Отряд

Сам Лунь и все его знакомые добровольцы-россияне офигевали от размаха местного бардака и мародёрства. И особенно в этом отношении отличались ополченцы «Оплота». О каком фронте можно говорить, когда и с той, и с другой стороны в нарушение всех писаных и неписанных законовв полный рост торговали оружием и наркотой. Новое оружие из России по пути на фронт будто куда-то испарялось, а половина ПЗРК и вовсе исчезала сразу после пересечения границы, хотя по строжайшему приказу они должны выдаваться под личную расписку исключительно комбатам или ответственным безопасникам.

И мы опять безоговорочно согласились с Лунём, что, если бы не бешеные прибыли торговцев оружием и не корыстные интересы политиканов самого верхнего уровня с обеих сторон, то войну на Донбассе можно было бы закончить за пару недель.

– Жаль, что в Новороссии нет авторитетного командующего, который бы навёл порядок и собрал силы в единый кулак, – закончил рассказ Лунь, полыхнув гневом в глубине карих глаз.

Пообщавшись с Лунём, мы единогласно решили, что он вполне вписывается в отряд. Быть ему командиром нашего «Були».

Как по заказу, на другой день мы встретили интересного человека, который сам пришёл и долго дожидался на КПП, желая поговорить с кем-нибудь из нашего отряда. За обеденным столом мы выслушали его историю.

Этого чернявого тридцатилетнего парня из Липецка с сизым от густейшей щетины лицом судьба тоже помотала по горячим точкам. Срочную он служил в артиллерии наводчиком, потом по контракту в Чечне командовал самоходкой. В Донбасс приехал по убеждению, а оказавшись на месте, попал в такой бардак, что не мог говорить о тех похождениях спокойно.

В распредпункте он получил позывной Ворон и был направлен к казакам Козицына, которые в Луганске контролировали буферную зону вдоль границы. Вот там-то он и насмотрелся на всякую пьянь и рвань, жаждущую поживиться на войне. Но это было полбеды. Настоящей бедой стало повальное самоуправство казаков, устроивших на подконтрольной территории грабёж и террор.

И пока эти бандиты набивали карманы и глумились над населением, все тяготы войны тащили на себе луганские ополченцы.

И отвратительнее всего в той атмосфере разгула преступной безнаказанности была позиция казачьей верхушки, узаконившей повальный разбой, воровство, вымогательство, и мародёрство. Отлично зная обо всех преступлениях подчинённых, сам Козицын, наслаждаясь чувством собственного превосходства и вседозволенности, громко объявил казаков привилегированным сословием. Атаман обожал высопарно потрындеть с высокой трибуны в окружении одетых с иголочки пузатых есаулов с лоснящимися сытыми рожами.

Всё, как в той поговорке: куда ни кинь, всюду клин. И не удивительно, что, в конце концов, лугончане не шуточно разозлились на «казаков» и, не желая более терпеть грабёж, унижения и жестокие помыкания, откровенно ждали нацгвардию, наивно считая, что она освободит их от распоясавшихся бандитов.

Честно сказать, после рассказа Ворона захотелось выжрать водки и забыться. Неужели когда-нибудь этот запредельный бардак в Донбассе закончится? Потом мы перекинулись мнениями и решили, что Ворон нам подойдёт. Пусть принимает танковое орудие.

В тот же вечер с запиской от Захарченко пришёл парень 27 лет с позывным Стерх. Как выяснилось, он служил водителем в штабе и, когда узнал про нас, начал проситься у шефа перевестись в наш отряд.

Перед нами стоял крепкий молодой мужик среднего роста с кудлатой русой шевелюрой, которая придавала лицу несколько бесшабашный вид, если бы не неизгладимая печать перенесённого душевного страдания в больших серых глазах. Но упрямо сжатый рот и нервные ноздри небольшого прямого носа говорили о том, что страдания не сломали его, а наоборот придали силы и злости.

