Излом. Книга первая. Хорошие времена. Кавказцы

– Стоять. Руки подними вверх, – громко крикнул по-русски Батрадз.

Подросток остановился как вкопанный и медленно поднял руки.

– Теперь повернись. Делай все медленно. Одно резкое движение и я стреляю.

Подросток медленно повернулся к Батрадзу, лицо его было бледное, как мел. По виду это был ингуш. Батрадз медленно подошел к подростку, не отводя стволов от его груди, сдернул с него карабин и, расстегнув широкий солдатский пояс, снял кинжал.

– Гьалгьай уа? – спросил Батрадз по-ингушски.

– Гьалгьай мон, – ответил подросток.

– Зачем ты хотел убить меня?

Парень опустил голову и молчал.

– Ну, говори. Если ты стрелял в меня, значит ты имел причину.

Парень продолжал молчать.

– Ты из Тимирюрта? – это было ближайшее к хребту ингушское селение.

– Да, – чуть слышно сказал подросток.

– Хамхоева Идриса знаешь?

Парень удивленно взглянул на Батрадза.

– Это мой двоюродный брат.

– А мой друг. Был у меня в гостях летом на сенокосе, они с Баширом и Асламом скот искали. Так зачем ты стрелял в меня?

Парень помолчал, потом заговорил.

– У нас многие мальчишки говорят, что для того, чтобы стать мужчиной, джигитом, нужно убить осетина.

– Ну и дурак же ты! Молокосос! И ты, чтобы стать джигитом, решил убить невинного человека? У тебя мозги есть? Ты хоть думать то умеешь?

Парень снова опустил голову и замолчал.

– Я пойду с тобой. В дом твоих родителей и все расскажу.

Батрадз обыскал парнишку, забрал две полных обоймы к карабину, больше у того оружия не было, закинул карабин и ружье на плечи.

– Иди вперед.

Парень послушно пошел по тропе впереди Батрадза.

До селения было километров пятнадцать. Батрадз прошел уже много, но силы были. Дошли до Темирюрта. Зашли в селение. Люди с удивлением смотрели на Батрадза и парня – подростка.

– Где твой дом?

– Вот этот. А вот здесь живет Идрис.

Батрадз подумал, что неплохо бы прихватить с собой Идриса. Он подошел к его дому и постучал в ворота. Вышел пожилой ингуш.

– Здравствуйте! Да будет мир вашему дому. Идрис дома?

– Да.

– Можно мне его видеть?

– Сейчас позову. Да ты бы зашел.

– Простите, некогда.

Вышел Идрис. Увидел Батрадза, приветствовал его.

– Заходи в гости. Рад тебя видеть.

– Сперва хочу разобраться с ним, – показал Батрадз на подростка.

– Что случилось, Руслан?

Парень снова понурился и молчал.

– Пойдем со мной к его отцу, и ты все узнаешь.

Идрис не стал даже одеваться и пошел в одной рубашке, да и идти было рядом, только улицу пересечь. Прошли к дому, Идрис зашел во двор и постучал в дверь. Вышел средних лет мужчина, жестом пригласил всех в дом. Батрадз снял ружье и карабин, оставил их в прихожей, там же положил на небольшой столик отобранный у подростка кинжал. Рассказал всю историю встречи в горах. Отец подростка, Хасан, схватился за голову.

– Да какой идиот вспомнил этот старый и дурной обычай? Слава Богу, мы как приехали из Казахстана, живем с осетинами в мире, многие осетины нам помогали. Кто тебя, Руслан, такому научил? Ты можешь себе представить, во что могло вылиться твое убийство невинного человека? Хорошо, что оно не случилось, хвала Аллаху. Это же чистой воды дурость. Да как мне теперь людям в глаза смотреть? О, Аллах, Аллах, и зачем ты допустил такое?

– Да, ну и дела, – сказал Идрис, – не знал никогда такого, я обязательно разберусь с этим. Я примерно знаю, кто учит нашу молодежь этому. И поговорю с ними.

– Карабин в прихожей, там же ваш кинжал, а это вот ваши патроны, – и Батрадз выложил две обоймы патронов.

– Ты, Руслан, сделал очень нехороший поступок. А ты, Батрадз, настоящий мужчина. Ты не только не стрелял в него, но и привел его к родителям целым и невредимым. Спасибо тебе.

