Хроники Мастерграда. Книги 1-4

Семеныч осмотрелся. Никого. «А где люди? Да что у них случилось?» – подумал с недоумением и тревогой. Жизнь в глухой деревне скупа на события, поэтому деревенские не могли не заинтересоваться появлением посторонней машины. Неожиданно, здоровенный, откормленный ворон, черный, как безлунная ночь, взвился в небо, поджав ноги, закружил над двором, словно над падалью. Полицейский вылез из машины, хлопнула дверь, неуклюже забросил на плечо непривычный груз: автомат. Хриплое карканье и больше ни единого звука, только ветер зловеще шуршал ветками деревьев. От мрачной картины стало как-то не по себе.

Калитка была не заперта. Толкнул, шагнул внутрь и замер.

В паре шагов от приоткрытой двери избы, в наполовину впитавшейся в землю алой луже лежал исклеванный воронами труп полугодовалой дворняжки. Страшной силы удар почти напополам перерубил хребет несчастного любимчика бабы Маши, бесстыдно обнажив снежную белизну ребер и красноту мышц. На краю лужи впечатался в землю отпечаток обуви, алый след вел к двери. Изба всматривалась в мир черными окнами-провалами.

Холодок страха мягкими заячьими лапками пробежался вдоль спины.

Кто убил пса? Какие-то отморозки или может сбежавший зэк отметился? Или… кто? Мысли с бешеной скоростью сменяли друг дружку.

И что с бабой Машей?

Ноги стали ватными, словно к ним привесили пудовые гири.

Автомат, словно живой, слетел с плеча. Полицейский судорожно сглотнул и огляделся.

Густые кусты у забора подозрительно зашуршали. И оттуда словно кто-то посмотрел в спину голодным взглядом.

Резко повернулся. Несколько секунд всматривался, затаив дыхание.

Никого… Показалось. Воздух судорожно вышел из груди.

Почудилось, что за дверью поджидает что-то жуткое. Семеныч судорожно сглотнул горькую слюну. Трусом он не был– в Афгане, да и на службе повидал многое, но резкий переход от спокойной жизни к чертовщине мог вывести из себя кого угодно.

Ветер хлестанул с размаху, дверь пронзительно заскрипела несмазанными петлями, распахнулась настежь. Внутри избы все терялось в зыбкой тьме.

Семеныч вздрогнул и с силой обхватил цевье автомата. Это помогло собраться с силами, глаза превратились в узкие щелочки, в которых пылали страх и решимость.

Он наклонился и внимательно осмотрел труп несчастного кабыздоха. В раскрытой пасти сверкали клыки, словно тот до конца исполнял долг защитника. Потом Семеныча заинтересовал след в кровавой луже: с широким носком, какие не встречаются у современной обуви. «Аборигены отметились?» – мысль опалила.

Идти в избу отчаянно не хотелось, но выяснить, что произошло, его долг! Несколько мгновений собирался с духом. Осторожно ступая, обошел по широкой дуге кровавую лужу с трупом щенка и подошел к двери. Заглянул в полутьму. Белел раскрытый шкаф с пустыми полками; валялась перевернутая самодельная табуретка, на полу горка снежно-белого порошка и густой запах скотобойни, словно некто неведомый занимался разделкой туш. Семеныч сморщился.

– Есть кто? – спросил негромко. Нет ответа, злобные вороньи крики с неба, – Эй, хозяйка, это я – участковый уполномоченный капитан Пахомов! – хрипло крикнул в полутьму. Гробовая тишина в ответ.

Постоял, оглядываясь по сторонам. Сейчас он вновь мальчишка, бегущий осенним утром на уроки. Безлюдная улочка темна, где-то в густой, угольной тени прячутся злобные монстры и кто-то на мягких лапах крадется следом…

Пробормотав матерно под нос, зашел в зловещую полутьму избы. Запах скотобойни усилился. Дальше, вглубь, вела цепочка смазанных кровавых следов. Амбре стояло такое, что слезы невольно выступили на глазах.

Под аккомпанемент скрипучих досок осторожно переступил порог кухни.

