Встань и иди

Непосредственно операцией руководил Богданов. Он собрал подчиненных на инструктаж:

– Легенда нашей операции: мы выезжаем в отпуск в Союз. В грузовике лежит багаж, личные вещи. В автобусе едут сами специалисты и провожающие помочь погрузить вещи в самолет. В автобусе шесть человек и шесть в грузовике. Для подстраховки рядом с нами будут идти «Жигули» и УАЗик. Там семь наших. Итого: два десятка хорошо вооруженных и обученных бойцов. В случае чего, конечно, отпор мы дадим, но нам нужно добраться без приключений до Баграма и загрузить три ящика в самолет. Вот и все. Таков приказ. И мы его выполним любой ценой! Если будет заварушка, то в любом случае грузовик с контейнерами должен прорваться к авиабазе.

В середине дня во двор виллы въехал крытый тентом грузовик с местными номерами. Он привез контейнеры. Ворота на всякий случай подперли автобусом, контейнеры споро перетащили в дом. Опальные министры залезли в них, прихватив с собой по автомату и фляге с водой. Они сотворили афганскую революцию, а сейчас вынуждены убегать от нее в деревянных гробах, но живыми, опасаясь, чтобы их мертвыми не завернули по афганским обычаям в ковер. Гулябзой выбрал себе короткоствольный «Хеклер и Кох». Видимо, посчитал, что из него сподручнее стрелять в стесненном пространстве.

– Ну, с богом! – сказал Валерий Курилов и наглухо заколотил крышку ящика гвоздями-шестидесяткой.

Во втором ящике лежал Ватанджар с автоматом Калашникова. Дюжие молодцы подхватывали потяжелевшие контейнеры, выносили из дома и грузили в кузов машины.

Закидайте сверху картонными коробками, чтобы не так было заметно, – распорядился Валерий.

В кузов запрыгнули подчиненные Далматова. У каждого автомат, пистолет, гранаты и два боекомплекта. Тент наглухо закрыли, затянули веревкой.

В автобус сели офицеры в гражданке. Оружие положили на пол и прикрыли куртками, брезентом. Дежурный распахнул ворота, и колонна выехала на улицу. Долго петляли по переулкам и только затем вышли на проспект Дар-уль-Аман.

– К колонне пристал автомобиль афганской «наружки», – сказал подчиненным Долматов. – Будьте наготове.

На КПП при выезде из Кабула афганцы остановили колонну для досмотра. Наблюдавший в щелку Долматов тихо предупредил:

– К нам идут… Всем приготовиться. Без моей команды не стрелять!

Афганский офицер, высокий сухощавый молодой парень с тщательно ухоженными усами, подошел к кабине и о чем-то спросил водителя. В кузов долетал приглушенный тентом голос переводчика Нурика, однако разобрать слова было трудно. Потом офицер подошел к автобусу. Афганские солдаты лениво глазели по сторонам, немного отстав от него. В узенькую щелку, образовавшуюся на стыке, Курилов тоже напряженно наблюдал за происходящем. Не заходя в автобус, лейтенант заглянул в салон через переднюю дверь. Тут открылась задняя дверь и из нее вышли два наших сотрудника, подошли к афганцу вплотную. Не обнаружив ничего подозрительного, лейтенант снова подошел к заднему борту грузовика, попытался отогнуть туго прихваченный веревкой край брезента.

– В кузове ящики, личные вещи советских специалистов, – сказал по-афгански Нурик.

