Встань и иди

– Шесть убитых, много раненых, – доложил комбату Тарасевич.

– . Все, занимайте оборону и до темноты никуда не двигаться! – приказал Кустрё.

С наступлением темноты им разрешили спуститься пониже, где стояли два здания.

– В них и заночуем, – решил ротный.

Из офицеров только он оказался целым и невредимым. Остальных выбили снайперы. Когда обустроились, Тарасевич поднялся на крышу. К нему присоединился Агафонов. Сидели молча, каждый по-своему переживал события прошедшего дня. Внизу лежали их сослуживцы, разделенных боем на живых и мертвых, раненных и убитых. Кто спал уже вечным сном, а кто метался в горячечном бреду. Еще утром, когда ярко светило солнце, а небо было черным от многочисленных вертолетов и самолетов, кромсавших горы разрывами бомб и реактивных снарядов, казалось, что и стрелять не придется. А оно вон как вышло.

Взошла огромная луна, освещая горы желтым призрачным светом.

– Давай, попробуем выяснить, где находятся наши, – предложил ротный.

Он пустил в воздух одну ракету, затем вторую. Ответные ракеты взле тели справа и слева.

– С флангов мы вроде прикрыты, – сказал Тарасевич. – Давай, попробуем самим выйти на дорогу. До неё уже недалеко. Пойдешь с первой группой?

Агафонов согласился.

Собрали всех, кто мог ходить, начали выдвигаться. Метров через сорок начался крутой обрыв.

– Если спрыгнуть с него еще можно, – доложил он ротному, – то подняться назад будет проблематично. Тем более вытаскивать раненых и убитых.

Ротный доложил о ситуации в штаб батальона.

– Оставайтесь на месте, – распорядился комбат. – Днем к вам прилетят вертолеты за ранеными и убитыми. Подыщите площадку для их посадки.

Офицеры пошли посмотреть, где может сесть вертолет, но так ничего путного не нашли и решили вернутся в дувал. Агафонов вошел первым, Тарасевич – вторым, и тут же, ойкнув, упал: через закрытую дверь, пуля, пробив доску, ранила его в колено.

Утром прилетели вертушки. Один вертолет завис прямо над крышей здания. «Но кто будет грузить раненых?» – подумал Агафонов. И тут, словно из-под земли, появились шесть богатырей.

– Мы из разведроты дивизии, – сказал дюжий сержант.

Разведчики быстро погрузили раненых в вертолет, и он взмыл в небо.

Стали ждать второй вертолет, чтобы погрузить убитых, оставшееся оружие и имущество. Где-то через час вертолеты прилетели вновь. Опять такая же смелая посадка на крышу. Опять помогли дивизионные разведчики. Когда вертолеты улетели, остатки роты вышли к основным силам батальона. Встретил их комбат.

– Общие потери батальона – 36 убитых и 90 раненых, – доложил майор Кустрё в штаб дивизии. – Один солдат пропал. Нет ни среди мертвых, ни среди живых.

– Ищите! – потребовали сверху.

Без потерь выполнила свою задачу только 8-я рота, хотя и шла на главном направлении. У них был один раненый. Может быть потому, что с ней был комбат со своим штабом, начальник штаба дивизии с разведчиками, авианаводчик, взвод АГС-17.

Наибольшие потери понесла 9-я рота. Её высадили дальше всех, и как только развернулись в боевой порядок и начали выдвигаться к намеченному рубежу – появились раненные. Мятежники отходили, оставляя в укрытиях группы по 3—5 человек и вели огонь с тыла, создавая видимость окружения. Командир роты капитан Владимир Хапин начал подавать сигналы кружившим вертолетам, чтобы забрали раненых. Один из них принял десантников за мятежников и ударил залпом нурсов. К раненым добавилось 6 убитых. Две бомбы сбросил на десантников МИГ-24 и появилось еще два трупа. К намеченному рубежу пробился только 2-й взвод и три сапера во главе с заместителем командира саперного взвода старшим сержантом Николаем Чепиком. Воспользовавшись замешательством, мятежники атаковали их. Завязался бой на расстоянии броска гранаты. Николай Чепик находился на правом фланге. Раненный в обе ноги, он не мог двигаться, лежа отстреливался от духов, которые решили взять его живым. Когда они приблизились, сапер подорвал мину направленного действия. В живых остались только раненый взводный и два солдата.