Судьба Стерха была и простой, и трагичной. До войны он шесть лет отработал на шахте бульдозеристом. В самом начале боёв в его дом в окрестностях донецкого аэропорта попал гаубичный снаряд. Он пришёл с работы, а вместо дома увидел дымящиеся развалины, среди которых лежали искалеченные и обгоревшие тела его жены, малолетних детей и престарелой матери. После недельного запоя он собрал скромные пожитки и записался в ополчение. Так у нас появился новый механик-водитель.

Я смотрел на новичков и не переставал удивляться тому, что где-то там наверху точно кто-то нажимает нужные кнопки. Трудно поверить, но буквально за сутки мы получили новый экипаж танка.

Теперь предстояло важное и нужное дело – дать им личную броню. И, чтобы убедить их в необходимости такой процедуры, я завёл их в гараж и дважды выстрелил себе в голову. Когда они отошли от потрясения, я объяснил им, в чём тут дело. Взрослые мужики сначала обалдели, а потом обрадовались, как дети. Пришлось их немного осадить, предупредив о строжайшей секретности и уникальности этого феномена. Они немного остыли, и я спокойно обработал их «композитором».

Прошлиуже три недели, как мы вернулись из рейда. Время тянулось в томительном ожидании. Бойцы выспались, отдохнули, отъелись и сбросили усталость от прошлых приключений. Переделав все дела, они бестолково слонялись по двору, без дела болтали, шушукались и явно тяготились вынужденным бездельем. По этому поводу общее мнение угрюмо пробурчал слишком умный Док:

– Человек без дела, что птица без крыльев, гадить может, а летать нет. К тому же лично у меня безделье вызывает приступы мук совести.

Несмотря на то, что посоветовал страдальцу ударить по мукам совести крепким оздоровительным сном, я был полностью с ним согласен. Всю последнюю неделю мы только и делали, что жрали и спали. А как показывали и история, и личный опыт, хуже безделья для воинов ничего и быть не может, ведь даже самое сильное и дисциплинированное войско, расслабившись от нечего делать, моментально превращается в оголтелую банду. Естественно, к нам умным и хорошим это не относилось, но всё же…

Не скучал только Дитрих, который, как хомяк таскал и таскал отовсюду всякую всячину. Наши машины постепенно наполнились коробками и упаковками с харчами, водой и бытовыми мелочами, а главное – боеприпасами.

Вместе с тем с юга поползли тревожные слухи, и, коротая время в курилке, мы подолгу обкашливали обстановку на фронте.

Ситуация в южном секторе опасно обострилась ещё в мае, когда Бор только прибыл в Донбасс. Тогда укры устремились вдоль южной окраины мятежной территории к границе, желая охватить Новороссию с юга и отрезать её от России. Однако то украинское наступление сорвалось из-за разгрома 51 отдельной мотобригады. Противник начал перебрасывать и перемещать войска, затыкая дыры, из-за чего наступление пришлось перенести на конец июня. Потом был потрясающий разгром карателей на западном фронте.

Для руководства Новороссии планы украинского командования не являлись секретом, поэтому силы ополчения начали сосредотачиваться на южном направлении. Пытаясь хоть как-то противодействовать повстанцам, утратившие превосходство и потенциалвояки решили блокировать дороги. Но эта операция опять не удалась из-за несогласованности действия силовиков, карательных батальонов и спецназа.

После ряда неудачных попыток прорыва к границе стало очевидно, что непреодолимыми препятствиями для наступающих являются два ключевых участка обороны: высота 277,9 или Саур-Могила, а также город Дмитровка с его тремя мостами через реку Миусс.

Мы немало удивились, узнав, что в разгар украинского наступления Дмитровку защищали всего 300 ополченцев с двумя БТРами, а Саур-Могилу – 50 бойцов с одним БТРом. Вот эти отчаянные, упрямые и мужественные парни и встали на пути вооружённого до зубов врага.

В атаку на Саур-Могилу украинских вояк водил лично генерал Муженко, который от самоуверенности или по глупости забыл все уставы и наставления. Совсем обнаглев от невежества и презрения, он начал штурм без разведки и подготовки. Но, как всегда, недооценка противника приводит к плачевному результату. Не стало исключением и то наступление. На помощь ополченцам из Донецка подошли всего два танка и наглые укры с позором бежали, а Саур-Могила осталась за защитниками.