Лейтенант все же развязал веревку, оттянул тент, правой рукой ухватился за борт и приподнялся на цыпочках. Вытянув шею, он пытался рассмотреть, что находится в кузове. Но ничего не было видно, и он левой ногой стал на буксирный крюк, чтобы пролезть под брезентом, и вдруг скривился от боли. Его правую кисть придавил тяжелый спецназовский ботинок Долматова. Афганец попытался выдернуть руку, но ботинок давил все сильнее. Он поднял глаза и увидел направленную в лоб пахнувшую оружейной смазкой бездонную дыру автоматного ствола со скошенным компенсатором. Долматов поднес указательный палец к губам. Лейтенант вдруг увидел еще несколько направленных на него автоматов. Лицо его посерело, зрачки расширились от ужаса, и он безвольно опустил левую ногу на землю. С лица градом покатились крупные капли пота. Челюсть медленно отвисла, в уголке рта вскипела белая пенка слюны. Сзади стояли еще двое здоровенных шурави со зловещими физиономиями. Наверняка с оружием… Опустив глаза, лейтенант обреченно кивнул головой. Долматов кивнул в ответ и убрал ботинок с побелевшей кисти афганца. Опустив голову и не снимая руки с борта, он стоял у грузовика, приходя в себя. А затем, переставляя непослушные ноги, словно на ходулях, пошел прочь. Затем что-то злобно крикнул солдатам и махнул рукой. Полосатый шлагбаум поднялся, и колонна выехала из Кабула.

После КПП к колонне присоединилась машина с советскими военными советниками с авиабазы и до Баграма доехали без приключений. Две машины афганской «наружки» долго тянулись за колонной и отстали только при въезде в город. Наконец, машины вырулили на бетонку аэродрома, и все вздохнули с облегчением. Огромный транспортный Ан-12 с эмблемой Аэрофлота ждал их на дальней стоянке. По мере того как колонна подъезжала к нему, открывалась задняя рампа. Из бокового люка на бетонку спрыгнули спецназовцы с автоматами наготове и большими рюкзаками за спиной. Они быстро заняли круговую оборону. Как только край рампы коснулся бетона, грузовик, взревев, въехал по направляющим в чрево самолета. Внутри засуетились техники в синих комбинезонах, ставили под колеса колодки, цепями закрепили машину, и уже через несколько минут самолет покатил по взлетной полосе, дрожа от напряжения и слегка подпрыгивая на стыках. Вибрирующий дюралевый пол начал крениться, и самолет взлетел, круто забирая вверх, взял курс на север.

Курилов достал штык-нож, лезвием поддел крышку ближайшего ящика и поднатужился. Гвозди вылезали нехотя, но все же образовалась небольшая щель. Упершись ногой в край ящика, Валерий ухватился за крышку и с силой потянул ее вверх. Гвозди со скрипом вылезали из дерева. Крышка оторвалась, и он увидел лежащего на матрасе Гулябзоя с автоматом в руках. Он был мокрый до ниточки от пота, но жив. Вскочив, бросился обнимать Курилова:

– Я спасен! Спасибо, шурави!

Вырываясь из объятий, Валерий начал спешно срывать крышку второго контейнера, затем третьего. Ватанджар тоже был мокрый от пота, но жив и радостно возбужден. Все радовались спасению министров.

Самолет зашел на посадку, и благополучно приземлившись, долго катил по бетонке. Наконец, остановился, заехав на самую дальнюю стоянку, подальше от любопытных глаз. Техники открыли боковой люк, скинули металлический трап. Курилов подошел к люку. Держа наготове автомат, выглянул, осматривая аэродром, и по надписи на вокзале понял, что приземлились в Ташкенте. Неподалеку стояли четыре черных волги, два уазика и машина скорой помощи. Хотя встречающие были в штатской одежде, при галстуках, но наметанным глазом он определил: «Похоже, первый Главк приехал».

Министры в спецназовской форме спустились по лесенке вниз. Они сразу посуровели, стали какими-то чужими, отстраненными и только влажная одежда свидетельствовала, что им пришлось пережить. Их развели по волгам и кортеж, резко набирая скорость, рванул в сторону города. С 18 сентября по 14 октября они жили в отдельном двухэтажном особняке ЦК компартии Узбекистана, отгороженным от мира высоким забором. Затем на самолете их отправили из Ташкента в Болгарию, где они жили на специальной вилле у Черного моря в ста километрах от Варны. А в Кабуле распространили слух, что после исчезновения из Афганистана министры были замечены в Иране.

