силой и ловкостью, хоть и этого ей было не занимать, но коварством и жестокостью. Однако преподаватели не говорили ни слова против, а жаловаться здесь было не принято. И конечно, с особым удовольствием Беата отыгрывалась на соседке по комнате. Здесь, в зале, можно было бить и истязать противника на законных, так сказать, основаниях – занятия тому и посвящались. И что прикажете делать?

Но и вне занятий было несладко. Пьес гоняла Катрин на работы вместо себя. Вдоль высокой крепостной стены росли столетние дубы и буки. Осенью они засыпали внутренний двор палой листвой, которую следовало убирать. И вообще, уборка территории была полностью на воспитуемых. Да и в помещениях работы хватало. О дежурствах в столовой Катрин уже знала не понаслышке, а нужно было ещё помогать на кухне: чистить картошку, мыть овощи, резать хлеб.

Неожиданно в притеснениях Беаты нашёлся и плюс. Благодаря тому, что Катрин выходила вместо соседки на все работы, она быстро выучила схему донжона и замка. В северной башне, вернее в подножии её, располагался спортзал, в западной проходили некоторые занятия. А в восточную и южную наоборот, воспитанниц не пускали ни под каким видом. Там кипела какая-то своя, тайная и загадочная жизнь. Строения поменьше, как и предполагалось, оказались складами одежды и провизии длительного хранения – консервов, сухого молока, круп. Свежие молочные продукты, мясо и овощи привозили извне, кормили воспитанниц хорошо. Там же находились столярная мастерская и кузня. Имелся запас горючего для дизельной электростанции на случай повреждения электросети, протянутой аж из Бад Харцбурга. И уже через неделю Катрин, обладая хорошей памятью и чувством ориентации, легко разбиралась во всех помещениях, коридорах и переходах донжона.

Но жизнь с Беатой становилась невыносимой. Маленькая полька находила всё новые и новые злокозненные задания для соседки. То заставит решать домашние упражнения, а сама потом переписывает, то вынудит врать преподавателям, что, дескать, она, Беата, вчера плохо себя чувствовала и потому не вышла к ужину. А Катрин тому свидетель. Да ещё заставляла носить захворавшей подруге пищу, а потом возвращать посуду. Обязательным условием подобной взаимопомощи было участие в мытье этой самой посуды наравне с дежурной по столовой. Беата же в это время просто валялась на койке, дожидаясь, когда ей принесут вечернюю кашу прямо в постель.

Госпожа Циге на все эти выходки лишь приподнимала выщипанную бровь. Наконец, настал день, когда полька заявила, что Катрин должна пойти к старшей воспитательнице и донести на одну из девочек, высокую и полноватую, но спокойную и доброжелательную француженку Адель Урс.

– Скажешь, Соболёк, что она воровка. Деньги у меня украла, которые из дому прислали.

Некоторым воспитанницам действительно родные присылали небольшие суммы. А в западной башне имелась галантерейная лавка, где можно было приобрести всякую мелочь. Вот только Пьес никогда на памяти Катрин не получала по почте ни пфенинга. Получалось, она подбивает соседку на ложный донос, враньё, да такое, что грозит Адель исключением из школы, а может чем и похуже!

Это было низко и подло. Катрин так и сказала Беате: мол, что уж вы там не поделили, не знаю, но оговаривать соученицу не буду! И тут же получила удар в живот. Пьес теперь не била её по лицу, чтоб не оставлять следов, но колотила по туловищу так, что наутро Катрин чувствовала себя, словно её пропустили через мясорубку.

Она пообещала выполнить задание, но оттягивала неприятный момент, как могла. То, мол, госпожа Циге была занята и не захотела её выслушать, то саму срочно вызвали в класс и она просто не успела поговорить с воспитательницей. Беата хмыкала, щурилась и бросала презрительно:

– Завтра сделаешь, или смотри…

Нужно было что-то предпринимать. Заручиться поддержкой, обзавестись союзницей среди воспитанниц Катрин не могла. В разговоры девочки вступали неохотно, а если тема казалась им скользкой, сразу замолкали и замыкались, отходили в сторону. А что может быть хорошего, если тебе предлагают сговор против одной из самых сильных учениц, которая, к тому же, и самая жестокая драчунья? Никто ввязываться в такое предприятие не захочет. Предупредить саму Адель и пригласить её вместе попытаться дать отпор Беате Катрин даже не пришло в голову. Слишком она была тихой и незлобивой, эта француженка. Да и трусиха наверняка…