Разведрота дивизии прикрывала десантный батальон с тыла и постоянно вела бой. Заместитель командира разведроты старший сержант Александр Мироненко с тремя разведчиками тоже оказался отрезанным от своих. Связи не было, и он сигнальной ракетой обозначил себя. На зов бросились мятежники. Когда товарищи погибли, Мироненко подорвал гранатой себя и приближающихся афганцев. Оба еще в Витебске на тактических учениях проявили себя: Мироненко – как лучший разведчик ВДВ, а Чепик – лучший сапер ВДВ. Оба ездили в Москву на встречу с командующим Маргеловым.

На помощь десанту пришел 3-й парашютно-десантный батальон, который по сути был в резерве, и душманы отступили, ушли в ущелье Шигал. Лишь к вечеру тактический воздушный десант смог пробиться к своим основным силам.

Наступавшие вдоль Кунара тоже особыми успехами похвастать не могли. 2-й мотострелковый батальон, начав выдвижение с северо-восточной окраины Асадабада, с боем овладел кишлаком Шинкорак. Но дальше продвижение застопорилось. Мотострелки увязли в стычках с мелкими группами противника. А вскоре первые машины наткнулись на огромный ров шириной до семи метров и глубиной три метра, который пересек единственную дорогу: ни объехать, ни обойти. Весь личный состав, кроме боевого охранения, делал переход через препятствие.

1 марта продолжилось наступление на Асмар. Разведчики захватили мост через Кунар, и третий десантный батальон начал прочесывать ущелье Шигал. По их наводке вертолеты уничтожили 5 опорных пунктов. Но войти в Асмар смогли только к вечеру после авианалета, а перевалочный пункт Дангам на караванном маршруте заняли только к исходу 2 марта.

На совещании в Кабуле Тухаринов подводил итоги операции:

– Наши подразделения захватили 2 вертолета Ми-4, 2 бронетранспортера, более 20 радиостанций, 57 автомашин, 5 минометов, 80 ящиков с минами и снарядами, документы разгромленных штабов Рауфа и Баки, 2 перевалочные базы, 17 опорных пунктов и свыше полторы тысячи душманов. Но победа досталась дорогой ценой: 52 убитых, 43 раненых, один пропавший без вести. И хотя многие солдаты, сержанты и офицеры проявили подлинный героизм, кунарская операция выявила слабую подготовку подразделений для боя в горах. Шли по долинам, а с господствующих высот по ним стреляли душманы. Сожгли столько топлива, расстреляли уйму боеприпасов, – не преминул упрекнуть офицеров Тухаринов, – а результат – кот наплакал. А вот только после одного обстрела территории 108-й дивизии взлетели на воздух почти все склады с запасами продовольствия и боеприпасов, полк едва не лишился боевого знамени. Один офицер и пятеро солдат погибли.

На протяжении всех десяти дней и позже, во время итогового доклада, чувствовалось большое недовольство командарма результатами проведенных боевых действий. И все же в ходе боевых действий генералы, офицеры и солдаты Ограниченного контингента приобрели колоссальный опыт. Было пересмотрено многое – начиная от подготовки и построения войск для движения в колоннах и заканчивая отработкой взаимодействия с авиацией, артиллерией и управления ими. Для Афганистана срочно начали готовить горные батальоны, артиллерийских корректировщиков и авиационных наводчиков. Этих специалистов охраняли лучше, чем любого командира.

Понимая важность контроля над провинцией Кунар, перекрытия государственной границы, саперы подорваны караванные тропы на перевалах Биншайкандао, Лобкам, Кача, Нава, Чартана, Спинацука, Гулпрай, через которые шли караваны с оружием и боеприпасами в Наранг, Коткай и далее в горы Гиндукуша к Ахмад Шаху Масуду и другим полевым командирам. Были восстановлены гарнизоны частей 9-ой горно-пехотной дивизии, батальоны службы безопасности – ХАД, царандоя, в Асадабаде развернут оперативный батальон Главного управления защиты революции, по типу подразделения наших внутренних войск. В них прислали советников. 1 марта 1980 года была создана 66-я отдельная мотострелковая бригада. В Джелалабаде расположился её штаб, 1-й батальон и подразделения обеспечения. В Асадабаде – 2-й, а в Асмаре – 3-й батальон. Казалось, что в Кунаре должны воцариться мир и спокойствие. Однако эти надежды оказались тщетны. Вместо разгромленных отрядов из Пакистана пришли новые, еще лучше вооруженные и обученные.