Мулутхан, мама Руслана, быстро накрыла стол. Хасан тяжело переживал случившееся и то и дело мотал головой, что-то тихонько произнося. Потом пригласил всех к столу. Ингуши помолились и, проведя по лицу руками, вознесли хвалу Аллаху за гостя, за хороший исход случившегося, за еду.

– Богу отдали должное. Отдадим, может быть, должное и людям? – сказал Хасан. Идрис понимающе улыбнулся. Батрадз не понял.

– Выпьем немного?

– Можно, спасибо, – сказал Батрадз.

Мулутхан принесла большую бутылку с аракой, заткнутую початком из кукурузы. Идрис, как младший, налил всем.

– Хвала Аллаху, за гостя и его благородный поступок. Помни, Батрадз, с этого дня ты наш друг и, если понадобится, мы за тебя и твоих близких отдадим даже наши жизни. Приезжайте к нам всегда, когда захотите, мы будем рады видеть тебя и твоих близких.

Все выпили.

– Ты, Руслан, с этого дня должен чтить Батрадза как своего старшего брата. Помни об этом.

Руслан поднялся и приложил руку к сердцу.

Плотно пообедали, посидели, поговорили еще обо всем. Батрадз тоже пригласил в гости Хамхоевых, они обещали навестить их семью. Батрадз собрался идти в будку. Хасан вышел. Принес небольшой красивый кинжал.

– Это тебе, Батрадз.

Кинжал закреплял вновь образовавшуюся дружбу. Батрадз взял его и приложил к груди.

– Спасибо, дядя Хасан.

Попрощался и пошел к выходу. В прихожей взял свое ружье и вышел. Руслан и Идрис проводили его далеко за околицу, на прощанье Идрис вручил ему сумку.

– Мама Руслана собрала тебе поесть. Возьми, не откажись, пожалуйста.

– Ох, эти мамы! Они все видят в нас маленьких. Но их пища святая, передай ей мое спасибо.

Пожали друг другу руки и попрощались. Идти было далеко, через два невысоких хребта, через ручьи. В будку Батрадз пришел поздно, уставший. На небе светила полная луна, освещая тропу. Разжег печь, натопил будку и, завернувшись в шерстяную кошму, лег спать.

Батрадз поспал немного, силой заставил себя проснуться задолго до рассвета. Вскипятил воду и заварил чай. Поел немного сыра с хлебом. Потом одел свою куртку с капюшоном, взял ружье, фонарик, принесенную соль, патроны и пошел к месту, где лежала соль. Здесь у них с Денисом был сделан скрад: выкопали в земле укрытие, накрыли его сушняком и листьями. Сделали это давно. Косули привыкли к этому холмику. Батрадз подошел к лежавшей соли, посветил фонариком – соль была сильно вылизана, значит косули приходят сюда. Выложил рядом принесенную соль и залез в скрад. В скраде было холодно, но теплая куртка грела Батрадза, а кошма, постеленная на толстый слой листьев, не давала холоду проникать от земли. Батрадз зарядил ружье картечью, положил ствол в бойницу. Луны не было, она то ли зашла, то ли ее закрыли облака. Батрадз стал ждать. Лежал долго, переворачиваясь с живота на бока. Перед поздним зимним рассветом увидел мелькнувшую тень, потом еще две. Дикие козы пришли полизать соль. Батраз прикрепил фонарик сбоку стволов ружья. Одел металлическое кольцо, от которого шел медный изолированный провод к фонарю, на указательный палец. Нужно было выбрать козла. Взвел курки и навел ружье на коз, коснулся кольцом скобки спуска. Луч света ударил в коз и очень удачно, прямо по лучу Батрадз увидел крупного козла с рожками на поднятой голове. Батрадз выстрелил. Козел коротко мекнул и перевернулся кверху ногами, две козочки одним прыжком исчезли из вида. Батрадз поставил ружье на предохранитель и подошел к козлу. Он был мертв. Батрадз повесил на плечо ружье, вскинул убитого козла на плечо и пошел к будке. Уже рассвело. Батрадз снял шкуру, разделал козла, набил мясом рюкзак. «Отдохну, – подумал он, – и пойду домой». Подкинул дров в печку, стало тепло. Незаметно задремал. Проснулся часа через два и ахнул. За окном крутила свои водовороты метель. На земле снега еще не было, метель началась недавно. «Нужно идти, если занесет снегом тропу, не выберешься» – подумал Батрадз. Залил водой огонь в печке, вскинул тяжелый рюкзак, ружье повесил на грудь. И вышел в метель. Ветер был не очень сильный, но метель кружила. «Нужно скорее уйти от водораздельного хребта, там будет тише» – решил Батрадз. Через часа полтора ходьбы ветер стал тише, но снег валил крупными хлопьями. Батрадз шел большими шагами. Было тяжело, но он не обращал на это внимание. По лицу начал струиться пот, тонкий свитер под курткой был мокрым от пота. Снег уже лежал на земле, закрывая тропу, но пока не мешал идти. Но вот впереди показалась гора. После которой начнется последний спуск к селу. Батрадз вышел на этот спуск и облегченно вздохнул: теперь он дойдет до дома в любом случае, осталось километра два-три. Впереди замаячили две фигуры, идущие навстречу. Когда люди подошли ближе, Батрадз узнал своего отца и отца Дениса. Оба были с ружьями. Встретились.