И остолбенел. То, что лежало на полу: пестрое, мокрое и красное было столь неестественным, что не сразу понял, что это.

У противоположной стены, на скомканном, измазанном алым самотканом половичке, лежала в позе эмбриона баба Маша. Скрюченные в судороге высохшие старушечьи пальцы вцепились в материю, будто сгребая его. Застиранный халатик бесстыдно распахнут; страшная, рваная рана над выцветшими панталонами, вскрыла живот, из него, отливая нежно-розовым и голубым, вылез спутанный и склизкий клубок змей; жирные навозные мухи, жужжа, вились над ним. Разум отказывался понять, что это. Спустя миг осознал, что на полу человеческие кишки. Мертвые глаза с алебастрового, словно у статуи, лица пристально смотрели в живого, будто спрашивая: ну что же ты милок, не уберег меня?

Семеныч похолодел, попятился, запнулся о порог, дико вскрикнув, падая на пол и не отводя дикого взгляда от ужасной картины. «Вот откуда запах…» Спазм сжал горло словно волосяным арканом, не пропуская ни звука.

Выскочил во двор. Завтрак стремительно поднялся к горлу, несколько секунд, тяжело дыша, пытался совладать с рвотным инстинктом, пока позывы не прекратились. Ему не раз приходилось видеть погибших, в том числе от огнестрельного оружия, но такое зверство видел впервые…

– Пей чайку, милок, пей. В город за ним ездила, лучший купила. Со слоником, индийский!» – в памяти всплыл надтреснутый голос говорливой старушки. Пухлое, круглое и немного курносое лицо ее было больного, темно-желтого цвета, но бодрое и даже насмешливое, взгляд выцветших глаз живой, не старый.

Стояла осень. Раннее, тихое утро. Сад, уже подсохший, весь золотой. Они с бабой Машей чаевничали за столом во дворе.

Старушка подлила из фарфорового чайника с советским гербом на боку, им она гордилась – сам председатель колхоза им премировал, заварку в стакан Семенычу и подвинула тарелку с городскими пряниками – его вклад в чаепитие.

– Как же ты одна то здесь? А, баб Маша?

Старушка опустила бороду на сухенький кулачек поднятой руки и немного болезненно улыбнулась.

– Ничо, ничо, милок, мы еще повоюем! Нас просто так со свету не сживешь!

Единственная дочь бабы Маши в молодости погибла в дорожно-транспортном происшествии. С тех пор женщина жила одна, но оптимизма не теряла…

– Твою мать… Суки! – прошептал полицейский в пустоту, судорожно сжимая в руках автомат, – вы за это поплатитесь!

Рука нырнула в карман и вытащила телефон, но на экране значок: отсутствие связи. Остервенело матюгнувшись, полицейский запоздало передернул затвор автомата и вновь нырнул в черный провал дверей.

Участковый обошел всю деревню. Всюду одно и то же: следы торопливого, но тщательного грабежа, при этом бандиты вели себя странно. Телевизоры, компьютеры не тронули, зато исчезла вся посуда, инструмент, ткани, любая, даже самая изношенная, одежда и продукты питания. Везде окровавленные трупы стариков, ни одного моложе шестидесяти, характерные следы странных сапог, а на земле четкие отпечатки конских копыт.

Семеныч сел в машину, прикрыв веки, откинулся на спинку кресла. Спустя минуту глаза открылись, в них кипел гнев, губы сжаты в тонкую, словно рубленную топором, линию.

«Такие дела… Девять человек! За что убили, за еду и старую одежду? Суки! Подождите, это вам так не пройдет!» Семеныч рванул ворот форменной рубахи и вновь матерно выругался. Это помогло собраться, белугой взвыл мотор, машина, подпрыгивая на ухабах и разбрызгивая грязные лужи, помчалась по грунтовке. Несколько минут, и машина взлетела на невысокий холм, остановилась, порыкивая мотором. Значок на экране мобильного телефона показал – связь есть. Торопливо отстукал по клавишам номер дежурного РОВД, в трубке раздался знакомый голос. Семеныч разлепил искривленные судорогой губы, из глотки вырвался яростный крик:

– Говорит капитан Пахомов. У нас чрезвычайная ситуация!