В начале ноября в Москву сотрудники КГБ доставили всех членов будущего правительства Афганистана: Бабрак Кармаль и Анахита Ротебзад приехали из Чехословакии; Ватанджар, Гулябзой и Сарвари – из Болгарии. Они приступили к формированию общей политической линии нового руководства и разработке конкретных планов по устранению Амина и его клана от власти. Вся работа проходила под неусыпным оком ЦК КПСС.

Подготовка советских войск к вводу в Афганистан тоже шла своим ходом. В ноябре провели отмобилизование войск Туркестанского военного округа. В 5-ю дивизию в Кушке и 108-ю дивизию в Термезе призывали из запаса военнослужащих зрелого возраста, которые имели семьи, детей. В «мусульманском» батальоне снова появились крепкие мужчины в «гражданке» и резко изменили программу боевой подготовки: вместо обороны зданий начали учить спецназовцев их штурмовать. Если раньше большая часть личного состава обороняла здания, а небольшие группы любыми путями стремились проникнуть в них, то теперь с утра и до вечера основные силы учились карабкаться на покрытые копотью напалма стены, лезли в проемы окон, прыгали по разрушенным пролетам лестничных маршей. Выезжали спецназовцы на занятия в советской форме, а уже на полигоне переодевались в афганскую без знаков различия. Впрочем, тогда они даже не знали, что она афганская. Старались ни у кого, ни о чем не спрашивать. Отзанимались, иностранную одежду сняли, сложили в грузовик, а свою вновь надели и домой. Офицерам батальона начали выделять квартиры в Чирчике, отправлять в отпуска.

Часть вторая

ЖАРКИЙ ДЕКАБРЬ

Глава 7. ТАЙНА ОРЕХОВОЙ КОМНАТЫ

В кабинет Косыгина вошел офицер спецсвязи с секретной почтой и положил на стол пачку документов. Алексей Николаевич тут же вскрыл первый конверт и начал читать:

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»

ОСОБАЯ ПАПКА Согласовано на заседании Политбюро ЦК КПСС

Записка в ЦК КПСС от 6 декабря 1979 года

С учётом усложнившейся обстановки и просьбы X. Амина считаем целесообразным направить в Афганистан подготовленный для этих целей специальный отряд ГРУ Генерального штаба общей численностью около 500 человек в униформе, не раскрывающей его принадлежности к Вооружённым Силам СССР. Возможность направления этого отряда в ДРА была предусмотрена решением Политбюро ЦК КПСС от 19. 06. 1979 г. №11156 / К.

В связи с тем, что вопросы о направлении отряда в Кабул согласованы с афганской стороной, полагаем возможным перебросить его самолётами военно-транспортной авиации в первой декаде декабря с. г. Тов. УСТИНОВ Д.Ф. согласен, чтобы 29 декабря 1979 года подразделения Советской Армии пересекли афганскую границу.

Ю. Андропов, Н. Огарков»

Косыгин еще раз внимательно перечитал записку и тяжело вздохнул. На всех заседаниях Политбюро он четко и однозначно высказывался против ввода советских войск в Афганистан. «А тов. Устинов, значит, согласен, чтобы наши солдаты встретили Новый 1980 год в Кабуле». Как председатель Совета министров, Алексей Николаевич хорошо понимал все последствия такого шага, и материальные, и политические. «Значит, все мои доводы не возымели действия», – подумал он и позвонил Огаркову:

– Николай Васильевич, тут мне документ о направлении нашего спецотряда ГРУ в Афганистан принесли. Но это мы вроде все согласовали. Меня другое удивляет: Устинов не против, чтобы наши войска 29 декабря пересекли афганскую границу. А вы-то сами как относитесь к вводу?

– Категорически против! – решительно сказал Огарков. – Поддерживаю любые другие действия, в том числе материальные и финансовые затраты, но только не ввод войск.

