Встань и иди

Они вошли в просторное здание. Валерий открыл дверь одной из комнат:

– Вот здесь вы будете жить.

В комнате размером три на шесть метров стояли три солдатские кровати. На спинке одной из них висела выстиранная полевая форма.

– Это для вас приготовили на первый случай, – пояснил Валерий. – Потом новенькую выдадут.

Они занесли ящики, сложили штабелем под стенку.

В три часа подъехал несколько человек на запыленном уазике. Дугин вышел познакомиться.

– Майор Николай Федорович Малеваный, советник командира батальона по боевой подготовке, – представился старший из них. Я приехал из Приволжского военного округа, был заместителем начальника штаба.

Худощавый, чуть выше среднего роста в запыленной советнической форме, которая была ему к лицу, он сразу понравился Дугину.

Малеваный окинул взглядом статную фигуру Дугина и предложил: – Давай будем на «ты», не против? Мы почти ровесники.

– Нет, конечно, – согласился Дугин. Ему даже польстило, что Николай сделал такое предложение, свидетельствующее о дружеском расположении.

– А это наш переводчик старший лейтенант Сафар Ачилов, узбек.

Язык знаешь?

– Нет, – растерянно ответил Иван.

– Ну, ничего страшного. Здесь будешь учить по ходу дела. Сафар поможет. А я год учил дари на спецкурсах при Ташкентской высшей школе МВД. Каждый день: четыре часа – грамматика, и два часа – разговорный. Потому хорошо пишу, но плохо говорю. Лучше бы они все наоборот сделали. – Николай пощупал материал пиджака и с улыбкой сказал: – Хороший костюмчик… Я сюда в «тройке» приехал. Нам в Москве наобещали, что будем ходить в костюмах, белых рубашках. А я как в 1982 году надел робу, так с ней и не расстаюсь. Боевые выходы – чуть ли не каждый день. Да ладно, о службе потом поговорим. Ты с дороги, пойдем, пообедаем.

Они вышли в холл, который служил и столовой, и залом для заседаний. Во всю его длину стоял стол. К Николаю тут же подлетела невесть откуда появившаяся обезьянка.

– Это заведующая столовой Маша, – пояснил он и предупредил: – Дама привередливая. Если первое ей во время обеда не нальешь – может в тебя миской запустить. Кушает ложкой, как все, и притом довольно улыбается.

– Здесь недавно вообще цирк был – сказал, улыбаясь, Сафар. – Наш переводчик Эльбон постирал простынь и повесил сушиться на бельевую веревку. Потом пришел посмотреть – высохла ли, а простынки нет. Её Маша в арыке решила перестирать. Пока тащила по земле – всю извазюкала. Эльбон взвился, с криком «Убью гадину!» схватил автомат и к Маше. Та от него на дерево, потом на крышу. Так они долго по городку гонялись. Эльбон с горя выпил и они помирились. Смотрю, сидит Эльбон, а Маша гладит его лапкой по лицу и улыбается. Хитрющая зверюга.

За обедом Николай вводил нового сослуживца в обстановку:

– В Асадабаде днем власть принадлежит губернатору, а ночью – «духам». Идешь по городу, а они сидят по дуканам, четки перебирают, вроде молятся, а взглядом тебя насквозь пробивают. Почти у каждого автомат у ног: то ли из отряда самообороны, то ли «дух». Никогда не знаешь, что произойдет через секунду. Мой предшественник полковник Виктор Фесюн и переводчик Александр Галоев были зверски убиты. Целую спецоперацию проводили, чтобы забрать их изуродованные тела. На меня тоже готовили покушение. В службе безопасности предупредили, что в нашей части служит сержант, которому поручено меня убить. Вызвал его, сели чай пить. Спрашиваю: правда ли это?

– Да, я член Исламской партии Афганистана Гульбеддина Хекматияра. Мне выдали пистолет, чтобы, когда поступит команда, я тебя убил.

– И что, ты действительно будешь в меня стрелять?

– Да! – ответил сержант.