***

«А вы, придурки, сопротивлялись! Деревне без города не выжить и, значит, это подтолкнет районную администрацию на объединение. Цинично? Не важно. Зато рационально!» Телефон аккуратно лег на столешницу, Соловьев откинулся в кресле. Он предусмотрел все, в городе безопасно, свет и цивилизация. Он воистину крут! От этих мыслей было хорошо на душе.

Рывком поднялся с кресла, стремительно подошел к открытому окну. Свежий весенний ветер охладил пылающую кожу лица. Разгар рабочего дня, перед администрацией никого, только на противоположном конце площади, у здания бывшего горкома, брела, опираясь на клюку, согнутая старушка. «Интересно, когда я увижу представителей района? Вряд ли придется дожидаться долго, они, несомненно, в курсе событий в Селинном».

Триумфальным маршем зазвенел рингтон на мобильнике, лежащем на столе.

Вернулся на место. Бескровные губы раздвинулись в победной полуулыбке. Так и есть, звонок от главы администрации района. «Я все заранее правильно рассчитал, да я гений!»

***

Солнце основательно перевалило через полдень, когда погода стремительно поменялась к худшему и оставалось только гадать – случайность это или такие резкие смены присущи Южному Уралу семнадцатого века? Природа единым махом перескочила из конца апреля в начало, и зазеленевшая старая и лезущая иглами молодая трава, крупно пожалели о торопливости. Завыл в проводах холодный северный ветер и принес последний привет зимы: холод и острый аромат влажной земли; хмурое, набрякшее небо готово заплакать холодным дождем. Температура упала, едва два-три градуса тепла.

На плацу никого. Только в курилке у входа в красно-серую коробку двухэтажной казармы ежились от пронизывающего ветра табачные маньяки. После обеда солдаты ушли в казарму, а до развода осталось минут пятнадцать. Александр, в прекрасном расположении духа шел из столовой в казарму.

На территории города дислоцировалось несколько кадрированных воинских частей – в этом ему повезло. Плохо было то, что все они были тыловые, а вертолетный отряд вообще относился к МЧС а городу нужны были боевые подразделения. Ремонтную базу объединили с радиолокационным батальоном. Получившегося мутанта пополнили людьми из вертолетного отряда и назвали мотострелковым батальоном. С оснащением было плохо – вооружение ограничивалось легким стрелковым и только в бывшей роте охраны вертолетчиков хранилось несколько пулеметов РПК. Зато повезло в том, что в боксах бывшей рембазы ждали ремонта сорок БТР-70. Почти все было возможно ввести в строй, беда в том, что в город техника прибывала без оружия.

По планам почти триста солдат и офицеров, вооруженных современными российскими автоматами и снятыми с хранения бронетранспортерами, должны составить ударный кулак вооруженных сил города.

Александр как служил командиром взвода – маломерки из десяти человек, так им и остался. Вот только тихие времена закончились, и дел, как говорил в известном боевике одесский милиционер Давид Гоцман, стало за гланды. Размещать пополнение, снимать с консервации бронетранспортеры и ставить на хранение технику локаторщиков, готовить из связистов и ремонтников мотострелков, все это отнимало уйму времени.

Время с утра до поздней ночи заполнили занятия по тактике, стрелковому делу и другим необходимым для выживания и победы предметам. Этакий ускоренный курс молодого бойца-пехотинца. И вели его пенсионеры – ветераны боевых действий, исповедовавшие суворовский принцип: тяжело в учение, легко в бою. Их, по распоряжению мэрии временно прикрепили к батальону. Занятия ветераны вели без всяких скидок на возраст, звания и авторитеты. Александр и побегал с солдатами и пострелял, хотя и немного, патроны берегли, и вспомнил курсантские лекции по тактике. Так что, когда возвращался домой, стояла ночь. Терять время на готовку еды и дорогу не хотелось, поэтому последние дни он, как правило, кушал в части с солдатами. На незатейливый вкус вчерашнего курсанта там готовили вполне аппетитно и главное порции большие.