– Я так понимаю, что решение о вводе все-таки готовится, – медленно проговорил Косыгин. – И если вы против, то убедите Дмитрия Федоровича, что делать это нельзя, несмотря на устремления американцев влезть в Афганистан. Будут очень тяжелые последствия для всей нашей страны.

– Да я уже говорил ему об этом, и не раз, – толку мало!

– А вы еще раз попытайтесь, – настаивал Алексей Николаевич. – Вы же Генштаб – мозг армии! Не может он так просто отмахнуться от вашего мнения.

После разговора с Косыгиным Огарков тут же вызвал к себе Варенникова и решительно сказал:

– Нам необходимо еще раз попытаться убедить министра, что вводить войска нельзя. Подготовь справку-обоснование.

Через час Варенников зашел с двумя исписанными листами бумаги. Огарков быстро посмотрел их, добавил кое-что от себя и позвонил Устинову:

– Товарищ министр обороны, мне надо доложить ряд документов.

– Готов встретиться, – ответил Устинов, не подозревая об истинной цели визита.

Записку об Афганистане Огарков подавал последней, так как предвидел, что могут быть трения.

– А это что? – спросил Устинов, глянув на него исподлобья.

– Обоснование, почему нецелесообразно вводить войска в Афганистан, – ответил Огарков, стараясь сохранять спокойствие.

Устинов вдруг взорвался:

– Вы постоянно строите какие-то козни! Систематически саботируете мои решения! А сейчас вам уже не нравится то, что готовит руководство страны. Это не ваше дело. Все решает Политбюро! Ваше дело – штаб.

– Вы заблуждаетесь! – сдерживая волнение, ответил Огарков и с достоинством в голосе добавил: – Генеральный штаб Вооруженных Сил – не канцелярия министра, а главный орган государства по управлению армией, флотом и обороной страны как в мирное, так и в военное время. И Генштаб обязан знать все, что касается Вооруженных Сил. Кстати, Дмитрий Федорович, в военное время должность министра обороны упраздняется, а Генштаб подчиняется Верховному Главнокомандующему, которым является глава государства.

– Ах, так вы хотите командовать Вооруженными Силами Советского Союза, – взвился Устинов. – Может, вам и Политбюро подчинить? Вы хотите всю власть в стране захватить? Не выйдет!

Огарков опешил от этих обвинений.

– Да не хочу я ничего захватывать, – сказал он примирительно. – Просто я вижу, что вы решили низвести Генштаб до уровня своей канцелярии. Я уже не один раз повторял: этого делать нельзя! Такими действиями вы наносите ущерб лично себе, своему авторитету, бросаете незаслуженную тень на Генеральный штаб. Я понимаю, что у вас появилась неприязнь ко мне. Но личные отношения можно было бы отделить от Генштаба, а не перекладывать его на моих подчиненных. Вы никак не можете смириться с тем, что министр обороны и Генштаб выступают на равных, что у начальника Генштаба может быть совершенно иное, чем у министра обороны, мнение.

– Я больше разговаривать с вами не намерен! – раздраженно перебил его Устинов и ушел в комнату отдыха, хлопнув дверью.

Не чуя ног, Огарков буквально влетел в кабинет Варенникова, швырнул папку на стол. Лицо его было покрыто красными пятнами. Чтобы хоть как-то успокоится, маршал подошел к окну и неподвижно смотрел на улицу невидящим взглядом.

– Что случилось? – участливо спросил Варенников, прервав затянувшееся молчание.

– Скандал, Валентин Иванович, – медленно проговорил Огарков, все также уставившись в окно. – В полном смысле слова – скандал. Видели бы вы, что там было! В чем он меня только не обвинял! Хорошо хоть, что мы были вдвоем.