Вот так поговорили. Все открытым текстом. Он еще три месяца в батальоне служил, пока я не потребовал перевести сержанта в другую часть. Вот такие вот, брат, дела. Я мечеть строю, а исламисты хотят меня изничтожить. Вообще-то к советникам местные относятся уважительно. Духи тоже нас терпят. Может потому и терпят, что мы действительно помогаем строить, кормить население. Нас считают грамотными специалистами. В большинстве своем афганцы – народ неплохой, но многие доведены до крайней нищеты и готовы ради денег на все. Детей жалко: грязные, голодные, каждый день приходят с мисками за остатками солдатского обеда. Особенно наш солдатский белый хлеб с полевого хлебозавода им нравится: пахучий, вкусный, не то, что их пресные лепёшки.

А что собой представляет опербат? – поинтересовался Дугин.

– Командира батальона пока нет. Командует начальник штаба старший лейтенант Фазиль Альраби – пуштун, из богатой семьи. Замполит старший лейтенант Нажмудин, тоже пуштун. Жены и дети живут в Пакистане.

– Как это так? – удивился Иван.

_______________________________________________

¹ Боевая разведывательно-дозорная машина.

– Вот так, – загадочно улыбнулся Николай. – Нажмудин учился в Ташкенте, человек надежный. К нему люди тянутся. Вероятно, он имеет задачу вести пропаганду среди беженцев, чтобы возвращались на родную землю. Правда, нам от этого не легче: как уедет в отпуск по семейным обстоятельствам так долго ждать приходится. Почти все офицеры прошли обучение в Ташкенте, знают русский язык. По количеству личного состава – почти наш полк. Техника старенькая: бронетранспортеры, БРДМ¹, три 82-миллиметровых миномета на Газ-66, ЗИЛы бортовые. Обеспечиваем проводку колонн, доставляем грузы для города, продукты возим. До Джелалабада выставляем 13 постов. Наш самый большой начальник – министр Гулябзой – один из активных участников апрельской революции. Он при Амине попал в опалу, а когда Амина убили – снова вернулся в руководство страны.

По советско-афганскому договору все обеспечение царандоя шло из Советского Союза, начиная с оружия и боеприпасов, техники, снаряжения и обмундирования и заканчивая питанием, всем необходимым для улучшения быта личного состава. Обеспечивали всем необходимым не только царандой. Советские люди и сами жили небогато, но делились с афганцами чем могли. Все провинции распределили между краями, областями, республиками, крупными предприятиями и они шефствовали не только над располагавшимися в них гарнизонами советских и афганских войск, но и над предприятиями, учебными заведениями, больницами. С самого начала апрельской революции десятки самолетов, автомобильные колонны безостановочно везли в Афганистан муку, леденцы, одеяла, одежду, обувь, машины, тракторы, строительные материалы, фабрики, заводы, электростанции. В начале восьмидесятых годов была надежда: еще чуть-чуть поднажать и афганский народ вырвется из нищеты и родоплеменных отношений феодализма на широкую дорогу строительства социализма с его благородными лозунгами: мир, дружба, равенство, братство. Некоторые афганцы за всю жизнь не могли купить пару приличной обуви. В резиновых галошах бегали по горам и стреляли в тех, кто протягивал им мозолистую руку помощи.

После обеда Николай предложил:

– Давай, быстро переодевайся, и поедем к Навабадскому мосту. Там все руководство собралось: командование царандоя, губернатор. Познакомишься с ними, так сказать, в боевой обстановке.

Когда выехали за город, Малеваный с некрываемой гордостью показал рукой в сторону Кунара:

– Смотри, Иван, слева на берегу наше стрельбище: все чин чином, как в Союзе – мишени подъемные. В батальоне день стрельб как праздник. Роты готовятся заранее, соревнование организовываем, боевые листки выпускаем об отличившихся. За отличную стрельбу из автомата приз – банка сгущенки, из пулемета на бронетранспортере – две, а из миномета – три. Только минометчиков хороших пока нет.

– Ничего, это дело поправимое, – сказал Дугин. – Я начинал свою офицерскую службу минометчиком.

Не доезжая до моста, в ущелье их разговор прервал свист пуль, звяканье металла. Уазик обстреляли душманы. Малеваный осмотрел автомобиль, нашел слева у подножки три дырки.