БТР-70 – советский бронетранспортёр – боевая колёсная плавающая бронемашина, предназначенная для транспортировки личного состава мотострелковых подразделений и их огневой поддержки, в том числе и в условиях применения оружия массового поражения.

Александр зашел в казарму, когда в кармане бушлата забился мобильный телефон. «Кто это? – губы расплылись в невольной улыбке – Оленька?» Первый раз он влюбился в шестнадцать в девочку на год старше. Младшеклассник показался амбициозной девице неинтересным и финал так и не начавшегося романа для Александра был печален. Чувства грубо отвергли, он долго страдал и только после военного ВУЗа влюбился во второй раз и «крышу» от страсти сорвало напрочь.

В девятнадцать часов он сменится и уйдет после суточного дежурства отдыхать. Поэтому утром позвонил Оле и договорился вечером встретиться и погулять по городскому парку. Александр вытащил телефон, на экране высветился номер дежурного по штабу. Молодой офицер разочарованно и с невольной тревогой вздохнул. Не дай бог снова свидание сорвется, Оля не простит!

– Слушаю, лейтенант Петелин, – представился по-уставному.

– Тащ. лейтенант, младший сержант Рудской, дежурный по штабу! – до противности бодро сказал срочник, – Вас вызывает командир базы! Срочно.

На миг сержант запнулся, сообразив, что сморозил глупость и немедленно зачастил дальше:

– Ой! Извините, не привык еще, что теперь мы батальон!

– Ничего страшного… – настроение стремительно портилось. Похоже, его ждал большой облом со свиданием, но тень надежды, что все как-то обойдется, еще оставалась. Помолчал, собираясь с мыслями, потом поинтересовался, – не знаешь, зачем вызывают?

– Нет, тащ. лейтенант!

В здании штаба пустынно, сквозь окна на свежепомытый пол падали квадратные пятна света. Вот и черная, дерматиновая дверь с табличкой «подполковник Изюмов С. В». Александр постучал негромко и отворил.

В глубине кабинета, за массивным столом, сидел командир батальона: густобровый, плечистый мужчина за сорок, с офицерской выправкой и могучими волосатыми руками. Густо плыл плотный, хоть топор вешай, сигаретный дым. Справа – серый квадрат сейфа. На стене позади офицера живой насмешкой над незадачливыми попаданцами висел портрет Президента России. На расстегнутом кителе Изюмова с противоположной стороны от медальной планки серебрился крестик ордена мужества, полученный за Чечню. Репутацией комбат пользовался строгого, который, как говорили в одном фильме, мехом наружу вывернуть может, но справедливого начальника. Что называется, слуга царю, отец солдатам. Так что хотя академию не заканчивал, но звание подполковника выслужил честно.

– Разрешите?

Подполковник поднял голову и затушил сигарету о хрустальную пепельницу, полную окурков, махнул пару раз ладонью над столом, разгоняя вонючий дым.

– Заходи, лейтенант! – сказал густым басом, так подходящим мощной фигуре.

Александр остановился, не доходя пары шагов до стола.

– Товарищ подполковник! Лейтенант Петелин по вашему приказанию прибыл.

Командир не стал разводить долгих прелюдий, человек он был прямой, да и армейские порядки их не предполагают.

– Лейтенант, твой взвод сегодня – дежурная тревожная группа?

– Так точно, – ответил, напрягаясь, Александр, шансы на реализацию вечерних планов стремительно таяли.

– Значит, ехать тебе! Ориентирую. Напали на деревню Селинную, много погибших, часть населения исчезла. Следы ведут за границу зоны Переноса. Похоже, это местные. Полиция попросила помощи броней и бойцами.

Подполковник оценивающе посмотрел на подчиненного, на лице Александра мелькнула тень растерянности, Изюмов это заметил и едва заметно нахмурился.

Задание давало долгожданный шанс отличиться, но как же свидание? Оля убьет! Вчера с трудом уломал начавшую злиться на то, что ее парень вечно пропадает на службе, Ольгу на встречу. Такую подставу не простит!