– Товарищ маршал, – Варенников подбирал слова, чтобы не травмировать уязвленное самолюбие начальника, – то, что министра прорвало, – этого следовало ожидать. Конечно, это неприятно и ему, и вам, но когда-то это должно было случиться. Он успокоится, и отношения станут хотя бы внешне нормальными. Зато теперь вы знаете, что у него в голове. Да и ему, наконец, стало ясно, что такое Генштаб. В этой обстановке, я думаю, вам было бы удобно позвонить Громыко или Андропову, а может быть, тому и другому, и предложить, чтобы они выслушали и вашу позицию. При этом можно было бы намекнуть, что одному Дмитрию Федоровичу делать выводы по вашему докладу будет неудобно, так как здесь затрагиваются политические аспекты.

– Да-да, мне надо переговорить с ними именно сейчас, – согласился Огарков и решительно направился в свой кабинет.

Утром ему позвонил Устинов и, как ни в чем не бывало, сказал:

– Николай Васильевич, вам к одиннадцати часам необходимо быть в Кремле в Ореховой комнате. Состоится встреча членов Политбюро, и вы доложите им свои взгляды на афганскую проблему.

В Ореховой комнате обычно собирались члены Политбюро до начала совещания. На встречу пришли Андропов, Громыко и Устинов. Несколько позже к ним присоединился Суслов. Все они были прекрасно осведомлены о положении в Афганистане, каждый имел свой канал информации, но по настоянию Устинова выслушали и позицию Огаркова.

Вернувшись в Генштаб, он пригласил к себе Ахромеева, Варенникова и подробно проинформировал их о встрече.

– Я двадцать минут докладывал и час отвечал на вопросы, – подытожил он свой рассказ. – Активно себя вел только Андропов. Громыко задал три-четыре вопроса. Устинов вообще ни о чем не спрашивал – ему, видимо, все ясно.

– Но вы почувствовали, к какому решению они склонны? – спросил Варенников.

– Как-то однозначно сказать нельзя, – Огарков в раздумьях потер подбородок, – но то, что и Громыко, и Андропов нервничали, – это было видно, особенно когда я говорил о возможных последствиях для Советского Союза ввода войск в Афганистан.

– Еще бы не нервничать! – воскликнул Варенников и предложил: – Наверное, надо бы сообщить Алексею Николаевичу Косыгину о вашей встрече?

– Да, я сейчас позвоню и ему, и другим товарищам, – сказал Огарков. – Я чувствую, что руководство страны фактически уже у порога принятия решения о вводе наших войск в Афганистан. Думаю, что не только Устинов согласен на ввод войск, но и Леонид Ильич. Давайте попробуем еще раз встретиться с Дмитрием Федоровичем и уговорить его не делать этого.

Министр на разговор согласился, пригласил на него Епишева. Он слушал Огаркова не перебивая, однако на его скучающем лице можно было прочесть: «Ну, зачем ты мне все это говоришь? Уже все решено, и я не намерен что-то менять!» Когда Николай Васильевич закончил выступление, министр спросил Епишева:

– Алексей Алексеевич, у тебя вопросы есть?

– Да нет у меня вопросов, – ответил тот, и, с деланным возмущением добавил: – У товарища Огаркова всегда свое особое мнение.

– Это верно, – согласился Устинов. – Я учту позицию Генерального штаба.

Когда уже собрались уходить, Варенников решил поддержать начальника, горячо проговорил:

– Товарищ министр обороны, это последний шанс остановить надвигающуюся беду. Мы очень надеемся на вас.

Огарков решительно добавил:

– Афганцам надо дать возможность самим разобраться в своих делах. Наша армия тут не поможет.

8 декабря Огаркова снова пригласили на совещание в Ореховую комнату. В течение часа он старался убедить членов Политбюро не вводить войска. Но напрасно старался. Андропов, Громыко, Устинов и Суслов хотели полнее вооружиться к совещанию с участием Брежнева. Но не для того, чтобы его отговаривать. Пружина войны уже была спущена и все крутилось только по ей ведомым законам. В Кремле понимали, что без советских войск устранить Амина от власти трудно. Полагаться только на внутреннюю оппозицию рискованно: власть может оказаться в руках исламистов, с которыми не по пути. И где гарантии, что афганская армия поддержит Бабрака Кармаля? В воинских частях, отрезанных от своих штабов, то и дело вспыхивали вооруженные мятежи. Восстаниями охвачены более половины провинций страны. Сумеет ли он отразить натиск вооруженной оппозиции, которая контролирует половину территории Афганистана, свыше 10 миллионов человек.