В Киеве, истерично стуча кулаками по столам, требовали побед, и генералам ничего не оставалось делать, как продолжить наступление по самым невыгодным путям, обойдя Саур-Могилу и в Дмитровку. Они кое-как просочились за реку Миусс, но там их опять ждал провал, и окружённый украинский десант попал в плен. Однако из Киева по-прежнему истошно требовали побед, и, утерев разбитые носы, укры попёрли вперёд, как одержимые. После упорных боёв и большой крови им удалось ворваться в Довжанский и Краснопартизанск и пристрелять дороги, связывающие Луганск и Россию. Именно тогда мы и попали под обстрел вблизи Луганска по дороге в Ростов и обратно.

И если обстановка на северо-западе и западе после нашего рейда относительно стабилизировалась, то на южных и северных участках стала угрожающей. Противник начал медленно сжимать клещи между двумя республиками.

Хоровод событий опять завертелся 1 августа, когда меня пригласил к себе Захарченко. В своём кабинете он вглядывался в прижатую к столу автоматом и пепельницей карту. Брошенная на диван разгрузка топорщилась набитыми автоматными магазинами.

– Садись Бор. Или лучше Сергей Борисович?

– Лучше всё-таки Бор.

– Ладно, давай отложим реверансы. Так вот, Бор. Сегодня мы начинаем операцию на юге. Я с бригадой ополченцев отправляюсь в Шахтёрск. Сюда отзываю из Славянска Стрелкова с усиленным батальоном. А тебя с твоими орлами попрошу почистить наш тыл, – проговорил он с непроницаемым лицом.

Непроизвольно мои брови выгнулись вопросительным знаком, но, споткнувшись о его внимательный взгляд, я понял, что это не общие слова, а, по сути, поставленная боевая задача. Однако на всякий случай уточнил:

– В каком смысле, почистить?

– Ты наверяка в курсе, что у нас в донецком аэропорту засел десант противника, и торчит, как заноза в заднице. Мы их потеснили, но окончательно выбить пока не в силах. Нет у нас права на такие потери. Надежда только на твой отряд. Сделайте это, и я буду благодарен вам по гроб жизни. Операцию планируй на завтра и держи связь со Стрелковым. А теперь прощай, авось свидимся.

Мы пожали руки, и я отправился к своим, ломая на ходу голову, как за день сделать то, что донецкое ополчение не смогло сделать за два месяца. Поистине, ещё немало граблей, на которые ещё не ступала нога человека.

Собравшись вместе, мы восстановили картину событий вокруг аэропорта. Выяснилось, что в самом начале войны в апреле аэропорт захватили два украинских батальона. Ровно через месяц сводный отряд ополчения Александра Ходаковского с двух направлений атаковал аэропорт, и без единого выстрела захватил новый терминал и взлётно-посадочную полосу. И, хотя укры продолжали удерживать старое здание аэропорта, доставка им подкреплений с воздуха стала невозможной.

Переговоры о сдаче ни к чему не привели, но удалось добиться перемирия. Возможно, это была тактическая ошибка, поскольку, используя затишье, силовики прочно укрепились в терминале, рассредоточили на этажах снайперов из числа иностранных наёмников и оборудовали огневые точки миномётов и АГС.

Перемирие нарушилось внезапно вместе с воздушным налётом штурмовиков, от удара которых погибли все ополченцы, находящиеся на крыше нового терминала. Эти воздушные убийцы из миргородской авиабригады словно знали, что Ходаковский, выполняя условия перемирия, приказал защитникам не брать ПЗРК. Именно тогда в прошлой реальности от взрыва бомбы и погиб мой реципиент Жданов Сергей Борисович с позывным Бор.

Построенный всего два года назад корпус аэропорта обрушился и похоронил не только десятки защитников, но остатки веры в честь и совесть украинских вояк. Ошеломлённые подлым налётом ополченцы сразу же оказались под плотным перекрёстным огнём снайперов, миномётов и гранатомётов. После ожесточённого боя, потеряв полсотни человек, дончане отошли к границам аэропорта и блокировали его.