11 мая 1980 года в долине реки Печдара у кишлака Хара, неподалеку от Асадабада, написана кровью одна из наиболее драматичных страниц афганской войны. Операция началась в 5 часов утра с высадки тактического десанта в составе 1-го батальона 66-й отдельной мотострелковой бригады. 1-я рота и взвод ДШБ лейтенанта Суровцева и взвод лейтенанта Котова занимали позиции на вершине горы высотой 3 тысячи метров. В 8.30 поступила команда «Дорога». Взвод АГС-17 пошел по гребню, взвод Котова – разведдозор и основной состав роты спустились к реке, взвод ДШБ шел в замыкании. По команде замполита старшего лейтенанта Шорникова рота стала строиться в походную колонну. И в этот момент по ней со всех сторон открыли шквальный огонь мятежники. Около 30 человек сумели укрыться в ближайшем строении, выдержали несколько атак, потеряв около десяти человек убитыми и ранеными. Пытались вызвать подмогу, но безуспешно. Ночью выбрались из окружения с боем, переходившим в рукопашную, по горло в воде, вынесли на себе раненых и оружие. Многие утонули. Общие потери – 31 убитый, 25 ранено.

К лету весь Ограниченный контингент втянулся в войну. Подстрекаемые США и их союзниками, многие афганцы взялись за оружие и, ослепленные ненавистью, решили изгнать шурави, которые строили им дороги, заводы, бесплатно учили молодежь, кормили и одевали чуть ли не все население страны.

В Советском Союзе началась пятилетка похорон, и руководству страны было не до Афганистана. В декабре 1980 году умер председатель Совета министров СССР Косыгин. Еще полный сил и жизненной энергии, но лишенный расположения товарищей по партии, он угас в одночасье. Потом хоронили генсеков Брежнева, Черненко, Андропова. Зачинателей афганской войны провожали в мир иной пышно, со всеми воинскими почестями, а геройски погибших в Афганистане закапывали тайком, запрещая вскрывать цинковые гробы и писать на надгробиях место и причину смерти.

Часть третья

МУШАВЕРЫ КУНАРА

Глава 15. СОВЕТНИК ИВАН ДУГИН

Капитан Дугин торопливо шагал в штаб дивизии, теряясь в догадках: зачем это он понадобился начальнику политотдела. По службе вроде никаких проколов не было. Полковник Гриенко сразу прояснил ситуацию:

– Иван Семенович, мы должны направить трех человек в Афганистан советниками командиров отрядов Главного управления защиты революции по политчасти. Как вы смотрите в отношении командировки за речку.

Дугин удивленно вскинул брови:

– Александр Иванович, я же пропагандист танкового батальона!

– Карта пала на вас, – сказал начпо твердым голосом, не допускающим возражений. – Мы обсудили вашу кандидатуру и уверены, что с этой работой справитесь. Там ведь нужно не только словом увлекать, но и личным примером. Вы и с автомата стреляете отлично, и артиллеристом служили, не только в политических вопросах, а и в технике хорошо разбираетесь, так что ваша кандидатура вполне подходящая. К тому же, только окончили высшую партийную школу. Вот и будете полученные знания закреплять практическими делами в боевой обстановке.

– Ну, могли хотя бы сначала посоветоваться.

– Да, вроде я тебя за десять лет не изучил, – хитровато прищурившись, Гриенко перешёл на «ты», – я же твой девиз знаю: «На службу не напрашиваюсь – от службы не отказываюсь».

Несмотря на всю свою старательность, к тридцати восьми годам Дугин служебной карьеры не сделал, да и богатств не нажил. Главное его богатство – жена Раиса Павловна. Они знакомы еще с детства, учились в одном классе в средней школе станицы Михайловской Урюпинского района Волгоградской области. Она родила ему дочь Леночку. В подмосковной Балашихе им дали двухкомнатную квартиру. Только обжились. И вот нужно все бросать и ехать.

– Надо так надо, – сказал Дугин. – Я согласен!

– Пишите рапорт и отправляйтесь в отпуск.

Жене о командировке решил пока ничего не говорить. Бывало, начальство свое решение отменяло, а зачем ей лишние переживания.

– Меня в отпуск отправили, – сказал он супруге, вернувшись со службы.

– Мы же по плану должны в июне идти, – удивилась Раиса Павловна.

– Меня никто не отпустит.

– Ну, вот так начальство решило, – неопределенно сказал Иван Семенович. – А с начальством спорить не хочу. Я тогда сам на недельку в станицу съежу, с родней повидаюсь.