Глава 8. БАГРАМСКИЙ ПЛАЦДАРМ

Заместитель начальника группы «А» 7-го управления КГБ СССР майор Романов вызвал к себе майора Изотова.

– Поедешь в командировку на три дня, – сказал он безапелляционным тоном. – Возьмешь с собой Головатова, Картофельникова и Виноградова. Спускайтесь вниз, там вас ждет машина.

– Михаил Михайлович, а командировочные? – недовольно проговорил Изотов, – у нас же денег ни копья. Что мы три дня как медведи лапу сосать будем?

– Некогда с этим возиться. Крючков ждет.

– Тогда займи. Вернемся, отдадим.

– Сто рублей хватит?

– Вполне.

Изотов, зажав сотню в кулак, с Головатовым забежали в продуктовый магазин, купили копченой колбасы, сыра, рыбных и мясных консервов. Вскоре их повезли в Серебряный Бор, на дачу Первого главного управления КГБ. Крючков привел в комнату смуглых мужчину и женщину, похожих на жителей Средней Азии, и сказал Изотову:

– Юрий Антонович, отвечаете за них головой. Если хоть один волос упадет с их головы, то вы потеряете свою голову. – Изотов насторожился, понимая, что это не шутка. Крючков, несколько смягчив тон, представил незнакомцев: – Кармаль, Анахита. А это наш сотрудник майор Изотов и его помощники. Будут вас охранять. Прошу любить и жаловать.

Кармаля привезли во Внуково и посадили на самолет Ту-134 Андропова.

– Куда летим? – спросил летчиков Изотов.

– На юго-восток, – неопределенно ответил командир экипажа и заговорщицки подмигнул. Изотов понял, что лучше бы и не спрашивал.

Прилетели в Ташкент. Афганцев повезли на дачу члена Политбюро ЦК КПСС Рашидова. Там они пробыли один день и вылетели в Баграм. Самолет шел на посадку, выпустил шасси и готов был коснуться бетонки, как вдруг на всем аэродроме погас свет. Ярый сторонник Амина начальник авиабазы Хаким заподозрил неладное и выключил освещение, решив таким образом устроить авиакатастрофу. Но летчики не растерялись. Два столпа света бортовых фар выхватили из кромешной темноты стремительно набегающую взлетно-посадочную полосу.

– Выбросить тормозной парашют! – скомандовал командир экипажа.

Тут же за хвостом самолета вспухло белое шелковое облако, но он упрямо продолжал катиться почти до самого края бетонки. После остановки самолета кагебисты выскочили из него и заняли круговую оборону в готовности вступить в бой. Но здесь их уже ждали руководитель оперативной группы ВДВ генерал Гуськов, представители советского посольства. Они подошли с фонариками к самолету, поднялись по приставной лестнице в салон принимать пассажиров. Их было 19 человек. Всех посадили на машины и привезли в расположение советских десантников.

Несколько раньше таким же секретным рейсом из Москвы сюда прибыли Н. А. Нур, А. М. Ватанджар, С. М. Гулябзой, А. Сарвари. Кармаля и его соратников разместили рядом со спецназовцами в капонирах. На следующий день всех свозили на вещевой склад, одели в длинные шинели времен Великой Отечественной войны. Подпоясанные брезентовыми ремнями, в кирзовых сапогах и солдатских шапках-ушанках они заметно выделялись среди советских военнослужащих. Питались афганцы в одной столовой с солдатами, но никаких контактов.