Вчера, силовикам удалось пробить в окружении коридор и притащить тяжёлое вооружение. И вот уже сутки со стороны аэропорта продолжается непрерывный артобстрел прилегающих районов Донецка, в которых уже погибли десятки мирных жителей, сотни получили ранения и лишились крыши над головой.

– Вот такая неприглядная картина, – перед своими мужиками я старался быть предельно убедительным и точным. – На данный момент в аэропорту засели настоящие волчары, которых на мякине не проведёшь. Поэтому придётся сильно поднатужиться и упереться всеми рогами. Наша конечная задача: выбить противника из аэропорта и уничтожить бронетехнику, миномёты и артиллерию, обстреливающие мирные кварталы. Финальную зачистку территории проведут ополченцы своими силами. А теперь выкладывайте свои предложения, – и мы склонились над картой.

Поскольку аэропорт и украинскую территорию связывало проходящее через село Пески шоссе, оттуда мы и решили начать операцию, от сложности и несоразмерности которой слегка захватывало дух. Я отправил ребят готовиться, а сам связался с Валетом для серьёзного разговора. Он появился через час, как всегда, строгий, чисто выбритый и подтянутый. Я обратил внимание, что он совсем не носил военную одежду, может быть принципиально, может быть, соблюдая некий конторский шик.

– Что случилось, Сергей Борисович? Если не по связи, значит, что-то важное.

– Да, Юрий, случилось, – я специально назвал его по имени, – Захарченко поручил нам завтра освободить донецкий аэропорт.

– Что, вот так сразу и освободить? Не больше, не меньше?

– А, у нас всегда так: пока гром не грянет, мужика в задницу жареный петух не клюнет. Но я понимаю Захарченко. Ему не на кого рассчитывать. На юге серьёзная заваруха, и туда стягиваются главные силы, а тут под боком затаились хищники, которые в любой момент могут начать резать всех подряд. Однако приказ получен, будем работать. Известно, что противник опытный и укрепился основательно, значит, нужно его ошеломить резким нестандартным ходом.

– Понятно. Что предлагаете?

– Во-первых, необходим расклад по составу и вооружению противника. Во-вторых, – боеприпасы и самая мощная взрывчатка.

– Добро. Подъезжайте в 18-00 на пивзавод в Красногвардейском. Всё там получите. С собой возьмите человек пять-шесть для погрузки.

Когда я сказал своим архаровцам, что ищу добровольцев для работы на пивзаводе, вызвались все, а потом долго ржали до икоты, узнав, что вместо пивка им придётся тягать ящики. Конечно, не вредно было бы и пивка прихлебнуть, но из-за блокады пивзавод уже месяц не работал, конвейер стоял, цеха пустовали, и потому некоторые помещения отдали под хозяйственные нужды ополчения. В одном из таких ангаров контора и устроила специальный склад, охраняемый взводом автоматчиков. Когда мы подкатили, наш заказ уже лежал отдельно в штабеле под присмотром двух бойцов. Более часа мы грузили тяжёлые ящики, пока не набили «Урал» и машины под завязку.

Итак, помимо штатного БК в нашем распоряжении дополнительно оказалось две сотни танковых снарядов, две тысячи снарядов к пушке БТРа, мины и гранаты. Общее внимание привлекли два небольших, залитых чёрной резиной и пластиком металлических ящика весом по пять кило. Закончив разгрузку, мы все вместе безуспешно пытались прочитать на тех коробках непонятную и незнакомую маркировку.

– Это новая взрывчатка CL-20 или сиэлтвенти, – мы обернулись и увидели неслышно подошедшего Валета.

– Что, что? Что за сиэлтвенти? Почему не знаю? – нахмурился Техник.

– Если интересно, то это диаминоазоксифурадан, – пояснил Валет, поймав недоумённый взгляд минёра.– Новая экспериментальная взрывчатка. Малыми партиями выпускалась в США, но не получила распространения из-за нестабильности. Нашим учёным эту проблему удалось решить. Эта взрывчатка сильнее тротила и по фугасному, и по бризантному показателю примерно в 20 раз. Вы фактически первые, кто опробует её в реальных боевых условиях.

– Охренеть и не встать, – поскрёб голову сникший Техник.