– Нам, ребята, крупно повезло, – сказал он и показал автомат: – пуля попала в магазин,.. пять патронов всмятку.

– Гиблое здесь место, – подтвердил Сафар. – Месяца два назад из кишлака Наранг попросили: приезжайте, человеку плохо, нужна помощь. Послали врача и пропагандиста с охраной. Когда машина вошла в ущелье – «духи» шарахнули из гранатомета, и пять человек не стало.

Дугина поразило, что почти рядом с руководством армейской операцией шастают душманы. Заметив торчащие из под масксетей танковые стволы, спросил:

– А это что у вас?

– Тридцатьчетверки закопаны, – пояснил Малеваный. – Приданы для охраны моста, – и толи в шутку, толи всерьез добавил:– один танк ездит, но не стреляет, второй стреляет, но не ездит, а третий и ездит, и стреляет, но стрелять никто не умеет.

У Дугина загорелись глаза:

– Давай, я посмотрю.

– Иван, не лезь! Это не твоя забота – танки чинить.

– Почему не моя? Я же танкист. Да и самому интересно в прославленном танке покопаться.

Он сел на место наводчика, проверил все механизмы – работают, сектор обстрела хорошо виден, спросил Сафара:

– Душманы где окопались?

– Вот там, высота 1450.

Заметив в стане душманов шевеление, навел туда пушку и скомандовал:

– Осколочным, заряжай!

Сафар перевел, и сарбоз беспрекословно дослал снаряд в казенник.

Лязгнул затвор.

Прогремел выстрел.

– Недолет 50! – определил Дугин, уточнил наводку и еще выстрелил.

Малеваный увидел, как разрывы кучно легли, радостно крикнул:

– Давай, давай, Ваня, бей «духов»!

Николай хорошо знал тактику, а с техникой сталкивался меньше, потому с уважением пожал руку Дугину:

– Ну, молодец! Теперь пойдем знакомиться с начальством.

Старшим советником по линии МВД в провинции Кунар был подполковник Поддубный Юрий Федорович с Украинского управления внутренних дел. Выслушав доклад Дугина, он крепко пожал руку:

– С прибытием! Вижу: настрой у вас боевой. Желаю хорошей службы. Если что нужно: обращайтесь без стеснения. Пойдемте знакомиться с губернатором.

Губернатор Гульвасиль был небольшого роста, щупловатый на вид в больших очках с пластмассовой оправой, над которой высилась пышная шевелюра, прибавляя ему роста. В костюме, белой рубашке и зеленоватом клетчатом галстуке он был больше похож на молодого профессора, нежели на властителя провинции.

– В опербат прибыл мушавер сиаси³ Иван Дугин, – сказал Поддубный.

Гульвасиль добродушно улыбнулся в пышные усы, обнажив два ряда крепких белых зубов, переспросил по-русски:

– Точно советник по политчасти? А нам больше специалисты по технической части нужны. Красиво говорить все умеем, а вот так стрелять из танка как вы – не каждый сможет.

– Я же танкист! – улыбнулся в ответ Дугин. – Политработник должен все уметь.

– Кстати, познакомьтесь, – сказал губернатор, указывая на солидного пуштуна, – первый секретарь провинциального комитета НДПА Абдул Расул. Вам надо тесно сотрудничать.

Рядом стоял командующий царандоем провинции полковник Маздурхан Мазарад Хабиб, худощавый брюнет, загорелый до черноты. Он тоже сносно говорил по-русски.

– Пока командира отряда нет, – сказал он. – Обещают скоро прислать. Прошу помочь офицерам в воспитании солдат. Они у нас надежные – знаний мало.

– Чем смогу, тем и помогу, – ответил Дугин.

Когда колонна возвращалась с операции в Асадабад, он еще раз удивил своих новых сослуживцев. Движение колонны сдерживал танк. Он еле полз.

– Коля, обгони и останови машину, – сказал Дугин. – Посмотрим, что с тридцатьчетверкой.

Малеваный поднял руку, привлекая внимание механика-водителя, и затем резко махнул вниз. Танк остановился, открылись люки. Появились головы в черных шлемофонах.