– Метель началась, мы решили идти к тебе. Это надолго, снегу навалит много. Давай рюкзак.

Батрадз снял рюкзак и отдал отцу Дениса.

– Все у тебя в порядке? – спросил отец.

– Все в порядке, но интересный случай был. Дома расскажу.

Пошли домой. Придя домой, порубили и разделили мясо.

– Хадизат, – крикнул Батрадз, – где ты?

– Здесь я, книгу читаю.

Хадизат вышла из комнаты.

– Отнеси нашим.

Наши это были соседи.

– Да пусть читает, я буду домой идти и заберу, – сказал отец Дениса.

– Ничего, пусть проветрится, а то станет толстой и ленивой, – пошутил Батрадз.

– Пусть и твои свежего мяса поедят, Вера сварит, – сказал Сослан.

– Сам ты таким будешь, – огрызнулась Хадизат, – и не жалко тебе бедных коз стрелять? Живодер прямо!

– А мясо любишь? Любишь. Так Бог сделал, дал людям право есть животных.

Мама Батрадза уже варила мясо козла, принесла квашенной капусты, поставила вариться картошку. Накрыла стол клеенкой, поставила араку на стол, стаканы. Пошла к печке готовить.

– Есть хочешь? – спросил отец Батрадза.

– Хочу, я только завтракал, еще в будке.

– Садимся за стол.

Сели за стол, выпили араки. Закусили капустой, сыром и хлебом.

– Рассказывай, что там у тебя за случай произошел.

Батрадз подробно рассказал обо всем. У отца Дениса заходили желваки на скулах, отец Батрадза ломал в руках вилку.

– Сволочи, опять нас стравить с ингушами хотят. Ведь он же убить тебя мог!

– Мог. Пуля прошла на ладонь от головы.

– Хорошо, что ты его не убил. Ребенок ведь. Так ты и в Тимурюрте побывал?

– Побывал. Отец его Хасан мне кинжал подарил, звал в гости, обещал приехать сам.

– Дай Бог, пусть приезжает.

Отец Дениса не говорил ни слова. Сидел, опустив голову, потом поднял ее и заговорил.

– Сколько мы с ингушами воевали, сколько зла они нам причинили, но Бог наказал их высылкой и все улеглось. Нет у меня к ним никакой злобы, хотя и отец мой, и дед погибли от их рук. Но ведь есть же какая-то сволочь среди них, которой неймется стравить нас. Хочется этой сволочи крови. Сам он в руки оружие не возьмет, потому что трус, а сколько людей погубит! А по нашим кавказским законам ты имел полное право убить этого щенка. Если щенок поднял руку на человека, это уже не щенок, а волк. Но и вправду хорошо, что ты не убил его. И хорошо, что приобрел друзей среди ингушей. Пусть приезжают к нам. Мы тоже к ним поедем как-нибудь.

Сварилось мясо. Мама Батрадза поставила дымящуюся козлятину на стол, положила испеченные лепешки, принесла приправленную чесноком и подсолнечным маслом картошку. Она слышала рассказ Батрадза и потихоньку от мужа вытирала слезы.

– Ничего, не плачь, все обошлось.

– А если бы убил? А если бы Батрадз его убил? Каково его матери было бы? Она же тоже мать.

