Когда Эдип обратился к Тиресию с неистовой речью, обличающей богов в несправедливости к фиванскому царству, Тиресий понял и лишний раз убедился в том, что и народ, и его правитель будут искать причину всех своих несчастий, либо во дворце царя, либо в доме любого именитого горожанина. Бывая на площадях и базарах, Тиресий уже не раз слышал предположения фиванцев о гневе богов из-за неотомщённой смерти Лая, бывшего правителя Фив. Теперь он молчал и сосредоточенно думал. Эдип не торопил его, ибо прорицатель должен узреть, почувствовать, вдохновиться на предсказание.Тиресий же тем временем перебирал в памяти все прегрешения великих фиванцев. Он вспоминал кто, когда и как согрешил. Однако, получалось так, что всё случившееся неблаговидное, жестокое и несправедливое за последние десятилетия уже имело свои последствия через прорицания Тиресия, и оставался лишь один случай, который бы прорицателю не так уж и хотелось воскрешать в своей памяти, а именно – убийство Лая.
Слишком много лет прошло с тех пор. Родились и выросли сыновья Эдипа: Полиник и Этеокл, его дочери: Антигона и Исмена. Слишком долго безмятежно и счастливо жил народ фиванский под правлением Эдипа, чего не было прежде, до него. И Тиресию было тяжело наносить своими слова ми непосильно тяжёлый удар по судьбе этого воистину честного, умного и благородного правителя. О, народ! Народ по всему городу говорил о необходимости мести за смерть Лая. Прорицатель вспомнил ночь, когда родился сын у Лая, вспомнил, как тот призвал к себе Тиресия и, невзирая на слёзы и причитания Иокасты, испросил у прорицателя подтверждения услышанного у оракула предсказания «…и погибнешь от руки его…».Тогда Тиресий был молод и горяч. Он ездил некогда в свите Лая на Пелопоннес к царю Пелопу и был свидетелем той несправедливости, которую свершил Лай по отношению к сыну Пелопа – Хрисиппу. Тиресий негодовал, когда понял, что Лай попросту обманул юношу и его отца, и увёз Хрисиппа себе на потеху.
Молодость не умеет прощать – Тиресий не простил, хотя остался преданным гражданином своего города. Он побывал в Дельфах и говорил с оракулом. Тогда же он, как и сказал оракул, решил – за смерть Хрисиппа Лай должен поплатиться. Спустя годы Лай ездил в Дельфы и испрашивал у оракула о судьбе своего рода и предрёк ему оракул смерть от руки сына. Но, когда Тиресий узнал от Лая, что тот, проткнув младенцу ступни, хочет отнести его на гору и оставить там на растерзание хищникам, он возненавидел царя, хотя и промолчал в его присутствии. Лай унёс ребёнка сразу после родов, запретив Иокасте даже думать о нём.Царица толком и не видела новорожденного. А Лай вручил младенца рабу и, не глядя ни на кого, вышел из гинекея. Иокаста обливалась слезами и Тиресий, будучи в страшном гневе на царя ,испытывая горе вместе с царицей, как бы между прочим заметил, что ребёнка можно отдать пастухам. Царица рыдала, то закрывая лицо руками, то рвя на себе волосы и исподнее, в котором она была, то начинала кататься на ложе, причитая и проклиная всё и всех на свете…
С тех пор Тиресий бывал во дворце как можно реже – лишь по вызову царя.
И вот сейчас он всё это вспомнил. Лай хотел жить , а получилось – погубил себя собственными руками. Очевидно, царь Эдип и есть тот младенец, которого Лай хотел обречь на погибель. Его имя Эдип означает – опухшие ноги, человек с опухшими ногами. Вот она – разгадка.
Жесток народ. Эдип должен расплачиваться за преступления родителя. Тиресий вспомнил ещё одну встречу. Встречу с рабом Ферситом, который относил младенца в горы. Тогда же, на следующий день после решения Лая избавиться от наследника, Ферсит пришёл к нему, Тиресию, и сказал что не смог оставить ребёнка на произвол судьбы и вручил младенца каким-то пастухам ,пасших стада на склонах гор Киферона. Тиресий тогда только кивнул головой в знак одобрения, но ни словом не обмолвился с Ферситом, зато гнев на царя за содеянное лишь возрос в его душе.
Наконец, Тиресий изрёк:
–Царь, дай мне два дня. Я укажу тебе виновника всех бед нашего народа.