– Что случилось? – спросил он командира по-афгански.

– Мутар харап⁴, – ответил недовольно танкист.

– Пусть откроют силовую установку, – сказал Иван.

Посмотрев на двигатель, он сразу понял причину неисправности: изпод накидной гайки, крепящей форсунку, сочилась солярка.

– Ключ на двадцать четыре есть?

Подали ключ, и он подтянул разболтавшуюся форсунку, проверил крепление остальных и скомандовал:

– Заводи!

Двигатель заурчал, пыхнул сизым облаком и заработал устойчиво.

– Все, поехали! – приветливо махнул танкистам Дугин, и с переводчиком пошли к своему уазику.

Вечером вернулся в расположение и опербат, располагавшийся в северо-восточнее центральной площади города. Николай повез Дугина в штаб, познакомил с офицерами. За чаем разговор перетек и на не касающиеся службы вопросы. Начальник штаба Фазиль Альраби сказал:

– Я уже давно древней историей увлекаюсь, изучаю истоки нашего народа, и знаю: мы со славянами – родня. Русский и пушту языки – братья! Счет одинаковый: еу, два, дри. Мы плохо читаем топонимику – открытую книгу земли – в которой запечатлено далекое прошлое в Названия гор и рек, городов и кишлаков просто кричит о нашем родстве. У нас река Кунар, на ней стоит кишлак Наранг, а в Подмосковье течет река

Нара. Напротив Наранга, по левому берегу – кишлак Дунай. А в славянском пантеоне Дунай – бог воды. Скажу больше: на той стороне реки стоит кишлак Маравара – в переводе – дом, святилище богини Мары – матери бога солнца Ра. Имя Марья, Мария – самое распространенное у русских.

– Мария стала матерью Иисуса Христа, – сказал Дугин. – Это имя широко распространено.

– Да, конечно, – согласился Фазиль. – Многие народы произошли от индов-ариев. Там, за Мараварами есть кишлаки Рай, Хазарна, гора Малина и много других названий, знакомых русскому слуху.

Священные книги ариев – «Ригведа», «Авеста» и особенно её первая книга «Вендидат», свидетельствуют, что наши предки когда-то жили на севере. А когда 10 месяцев лета внезапно сменились десятью месяцами зимы и наступили нестерпимые холода – ушли на юг и поселились в наших горах. Асадабад – переводится как город асов. Севернее стоит город Асмар. А прежде Обь называлась Ас. Между Гиндукушем и Хиндураджем на севере Пакистана в самом сердце Азии есть область Балтистан. В третьем тысячелетии наши общие предки венды, асы и ваны ушли из Балтистана в Европу и назвали море Балтийским. Те, что обосновались на берегах Балтики стали называться венедами, а кто пошел по Балканам и долинам Дуная – венетами. В низовьях Дуная тоже есть район Балта.

– Город Балта есть в Одесской области, – подсказал Дугин и тут же поинтересовался: – А откуда пошло название – пуштун? Я читал, что степные районы в долине Дуная называют пуштой. Есть Дунайская пушта, Венгерская пушта. Сдается мне что пуштун – по-нашему – степняк. Посуди сам: Пушта – степь, у белорусов есть Беловежская пуща – лес, но смысл-то один: пустынь, безлюдье.

– Пуштунская земля лежит по обе стороны афгано-пакистанской границы, – включился в разговор Нажмутдин. – Но и здесь, и там покоя нет. В начале года в северо-западных провинциях Пакистана начались столкновения пуштунских племен с пакистанской армией. Там не смолкает канонада и льется кровь. – Нажмутдин горестно вздохнул, выдавая тем свое беспокойство: увез семью в Пакистан, надеясь, что спрятал от войны, а она и там нашла его близких. Помолчав, он продолжил:

– Пуштунские племена шинвари, африди, моманды, джадзи, вазири и другие живут по обе стороны границы и исстари пользуются широкой автономией.

– А сколько сейчас пуштунов? – поинтересовался Дугин.