Пойти к госпоже Циге и честно ей всё рассказать, тоже невозможно. Доказательств у Катрин нет, её слово против слова Пьес, а за клевету – коль скоро воспитательница сочтёт рассказ клеветой – наказывали не слабее, чем за воровство. Такой случай уже произошёл на её глазах: одну девочку лишь заподозрили в навете на подругу и мгновенно выгнали. О дальнейшей судьбе изгнанницы никто точно не знал, но пару раз прозвучали слова «концентрационный лагерь». Это страшное изобретение новой власти, едва появившись, день ото дня обрастало столь жуткими рассказами и подробностями, что не нужно было никаких других страшилок, чтобы напугать девочек до смерти.

Было над чем поломать голову.

Решение пришло неожиданно. Катрин заметила, что единственное место общественных работ, куда ходит Беата, это дежурство по кухне. Она не стремилась чистить картошку и ловко спихивала неинтересную работу на кого-нибудь другого, зато обожала хлеборезку. Дело в том, что на кухне был установлен специальный нож на электроприводе. Нажимаешь кнопку, и из держака со свистом опускается широкое отточенное лезвие. Клац! – и вновь возвращается в гнездо. Предназначался этот электронож для нарезки твёрдых овощей, но, естественно, он легко справлялся и с хлебом.

Вот что привлекало польку – лишний повод покрасоваться перед другими девчонками. Пьес страдал болезненным тщеславием, может быть оттого и лезла на рожон в спортзале, дерзила преподавателям. Для этого же нашла себе жертву – лишний раз самоутвердиться. По правилам дети к ножу не допускались, но Беата нашла способ уговорить Хильду. Когда ей было нужно, она могла убедить кого угодно.

Она любила подставлять буханку хлеба так, чтобы нож отрезал идеально ровные, совершенно одинаковые куски. Но при этом всегда убыстряла темп нажатий. Нож только и мелькал с глухим клацаньем, летели в лоток нарезанные ломти хлеба, девчонки круглили глаза и только что не визжали – это был час триумфа Беаты.

– Эй, кто там рядом, подавай буханки! – азартно кричала она когда на польском, когда на немецком языке. Глаза её горели, щеки румянились, и даже Катрин в такие моменты захватывал жутковатый восторг.

Но в этот раз было не до восторгов.

Как раз случилось дежурство. Катрин с двумя другими девочками выполняли обычные работы, когда явилась Беата. Судя по всему, она уже договорилась с Хильдой и направилась прямо к хлеборезке.

– Ну что, подруги, показать вам истинное мастерство? – выкрикнула весело, засучивая рукава. – Соболёк, иди сюда! Будешь подавать патроны! – и рассмеялась своим противным смехом.

Но когда загудел электромотор, и Катрин подала первую буханку, вдруг наклонилась и шепнула ей в ухо:

– Смотри, не выполнишь задание, я суну в эту штуку твою голову.

Невозможно было понять, насколько полька шутит и шутит ли вообще. Катрин как током ударило – другого шанса не будет. На побледневшем лице стала хорошо заметна маленькая родинка под левым лазом…

А дело уже пошло: нажатие – клац! – и подвинуть хлеб на сантиметр! Нажатие – клац! – и летит очередной отрезанный ломоть! Я такой же отрезанный ломоть, неожиданно подумала Катрин, подавая новую буханку…

Клац! – клац! – клац! – Беата нажимает на кнопку всё быстрее, лезвие мелькает в опасной близости от её руки…

– Соболёк, не зевай! – кричит разошедшаяся польская девочка со смешной для русского уха фамилией Пёс. – Давай хлеб!

Даю!

Поворот – взять хлеб – взгляд искоса – Беата осторожно подаёт остатки предыдущей буханки…

Поворот – Беата протянула руку – значит, хоть чуть, но отвлеклась – движение – рукой подать очередную буханку, а телом слёгка нажать на локоть…

Вот так…

Поворот…

В лоток вместе с отрезанным ломтём хлеба летят три отсечённых пальца.

Беата отдёрнула руку, и застыла, выпучив глаза на изувеченную кисть. Из обрубков пальцев хлестала кровь. И только через несколько бесконечно долгих секунд она закричала – дико, с пронзительным визгом. Катрин и не знала, что люди могут так кричать.