Эдип с надеждой смотрел на Тиресия. И вновь заговорил: -О, я должен найти убийцу Лая и каждый гражданин обязан помочь мне в этом. И будь проклят этот варвар и изверг, свершивший столь гнусное преступление. Я должен отомстить за убийство царя, как за смерть своего собственного отца. Но ты, Тиресий… зачем тебе эти два дня? Что они тебе дадут? Ты же прорицатель, ты и без двух дней знаешь, должен знать убийцу… Как объяснить твоё молчание? Или Зевс желает мучить меня ещё и ожиданием? О, Громовержец, внуши этому безумцу раскрыть тайну теперь!
Невидящий взгляд слепых глаз упёрся в лицо Эдипу и Тиресий тихо повторил: «Два дня»,и повернувшись вышел. Иокаста, присутствовавшая при этом ,грустно смотрела во след Тиресию.
–Эдип, не искушай богов. Жди, – голос её был твёрд и спокоен. И вновь Эдипа, как уже не раз, поразило самообладание этой женщины.
Эдип в волнении ходил по мужской половине дворца, когда вошёл возвратившийся Креонт, весь пыльный и потный от быстрой скачки.
–Царь, я прибыл с неутешительным ответом.
Эдип вопросительно смотрел на шурина.
–Аполлон требует изгнать из города того, кто осквернил Фивы кровью – убийцу Лая.
–Да, но кто этот осквернитель? – вопросил царь, -Кто?
Креонт пожал плечами.
–Его следует разыскать, во что бы то ни стало.
–Конечно, Эдип. И мы разыщем его. И ни один город ,ни один царь, ни один эллин не примет его. Его участь- скитаться бесприютным и умереть голодным и в позоре.
Узнав о приезде Креонта из Дельф, ко дворцу начал собираться народ. Всевозможные пред- положения, обгоняя одно другое, распространялись в толпе, однако точно никто ничего не знал.
Торговец оливками собрал вокруг себя десятка два слушателей.
–Проксен. Проксен повинен в наших бедах. Креонту оракул сказал – пока Проксен будет путаться с женой своего друга Никомаха – не быть плодородной земле фиванской. Взрыв хохота был ответом на речи торговца.
–А, скажи, -лукаво глядя на него, спросил какой-то метэк, -ты что, заглядывал во дворец Проксена или Никомаха?
Слушатели насторожились – как выйдет из положения торговец? Однако, тот даже не дал себе труда подумать, -Зачем же я полезу во дворец именитого горожанина? Я собирал оливковые плоды и мне попались два преогромных, шевелящихся один под другим оливка…ха-ха-ха, -раскатисто засмеялся торговец под улюлюканье и смех окружающих.
–А я слышал, оракул другое сказал Креонту, -вступил в разговор круглый, как шар оружейник, с красным мясистым лицом в испарине, с толстыми пальцами и огромным животом, -я слышал Ономарх убил раба за то, что тот…
–Ты бы помолчал, -встрял худощавый беззубый старик, сверкая грозным, но лукавым взглядом из-под лохматых бровей, -ты бы помолчал, раба и.что? Раб – не человек.
–А тот и не рабом вовсе…,-продолжил было толстяк, старик же вновь его перебил
–Не бреши, лучше ответь, как это ты ухитряешься с таким брюхом оружейным делом заниматься? Расстворил бы жирок! А то Ономарх… Да мой хозяин…
–Он же сам не работает, -послышалось за спиной старика, -за него метеки правят копья и щиты, а он жрёт с утра до вечера, да спит.
–По моему, оракул потребовал изгнать убийцу Лая, -негромко проговорил совсем ещё юный голос…
Подобные речи слышались повсюду. Но вот на дворцовой лестнице показались Эдип, Креонт и Иокаста. Все разговоры разом прекратились и, взоры обратились в их сторону. Эдип выступил немного вперёд.
–Фиванцы! Креонт был у оракула, -голос царя красивый и сильный приковывал внимание уже сам по себе. Граждане любили своего правителя. Его статная высокая фигура теперь представлялась им , чуть ли не божественной, ибо он должен был сейчас решить – как помочь им избавиться от бедствий.
–Оракул не назвал имени того, кто повинен в наших бедах, но Аполлон требует изгнать из города осквернителя – убийцу Лая.
После этих слов сначала стояла неимоверная тишина, люди переглядывались, прищёлкивали языками, казалось, каждый пытался выискать в памяти хоть что-нибудь, что могло указать на связь с событиями многолетней давности… И вдруг словно водой прорвало плотину. Всё забурлило, зашумело, люди задвигались, начались споры, послышались крики.