– Значит так! Берешь свой взвод, в оружейке получишь автоматы и по четыре снаряженных магазина, бронники возьмите. На складе – сухпай на сутки, аптечки и перевязочные пакеты. В парке вас ждет «парадный» БТР, водитель мой. Выдвигаетесь к зданию райотдела полиции, там поступаете в распоряжение капитана Синицына. Старший группы – майор Воробьев. Порядок связи, радиостанции – все у него. Задача сопроводить полицейских. При угрозе жизни применять оружие на поражение, но патроны экономить. В белый свет, как в копеечку, не стрелять! Вопросы есть? Вопросов нет!

– Никак нет! Есть вопрос… – Александр стиснул губы в злую, тонкую ниточку. Как назло, на ум стоящей причины «отмазаться» не приходило.

– Ишь ты. А какой вопрос? – буркнул командир с раздраженным интересом и положил сложенные «домиком» руки на столешницу.

Неловко переступив с ноги на ногу Александр, решился. Хитрить, врать показалось унизительным.

– Товарищ полковник! Не могу я сегодня, просто не могу… Встреча у меня важная и отменить не могу.

– С кем?

Александр упрямо сжал губы в тонкую ниточку.

– Повторяю вопрос, – Изюмов произнес с нажимом, – с кем такая важная встреча, что ты «не можешь» выполнить приказ?

Александр вздохнул тяжко, словно бросаясь головой в омут.

– С невестой…

– С невестой… – повторил Изюмов и неопределенно хмыкнул, причину он не одобрял, но понимал. Сам был молодой.

Не отпустит, понял лейтенант.

– Сейчас, лейтенант, считай, военное время, – вкрадчиво прозвучал начальственный голос, подтверждая правоту последней мысли Александра. С каждым словом голос Изюмова звучал сильнее, пока не зазвенел командирским рыком, – На раз за невыполнение приказа отправишься на гауптвахту, а потом под трибунал! Выполнять! Распустились тут! Надо же, не могу я. Мальчишка…

Александр сильнее сжал губы, против лома нет приема!

– Лейтенант, кру-гом! – в голосе звенела сталь.

Молодой офицер четко, как на плацу, повернулся.

– Бегом! – руки Александра согнулись в локтях. Скулы закаменели, Он ненавидел себя в этот миг, но не мог поступить по-другому. Слишком хорошо «вдолбили» в него воинскую дисциплину, – отставить! Кругом!

Командир крутанулся на кресле к металлическому сейфу и вытащил лист бумаги с печатью. Протянув Александру, буркнул намного мягче:

– Пропуск, жених! Без него не выпустят из города.

Едва комбат остался одни, зазвонил телефон.

– Кто еще там? – рыкнул Изюмов и поднял трубку. Через миг черты лица расправились, ничего не говорило о прогремевшей только-что грозе.

– Да зайка… – сказал негромко и неожиданно мягко, голова дернулась вперед в утвердительном жесте, – как скажешь, зайка… конечно, постараюсь не задерживаться…

Спустя полчаса БТР остановился у бетонных блоков, перегораживающих дорогу к барачному, одноэтажному зданию районного отдела полиции. Майор-начальник штаба спрыгнул вниз, бросив высоким, почти бабьим голосом:

– Ждите меня, – поправил шапку, перепрыгивая масляно блестевшие лужи на асфальте, направился к зданию.

Коротко переговорив на входе с полицейским с укороченным автоматом за спиной, вытащил из нагрудного кармана и предъявил документы, потом исчез за дверью.

Следом на раскисшую землю ловко, с шиком спрыгнул Александр. Налетел порыв сырого ветра, мокрые кусты обдали брызгами. Александр поморщился, отошел подальше и вытащил телефон. Набрал номер Оли. Долго слушал безответные гудки, нетерпеливо перетаптываясь на месте, и про себя молил: «Ну возьми же трубку!». Он уже почти отчаялся, когда в трубке послышался девичий голосок.

– Але, – сказала кокетливо. Судя по всему, настроение у Оли отличное.