Станица Михайловская стоит над Хопром. Добротный бревенчатый дом в поселке Подгорном, в котором вырос Иван, располагался в трехстах метрах от низкого берега, и по весне в половодье вода подступала к крыльцу. В школу добирался вплавь на отцовском баркасе, прихватив соседских ребятишек. Возле школы стоял якорь, как напоминание о временах, когда царь Петр Первый строил здесь флот для похода на турок под Азов и подумывал перенести в эти казацкие места столицу Российской империи.

Свою станичку они с женой любили, и каждый год навещали, регулярно участвовали во встречах одноклассников. Классный руководитель Таисия Николаевна Камаревцева преподавала математику. Благодаря её таланту, алгебру, геометрию дети любили и учились отлично. Преподаватель географии Козловцев Василий Иванович в войну был чекистом, служил в СМЕРШе, как тогда сокращенно называли подразделения КГБ «Смерть шпионам». Он был очень жесткий, требовательный, но справедливый человек. Иван брал с него пример и вскоре стал заместителем секретаря комсомольской организации школы, выпускал «Комсомольский прожектор», в котором часто критиковал нерадивых, и его даже немного побаивались. Как активист, в 1964 году ездил на Черное море в пионерлагерь «Орлёнок» на слет комсомольских вожаков. В их классе все получили высшее образование, а Валентина Земцова стала директором Михайловской школы. В 1965 году Дугин получил аттестат о среднем образовании и удостоверение тракториста-машиниста. Тогда любовь к технике на селе мальчишкам прививали сызмальства. Иван все умел: и мотор починить, и радиоприемник на транзисторах собрать. После школы сразу пошел работать в колхоз, сел за рычаги ДТ-54 с гидравликой. Вспахал поле под колхозный сад, но сажать деревья не пришлось: в декабре принесли повестку в военкомат. Его призвали служить во внутренние войска. Когда в подмосковной Электростали заканчивал школу сержантов, ему посоветовали поступать в Саратовское среднее училище МВД. Успешно окончил его, получил звание «лейтенант», дипломом радиоэлектромеханика. При распределении, заместитель председателя комиссии по выпуску полковник Ларгин с любопытством посмотрел на новоиспеченного офицера и сказал:

– Иван Семенович, на вас пришли три запроса: из части, где вы начинали службу, из школы сержантов, и из полка, где вы проходили стажировку. Куда бы вы хотели поехать?

– Куда Родина пошлет, там и буду служить, – ответил Дугин.

Это была не бравада молодого лейтенанта, а его жизненная позиция. Он считал, что место службы не выбирают.

Полковник Ларгин по достоинству оценил этот ответ:

– Хорошо. Будете служить в Москве в прославленной дивизии особого назначения внутренних войск имени Феликса Эдмундовича Дзержинского.

Перед отправкой ему, как кандидату в члены КПСС, предложили пройти курсы замполита роты. Полтора месяца он добросовестно учился организовывать партийно-политическую работу в роте, батальоне, основы марксизма-ленинизма, но когда прибыл в дивизию, командир мотострелкового полка полковник Козырев, фронтовик, на первой встрече с молодыми лейтенантами спросил:

– Кому-то из вас в артиллерии служить приходилось?

В ответ – молчок.

Присутствовавший на встрече начальник артиллерии полка подполковник Лавренко, тоже фронтовик, поинтересовался:

– Кто может разделить 3 на 4?

– Ноль, семьдесят пять, – не задумываясь, выпалил Дугин.

– . Вот тебе минометчик! – довольно проговорил Козырев. – Пойдете, товарищ лейтенант, командиром первого взвода в минометную батарею. – У меня же предписание на должность замполита роты? – недоумевал Дугин.

– Вас учили стрелять третью и четвертую задачи. У вас артиллерийский ум, а остальное приложиться.

Скрепя сердце, Дугин согласился с новым назначением, и очень скоро уже числился в передовиках. В 1970 году весеннюю проверку начали в феврале, чтобы к 22 апреля – 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина, успеть подвести итоги социалистического соревнования, которое широко развернулось и во внутренних войсках.

Полк ранним утром подняли по тревоге и вывели на полигон. Минометная батарея заняла закрытую огневую позицию. Когда рассвело, артиллеристы поняли, что стрелять будет трудно: мела поземка, затягивая белой пеленой все вокруг.

Подполковник Лавренко вызвал Дугина на наблюдательный пункт и по-свойски сказал:

– Ну, что, пухнарь¹, – есть возможность отличиться: будешь первым стрелять.