– Все живы, все обошлось, да еще друзей новых приобрели.

– Ох, эти друзья… – махнула рукой женщина.

– Нельзя так о людях говорить, не зная их. Плохие люди так бы не поступили. А мальчишке ихнему какая-то сволочь забила мозги дрянью.

– Да я ничего о них не говорю. Все хорошо, когда кончается хорошо.

– Выпей с нами, – позвал ее муж.

– Налей, выпью, сердце колотится. Не могу.

Налили всем, все выпили. Налегли на мясо, картошку.

– Смотри, жирный козел был. И не старый. Мясо мягкое.

– Если налить еще грамм по сто, то и кости вам мягкие покажутся, – сказала вошедшая Хадизат, вся в снегу. Она отнесла мясо соседям и побегала под снегом на улице.

– Ох и грамотная ты стала – взвился ее отец, – много болтаешь! Давай садись к столу, поешь.

Хадизат сняла пальтишко и села к столу, стала есть мясо.

– Да, хороший козлик, вкусный. А все таки жалко.

– А ты не ешь, сиди и жалей.

Пришла Маринка, ее тоже усадили за стол.

– Может вам араки налить? – спросил шутя Батрадз.

– Сам ее пей, – огрызнулась Хадизат.

Все поели, взрослые еще поговорили и разошлись.

Слух о происшедшем в горах быстро облетел село. Отнеслись по-разному, но все хвалили Батрадза за смелость и благородство. К тому, что есть люди, желающие стравить осетин с ингушами, в селе отнеслись очень насторожено. У всех в памяти были еще прошлые стычки и настоящие войны, в которых мало какая семья не потеряла близких. Мужчины говорили об этом, зная, что в случае чего им придется защищать родные дома и семьи. Доставали и покупали оружие. Женщины все понимали. Но пока явных выпадов со стороны ингушей не было.

Денис вернулся из поездки через два дня. Узнав, что случилось с Батрадзом на охоте, он пошел сразу к другу.

– Как это было, Батрадз?

Батрадз рассказал.

– Я бы пристрелил этого щенка.

– Да жалко ведь его, совсем мальчишка. Да и раскаялся он от души. Стрелять нужно тех, кто учит такому молодежь. Хорошо у этого парня отец и мать люди понимающие, а ведь есть наверняка родители, которые приветствуют такое.

– Ну и дела! Чего им нужно? Живем неплохо, не голодаем, так нет, кровь кому-то нужна.

– Ничего, Денис. Все обойдется, все будет хорошо.

– Нужно с их парнями наладить отношения и связи. Тогда, помнишь, Идрис, Башир и Аслам были на сенокосе? Нормальные ребята.

– Я виделся с Идрисом, а это Руслан, стрелявший в меня, его двоюродный брат. С Идрисом я и ходил к отцу Руслана.

– Нужно нам находить с ними взаимное понимание, иначе эти нелюди, что так жаждут столкнуть нас, добьются своего.

– Согласен. Родители Руслана собираются приехать к нам. Идрис обещал приехать тоже.

– Отлично. Вот и поговорим. Я думаю, что Идрис приедет не один.

– Я тоже так думаю.

Близилась весна. Выпавший глубокий снег вскоре растаял. Горы, правда, стояли в снегу, белея вершинами, а в долинах потекли ручьи, кое-где показалась на пригорках зеленая трава. В один из выходных перед домом Батрадза остановилось двое «Жигулей», из одной вышли Хасан, Мулутхан, Руслан и две девушки – сетры Руслана. Из другой машины вылезли Идрис, двое незнакомых парней и Башир. Гостей хозяева встретили как полагается. Познакомились, парней звали Зелим и Масуд. Хозяева напекли осетинских пирогов, наготовили много всего. Сели за длинный стол в большой комнате. Хадизат и Маринка забрали девушек к себе, Мулутхан пошла на кухню помогать Заре, маме Батрадза. Пришли Денис и Дмитрий с Верой.

– Знакомься, Хасан, это наши соседи, они даже наши родственники. Это Дмитрий, наш местный казак, а это его жена Вера. А это Денис, их сын. Маринка, их дочь, ушла с Хадизат, нашей дочерью, и увела ваших дочерей. Как их зовут?

– Замира и Зархан.

– Прекрасные имена. Как музыка звучат.