– Привет. Тут это… не получится встретиться сегодня, – пробормотал смущенно, – Меня с тревожной группой отправили за город, не знаю даже когда вернусь.

– Вот как? – судя по голосу, настроение девушки стремительно изменилось. С кокетливого на желание поскандалить с незадачливым влюбленным, – ну если тебе дороже твоя тревожная группа, тогда и встречайся с ней!

Смущенная улыбка сбежала с лица Александра.

– Олененок! – попытался еще что-то сказать, но в трубке только гудки. Вообще-то Оля была хорошей и доброй девушкой и включала режим стервы редко. Скорее не из вредности, а чтобы жизнь медом не казалась.

Александр вновь набрал номер, но на это раз бесполезно. Тихо чертыхнувшись, положил телефон в карман, лицо исказила быстрая гримаса досады. Но все же служба была важнее чем женские капризы.

Из здания райотдела вышел начальник штаба, за ним мрачноватого вида полицейский капитан с рябым лицом и, махнул рукой, дескать – в машину, залез в БТР сам. Следом из открытых часовым ворот выехал уазик с полицейскими эмблемами. В него сел капитан. Внедорожник тронулся первым, следом БТР. Молодой человек мрачно смотрел в окно, на душе скребли кошки.

Кавалькада неслась, разбрызгивая лужи, по безлюдным – до конца рабочего времени еще несколько часов, улицам. Угрюмо и надменно вглядывались квадратами окон здания дореволюционной постройки центральной части, от они старости вросли в землю почти до окон первого этажа, потом пошли кирпичные и деревянные дома современной постройки. Десяток минут и пронзительно взвизгнули тормоза, автомобили остановились в нескольких метрах от серых, свежеокрашенных ворот КПП охраняемого периметра.

«Бум-Бум», – долбило по ушам, со стороны мясоконсервного комбината. Вокруг железнодорожных путей, ведущих к нему, суетились железнодорожники, в желтых жилетах, вместе с приданными в помощь разнорабочими. Пути разбирали круглосуточно, а освободившиеся рельсы складировали на станции. Планировалось, что их используют для строительства новых путей в казахстанские степи к будущему угольному разрезу.

Машины вырвались за город, проехав пару километров, свернули на ведущее на север, где в будущем возникнет областной центр, шоссе и, прибавили скорость. Наплывали и стремительно уносились назад полосатые километровые столбы. Слева и справа однообразный пейзаж, надоевший до оскомины: серые весенние поля, раскисшие, усеянные тающими остатками грязно-серых сугробов и черными, грустными столбиками нахохлившихся ворон. Весна старалась, но никак не могла нанести зиме окончательное поражение. Безлюдье. Лишь единственный раз проревел мимо трактор с мужиком в потертом ватнике в кабине. Позади фаллическим символом вздымался в стылое, серо-голубое небо трубы электростанции. Из средней вилась тонкая струйка быстро рассеивающегося дыма – все котлы, кроме самого маленького, потушили, да и тот работал в режиме строгой экономии.

Покусывая губы и бездумно смотря вдаль, Александр безмолвно переживал. Обидно, но он знал, что пройдет немного времени, настроение девушки переменится, и он вновь простит ее. «Дурак» – говорил себе, но понимал, что по-другому не сможет.

Шоссе оборвалось, колонна свернула на грунтовку. Машины сбавили скорость, козлами запрыгали по наполненным водой колдобинам.

… Суки.

Это слово вертелось в голове Петелина, когда они остановлюсь в деревне Селинная.

Девять человек, девять трупов, выложенных в ряд, лежали у забора, скрывавшего продрогшие весенние сады на, окраине деревни.

В благополучном двадцать первом веке мы забыли, как пахнут человеческие внутренности, вывалившиеся из вспоротого живота еще живого человека.

Мы забыли, как отражается небо в выцветших глазах срубленной головы старушки.

… Суки.

Те, кто это совершил не люди…

Это Зло. Причем Зло не призрачное, а принадлежащее реальности, нечто совершенно чуждое человеческому виду и недостойное жить.