– Пёс тебя забери, Беата, – шепчут её губы. Шепчут так, чтобы никто не услышал.

Кухня пришла в движение. Завизжали разом и заметались бестолково девчонки. Откуда ни возьмись появилась бледная Хильда, ещё не понявшая, что произошло, но почувствовавшая беду.

– Ай, Беаточка, что ж ты так! Как же можно, дай помогу!.. – запричитала Катрин, как, бывало, лопотала фрау Гросс, когда совсем маленькая Катюшка шлёпалась на попку. Схватила подвернувшееся под руку полотенце, накинула на кисть, попыталась затянуть.

Беата вырвала обрубок руки, прижала к груди, пачкаясь собственной кровью. Шатаясь, вперевалку, как никогда раньше не ходила, потопала с кухни…

***

Вечером объявили общее построение воспитанниц во дворе, где находилось что-то вроде плаца, предназначенного как раз для подобных построений. На небольшую трибуну поднялся герр директор.

– В нашей школе произошло прискорбное событие, – начал он, напрягая голос. – Одна из воспитанниц, Беата Пьес, покалечилась по собственной неосторожности. Теперь она, к сожалению, не сможет продолжить обучение. Я хочу всем напомнить о дисциплине! Дисциплине и осторожности! Пусть это несчастье послужит…

Дальше Катрин не слушала. Беаты больше не будет. Может быть, её отправили к родителям, а может быть, в страшный концентрационный лагерь. А может, в лагерь вместе с родителями. Ведь недаром в школу Кнохенхюте – приют костей наших – отбирают лишь особых детей. И не выпускают до окончания обучения ни под каким предлогом. Высокие стены, ров, ворота на запоре. Знать есть, что скрывать от остального мира. А Пьес успела проучиться тут целых три года. Разве её просто так отпустят?

Но она сама выбрала свою судьбу. Мы все выбираем…

В комнату к Катрин подселили Адель Урс. Урс – по-французски медведь. Она и есть такая – большая и с виду неуклюжая. Зато не злая.

А перед отбоем неожиданно зашла фройляйн Циге.

– Ты ведь хотела иметь его при себе? – сказала она и протянула забавного плюшевого медвежонка с одним грязным ушком.

– А можно? – не веря своему счастью, пролепетала Катрин.

– Можно, – чуть приподняла уголки губ Циге, что должно было означать улыбку. – Теперь можно.

3. 1933 год. Школа Кнохенхюте, программа «Л»

Ханна Куна атаковала стремительно. Правой рукой имитировала удар в лицо, метя кулаком в челюсть, но это лишь для того, чтобы Катрин поставила блок. А сама тем временем, используя блокирующую руку как точку опоры, ударит локтем. Или, к примеру, резко затормозит движение и неожиданно перейдёт на захват и бросок. Вариантов много, и осмысливать их в схватке времени нет. Да и нельзя этого делать – думать во время драки. Должны работать рефлексы.

Именно повинуясь рефлексам, Катрин не блокировала обманное движение, а скользнула вдоль вытянутой руки противника с подшагом и поворотом – оп! и её пальцы цепко прихватили предплечье Ханны. Оп! – и на себя, с проворотом в другую сторону, и ногой – под колено, нажимая стопой кнаружи… Вот ты, подруга, и на земле. Теперь, если крутануться на левой ноге, можно носком правой заделать изо всех сил в висок.

Височная кость тонкая, она не выдерживает удар локтем, коленом, ну и носком ботинка, конечно. И ничего, что они в зале без ботинок, можно и босиком. Если уметь выгнуть стопу и бить тем участком, что сразу под большим пальцем. А Катрин умеет, не зря столько тренировалась, оттачивала этот удар на боксёрском мешке.

Но вообще, эта чешка драться умеет, с ней держи ухо востро. Даром что Куна по-чешски куница, а Катрин – Соболь, ну, в смысле, тоже из семейства куньих. Тут никто родства не признаёт, даже такого шутливого. Каждый за себя, только герр директор за всех. Да ещё госпожа Циге, конечно, куда ж без неё.

– Стоп!