– 20 миллионов. В каждом племени есть свои кланы. Они делятся на роды, а роды – на большие семьи. Занимаются пуштуны, в основном, скотоводством, перегоняют свои отары и стада с одного кочевья на другое, не особо обращая внимание на границы. В этом году в Афганистане принята программа обеспечения водой отгонных пастбищ. В течение десяти лет с помощью советских специалистов будет пробурено 160 скважин и колодцев. Больше всего в Исламабаде разгневаны тем, что вожди пуштунских племен велели соплеменникам не пропускать через свои кочевья вооруженные банды, засылаемые в Афганистан. Осенью прошлого года представители пакистанских пуштунов приехали в Кабул на джиргу приграничных племен.

– Джирга по-русски – совет, – пояснил Фазиль, и не без гордости добавил: – Так что у пуштунов тоже советская власть. На этой джирге они приняли решение не оказывать никакой помощи бандитам, воюющим против афганского народа. На местных джиргах племена потребовали от Исламабада ликвидации созданных на их землях лагерей. Только на северо-западе Пакистана создано 120 лагерей по подготовке террористов и диверсантов. В ответ Исламабад бросил против племен карательный корпус в 20 тысяч штыков с приданными ему танками, артиллерию и авиацию. В расправах участвуют и афганские контрреволюционеры.

– Недавно я был в этом районе, – сказал Нажмутдин. – Пакистанские танки сровняли с землей целые кварталы в Ланди-Котале. Разрушены кишлаки Шейпур, Сафир, Сур Камар, Малек Голь Рахман, Камдак, Шинпокх, более двух десятков других пуштунских селений. Есть достаточно убедительные свидетельства, – Нажмутдин утвердительно покачал головой, – что усмирение пуштунов началось по прямому сигналу из Вашингтона. США важно, чтобы гражданская война в Афганистане разрасталась, и как они выражаются, «надрать задницу Советам в отместку за Вьетнам». Им нужны все новые и новые отряды наемников, чтобы они убивали наших активистов, нападали на советских солдат. И чем больше, тем лучше. Денег на это не жалеют. А страдают ни в чем не повинные люди.

Этот разговор продолжался до позднего вечера, и Дугин понял, что он ничегошеньки не знал о стране и её людях, которых приехал учить умуразуму. Хотя его опыт и знания пригодились. В минометной батарее его ждал сюрприз. Когда он зашел в канцелярию из-за стола поднялся молодой офицер, представился:

– Командир батареи лейтенант Нур Мохамад Бора.

– Где учил русский? – спросил Дугин.

– На курсах МВД в Ташкенте. Благодаря подполковнику Василию Симоненко я и матчасть хорошо изучил.

– А Василий – высокий, худой, русоволосый?

– Да-а, – удивленно протянул лейтенант. – А откуда вы его знаете?

Дугин не стал рассказывать, что старший лейтенант Василий Симоненко в 1970 году служил в их полку командиром батареи и занял на весенней проверке в честь 100-летия со дня рождения Ленина второе место.

Улыбнувшись, сказал:

– Все артиллеристы – братья на земле. Потому я знаю Василия.

– Тогда я тоже брат Василию.

– Значит и мы с тобой братья. Теперь о деле. Когда последний раз были учебные стрельбы?

– Очень давно. Я и не помню, – смутился Бора.

Таблицы, курс стрельб есть?

– Нет.

– А мины есть?

– Много.

– Значит, будем готовиться к стрельбам. Пойдем, посмотрим минометы.

Дугин лично осмотрел стволы, хлебным мякишем проверил выход бойков. Все три миномета были исправны. Стрельбы прошли отлично. А для себя Дугин сделал вывод: в горах пристрелку нужно вести с фугасным взрывателем: мина глубже входит в каменистый грунт и разрыв легче заметить.