– В двадцать раз – это много, – задумчиво проговорил Ворон, – если в танковом фугасе 3,5 кило тротила, то с этой хреновиной он рванул бы как четыре с половиной пуда! Как «чемодан» главного калибра линкора, едрёныть!

– А 50 грамм в снаряде БТР превратились бы в килограмм! – восторженно прищёлкнул языком Хакас, – вот бы и мне в снаряды такую начинку.

Эти слова Хакаса меня, как током, тряхнули, и от поразительной идеи я даже вспотел. Моментально смекнув, что нужно сделать, я попросил ребят пока не загружать боеприпасы в танк и БТР, и напротив, вытащить уже загруженные. Они скорчили удивлённые физиономии, потом принялись недовольно ворчать и в нецензурных выражениях сказали всё, что обо мне думают, но боеприпасы из боевых машин выгрузили, понимая, что это не блажь. А я занервничал. Пришлось дожидаться, когда двор освободится от посторонних, и прежде всего мне мешал Валет. Но тот и не собирался задерживаться. Передав подробную карту района аэропорта с пометками и данные по составу сил противника, он заторопился по делам. Остальных зевак мои орлы потихоньку вытеснили за пределы видимости.

Вокруг ни души. Я осторожно отрезал ножом пластинку от новой взрывчатки, заложил её в пустой рекордер и вместе с образцом оружейной стали вставил в «композитор». А дальше началась нудная работа. Ребята протирали снаряды от смазки, раскладывали рядами, а я безостановочно действовал прибором.

Тщательно выверенная обработка заняла всё время до полуночи, зато теперь все снаряды имели зверски сильную начинку. Дёшево, сердито и убойно! Безусловно, я мог только догадываться, насколько мощнее сработают новые боеприпасы, но появилось ощущение успеха.

ГЛАВА 9.

3 августа затемно мы приготовились к выходу. Спали всего пару часов, но в предвкушении боя выглядели бодро. Перед рассветом колонна вытянулась из внутреннего двора и медленно покатила по безлюдным улицам на северо-запад. В серых сумерках миновав окраинный Кировский район, мы выбрались на недостроенную магистраль, чтобы подобраться к селу Пески с запада. Оттуда укры точно никого не ждут, кроме своих. Колонна двигалась обычным порядком, и, не имея опознавательных знаков, на первый взгляд ничем не отличалась от любой иной техники ВСУ.

Незадолго до шести утра мы добрались до шоссе. Повернули направо, и сразу за перекрёстком в просветах придорожной растительности я разглядел луг, на котором стояли четыре большие брезентовые палатки, а рядом с ними – шесть грузовиков и БТР. Явно тяжело загруженные машины выстроились одна за другой в направлении аэропорта. И хотя рисковать было не время, но до аэропорта было достаточно далеко, да, и оставлять противника за спиной не следовало.

– Внимание. Здесь Бор. По скоплению вражеской техники работают пушка БТРа и пулемёт Рокки. Цели стоят, как в тире, бейте прицельно и точно. Палатки не трогать, им и так достанется. Готовы?.. Огонь!

Коротко пролаяла пушка БТРа, потом ещё и ещё. И если бы я не знал, чем начинены снаряды, то подумал бы, что бьёт артиллерия. Рвануло ого-го!

Потом взорвался один из грузовиков, видно загруженный гаубичными снарядами или минами. Взлетел на воздух ещё один. Мощные взрывы слились, разметали и зажгли искорёженные машины. БТР попытался огрызаться, но, получив пару снарядов в борт и моторный отсек, густо задымил и вспыхнул. Ну, что ж, начало операции «Аэропорт» положено. И теперь эти боеприпасы никогда не разрушат жилые дома.

– Внимание. Задробить стрельбу. Отбой. Продолжить движение. БТР едет первым, порядок движения тот же.

На окраине села Весёлое БТР с хода снёс пост силовиков, а Черчилль и Хакас из пулемётов добили попытавшихся сбежать укров. За селом Пески перед нами открылось пространство аэропорта, и дорога, ведущая мимо занятого противником старого терминала.