Все расселись за столом. Тамадой был Дмитрий. Как самый старший. Налил всем араки. Начал говорить тост. Говорил по-русски, но тост был чисто осетинский.

– Когда человек идет по жизни, то его дорога не всегда бывает прямой легкой. Часто в жизни попадаются рытвины, кочки, ямы. И эти ямы иногда такие глубокие, что вылезти из них самому трудно. Но Бог всегда помогал людям и для того, чтобы облегчить дорогу людям, дал им друзей. Друзья настоящие всегда придут на помощь и помогут тебе вылезти из ямы, какая бы глубокая она не была. Друзья подадут тебе руку помощи, оботрут на твоем теле грязь, помогут твердо встать на ноги. Я предлагаю выпить этот рог за дружбу и за друзей, без них человеку в жизни нельзя. Пусть у каждого будет настоящий друг.

Выпили все. Немного поев, женщины отделились и ушли в другую комнату. Зара и Вера отнесли туда еду. Остались за столом одни мужчины. Хасан чувствовал себя неловко из-за поступка сына. После третьего тоста попросил слова. Дмитрий налил араки всем и сказал:

– Сейчас скажет свое слово наш очень уважаемый гость Хасан.

Хасан поднялся.

– Я очень рад, что приобрел новых друзей. И хотя к этим друзьям привел меня нехороший поступок моего сына, но видимо так хотел Аллах. Я прошу прощения у вас, мои друзья, за этот поступок моего еще не понимающего жизни сына. Мне страшно подумать, к чему бы привел этот поступок, если бы мой сын достиг цели. По нашим ингушским обычаям я был обязан привезти его с черным мешком на его голове, чтобы вы, если простили бы его, сняли с него этот мешок. Я знаю, что у осетин так не делается. Вот сын мой сидит перед вами. Перед ним нет еды. Если вы простите его, то только тогда дадите ему поесть.

При этих словах Руслан встал и понурил голову. Все замолчали и посмотрели на Батрадза и Ахсара. Они должны решать простить или не простить. Батрадз встал.

– Я считаю, что все уже в прошлом, я простил Руслана еще в горах, в лесу. Кинжал, подаренный мне Хасаном, дает мне право называть вашу семью друзьями, а Руслан мне сейчас как младший брат.

Решать должны старшие и Дмитрий посмотрел на Ахсара. Тот тоже встал.

– Если мой сын не держит зла в своем сердце, то я, как старший в семье, не имею права тоже держать зла. Пусть Руслан будет мне еще одним сыном, а Хасан другом и братом. Забудем все происшедшее и пусть между нами в будущем лежит только добро.

Хасан склонил голову в знак благодарности. Руслан молчал. Он только сейчас начал понимать, какому унижению подвергся его отец из-за его поступка. И когда Батрадз протянул ему руку, он с радостью ее схватил. Батрадз обнял его.

– Расти мужчиной, Руслан, и никогда не слушай недобрых людей. Живи своим умом.

Все выпили. Батрадз сам наложил лучшие куски мяса на тарелку, разломил лепешку и поставил еду перед Русланом. Руслан начал есть. Ритуал прощения на этом закончился. Застолье продолжалось. Дмитрий произносил тосты за добрососедство, за дружбу, за взаимопомощь. Батрадз и Денис начали говорить с Идрисом, Баширом, Зелимом и Масудом.

– Я знаю, кто мутит воду, – сказал Масуд, – и уже один раз говорил с этими людьми. Скажу откровенно, что есть глупые люди, идущие у них на поводу. Особенно меня беспокоит то, что они имеют влияние на молодежь. Я говорил об этом со стариками, в частности с уважаемым Юсупом. Юсуп недоволен этими людьми, мутящими воду.

– Что они хотят? – спросил Денис.

– У них главная цель отторгнуть от Осетии Пригородный район. Они заявляют, что это ингушская земля и она должна принадлежать ингушам.

– Земля эта наша, – сказал Денис, – будет у вас время, встретимся в городе и покопаемся вместе в архивах, изучим документы, мы грамотные люди. Земля эта раньше принадлежала казакам Второго Сунженского полка.

– Можно об этом поспорить, обсудить, но доводить до конфликта нельзя ни в коем случае, – сказал Масуд.