И когда осознание этого страшного факта накрывает по-настоящему – ненависть смешивается с беспомощностью, невозможности изменить произошедшее, образуется новое чувство страшной взрывчатой силы.

. Ждите, мы придем и не молите тогда прощения под дулами наших автоматов. Наши запасы гуманности вы исчерпали и наше человеколюбие будет беспощадным. Кровь за кровь, смерть за смерть! Не забуду, не прощу!

Они вновь выскочили на грунтовку. Попаданческая территория закончилась резко, словно обрезанная титаническими ножницами.

Вдалеке на окраине угрюмого, первобытного леса стояли два уазика: полицейский и погранслужбы с эмблемой: на фоне двуглавого орла синий щит с крестом. Дверь полицейского уазика открылась, на землю плавно выскочила овчарка – здоровенная, ухоженная, отряхнулась. Следом вывалились, замахали руками полицейские и двое пограничников. Долгое ожидание закончилось, помощь приехала! Охранять машины остались водители. Одному из них капитан оставил носимую рацию с наказом держать постоянную связь. Подождав, пока пополнение из полицейских и солдат выгрузится, вслед за кинологом, с отчаянно рвущейся с поводка собакой, двинулись по лесной тропинке в лес.

Даже не так – ЛЕС! Первобытная, ни разу не тронутая топором дровосека тайга выглядела для попаданцев, привыкших к изможденному техногенной нагрузкой лесу из двадцать первого века, совершенно необычно. Шумели, издавали на ветру суровый, протяжный шум великаны – лиственницы, вздымаясь над остальным лесным царством на добрый десяток метров. В глубине мрачного леса сумрачно, со стволов стекали настоящие водопады ядовито-зеленого мха. Множество невидимых живых существ наблюдали за незваными пришельцами: со всех сторон доносился треск, скрип, писк лесных обитателей. Люди стремительно шли, почти бежали по лесной тропинке, среди широко и низко распростертых над землей ветвей, то нагибаясь, то отстраняя их от себя и тогда каскады воды под тихое чертыханье падали на спины. Александр, настороженно оглядываясь по сторонам, двигался скорым шагом привычного к длительным маршам человека, сразу за кинологом. Полутьма тайги угнетала, хотелось выбраться из леса, – на волю, на простор. Воздух, напоен запахом свежей влаги, горьковатым ароматом пробудившейся земли, тлеющей хвои и набухающих почек, – весь этот весенний лесной запах странным образом напомнил запах отца. Александр вспомнил полузабытое прикосновение бритых щек и запах крепкого табака с едва уловимыми нотками мужского пота покойного отца. Помрачнел.

Этот мир, прекрасный и не загаженный цивилизацией, жесток к слабым, не способным пригнуть чужую шею к земле. Зато давал шанс построить что-то новое, не то, что получилось у человечества в двадцать первом веке. Чище, лучше и справедливее и это было по нраву Александру, человеку по натуре авантюрному. Если только попаданцы выживут. Главное сейчас – это выживание, он понимал это отчетливо.

Кабан в окружении полосатых поросят, вышел из-за деревьев и спокойно протрусило дальше, даже не пытаясь спрятаться от людей.

Полицейский капитан простонал в восторге, прицелился пальцем в самого крупного поросенка. Восторженно хлопнул армейского майора по плечу:

– Ты представляешь какая здесь охота?! Да тут просто сказка какая-то! Ничего, найдется время, сходим на охоту, как считаешь?

Начальник штаба батальона неопределенно пожал плечами. Не любил он все эти охоты с рыбалками. Вот если бы прошвырнуться по магазинам областного центра!

Спустя полчаса деревья поредели, в густом кустарнике на кромке леса кинолог остановил рвавшуюся с поводка ищейку. Посредине обширной, метров двести в диаметре, поляны стояли два десятка изб – туземная деревня. На деревьях трепыхалась на порывистом ветру вполне обычная для двадцать первого века одежда, что не оставляла сомнений, что напавшие на Селинное разбойники, находятся здесь. Шумно дыша, собака, села на землю под сырой от дождя сосной, голова легла на лапы. Из пасти вывалилась алая тряпка языка.