– Марк, Док останьтесь с грузовиком на въезде. Хрен её знает эту новую взрывчатку. Не дай бог что-то большое влетит в борт. Пробить не пробьёт, но взрывчатку может разбудить. Возьмите автоматы и посматривайте на шоссе. Марк, как обычно, корректирует с воздуха. Док прикрывает тыл. Двигаемся по улице Стратонавтов. Танк последним, до перекрёстка с Садовой. Оттуда отлично просматривается диспетчерская башня в ней полно снайперов, наблюдателей и прочей руководящей шушеры. Как начнётся заваруха, Ворон влепишь в неё 3-4 фугаса и гоните до конца улицы, развернув пушку влево. Сразу за терминалом на площади увидите крупные стволы: пушки, танки, миномёты, они ваши. Теперь БТР. Свернёте к торговому центру «Метро», что напротив входа в терминал, оба квадроцикла следом. На месте разделитесь. Сержант и Лео работают издалека. Ромео и Сфера подбираются ближе. Техник и Финн с крыши следят за воздухом с двумя ПЗРК. Стингер прокатись пару раз по фасу, а ты, Хакас, постреляй сначала из пулемёта, вызови огонь на себя, засеки огневые точки, а потом врежь им из пушки в самое хайло. Черчилль и Хоттабыч продвинетесь дальше, ваша задача прижать артиллеристские и миномётные расчёты до подхода танка и не подпустить их к орудиям. Это предварительная диспозиция, но при необходимости действуйте, как считаете нужным, по ситуации. Мы с Дитрихом и Рокки проскочим до посёлка Спартак, зайдём и ударим с полутыла. Всем всё понятно? Тогда по коням. Атака по команде. Работаем.

Бормоча под нос ругательства, недовольные Марк и Док отошли за машину, все остальные начали разъезжаться по позициям, а мы на «Тигре», обгоняя ветер, рванули вобъезд до посёлка Спартак, откуда открывался вид на терминал со стороны взлётно-посадочной полосы.

Добравшись до приглянувшегося укрытия, мы разошлись. Рокки встал к пулемёту, Дитрих чуть в стороне взвёл АГС, а я, прихватив автомат и «деструктор», выдвинулся вперёд, чтобы видеть всю картину боя. Добравшись до места, я щёлкнул по микрофону:

– Внимание всем. Здесь Бор. Начали!

В монокуляр я отлично видел, как на высокой диспетчерской башне вспух огромный клубок взрыва, и спустя три секунды неслабо громыхнуло. Это наш «Буля» долбанул со всей дури. И впрямь, новая взрывчатка не имела себе равных! После второго взрыва башня окуталась пылью и дымом, а третий стал для неё последним. Она пошатнулась, стала оседать и исчезла. Громадное здание будто корова языком слизнула. Вот тебе и танковые фугасы!

Слева донеслась череда взрывов послабее. Начал работать БТР. Оттуда же послышались хлопки крупнокалиберной винтовки, пулемётные и автоматные очереди. Со стороны терминала в ответ залаяли пулемёты, и донёсся густой треск автоматов, а чуть погодя рванули гранаты и миномётные мины. Начался не слабый переполох.

Бой разгорелся вовсю, а я никак не мог отыскать удобное место для позиции, поскольку видимость перекрывали мелкие окраинные аэродромные постройки, не позволяющие толком разглядеть, что происходит. Ракурс неудобный и далековато. Выдав с досады горсть матюгов, я вернулся к машине.

– Дитрих, подгони вон к той трансформаторной будке. А то отсюда не видно ни хрена.

Чтобы добраться до приземистой бетонной коробки пришлось пересечь резервную взлётную полосу. И, конечно же, нас засекли. С противным стуком по стеклу и левому крылу защёлкали пули. Потом ударило покрепче. Похоже, из БТРа или БМПшки. И на закуску бухнули взрывы мин. Ну, не идиоты ли? Кидать мины по быстро движущейся цели – верх расточительства боеприпасов.

Но не успел я так подумать, как рвануло перед самым бампером. Машину подбросило и развернуло. Я едва не прикусил язык, а Рокки чуть не вывалился из верхнего люка. Отчаянно ругаясь, Дитрих выскочил из машины и бросился смотреть колёса и передок. Даже из кабины я видел и слышал, как по его телу стучали пули. Обежав машину, он забрался в кабину.