– Наши старики не раз предлагали встретиться вашим старикам. Но все как-то не получается. Лучше решать все за столом, чем убивать друг друга. – произнес Батрадз, – мы этот Пригородный район не придумали для себя. Когда казаков изгнали из их станиц, когда вас сослали, нас силой переселили в эти бывшие станицы и они стали осетинскими селами. Многие долго тосковали по родным местам и не хотели здесь жить. А сейчас здесь выросло уже третье поколение переселенцев, они считают эти земли своей Родиной. И мы ведь не гоним ингушей с этой земли. Не отнимаем у них дома, землю. Пусть живут с нами, пусть будут добрыми соседями. Живут же вместе ингуши и осетины во многих селах Пригородного района. А границы Осетии, Ингушетии это все условности. У Бога этих границ нет.

– В твоих словах есть правда, – ответил Идрис, – и эта правда многим не нравится. Многие живут понятиями давних времен, когда осетины и ингуши враждовали, а в мире нет ничего постоянного. Лучше пусть вражда уходит. Я считаю, что нам не нужно ссориться. Это ни к чему доброму не приведет.

– Правильно говорит Идрис, – поддержали его ингушские парни. Согласились с этим и Батрадз с Денисом.

– Мы будем говорить с людьми, которые хотят нас поссорить, и будем противостоять им, – заговорил и молчавший Башир, – зачем нам эти ссоры? Они нам не нужны, да и вам тоже. А вы приезжайте к нам. Соберитесь всей молодежью и приезжайте. У вас такие прекрасные девушки. Жены-осетинки всегда ценились у ингушей.

– У вас девушки не хуже. А насчет приезда мы подумаем. Поговорим с нашими. Почему бы и не приехать?

– Нам нужно налаживать и поддерживать хорошие отношения, – сказал Денис, – Ведь мы соседи.

– Ты прав, – ответил Идрис.

Люди не хотели конфликтов, ни молодежь, ни взрослые. Зачем простому человеку брать оружие в руки? Он привык пахать, сеять, работать на заводе. И ему незачем убивать такого же простого человека. Так рассуждали многие, но не все. В отаре всегда паршивая овца найдется. Эти то «паршивые овцы» и мутили воду, натравливая ингушей на осетин. И напряжение между двумя народами медленно, но росло. Впоследствии это напряжение вылилось в жесточайший осетино-ингушский конфликт 1992 года, настоящую войну.

Зима совсем ушла, снег остался только на горах. В конце марта уже припекало. И в конце марта Батрадз, Денис и Василий получили повестки из районного военкомата. Их направили на медицинское освидетельствование. Поехали в район. Медкомиссию они прошли успешно, были признаны годными к службе. Василий все время сокрушался.

– Я не боюсь армии и готов служить. Но что буде с родителями Залины? У нее же отец ничего не сможет сделать по хозяйству. И Залина скоро родит, как она им поможет с малышом на руках?

– Пойдем к военкому, поговорим об этом, – предложил Денис.

Пошли к военкому. Пожилой майор внимательно их выслушал.

– Василия понимаю во всем, а вы зачем пришли?

– Он наш друг.

– Тогда еще больше вас понимаю, молодцы. А Василию постараюсь помочь, думаю, что от службы мы его освободим. Куда же ему бросать жену с ребенком и тестя-инвалида?

Обнадеженные обещанием, парни поехали домой. Зашли к Василию, Залина и Василий жили с родителями. Тетя Клава увидела парней, вышла навстречу.

– Вот Бог и гостей послал, заходите, – она широко открыла дверь.

Накрыла стол, накормила их вкусным борщом с мясом, положила в чашки жаренной картошки.

– Ну как, рассказывайте. Прошли комиссию?

– Прошли, все годные к службе.

– И ты, Вася?

– И я, мама. Но мы ходили к военкому, объясняли ему мое семейное положение. Обещал помочь, освободить от службы.

– Меня особенно Ганиевы беспокоят. Сослан совсем не может по хозяйству ничего сделать. Да и мы с отцом сможем помочь им постольку поскольку. И свое хозяйство требует внимания и здоровье уже не то. Конечно, будем помогать, с голоду никто не умрет. Но будет трудновато без Василия.

– Оставят Васю, я чувствую, – сказала вошедшая Залина. Живот у нее уже немного округлился и выпирал вперед. Но она как была красивой, так и осталась.

Денис и Батрадз по очереди поцеловали ее в щеки.