Солдаты и полицейские, с раскрасневшимися лицами, все в грязи, столпились на опушке. Над головой на дереве крупная рыжая белка грызла орешек. Судя по всему, совершенно не опасалась людей.

Капитан приказал шепотом:

– Ложись.

Попаданцы залегли, ноздри защекотал пряный аромат усыпавшей стылую землю желто-зеленой хвои. Александр, не успевший забыть уроки тактики, приказал бойцам расползтись вдоль опушки в разные стороны от тропинки. Сам лег на землю рядом с полицейским капитаном и майором. Старший из полицейских достал из сумки бинокль, и аккуратно отвел в сторону сухую сосновую ветку.

Полицейский несколько минут рассматривал стойбище. Выглядело оно довольно жалко. Над соломенными крышами убогих деревянных изб с красными дверями вился дымок. По единственной улице сновали женщины в запашных халатах из неокрашенного сукна, беззаботно носилась детвора от малышей до подростков. Ближе краю деревни перевернутой чашкой стояла разноцветная юрта. У коновязи, напротив, переминались с места на место неоседланные лошади, жевали сено. Рядом с меланхоличным выражением на узкоглазом лице застыл на корточках абориген в дырявом, шерстяном халате. Справа от него, так что можно мгновенно схватить, торчало из земли узкое и длинное древко копья.

С противоположной стороны стойбища в огороженном невысоким плетнем вольере беспорядочно перемещались, громко и тревожно блеяли, облезлые после зимы овцы, словно предчувствовали собственную невеселую судьбу. У входа в вольер несколько мужчин вполне боеспособного возраста с длинными ножами, больше похожими на кинжалы, на земле разделывали тушу лося.

Этакая средневековая пастораль.

Перед Александром встала апокалипсическая картина погибших в Селенном старух и стариков.

– Суки!

Приказ однозначный, пленников освободить, при попытке сопротивления применять оружие на поражение. Но каким образом выполнять – непонятно. Аборигены явно настороже, а рисковать, прочесывая деревню с туземцами, без сомнения готовыми биться до конца, не хотелось. Оттуда пахло даже не опасностью – смертью.

Полицейский капитан повернулся к офицерам:

– Подождем, пока стемнеет и возьмем злодеев (милицейский жаргон: преступников) тепленькими! У меня с собой прибор ночного видения и глушитель на пистолет Макарова, – похлопал рукой по кожаной сумке на боку, – Как вам план?

Майор медленно снял очки, пожевал губами.

– Я не против, только предупреждаю, у меня распоряжение комбата! – произнес неуверенно, – В захвате туземцев мы не участвуем, только прикрываем вас.

Полицейский кивнул, довольно оскалился и вытащил из кармана рацию:

– Как меня слышно, прием?

– Слышу хорошо! – тихо прошелестело в ответ.

– Передай в город: собака привела к туземному селению. Похоже это злодеи. Дождемся ночи и будем брать!

– Принято!

Между тем багровый шар солнце понемногу склонялся к пламенеющему горизонту, начало темнеть. Деревья теряли форму, сливаясь в серую, неопределенную массу. Пение птиц постепенно ослабевало. Капитан вновь поднял к глазам бинокль, еще раз осмотрел стойбище. Потом тихо распорядился двум бойцам занять позиции с противоположной стороны поселка и вручил им запасную рацию. Солдаты подхватили оружие и, стараясь двигаться бесшумно, прорысили на позицию.

Над посеревшей опушкой нависло недоброе молчание. Петелин невольно сжался. Сердце замедлило темп ударов, холода воцарился в груди.

Воздух застыл тяжелый, неподвижный, как снулая рыба.

Коротко прошуршала портативная радиостанция: «готовы!»

Сбоку звонко хрустнуло – неуклюжий в снаряге боец сломал ветку. Александр повернулся в его сторону и погрозил кулаком, но поздно. Казавшийся до этого безучастным, словно степной, каменный истукан, охранник стойбища рывком вскочил. Приставил ладонь козырьком ко лбу, несколько мгновений пристально всматривался в подлесок, в котором засели попаданцы.