Царь поднял руку.
–Фиванцы! Я – царь Эдип, клятвенно обещаю вам найти преступника. И я проклинаю его, как он проклят уже богами. Кто, как не ваш царь, должен спасти вас от наказания, которое вы несёте за какого-то дерзкого безумца, осквернившего кровью наш город? И я исполню свой долг перед вами, горожане. Убийца будет найден.Но долг каждого гражданина – вспомнить и указать, если он знает, где находится этот преступник. Или, если он догадывается, где может находиться убийца Лая, он обязан высказать свои догадки. И проклятие пошлют боги тому, кто с ним вступит в общение, дабы помочь ему сокрыться, или кто сокроет его, пренебрегая благополучием сограждан.
Тиресий решил проверить свои догадки и разыскать раба, который в ту роковую ночь относил младенца в горы. Он знал, что старый Ферсит теперь пасёт царские стада и отправил за ним человека. Ферсит явился вместе с гонцом к вечеру и, не подозревая зачем вызывал его Тиресий, всё удивлялся, к чему такая спешка.
Тиресий ожидал Ферсита в естественном гроте, осенённом старыми деревьями, оплетёнными виноградными лозами. Он сидел на камне, опираясь обеими руками на посох. В сумерках трудно было раз глядеть выражение лица слепого прорицателя, однако, Ферсит, скорее почувствовал, нежели увидел тревогу Тиресия и ему стало не по себе.
Два старика долго сидели молча друг против друга. Наконец Тиресий, подняв высоко голову, так, что его борода торчала кверху, тихо произнёс, устремив невидящие зеницы поверх головы Ферсита,
–Ты, Ферсит, помнишь ту ночь, когда Лай вручил тебе ребёнка и велел отнести его в горы?
Ферсит напряжённо всматривается в лицо прорицателя.
–Да, Тиресий, как сейчас. Я нёс младенца и плакал сам, как ребёнок, хотя был и молод.
–А ты знаешь, что сталось с тем младенцем?
Ферсит долго молчит. Тиресий его не торопит, чувствует, как тяжело Ферситу даются эти воспоминания и медленно тихо говорит,
–Ты отдал его пастухам, Ферсит.
–Да, -Ферсит опустил голову и горькая старческая улыбка тронула его уста. Он не бросил ребёнка, как того требовал царь Лай, он пристроил его, пусть не в царские хоромы, но сохранил ему жизнь и эта мысль согревала его долгие годы.
–Я не смог мальчика бросить…, -улыбка на лице Ферсита сменилась таким внутренним напряжением, что будь Тиресий зрячим, он бы понял, что царский пастух знает больше, чем говорит и, что его мучают сомнения – стоит ли рассказывать всё прорицателю? Ферсит вспомнил, как совсем недавно слышал сетования других пастухов на нынешние несчастья и винили во всём убийцу Лая. Ферсит же, никоим образом не связывал бедствия, постигшие Фивы с именем Эдипа. Он уже почти забыл тот ужас, который испытал при виде ноги путника убившего Лая. После же разговоров пастухов – память вернула его к ощущениям того дня, того страха, боли и сомнений, какие он испытал при виде шрама на ступне юноши. Ферсит вспомнил и то, как Лай сам спровоцировал стычку, в результате которой погиб. Когда Эдип стал царём, Ферсит ушёл в горы пасти царские стада, чтобы быть подальше от дворца, чтобы избыть память обо всём, что он знал. Знал и – носил в себе все эти долгие годы. Эдип справедливый, благородный и великий правитель. Ферсит любил его и гордился, что в его городе такой царь. Но боги, теперь вот, решили отомстить ему за преступление, кое ему навязали, коего он не желал совершать. Ох уж эти боги! Как они несправедливы и жестоки.
Если бы Тиресий не был слеп… Но прорицатель почувствовал смятение в душе собеседника, почти осязаемо почувствовал.
–Ты,Ферсит,знаешь больше,чем сказал.И я знаю больше,-настаивал он на своём предположении,-и ты должен разрешить свои сомнения.