Анахита с Бабраком жили в одной землянке. Мороз под 25 градусов, условий никаких. Рядом находились кагебисты. По двое два часа стояли на посту, два часа отдыхали. Еду приносили из десантного батальона. Котелок с гречневой кашей разогревали на «буржуйке». Из посольства иногда привозили мед в банках, пакистанское варенье. Этими продуктами подкармливали Кармаля, Анахиту и министров.

9 декабря на аэродром Баграм в отряд специального назначения КГБ СССР «Зенит» из Чирчика прибыло подкрепление. В группу входили 18 сотрудников Первого главного управления КГБ СССР и работники территориальных органов госбезопасности. По легенде, они являлись инженерно-технической группой «мусульманского» батальона. Возглавлял вновь прибывшую группу полковник А. Т. Голубев. Численность «зенитовцев» в Афганистане составила около 150 человек. Общее руководство ими осуществлял полковник Алексей Константинович Поляков. Основной состав отряда размещался на трех виллах в Кабуле, арендованных советским посольством.

***

Готовился к передислокации и «мусбат». Старший лейтенант Шарипов уехал в отпуск к себе на родину в Душанбе. Через пару дней почтальон принес телеграмму: «Срочно прибыть в часть! Овчаров». «Может, ребята пошутили? – подумал он. – От Душанбе до Ташкента 45 минут лета. На верное, вызывают «отдохнуть». Они знали его веселый гусарский нрав, желание кутнуть. Решил позвонить оперативному дежурному. «Никакая это не шутка, – услышал в ответ. – Ваши зашевелились». Холодным ужом заползла в душу тревога: «Началось»! Он готовился к этому и физически, и морально, но все же наступление часа испытаний всегда волнует кровь. Первым же рейсом вылетел в Ташкент, на такси примчал в батальон. На территории военного городка увидел скопление черных «волг», людей военной выправки в «гражданке» и понял, что готовится что-то серьезное.

В приемной командира бригады дежурили посыльный солдат и человек в «гражданке». Но по всему было видно, что это офицер КГБ. Он поднял телефонную трубку, позвонил в кабинет комбрига. Дверь тут же открылась, и из нее пахнуло табачным дымом. В пепельницах высились горки окурков. За т-образным столом, кроме Овчинникова, сидели командир мусбата майор Холбаев, начальник штаба батальона капитан Ашуров и еще трое в «гражданке».

– Шарипов, давай быстро фамилии десяти человек, – сказал комбриг. – Только не пулеметчиков и не из состава экипажей боевых машин.

– Можно, я за штатно-должностной книгой сбегаю? – растерянно спросил офицер. – У меня в роте 120 человек и 13 БМП.

– Некогда бегать! По памяти давай!

Шарипов называл фамилии, а комбриг тут же по телефону диктовал их кому-то в Москву… Затем, посовещавшись с далеким собеседником, сказал:

– Давай еще десять человек.

Закончив диктовать фамилии, он строго посмотрел на Шарипова:

– Теперь слушай задачу: получишь боеприпасы. По три боекомплекта на каждую единицу оружия. Но не на складе, а из своих БМП возьмешь. Получать будешь лично, понял. Пусть тебе поможет кто-нибудь из бригады. Но только не из вашего батальона, уяснил?

– Так точно!

– Выполняй!

Уже на следующее утро двадцать солдат, фамилии которых назвал Шарипов, под командованием заместителя комбата капитана Михаила Сахатова вылетели из Чирчика ставить палаточный городок. Куда? Шарипов этого не знал. Но это означало только то, что скоро снимется с места и весь «мусбат». Хафизула Амин настойчиво теребил советское руководство просьбами направить в Кабул батальон военнослужащих для охраны его новой резиденции, просил заменить афганские расчеты зенитных установок, в благонадежности которых он не был уверен, советскими расчетами. И батальон в Кабул посылали. Но только не защищать его, а убить.