Желтолицый инструктор развел руки, приказывая бойцам разойтись по разным углам ковра. Девочки послушно разошлись. Катрин – не без некоторого сожаления. Да, в своё время Ханна могла бы заткнуть за пояс и Беату, доведись им встретиться. Однако не довелось, Куна появилась двумя месяцами позже устранения нежелательного элемента. Так Катрин назвала для себя то, что она проделала с несносной полькой. Назвала вначале для самоуспокоения, несмотря на визит госпожи Циге и возвращение медвежонка, в тайне души она побаивалась последствий. Вдруг преподаватели затеют расследование, обвинят её в покушении на соученицу. Но потом успокоилась и стала оценивать свой поступок без всяких эмоций: была девчонка лишней, мешала, вот она её и устранила.

С тех пор Катя смотрела на соучениц несколько иначе. Молчаливые, нелюдимые, замкнутые? Так это даже хорошо! И что подруг у неё нет, тоже неплохо. Потому что каждую из этих девочек при необходимости можно использовать в своих целях. Или избавиться от любой, случай с полькой это доказывает. Умысел Катрин остался тайной, Пьес больше нет, а фройляйн Циге если и догадалась о чём, то молчаливо одобрила. Иначе как расценить то, что старшая воспитательница не стала разоблачать её, не вывела на плац для показательной порки, а напротив, относится теперь внимательнее, поглядывает с некоторым даже интересом.

И сейчас бить Ханну во всю силу, тем более на поражение, в висок, Катрин не собиралась, но чувствительно лягнуть могла бы. Так, для острастки, и чтоб не зазнавалась. Ну, ловкая, сильная – и что? Она тоже не лыком шита.

За год Катрина узнала много нового и поднабралась некоторых полезных навыков. Взять, к примеру, ту же систему самообороны, что преподаёт инструктор Ло. Он сам приказал называть себя так – инструктор Ло, и всё. Девчонки болтают, приехал он с Тибета, а приёмчики, которые он показывает, знает только горстка монахов высоко в горах. Теперь вот изучают они, воспитанницы Кнохенхюте.

А на прошлой неделе возили на стрельбище за пределы замка. Разбирать и собирать парабеллум они начали ещё зимой. И не только его: советский пистолет «ТТ», бельгийский браунинг, армейский карабин тоже. Последний для многих девчонок оказался тяжеловат, да и длинный очень, с этим оружием их лишь познакомили. Пистолет тоже явно не для детских рук придуман, но тут уж, хочешь не хочешь, а держи и целься. Помогло то, что до стрельб Катрин долго тренировалась – держала утюг на вытянутой руке. Вначале недолго, минут пять-десять, но потом рука окрепла, удавалось держать железку и полчаса, и дольше. Поэтому справилась. Стрелять ей понравилось.

Но год запомнился не только, и даже не столько этим. Гораздо интереснее стало учиться. Во-первых, начали преподавать скандинавские и древнегерманские мифы. Этому уделялось особое внимание, и Катрин с жадностью впитывала легенды об Одине и его сыновьях. Тор с его непобедимым молотом, хитрый и лживый Локи, неподкупный Хеймдалль, охраняющий мост-радугу Биврёст, красноречивый и мудрый Браги. И другие благородные асы, обитающие в прекрасной и недостижимой крепости Асгард, где всё сделано из чистого золота, и вместо светильников – источающие сияние мечи.

А женщины-богини! Жена Одина Фригг, владеющая судьбами людей, богиня любви Фрея, жена громовержца Тора златоволосая Сив, хранительница плодородия. И, конечно, валькирии. Имена дев-воительниц Катрин произносила с придыханием, знала все двенадцать наперечёт, помнила, что они означают. Во всяком случае, те, которые были известны. Вела предмет шведка немецкого происхождения фру Бьёрнборг, она говорила, что совсем древние имена валькирий переводу не поддаются. И это ещё больше волновало девочку, можно было пофантазировать, самой придумать суть девы, отображённую в имени.

Она часто вспоминала картинку, виденную в детстве. Художник изобразил дев с сияющими мечами, разящими врагов. Вообще-то, основным занятием валькирий, как выяснилось, было сопровождать погибших героев-конунгов в Асгард, подносить им мясо бессмертного вепря и никогда не пустеющие рога с пьянящим мёдом. Наверное, художник выполнял заказ партии, а изображённые воительницы должны были укреплять дух немецких женщин.