–Тиресий, ты прав. Я знаю больше. Я был в свите Лая, когда он и его возница оскорбили, очень грубо оскорбили путника. Тот убил Лая случайно. В гневе он перебил и всю свиту. Я чудом спасся, благодаря тому, что он сбил меня с коня. Один из воинов Лая дротиком зацепил сандалию путника и я , поверженный в тот момент на землю, увидел ступню с небольшим шрамом. На этих же местах ступней были раны у младенца, относимого мной в горы. Я понял – это сын Лая. О, какой ужас объял меня тогда. Боги распорядились таким исходом. Отец хотел убить сына и заслужил такую смерть, -Ферсит замолчал. Тиресий не нарушал молчания. Они ещё какое-то время сидели так.
Сумерки сгустились и горная ночь, как всегда неожиданная, неслышно сошла на город. Тиресий поднялся.
–Я знал, словно про себя выговорил прорицатель, – я знал, что Эдип сын Лая. Знал, знал, не зная почему.
По истечении двух дней Эдип ожидал у себя Тиресия. Прорицатель пришёл во дворец, когда сумерки окутали город. Уже были зажжены факелы. Тиресия провели в зал для приёмов. Эдип внимательно всматривается в лицо прорицателя. Всматривается и ничего в нем не видит, кроме спокойной сосредоточенности.
–Оракул требует изгнать из города убийцу. Ты должен, Тиресий назвать имя и мой народ избавится от проклятия богов, которое они ниспослали на нас.
Тиресий перекладывает посох из одной руки в другую. Его лицо непроницаемо, но от Иокасты не укрылся трепет пальцев прорицателя, чего раньше она никогда не замечала. «Стареет. Стареет он, годы и боги никого не щадят» пронеслось у неё в мыслях.
Креонт весь подался вперёд, предчувствуя неладное. Но прорицатель не сказал ни слова. Креонт встал из-за стола и начал мерять зал шагами. Иокаста нервничала, глядя на брата, однако продолжала сидеть. Один Эдип был спокоен и не торопил Тиресия. Он знал что предпримет, услышав имя престу пника. Молчание затянулось.
–Он спокойно живёт в городе, а город по его вине проклят. Кто ОН?, – произнесла Иокаста, тяготясь молчанием Тиресия. Эдип положил ладонь на руку царицы.
–Что же ты молчишь, Тиресий, – голос царя мягкий и в тоже время требовательный, не оставлял сомнений в желании немедленно получить ответ. Но Тиресий словно не слышал слов царя. Его положение теперь становилось очень двусмысленным. Он любил Эдипа и знал, что тот не повинен в убийстве собственного отца. Он понимал нелепость создавшейся ситуации и неистово желал и даже искал в мыслях способ отвести беду от царя. Он не хотел называть имя Эдипа. С другой стороны, боги распорядились так и, именно так, и сокрыв истину или переложив вину даже на какого-нибудь умершего гражданина Фив, Тиресий нарушил бы божественный закон, не подчинился бы божественному про видению и тем самым погубил бы Фивы и его народ. Ни один истинный эллин не позволил бы себе свершить такое. А Тиресий и был истинным эллином. Он любил царя и он должен был казнить его одним единственным словом – «ты».За всю свою жизнь прорицателю не случалось попадать в более тяжёлое положение. И он не знал как э т о сказать. Был бы на месте Эдипа любой другой человек, Тиресий не стал бы раздумывать. Но боги! Боги требуют истины. Великий Громовержец отомстит не только Тиресию, но и всем прорицателям за ложь или сокрытие истины. Боги уготовили Эдипу такую судьбу и, он, Тиресий, не в силах соперничать с Мойрами.
.Прошли какие-то мгновения, а казались они вечностью.
Креонт сел и, его пальцы самопроизвольно стали выбивать дробь по мраморной крышке стола. Эдип, ничего не понимая, почувствовал, что теряет терпение.
–Одного твоего слова достаточно, чтобы спасти государство, а ты не желаешь его произнести!, -очень чётко и громко проговорил он. Посох Тиресия во второй раз перекочевал из одной руки в другую. Теперь и Креонт ,и царь с царицей увидели как дрожат руки старца. Не смотря на гнев богов, который мог навлечь на себя Тиресий, он всё же решил попытаться оставить Эдипа в неведении
–О, отпусти меня домой, нам обоим будет легче нести то бремя, что возложено на нас судьбой.
–Презренный, ты не хочешь отвечать! -восклицает царь, -Своим упорством ты можешь рассердить даже камень.
Горькая усмешка трогает уста слепца. Как он не хотел бы навлекать ужасные последствия на своего царя, как он просил богов простить Эдипу его невольное преступление…Он не ведает, что творил, он не ведает, что творит.