Выбор Лавренко был не случаен. Он знал, что в условиях метели важно не растеряться. А у Дугина нервы крепкие.

На НП было тесновато: кроме отделения разведки и связистов здесь были три полковника и подполковник из проверочной комиссии.

– Лейтенант Дугин к стрельбе готов! – бойко доложил «пухнарь», хотя на сердце было тревожно и от волнения засосало под ложечкой.

Когда метелица немного улеглась, проверяющий спросил:

– Куст видите!

Большой куст одиноко чернел среди белого безмолвия и Дугин твердо доложил:

– Вижу!

– Там пулемет. Уничтожить!

– Цель вижу!

В руках проверяющего беспристрастно щелкнул секундомер:

– Время пошло!

«До куста – метров восемьсот, – прикинул Дугин, и быстро подготовил данные для стрельбы, передал на батарею. Глазомер у него был хороший, натренированный. И без приборов он научился определять расстояние с небольшой погрешностью. Но здесь расстояние скрадывала белая мгла. Еле приметное облако разрыва вспухло впереди куста на приличном расстоянии. Дугин обрадовался, увидев его, взял вилку четыреста метров, и мина на этот раз разорвалась в ста метрах от цели. Третий выстрел был точно в цель.

Взвод, осколочно-фугасной, взрыватель осколочный, десять секунд выстрел, огонь!

– Стой! Записать, – остановил стрельбу проверяющий, и подытожил: – на выполнение задачи лейтенант Дугин потратил восемь минут и три снаряда. Экономия времени – тридцать процентов. Оценка «отлично».

Дугин засиял от радости и не мог понять: почему подполковник Лавренко показал ему исподтишка кулак и тихо спросил:

– Тебя кто учил вилку четыреста метров брать?

– Но я же вижу, – разрыв далеко. Если по двести метров скакать при шлось бы еще один снаряд давать, а так экономия.

– Экономия, – передразнил его Лавренко. – Моли бога, что проверяющие тебе простили.

Отличное начало стрельб придало уверенности и остальным офицерам. Командир батареи за девять минут выполнил задачу по переносу огня от пристрелянного куста и тоже получил отличную оценку. Дугина наградили тогда медалью в честь 100-летия В. И. Ленина, а минометную батарею внесли в Книгу почета внутренних войск.

Со временем Дугин все же стал замполитом батареи. Но снова в его службе произошел решительный поворот. Начальник политотдела полковник Гриенко вызвал его к себе и сказал:

– Иван Семенович, в танковом батальоне смена руководства. Там нужен пропагандист. Как смотрите, если мы назначим вас на эту должность.

– Положительно!

Вы тракторист, так что технику легко освоите. А в остальных вопросах – вы на хорошем счету у начальства.

12 лет служил Дугин танкистом, стрелял, водил, выполнял все задачи, что положено политработнику в танковых подразделениях, и вот новый поворот судьбы: командировка в Афганистан. На сердце было тревожно: вроде там и не воюют, а цинковые гробы постоянно привозят. И дурная молва уже вовсю ходила по Союзу, что афганцы партизанят, исподтишка, из засад убивают наших офицеров и солдат.

В станицу Михайловскую Дугин добрался только к вечеру. Отец удивился:

– Что это ты без телеграммы заявился?

– Ну, так получилось. Внепланово.

Он не стал объяснять родителям причину своего внезапного появления. Но мать сердцем почувствовала: что-то неладное нарушило размеренную службу сына, настороженно спросила:

– Наверное, в Афганистан посылают?

– Да нет, – соврал Иван, – что там милиции делать.

Вечером собралась родня, посидели как полагается, а на второй день он, приодевшись, пошел проведать своих учителей. Не удержался, завернул посмотреть на сад, который уже вырос, и по весне набухли почки, готовясь дать новый урожай. На въезде увидел фанерный щит, на котором местный художник аккуратно написал красной краской: «Сад заложили в 1965 году председатель колхоза имени В. И. Ленина Свинцов Сергей Яковлевич и тракторист Дугин Иван Семенович». Стало тепло, приятно на душе. Значит, помнят земляки его добрые дела.

В школе он выступил перед десятиклассниками, посоветовал поступать в военные училища, которые дают хорошую путевку в жизнь.

Когда вернулся домой, рассказал матери о табличке в саду. Она не преминула воспользоваться случаем:

– Сынок, ты бы сходил к председателю и попросил машину за углем в Урюпинск на базу съездить. Всю зиму чем попало топили.