Но с другой стороны, именно валькирии решали, кому отдать победу на бранном поле. И пусть сами они не рубились мечами, им в удел досталась высшая правда – определить победителя в битве и сопроводить героя на небеса! Оттого образ Валькирии, созданный в детском сознании, не тускнел, а напротив, сиял день ото дня всё ярче. Становился всё привлекательнее. Ах, быстрее бы вырасти большой, взять меч и вступить в борьбу с врагами нации! С людьми, убившими её отца, от которых происходит всё зло на свете!

А кто эти люди – ей подскажут. Мудрые и опытные наставники помогут найти направление, где их искать. Фру Бьёрнборг, зачитывая строки из «Старшей Эдды» и «Песни о Нибелунгах», при виде взволнованного, одухотворённого лица воспитанницы Зобель удовлетворённо кивала. Запоминай, девочка, тебе пригодится. Она даже представить себе не могла, насколько окажется права…

Вторым интересным пунктом, как ни странно, оказалось обязательное ежевечернее чтение. Раньше Катрин не очень любила это занятие. Папа часто повторял, что человек не читающий – человек нищий. Умом скорбный и духом обделённый. Катрин всегда слушалась отца, видела в нём не только заботливого родителя, но и друга, советчика и наставника. Однако вот эти его высказывания относила к разряду нудноватых и малопонятных нравоучений, что так любят порой взрослые. Она прилежно разбирала немецкие буквы в школе, а вечером ещё и русские, под присмотром отца, но никогда не назвала бы это занятие увлекательным.

В Кнохенхюте дело обстояло иначе. Для начала, девочкам преподали новую методу чтения. Необходимо было находить в тексте ключевые, опорные слова, проскальзывая страницу по диагонали. Как через ручеёк по камешкам – прыг-прыг. Потом заставляли читать весь текст снова, однако скорость чтения при этом многократно увеличивалась. И, наконец, закрыв глаза, воспитанница должна была воспроизвести весь текст до запятых и помарок на странице. Добивались этого не сразу, а многократными, монотонными упражнениями. Многие девочки не терпели подобных занятий, но Катрин, к собственному удивлению, находила работу с текстом увлекательной. Ей нравилось запоминать и давалось это легко.

Далее, из русских девочек, которых в школе набралось с полдесятка, сформировали языковую группу (общего количества учениц Катрин попросту не знала, даже на редкие общие построения, судя по всему, выходили не все, и время от времени в коридорах и столовой мелькали совершенно незнакомые лица). Пришла женщина, представившаяся Инессой, и принялась заниматься с ними разговорным русским языком. При этом отдельно тренировали правильную литературную речь, отдельно – просторечье, городское и деревенское. Выговор уроженцев Поволжья, Сибири, юга России.

Естественно, Катрин участвовала в обучении. Её поразило, насколько легко и артистично владеет языком новая преподаватель. Как-то, не удержавшись, она брякнула:

– Госпожа Инесса, вы русская?

Учительница внимательно на неё посмотрела:

– Ты очень способная ученица, Зобель. Но любые дарования нужно развивать упорным трудом и постоянными тренировками. Без этого им цена – медный грош…

– В базарный день, – нашлась Катрин.

– Совершенно верно. Я и говорю, ты способная. Больше внимания занятиям, и всё будет в порядке. А моё происхождение никого не должно волновать.

Катрин и раньше догадывалась, что лишние вопросы в школе не приветствуются, и мысленно выругала себя за излишнее любопытство. Никто не будет здесь разговаривать с ней доверительно. С одной стороны это удобно, с другой – если вдруг случится беда, никто не подаст руки помощи. Выпутываться всегда придётся самой, как это уже и произошло в случае с Беатой Пьес. А маленьким девочкам порой хочется всё-таки поболтать с кем-нибудь по-дружески, посоветоваться. Раньше можно было поговорить с папой, а теперь…

Именно Инесса настояла, чтобы девочки из её группы в обязательном порядке включали в вечернее чтение произведения русской классики. Детские рассказы Льва Толстого, Чехова, Короленко, Некрасова. Стихи Тютчева и Фета. При этом она категорически запрещала использовать методику быстрого чтения, говорила, что та хороша лишь для усвоения информации. А вы, мол, должны почувствовать мелодию стихов и прозы, их глубинное внутреннее содержание. Поэтому изучать материал – именно так, изучать материал – необходимо не прыгая по текстам, а читать вдумчиво, страницу за страницей, проникаясь тем настроением и духом, который привнёс автор. Инесса не уставала повторять:

– Вы должны быть самыми русскими из всех русских. Одного лишь знания языка для этого мало. Необходимо мыслить по-русски, чувствовать, воспринимать жизнь как славяне. Не играть в национальный характер и привычки, а обрести их. Чтобы стали они плотью и кровью, родными стали…

Поначалу такие высказывания забавляли Катрин. Как это, стать русской больше, чем любая русская? Они и так… можно сказать… А потом догадалась – все девчонки подобно ей давно не жили на родине. Каждую вывезли из разных стран в раннем детстве, а кое-кто, как она, и родился уже на чужбине. И сейчас в них вновь воспитывали тот национальный дух, который они утратили, а возможно, и не имели никогда. Действительно, сама Катрин во многих отношениях немка. С присущими этой нации привычками, понятиями и образом действий. Но зачем? – раз за разом спрашивала себя она. Неужели Валькирии нужно иметь национальность, да ещё подтверждать её постоянно, чтобы разить врагов огненным мечом?

На эти вопросы пока ответов не находилось…

***

Однако они имелись – ответы. Началось всё в 1926 году с подачи Вальтера Николаи. Человек этот сыграл важную роль в развитии германских секретных служб послевоенного периода, и хотя официальных постов и должностей не занимал, оказывал значительное влияние на процесс развития этих самых служб. Окрылённый успехом ряда операций 1923 года, в результате которых Германия, стреноженная Версальским договором, наладила выпуск военной техники в СССР, Николаи среди прочих предложил проект создания школы долгосрочной подготовки диверсантов.

Хотя элементы подрывной деятельности применялись при ведении войн ещё с XVIII века, считаться системой они не могли. История сохранила лишь единичные случаи, такие как, например, подрыв мостов бурами в англо-бурской войне. В годы Первой мировой само слово «диверсия» означало отвлечение малыми силами внимания противника от направления основного удара. То есть, занимались этим армейские подразделения. Николаи предлагал создать именно систему для подготовки профессиональных диверсантов, людей занимающихся только этим видом боевой деятельности и никаким другим. И не просто подготовить, но вырастить, воспитать, закалить будущих бойцов невидимого фронта в духе самопожертвования и беззаветной преданности Германии.

Новация заключалось ещё и в том, что предполагалось забрасывать в стан врага девушек. Истории известны случаи участия женщин в разведывательных операциях, достаточно вспомнить хотя бы знаменитую Мату Хари или Анну Ревельскую. Но там речь шла о сборе и передаче информации, в этом женщины при определённых условиях могут дать фору мужчинам. Хорошо известна также «медовая ловушка», завлечение объекта женщиной-агентом в постель с последующим выпытыванием в процессе плотских утех всяческих секретов. Тут же речь шла о подготовке именно диверсанток. И в этом были свои резоны.

Действительно, на девушек и девочек контрразведка противника обращает меньше внимания. Срабатывает стереотип мышления: диверсант, способный преодолевать множество опасностей на пути к цели, видится, как правило, крепким в физическом плане, молодым мужчиной. Однако женщины не уступают сильному полу в выносливости, а при достаточной подготовке даже превосходят. И если в действующей армии по понятным причинам преобладает мужской контингент – в открытом бою они эффективнее, – то скрытно пробраться к объекту и заложить мину женщине вполне по силам.

В пользу этих соображений говорило также то, что женская психика более устойчива к стрессу, пластична, работает в многоцелевом режиме. Представительницы слабого пола более аккуратны, дисциплинированы и внимательны. Наконец, женский организм, в силу необходимости рожать детей, легче переносит боль и физические страдания. Добавьте к этому, что в каждой женщине скрыта в той или иной мере актриса, и получится портрет очень перспективного разведчика-диверсанта.

Все эти доводы были благосклонно выслушаны в верхах рейхсвера. Под проект выделили финансирование, и работа началась. Сам Николаи был слишком занят операциями международного масштаба, он поручил разработку идеи своему помощнику Рихарду Блюме. Тот, прежде всего, озаботился местом размещения будущей школы. После продолжительных поисков был найден заброшенный замок в предгорьях горы Брокен, самой высокой вершины Гарцкого массива. В одной из башен был обустроен охотничий приют, другие помещения, включая и донжон, пустовали и служили исключительно для антуража. Ров давно высох, а стены местами обвалились. Однако возраст постройки привлекал любителей поохотиться на кабанов и оленей, придавая действию особый, средневековый колорит.