– Вот сестра у нас какая. А скоро и племянник или племянница будет.

Залина засмущалась. Села и принялась за вязание.

– Что вяжешь, Залина?

– Носки Васеньке, у него носки теплые порвались.

– И где нам таких заботливых жен взять, Денис? – засмеялся Батрадз.

– Где-нибудь отыщем!

Пообедав, ребята поблагодарили тетку Клаву и пошли домой.

Дома Дениса огорошил отец.

– Хетагуровым похоронка с Афганистана пришла. Погиб их сынок Каспол. А какой парень был! И кому эта дурацкая война нужна? Что мы забыли в этом Афганистане? Ох-хо-хо!

Денис кинулся к Батрадзу. Тот был уже в курсе дела. Каспол был года на два-три старше их, они дружили с ним. В армии забросила его судьба в Афганистан. Там и погиб. Парни и их родители пошли к дому Хетагуровых. Возле дома толпился народ, женщины плакали. Стоял с понурой седой головой знакомый ребятам военком.

– О-о-о сынок! Далеко ты ушел, теперь не дойдешь домой, что нам с твоим отцом делать? Куда голову преклонить, кто нас согреет? Твой брат совсем еще мальчишка! – причитала мать Каспола Аминат, царапая себе лицо. Отец Каспола, Леон, понуро стоял возле военкома, по его бороде с проседью текли слезы.

– Прости меня, Леон, но не я выбирал ему для службы этот Афганистан. Прости меня, если можешь.

– Наши отцы гибли в отечественную, но они знали, за что гибнут. А за что отдал жизнь Каспол? Кто мне объяснит?

– Не могу тебе ничего объяснить… Мне сказали, что его привезут. Когда, я пока не знаю, но я тебе сообщу. Хоть похороним его дома, по человечески.

Парни тоже были опечалены, они хорошо знали Каспола. Росли вместе, яблоки у соседей воровали, все детские проказы были совместными. Потом Каспол как-то сразу повзрослел и ушел в армию. Недобрая была его дорога туда. Парни пошли домой и выпили араки за светлую память Каспола. Через два дня пришло еще одно такое же известие, в этот раз семье Кияшко. Также приехал военком и сообщил, что их сын Мирослав погиб в Афганистане. Снова собрался народ, сочувствовали, утешали. Мать Мирослава лежала без памяти, отец ходил кругами и не мог ничего сообразить. Военком и им сказал, что сына скоро доставят домой. Денис и Батрадз хорошо знали и Мирослава, хотя не так близко дружили с ним, как с Касполом. Вспомнили, как он в летнее половодье бросился в бурную реку и вытащил уже тонувшую Риту Дзгоеву. И вот его нет. Через несколько дней привезли в село два запаянных цинковых гроба. По селу стоял стон, женщины рвали на себе волос, царапали лица. Мать Мирослава встала, ходила бледная, какая-то не в себе. Друзья и соседи организовали обеим семьям похороны. Похоронили их на кладбище рядом. Это были первые жертвы непонятной войны старинной станицы Предгорной, ныне осетинского села Предгорного, первые военные смерти в тихое мирное время.

* * *

Циала получила письмо от мамы и от Дениса одновременно. Узнала о потерях села, крепко погоревала, она хорошо знала обоих погибших. Пришедшая вечером из города Таня застала ее опухшую от слез, какую-то постаревшую. Таня ахнула.

– Циала, что с тобой? Что случилось, милая?

Циала молчала, уставившись в стену невидящим взглядом.

– Циала, объясни, пожалуйста.

– Возьми письма, прочти сама.

Таня прочла и тоже заплакала. Посидела немного и достала бутылку с виноградным самогоном – дымкой. Налила по небольшому стакану, открыла банку с маринованными огурцами.

– За помин душ их, – сказала она, – у меня двоюродный брат Володя тоже там погиб.

Они с Циалой выпили. Потом сидели, тихо говорили, горевали, снова плакали. И легли спать.

Утром Циала пошла к декану и попросила освободить ее от занятий на этот день. Объяснила причину. Декан, пожилой мужчина, сразу понял ее.