Согласно первоначальным планам руководства, «мусбат» должен был выдвинуться из аэродрома Баграм и с ходу захватить резиденцию Амина, которая находилась в центре Кабула. Всех срочно переодели в солдатскую форму. У офицеров нашивки на погонах красные, у сержантов – желтые. По званиям офицеров различали так: ефрейтор – лейтенант, младший сержант – старший лейтенант, сержант – капитан. Майор Холбаев – старшина. Вместо пистолетов ПМ выдали ТТ. Автоматы – АКМ. За день до вылета выдали получку, чтобы остававшимся семьям было на что жить. Вечером Шарипов с офицерами роты накрыли стол, выпили за удачу. А утром отправились на аэродром. Часть батальона в тот же день улетела из Чирчика. Загрузили технику – и опять в Чирчик. Личный состав, имущество отряда, включая дрова, перевезли на Ан-12, тяжелую технику – на Ан-22 «Антей». Суматоха погрузки не смогла скрыть волнения и тревоги спецназовцев. Что ждет их там, куда нацелили батальон?

7 декабря с ташкентского аэродрома стартовали в неизвестность основные силы ««мусбата». Взлетали ночью. В Ил-76 вместе со спецназовцами сидели несколько человек в летах, одетые в старую военную форму. Подумав, что это призванные из запаса, которых в обиходе называли партизанами, Шарипов подошел к одному, похлопал по круглому животу и сквозь шум двигателей прокричал:

– Не страшно, дядя? На войну вроде как летим. Судя по возрасту, ты еще в Великую Отечественную воевал…

Незнакомец инстинктивно подобрал живот, улыбнулся в ответ:

– Да нет, все нормально, не страшно.

Прилетели на рассвете. В легкой дымке утра вырисовывались крутые горные хребты. Выяснилось, что аэродром, где сели, – афганский, и находится он в 70 километрах от Кабула. Здесь же поодаль от бетонки стояли палатки «мусбата».

Шарипов неожиданно встретил «своего» «партизана»: перед ним навытяжку… стоял генерал! Заметив ротного, он по-доброму улыбнулся, спросил:

– Как дела?

Шарипов тоже непроизвольно вытянулся по стойке «смирно» и со страхом вспоминал, как запанибрата хлопал по животу человека, который командует генералами. «Вот так влип по доброте душевной», – подумал он с горечью, прикидывая, чем может обернуться его выходка в самолете.

– Да ты не тушуйся, – успокоил его «партизан». – Молодец, хорошо держишься. Давай так и дальше действуй.

Он то уж точно знал, что этому молодому офицеру мужество скоро ой как понадобиться.

Холбаев собрал подчиненных, пояснил:

– Никакие это не «партизаны», а представители советского правительства и военачальники. Будьте с ними поосторожнее.

«Мусбат» и в Афганистане жил по давно установившемуся распорядку дня: в 5 утра подъем, физзарядка, утренний осмотр, обязательная тридцатиминутная политинформация, завтрак, развод, занятия. То, что правительственный переворот в Афганистане первоначально планировался на 14 декабря, никто из «мусбатовцев» не знал. Этот план знали, пожалуй, только члены Политбюро ЦК КПСС да кое-кто из руководства КГБ.

В Кабуле руководили всем только три человека: это сам Амин, начальник службы госбезопасности Асадулла, его племянник, и начальник Генерального штаба Якуб. В первую очередь необходимо было нейтрализовать эту тройку, лишить их возможности управлять армейскими соединениями и частями. А затем выдвинуть из Баграма советские подразделения и захватить важные государственные объекты в Кабуле, нейтрализовать афганские воинские части с помощью советников.

Командиром авиационного полка в Баграме был недружественно на строенный к советским военнослужащим афганский подполковник Хаким. Одним лишь своим присутствием он постоянно держал в напряжении готовивших операцию. И тут подвернулся случай. В момент посадки Ил-76 на аэродроме снова внезапно погас свет. Прогуливавшегося по аэродромной бетонке афганца кагэбэшники скрутили и, дав мощный пинок под зад, впихнули в иномарку. Машина рванула с места, и больше никто Хакима на аэродроме не видел. Став невольным свидетелем этой сцены Шарипов только подивился дерзости комитетчиков.