Глава 16. ГЭС «ОБГОРДОН»

20 мая представитель ЦК КПСС в провинции Кунар Петр Алексеевич Соколов собрал советников, и заметно волнуясь, сказал:

– Вы, наверное, знаете: десять лет назад немцы начали строительство гидроэлектростанции: выкопали отводной канал с Печдары, заложили здание. Но после апрельской революции все бросили и уехали, прихватив документацию вплоть до последнего чертежа. Еще год афганские рабочие и техники продолжали трудиться, закончили строительство плотины, канал забетонировали. Но потом все застопорилось. Наши специалисты сделали новые чертежи, чехи изготовили турбины. Колонна со всем необходимым уже вышла из Советского Союза. Нам поставлена задача: к 7 ноября помочь местным властям запустить электростанцию. Понятно, что враги постараются сорвать стройку. Потому советникам ХАДа надо организовать работу с местным населением, чтобы заранее выявлять намерения душманов. Советникам царандоя необходимо организовать охрану материалов и оборудования непосредственно на объектах строительства. Под видом рабочих могут подослать диверсантов, заложить взрывчатку в плотину. Это задание партии мы должны выполнить во что бы то ни стало. На карту поставлен престиж нашей страны.

Колонна по расчетам должна была прибыть 25 мая, но до Асадабада она добралась только 27 мая. Душманы её тоже ждали: только после Джелалабада саперы нашли на дороге около семидесяти мин.

К обеду автомобильный батальон – тридцать пять камазов – входил в город под любопытными взглядами асадабадцев. В каждом – по два водителя в бронежилетах, окна закрыты стальными листами со смотровыми щелями. Через два грузовика – бронетранспортер или танк для охраны. Пятнадцать камазов привезли цемент – четыре тысячи мешков, в бензовозах – 35 тонн солярки, в остальных – турбины, трансформаторы, другое оборудование для электростанции, стальная арматура, трехкубовая бетономешалка. В городе эту новость живо обсуждали: одни радовались, что и у них будет электричество, как в соседнем Пакистане, другие думали, как помешать строительству.

Разгрузку колонны начали в тот же день. В мотострелковом батальоне был трехтонный кран на ЗИЛу, и солдаты разгружали арматуру, оборудование, а мешки с цементом носили местные пацаны, пионерский отряд, человек двенадцать. Дугин немало этому подивился: мешок в пятьдесят килограмм не каждому взрослому под силу, а ребята по двое их таскали к навесу, складывали в штабель.

В девять вечера в советнический городок пришел командующий царандоя Маздурхан Хабиб, заглянул в комнату к Дугину:

– Иван Семенович, пионеры уже выдохлись, а к утру надо выгрузить еще пять машин. В шесть часов колонна должна уйти обратно. Все сарбозы на операции. Пришли к вам за помощью.

– У нас тоже из батальона один шифровальщик остался.

– Но, может, вы пойдете, как-то подбодрите ребят. Губернатор пообещал им по полторы тысячи афганей.

«Хорошенькое дельце, – подумал Дугин. – Им все привези, да еще и разгрузи, построй. Я обязан советовать по политическим вопросам, а мешки таскать меня никто заставить не может». Но вслух спросил:

– А что, в городе кроме пионеров мешки носить некому? Для всех же ГЭС строится. У нас в таких случаях объявляют субботник или воскресник и все трудятся на равных.

– За работу на стройке душманы угрожают расправой, – пояснил командующий.

– Хорошо, подождите меня во дворе.

Он быстро надел спортивный трикотажный костюм, ремень с кобурой пистолета спрятал под низ куртки, чтобы не так было заметно оружие, и вышел на улицу.

Цемент разгружали рядом с советническим городком под охраной двух часовых: советского и афганца. Мальчишки обессилено сидели на мешках, рядом стояли две машины под разгрузкой. Неподалеку стояла группа афганцев. Дугин узнал губернатора, с которым познакомился в день приезда у Навабадского моста, пошел к нему. Гульвасиль по-братски обнял:

– Давай, мушавер Дугин, выручай! Пионеры устали, надо их как-то приободрить.

– Хорошо, – ответил Иван, развернулся и пошел к камазам. Среди ребят приметил мальчишку побольше, подошел к нему, взял за руку:

– Давай, пошли.

Тот неохотно подчинился. Иван взялся за низ мешка, парнишка – за верх и они отнесли его в склад. Снова вернулись, взяли мешок – отнесли. Остальные мальчишки поднялись и тоже принялись за работу. Вечерняя прохлада и пример шурави вернул им силы. Одну машину разгружали полтора часа. Дугин понял, что такими темпами они к утру не управятся. Перед разгрузкой второй машины подозвал ребятишек, разбил их на пары и сказал:

– А я один буду носить. Давай!