– Идите, Циала, я вас понимаю. Понимаю, как никто. У меня самого сын лежит сейчас в госпитале в Москве, тоже был в Афганистане. Что мы там забыли? Ничего не понимаю…

И он отвернулся, чтобы скрыть повлажневшие глаза. Циала вышла из института и направилась к троллейбусной остановке. Села на троллейбус, доехала до Центрального рынка, где был большой православный собор. Накрыла голову черным шарфом, зашла в церковь, помолилась со слезами и поставила две свечки за упокой душ Мирослава и Каспола. Долго стояла у этих свечей, вспоминая обоих ребят, как они учились вместе в школе, как играли в детские игры, как росли. «А ведь они совсем не жили, – подумала она, – детство, школа, армия и смерь. Кто дал право распоряжаться так жизнями людей нашим правителям? Жизнь человек вправе отдать лишь тогда, когда напали на его Родину и он защищает ее». Эти смерти произвели на нее сильнейшее впечатление, он стала видеть жизнь как бы под другим углом. Так же шумели зимние деревья, так же шел снег, спешили куда-то люди по своим делам, кто-то смеялся, кто-то печалился, а Мирослава и Каспола больше нет и никогда не будет среди людей…

Циала на другой день пошла на занятия. Слушала лекции, горе ее понемногу улеглось. Она стала улыбаться, но улыбка была у нее какая-то вымученная. Но постепенно прошло и это, она стала прежней Циалой. Но где-то в глубине ее души эти смерти ее односельчан все-таки оставили черную метку. И нет-нет, да и вылезет эта метка наружу и заставит Циалу посмотреть на жизнь по-другому.

Циала много думала о своих отношениях с Денисом. Что он думает о ней, как он в душе относится к ней? Она воспринимала чувства к Денису как самые серьезные и хотела бы сохранить их такими же навсегда, хотела также, чтобы и Денис относился к ней так же, как она к нему. Письма она писала Денису почти каждый день, а вот ответные письма от Дениса стали приходить редко, не чаще одного раза в неделю. Она писала ему о своих переживаниях, о своих мечтах, об учебе. Он же больше писал о событиях в селе, но всегда намекал, что скучает без нее. Как-то намекал без четких слов об этом, между строк. Но Циала очень радовалась и этим намекам. В сердце ее горел теплый, добрый огонек к Денису. Денис написал, что случилось с Батрадзом в горах и о приезде родственников мальчишки, стрелявшего в Батрадза. «Слава Богу, что этот подросток не стал убийцей. Слава Богу, что и ингуши понимают и не хотят конфликта. Осетины никогда эти конфликты не начинали первыми. Но почему никто не преследует людей, сеющих зерна раздора между нами и ингушами? Разве мало было крови в прежние времена? Хватит, не нужно больше этого». Циала не питала никаких недобрых чувств к ингушам.

Учеба захватила Циалу. Ей были интересны изучаемые предметы. Но кроме учебы была еще и молодежная студенческая жизнь. Устраивали вечера отдыха и танцы в институте, ходили в многочисленные Дома культуры, где проводились всякие культурные мероприятия, заканчивавшиеся, как правило, танцами. Побывала Циала несколько раз и в театре имени Горького на Театральной площади. Ходила на спектакли ростовских артистических трупп и приезжих. Однажды пошла на балет. Это было «Лебединое озеро» Чайковского. Циала с восхищением погрузилась в представление, оно ее волновало, она бурно переживала за героев балетного спектакля. В театре познакомилась с молодым человеком лет под тридцать. Он сам подошел первым к ней в фойе.

– Простите, у вас такое оригинальное лицо, что я просто не смог пройти мимо вас. Вы откуда?

– Спасибо за комплимент. Я приехала из Осетии, студентка, учусь здесь, в Ростове.

– А я коренной ростовчанин, здесь жили мои предки с давних времен, родители и здесь родился я. Вам понравился балет?

– Да, очень. Это местная труппа?

– Да, это наши. Я всегда хожу на «Лебединое озеро», когда его показывают здесь.

Долго говорили о балете, затем Юрий, так звали нового знакомого Циалы, пригласил ее в буфет.

– Спиртное пьете? У меня бармен знакомый, я всегда беру у него коньяк.

– Я пью иногда спиртное, наши осетинские обычаи не запрещают его, но сейчас я пить не буду.

– А что так? Немного можно.

– Нет, я не хочу.

– Мороженное, кофе?

– Я сама возьму что-нибудь. Вы берите себе то, что считаете нужным.