–Ведь это ты убил Лая, -очень тихо, почти шёпотом произнёс старик, но слова раскатным громом прозвучали в сознании каждого присутствующего.
–Я!? – вырвалось невольно у Эдипа.
–Ты сам Эдип осквернил эту страну тем, что правишь в ней Ты сам тот убийца, которого ищешь! Не зная, ты женился на той, кто каждому из нас всех дороже, ты женился на матери.
Жуткое молчание воцарилось. Креонт встал, как вкопанный. Он развернулся к Тиресию, желая взглянуть в его лицо, будто хотел там увидеть подтверждение его слов.
Иокаста привстала и вновь села, поражённая неожиданностью услышанного.
–По предсказанию Лая убил фиванец, недоумённо, не то спрашивая, не то утверждая, изрёк Креонт.
–Но я – коринфянин, -медленно проговорил царь. Кровь, отлившая от его лица,постепенно окрасила лоб и щеки Эдипа. Над правой бровью проступила крупная вена. Глаза потемнели от гнева.
–Ты что говоришь, Тиресий!?-голос царя приобрёл силу и металлический оттенок.
–Подожди, царь, -не дожидаясь ответа прорицателя, говорит Креонт, потирая указательным пальцем висок, -подожди. Лай был убит.И ты победил сфинкса через несколько дней, -он поморщился, силясь что-то вспомнить и сопоставить.
–Ты что. Креонт, -воскликнула Иокаста, -причём здесь сфинкс? Причём Эдип, если Лая убили до этого.
Тиресий тем временем овладел собой и, чтобы привлечь внимание, стукнул дважды посохом о мраморные плиты пола.
–И всё же ты ,Эдип, убил Лая., -повторил прорицатель.
Эдип смотрел перед собой, ничего не видя от гнева, лицо его покрыл густой румянец, он подошёл вплотную к Тиресию.
–Лаю было предсказано погибнуть от руки сына, а мне – убить отца. Но мой отец в Коринфе – я его не убивал. Ты старый болтун, что себе позволяешь!
Царь стоял очень прямо, глядя в лицо прорицателю. Его тонкие ноздри трепетали, и от этого лицо стало ещё красивее.
–Успокойся, Эдип,– подошёл к ним Креонт, – разве прорицатель может придумать? Если он говорит, то – знает что.
–Знает – что!? – повернулся царь к Креонту, – нает что говорит! -уже кричал он, не владея собой.
–О, я догадываюсь Креонт, в чём тут дело. Ты жаждешь занять моё место, ты хочешь стать царём фиванским. Я понимаю. Ты давно лелеешь эту мечту. Если бы я тогда не пришёл в Фивы, после смерти Лая, если бы я не победил сфинкса и народ не провозгласил бы меня царём, ты…,-Эдип дышал тяжело, слова ронял, как тяжёлые глыбы, почти отрывисто, бездумно, -ты бы стал тогда царём. Я встал на твоём пути. Но разве я плохо правил страной? Разве народ Фив не разбогател? Разве страна не про жила столько лет без войн? О, ты коварен и жесток. Ты – неблагодарный, -выкрикнул он.
Креонт стоял ошеломлённый подобными речами. Да, он действительно подумал, когда убили Лая, что ему настал черёд принимать управление Фивами. Но, когда он узнал, что молодой коринфянин низверг сфинкса, когда увидел победителя – благородного, красивого юношу которого фиванцы решили сделать своим царём, он понял – вот действительно правитель страны. И потом, живя в царском дворце, видя как процветает родной город, он только утверждался в мудрости и справедливости случившегося.
–Эдип, одумайся. Откуда у тебя такие мысли!?Я никогда не покушался на твоё место. Ты сейчас жесток и несправедлив. Это подтвердит и сестра моя. Иокаста, докажи ему, объясни, убеди в том, что он не прав.
– Нет. молчите, -с угрозой в голосе проговорил Эдип, -а ты, -повернулся он вновь к Тиресию, -ты слеп. Слеп, понимаешь? Ты не видишь. Но это полбеды. Ты не желаешь понимать и внутри себя видеть очевидное – ложность твоих прорицаний. Это ты сам измыслил!?О, да, я знаю – сам. А может быть вместе со своими собратьями? Ты и всё ваше племя: жрецы и прорицатели – все вы клеветники, вымогатели, и как вас только боги не низвергнут в Тартарары! О, в царстве Аида вам давно уготовано место. Убирайся отсюда, лжец.