– Фу-у, слава богу. Всё цело. Даже не поцарапало, – весело проворчал Дитрих с победным видом, жмурясь от очередной пули в лобовое стекло.

Заскочив за трансформатор, мы перевели дух, и я постучал по гарнитуре:

– Внимание всем. Здесь Бор. Доложите обстановку.

– Лунь на связи. Минут через пять танк будет на новой позиции.

– Хакас на проводе. В терминале нехилый переполох. Там не меньше двух батальонов пехоты, может и больше. Вот они и переполошились. В нас стреляют, и мы долбим помаленьку. Зажгли два БМП и один БМД. Новые снаряды просто чума! Всё рвут в клочья.

– Сержант на передаче. Минус три командира и два снайпера. Противник явно струхнул и стал прятаться. Обстановка под контролем.

– Здесь Ромео. Минус снайпер, и полдюжины унтеров. Укры залегли и начали мины кидать, на заднем дворе броня зашевелилась. Танки маневрируют. Начали движение.

В этот момент на канале раздался голос Лео:

– Внимание! Воздух! С юго-запада пара штурмовиков.

– Здесь Бор. Техник, Финн ваш выход. Рокки пулемёт в гору.

– Здесь Лунь. Через пару минут начнём концерт по заявкам.

– К нам гости, – раздался за спиной голос Дитриха, и он указал на край взлётной полосы, где, громыхая траками, набирали скорость два танка.

Всё это мне активно не понравилось. Я выдал очередную порцию брани, посколькуздесь и сейчас у нас, как назло в закромах не имелось ничего противотанкового.

Над нами с рёвом проскочила пара штурмовиков, и вдалеке они начали разворот. Самолёты уже зашли на боевой курс, когда им навстречу с небольшим разрывом по времени потянулись два дымных шлейфа. Лётчики явно не ожидали такого ответа и попытались сманеврировать, но куда там. У одного самолёта взрывом разнесло заднюю часть фюзеляжа. Развалившись в воздухе, он рухнул на взлётную полосу и загорелся. Другой потянул свечкой вверх с полубочкой, и ракета влетела ему прямо в двигатель. Взрывом оторвало оперение, самолёт потерял управление, закувыркался и свалился в версте от первого, и через секунду там поднялся чёрно-красный купол взрыва.

От воздушного зрелища меня оторвал близкий взрыв. Танки быстро приближались, стреляя с ходу. Я сразу напрягся, спинным мозгом ощутив большую неприятность.

Ощутимо рвануло слева, справа, а потом вдребезги разнесло будку, за которой я попытался укрыться. Трансформатор сорвало с фундамента, и вслед за массой щебня и обломков он прокувыркался в полуметре от меня. Удар вышиб из лёгких воздух, земля ушла из-под ног, и я улетел вслед за трансформатором.

Изрядно оглушённый я сел и потряс головой, пытаясь свести изображение в фокус. Ну, и олух же я царя небесного, чуть снаряд в лоб не словил. Однако нужно побыстрее очухиваться, не время сейчас валяться без сознания. С трудом поднявшись, покачиваясь и морщась,я тупо попытался вытряхнуть из ушей звон. Ошеломление длилось всего-то десяток секунд, но танкам этого хватило, чтобы приблизиться до двух сотен метров.

Ну, хохлоголовые бандерлоги, правосекторные пидарчуки, держитесь! В голове содержимое пока ещё бултыхалось, но разозлился я не на шутку. Силой воли сосредоточившись, я отстегнул «деструктор», активировал, сфокусировал луч и поковылял навстречу танкам. Надеюсь, на этот раз из пушки в упор они по мне стрелять не станут. Превозмогая слабость, я начал забирать влево, однако ближайший танк тоже повернулся, двигаясь прямо на меня.

Пред глазами вспыхнула картина боя у городка Красное в сорок первом и изломанное танком тело моего друга Сашки. Ну, нет, суки, раздавить себя я не дам! Во мне не осталось больше ни крупицы сомненияи сожаления. Я встал лицом к быстро приближающемуся стальному чудовищу, включил боевой режим и поднял руку с «деструктором».