Одному носить мешки было трудно. Пот заливал глаза, трико промокло, из черного стало серым от цементной пыли. Ходил как заведенный от машины к складу и обратно.

К четырем часам разгрузка закончилась. Губернатор тут же раздал ребятам деньги, пожимая каждому руку на прощанье, а Дугину сказал:

– Тебе бакшиш: ящик коньяка.

– Ничего не надо! Я пойду спать.

Вслед за ним неотступно шли два сарбоза, внесли в комнату ящик с коньяком. Трех бутылок уже не хватало.

Володя – шифровальщик посмотрел на Дугина и от удивления присвистнул:

– Ха-рошый был спорткостюмчик. Теперь его можно использовать только в качестве бронежилета.

– Давай, режь. Его все равно уже не достираешся.

Владимир разрезал ножом рукава, потом штанины. Иван скомкал все это в кучу и выбросил в ведро, приговаривая:

– Вот, на один костюм стало меньше. Теперь бы от цемента отмыться.

Проснулся Дугин только к вечеру. Его разбудил Николай:

– Ну и горазд ты спать. Вставай, пойдем ужинать. Губернаторским бакшишом угостишь?

– Да ну вас с вашими бакшишом. Все тело болит.

Только на третий день он пошел с Малеваным в опербат, побеседовал с замполитом, офицерами. Когда возвращались, сказал ему:

– На стройке освещения никудышнее. Возле нашего коттеджа стоит передвижная электростанция. Она в рабочем состоянии?

– Движок нормальный, а генератор не запускается.

– Давай, я попробую. В батальоне видел поломанный тестер. Стекло разбито, стрелка болтается, но починить можно.

– Да, ладно, – махнул рукой Николай, – там до тебя лазили все кому не лень, – ничего не получается.

– Получится!

Когда сопровождали колонну в Джелалабад, он попросил Николая:

– Для тестера нужна квадратная батарейка Привези. Сколько надо – я заплачу.

– Да уж ладно, – усмехнулся Николай. – Я тоже не обеднею.

Мадеваный просьбу выполнил. Дугин вставил батарейку, соединил концы и стрелка зашевелилась.

– О, работает! – довольно проговорил он и сразу пошел к электростанции. На кнопке пуска генератор не прозванивался. Значит, разорвана цепь в обмотке возбуждения. Обнаружил разрыв быстро, скрутил два провода медной проволокой, запустил двигатель, нажал кнопку пуска генератора, и лампочка загорелась.

– Частота 50 герц. Отлично! Поздравляю! – радостно пожал руку товарищу Николай.

– Пойдем, подарим строителям, – предложил Дугин.

Фарух Асар, секретарь провинциального комитета ДОМА⁵, по совместительству – начальник молодежного штаба стройки, – был на месте. Украшенная кумачом дощатая времянка внутри походила на прорабский вагончик. В углу – кирки, лопаты, коробка с рукавицами. По стенам – графики и обязательства. На врытых в землю скамьях теснилось десятка полтора мальчишек. Дугин узнал среди них своих старых знакомых. Ребята обрадовались встрече, лица заискрились улыбками.

– Мушавер давай! – наперебой закричали они, подходили и уважительно пожимали руку как равный равному. Руки были не по-детски шершавые, мозолистые, натруженные держаками лопат, ручками тачек. Все были пострижены наголо, с загорелыми до черноты худыми лицами, в длиннополых рубахах с двумя нагрудными карманами. У большинства из широких холщовых штанин выглядывали босые ноги с подошвами, забитыми до костяной твердости. Светленький круглолицый улыбчивый мальчишка славянской внешности очень напоминал его самого. Ваня Дугин тоже запросто бегал босиком за коровами по свежескошенной пшеничной стерне, даже не опасаясь загнать занозу, только слегка поджимал пальцы, под которыми еще оставалась мягкая кожа. Только индус был в старых стоптанных сандалиях и даже по одежде было видно, что семья его живет получше, чем остальные. Мальчишка-таджик в тюбетейке был похож на многих ребят, приезжающих из Средней Азии в Москву на экскурсию. Подросток повыше и потому показавшийся старшим, с которым ночью носил мешки с цементом, был худющий, кожа да кости, но жилистый. Взгляд тяжелый, пронзительный, как у многих пуштунов. Здесь в Асадабаде все они были афганцами и жили по суровым законам военного времени: ходили в школу, как могли, помогали родителям растить младших братьев и сестер, собирали фрукты и продавали у советнического городка, или меняли на тушенку, и несли в дом тяжким трудом заработанный афгани. Кем они будут, когда вырастут? Будут служить родине, защищать её от врагов или пойдут в банду, где больше платят и будут стрелять в шурави, радуясь каждому убитому. Все это теперь зависит и от тебя, как ты научишь их жить. Первый твой урок они запомнили. Он им понравился. Иначе бы не светились довольством лица от встречи с тобой.