Но дело у владельца угодий шло со скрипом, дичи в окрестностях осталось мало, и любителей побегать в предгорьях с ружьём каждый сезон приезжало всё меньше. Таким образом, сотрудникам Блюме не стоило большого труда выкупить замок и прилежащие земли. На склоне горы Брокен, славной тем, что здесь проходили знаменитые Вальпургиевы ночи, появились рабочие и строители. Они прочистили сообщение рва с горной рекой, и ров наполнился водой. Поправили стены и привели в порядок помещения башен и донжона, построили пристройки для хозяйственных нужд. Из Бад Харцбурга протянули электричество, что было самой затратной частью строительства. Но деньги к тому времени у Блюме были…

В один из дней, когда Рихард Блюме руководил строительством новой школы из маленькой конторы в Зальцгиттере, в дверь постучали. Вошёл невысокий господин в тёмном пальто, учтиво снял шляпу. Представился доктором Бергом, членом общества «Туле», изучающего истоки и историю арийской расы. И представил рекомендательные письма от Рудольфа Гесса и Генриха Гиммлера. Первый был правой рукой Адольфа Гитлера по вопросам НСДАП, второй – заместителем рейхсфюрера СС.

На дворе стоял 1927 год. До прихода национал-социалистов к власти оставалось ещё шесть лет, однако Блюме знал и о партии, и о её элитном охранном отряде. Тогда СС ещё только формировался и наращивал мышцы, в его рядах насчитывалась едва сотня членов, но Блюме был разведчиком. Он просто обязан был следить за положением в стране и анализировать ситуацию. Фашисты набирали силу, популярность Гитлера росла на глазах и в народной среде, и среди банкиров, и каждый, кто стоял рядом с ним, должен был или вознестись или пасть. В политическом смысле, разумеется. Но падением и не пахло, а следовательно…

К тому же, Абвер в то время числился лишь маленьким отделом рейхсвера, предназначенным для контрразведки в армии. Большего не позволял Версальский договор. До эры Канариса, сделавшего военную разведку и контрразведку одним из мощнейших аппаратов вермахта, оставалось восемь долгих лет. Сейчас будущий адмирал заседал референтом в штабе ВМФ, строил карьеру морского офицера и сам ещё не знал своей дальнейшей судьбы. Основоположник проекта Вальтер Николаи пребывал в странном положении то ли советника, то ли отошедшего от активной деятельности мемуариста, на его помощь рассчитывать не приходилось. Между тем, финансовый поток, направленный на строительство, превратился в слабенький ручеёк, местами обмелевший до дна. А ведь основная работа оставалась впереди – набор преподавателей, снабжение, и, наконец, поиск воспитанниц. То, ради чего всё затевалось.

Блюме просто необходима была поддержка, и молодое, нахрапистое, набирающее силу фашистское движение представлялось наиболее выгодным партнёром. К тому же, представившись и задав несколько малозначительных вопросов, лишь подчеркнувших, что визитёр полностью в курсе проекта, доктор Берг прямо предложил финансовую помощь. Условие поставил лишь одно – ввести в штат будущей школы несколько преподавателей от общества «Туле». Нужно было провести электричество к замку, предстояло решить массу других вопросов, и Блюме согласился.

Зимой 1928 года открылась школа Кнохенхюте. На таком названии настоял доктор Берг, ссылаясь на якобы исторические сведения о замке. Блюме было всё равно. Костяной Приют? – пусть. Начались поиски по всей стране девочек в возрасте от восьми до десяти лет иностранного происхождения. Искали славянок, брали англичанок и француженок, находили представительниц скандинавских народов. Первая группа появилась уже в феврале и насчитывала двенадцать человек. В будущем планировалось открыть ещё одну школу для детей из Турции, Ирана, стран Ближнего Востока.

Программа строилась на изучении общеобразовательных предметов с упором на историю, которую подавали в определённом, выгодном для задуманного ключе. Об идеологическом воспитании никто из основателей не забывал ни на миг, в этом крылась основная сила будущих воительниц и успех предприятия в целом. Особое внимание уделялось преподаванию древнегерманских (по сути, скандинавских) легенд и мифов, языковой подготовке. Уже с первого года девочек знакомили со стрелковым оружием, тренировали в них силу, выносливость и равнодушие к боли на уроках физвоспитания.