Семьдесят метров. Пятьдесят. Тридцать. Невидимый луч перечеркнул грозную машину сверху вниз наискосок. Танк будто споткнулся, вздрогнул, и правая часть башни вместе с куском корпуса со скрежетом сползли вбок и грохнулись на бетон, обнажив внутренности. Посыпались какие-то железяки, размоталась и вместе с катками откинулась левая гусеница. Чуть погодя из дыры в моторном отсеке повалил дым. Приотставший другой танк направлялся прямо к нашей машине и находился ко мне боком в три четверти. Я одним движением отхватил у него весь передок с пушкой и отсеком механика-водителя. Танк заскрежетал, наткнувшись на свои отвалившиеся обломки, и встал, раскинув в стороны обе гусеницы. Без морды, пушки и гусениц он выглядел жалким обрубком. Через пяток секунд из обоих танков выскочили оставшиеся в живых танкисты и с воплями бросились прочь.

Я опустился на бетон взлётной полосы, хмуро глядя на старое здание аэропорта, сотрясающееся от жутко мощных взрывов. Там начал работать наш танк «Буля».

Через полчаса над окутанными дымом и пылью развалинами старого терминала поднялся белый флаг. Я достал рацию спецсвязи.

– Бор вызывает Валета. Бор вызывает Валета.

– Здесь Валет. Девять.

– Восемьдесят восемь. Противник поднял белый флаг. Сдаётся. Передайте ополченцам, чтобы начинали зачистку.

– Принято. Что думаете делать дальше?

– Сейчас стряхнём пыль с ушей, штаны подтянем и поползём на юг к Донецкому водохранилищу. Ищите нас возле спортивной базы «Металлург». Там будем чистить перья и приводить себя в порядок. Если можно свяжитесь с администрацией базы, пусть нас как-нибудь примут, а то огорчать их совсем не хочется.

– Отдыхайте. Вечером я у вас. До встречи.

Кряхтя и ворча под нос, я направился к нашей машине.

Стрельба прекратилась. От терминала во все стороны расползалось облако дыма и пыли, в котором кое-где мелькали огни пожара. Вот и здесь война закончилась. Всё вернулось на круги своя, ибыл ли смысл всё разорять и разрушать? Этот вечный вопрос так и остался без ответа. Но, сказать по правде, он мне был и не нужен.

У машины оба друга смотрели на меня с тревогой, они всё видели, и сейчас отыскивали следы травмы или контузии. Я кивнул и махнул рукой, мол, всё в порядке.

– Никак не могу привыкнуть к этим твоим фортелям, Бор, – хмыкнул Дитрих, сметая с машины наломанными ветками мелкий щебень и пыль, – Тут долбишь, долбишь, пока танк завалишь, а ты подбежал и разделал их, как жареных гусей.

Рокки, молча, скривил губы в лёгкой улыбке, кивнул и с чувством потряс мне руку. Однако пора и собираться.

– Внимание всем. Бор на связи. Сбор через полчаса в конце улицы Стратонавтов у железной дороги.

Старательно извергая жар, солнце перевалило за полдень, когда мы двинулись через весь город на юг к Донецкому водохранилищу, которое сами дончане гордо называли морем. Тащились долго и только через полтора часа, оставив за спиной город и пригород, дорога нырнула в редкий, перемежающийся подсолнуховыми и пшеничными клиньями лесок. За Донецкой кольцевой, сразу свернули направо и увидели забор, за которым ровно зеленели тренировочные и игровые поля спортивной базы «Металлург».

Не подумайте ничего плохого. Мы не варвары и не собирались безобразничать и никого тиранить. Осторожно съехавближе к воде, мы поставили технику на пустыре и высыпали наружу. Потягиваясь и хрустя суставами, мужики жмурились от удовольствия, втягивая наполненный светом и ароматом чистый и свежий воздух. Все бесконечно устали, может быть не столько телом, сколько душой, и за сегодняшний день опять насквозь провоняли потом и грязью, будто год не мылись.