– Фарух, я передвижную электростанцию починил, – сказал Дугин. – Пошли машину в советнический городок. Пусть притащат сюда на стройку.

Фарух радостно заулыбался:

– Ташакур, мушавер, ташакур².

Он на радостях решил показать гостям стройку. Даже в лесах и опалубке ее стройные очертания величественно выделялись на фоне глинобитных дувалов, бурого с черными проплешинами Басмача и однообразия горных хребтов, заслоняющих полнеба. Автокран мотострелков и бетономешалка крутятся без передышки. Возле неё стоял безусый сарбоз с автоматом и одинаково цепко оглядывал любого, кто подходил за раствором или подтаскивал гальку и цемент для очередного замеса. Дугин был доволен, что и он внес свою лепту в стройку города.

***

3 ноября, когда до намеченного срока пуска электростанции оставались считанные дни, Соколов снова собрал всех советников.

– Есть информация по линии ХАД: в 10 часов 7 ноября, когда начнется митинг, душманы начнут минометный обстрел. Артиллеристам быть в готовности подавить цели в Мараварском ущелье, – сказал Петр Алексеевич и в сердцах добавил, – а тут еще как на грех, электростанция не запускается. Вроде все сделали правильно, а генератор не возбуждается. Иван Семенович, может, ты посмотришь? – с надеждой посмотрел он на Дугина.

– Конечно, посмотрю!

Иди, там тебя Владимир дожидается.

Инженер Владимир Кожухов был в расстроенных чувствах.

– Третью ночь уже не сплю, все проверил-перепроверил, – сказал он Дугину. – Просто уже не знаю, что делать.

– Какое нужно напряжение для запуска генератора?

– 110 вольт.

– Где у тебя аккумуляторы?

– Там, в машинном зале.

– Пойдем, глянем.

В машинном зале десять новеньких советских аккумуляторов по 12,5 вольт стояли в ряд, но подключены они были не последовательно, а параллельно.

– Володя, пока я схожу за тестером, поставь аккумуляторы по кругу и соедини их последовательно, – посоветовал Дугин. – Ты же не напряжение увеличивал, а мощность.

Владимир хлопнул ладонью по лбу:

– Ах, дурья моя башка… Какой же я дурак! Ну, блин…

Он начал быстро растаскивать аккумуляторы, подсоединять их последовательно: плюс-минус, плюс-минус. Когда Дугин вернулся с тестером и замерил напряжение – получилось почти 130 вольт. Спросил:

– Этого хватит для возбуждения генератора!

– С лихвой!

Рабочие опустили запорный щит, и вскоре вода поднялась до рабочего уровня, Завращались турбины. Владимир нажал кнопку пуска и электростанция заработала. Еще не до конца веривший, что удастся оживить стальное сердце этого творения многих людей, он бросился на радостях обнимать и целовать Дугина. Его счастью не было предела… Заработало!

Невесть откуда появившийся губернатор Гульвасиль тоже обнял Дугина, приговаривая:

– Спасибо, мушавер инженер!

– Я не инженер. Советский офицер все должен уметь.

– Теперь будешь главным инженером электростанции. Ну, Иван, тебе снова бакшиш причитается.

– Не нужно никакого бакшиша. Ничего я такого не сделал. Что могу, то и делаю.