На следующий день Дугин в военной форме пошел к председателю. Тот обрадовался встрече, сказал:

– Сад-то наш растет, урожаи хорошие дает. – Окинув Дугина цепким взглядом и заметив кант крапового цвета, спросил:

– Иван Семенович, так ты чекист?

– Нет, я в МВД во внутренних войсках служу, в дивизии Дзержинского.

– Знаю, знаю такую. Прославленная дивизия.

– Я к вам за помощью, – сразу решил перейти к делу Дугин. – Мать просит машину, уголь из района привезти.

– Машина есть, но она стоит на приколе без номеров.

– Давайте, я попробую проскочить.

– Хорошо, я тебе её дам. Но если гаишники поймают – поставят на штрафную стоянку вместе с углем.

– Да я постараюсь им не попадаться. Поедем задворками. Я те места хорошо знаю.

Выехали на ЗИЛу ранним утром и поспели на угольный склад к его открытию.

Начальник базы был в недоумении:

– Машина без номера, путевого листа нет. Если меня спросят: «Кому ты отпустил уголь?», что я скажу.

– Капитану внутренних войск Дугину Ивану Семеновичу. Вот деньги.

– Ладно, капитан, заезжай. Денег не надо. Это тебе будет в порядке шефской помощи.

– Погрузчик бросил в кузов три ковша по тонне, и они выехали с базы, без приключений к обеду добрались до станицы. Дугин зашел к председателю поблагодарить, а тот усадил его за стол, достал из холодильника бутылку водки, трехлитровую банку сливок, сказал:

– Ну и молодец! Давай посидим немного, пообедаем. Сливки только из-под сепаратора. Расскажешь, как сейчас служится. Ты мою молодость напоминаешь. Таким же проворным был. В войну я служил в системе СМЕРШ, возил большого начальника.

Хотя они из разных поколений, но действительно были очень похожи: оба повыше среднего роста, широкой кости, русоволосы, улыбчивы и во всех движениях проявлялась казачья стать.

За воспоминаниями быстро осушили одну бутылку, запивая сливками. Сергей Яковлевич достал вторую, до половины выпили, а остатки он накрыл «бескозыркой» и сказал:

– Это водителю отдашь на опохмелку.

Домой Дугин заявился навеселе, протянул матери деньги:

– Вот, возвращаю. Уголь мне бесплатно дали.

– А пил за что? – удивилась мать.

– Сергей Яковлевич угощал.

Неделя пролетела быстро в хлопотах по хозяйству: когда свой дом – работа всегда найдется: то подгнило, то покосилось. По возвращению в Москву, 15 апреля 1983 года Дугина вызвали в министерство внутренних дел на инструктаж, рассказывали, как должен вести себя советский военный специалист в Афганистане. Поняв, что командировку отменять не будут, сказал жене:

– Меня посылают на два года советником в Афганистан.

Раиса Павловна удивленно спросила:

– А нам это зачем?

– Меня особо никто и не спрашивал. Вот, дали список из 36 наименований, что нужно взять с собой в командировку.

Раиса Павловна начала вслух читать:

– Костюм выходной, костюм повседневный, костюм спортивный, пять сорочек, галстуки, два комплекта нижнего белья, десять комплектов постельного белья, лекарства, продукты на неделю, кастрюля-скороварка, утюг, молоток, плоскогубцы и другие предметы. Тут же нужно уйму денег. Тысячи две надо. Где их возьмем?

– Займем! – решительно сказал Иван Семенович.

27 апреля, в годовщину афганской революции, Дугин вылетал обычным гражданским рейсом на Кабул. Подвести его до Шереметьево приехал брат Евгений на уазике.

– Да тут тебе грузовик нужен! – удивленно воскликнул он, увидев приготовленную к погрузке кучу картонных коробок. – Как ты все это допрешь.

Коробки кое-как распихали, и довольно быстро добрались до международного аэропорта. Здесь у готовившегося к взлету Ту-154 командированных поджидал полковник из управления кадров МВД.

– Кто капитан Дугин? – спросил он.

– Я!

– Назначаю вас старшим! В Кабуле вас встретят. Передадите им вот этот пакет. В случае захвата самолета – пакет уничтожить. Нажмете вот эту кнопку, – показал он на пуговку в центре пакета. Вопросы есть?

– Никак нет!

– Тогда у меня вопрос: как на такую должность назначили капитана?.. Вам в ближайшее время присвоят майора. Счастливого полета и удачной командировки на войну!

Эти слова вызвали в душе Дугина бурю эмоций. Три часа лёта до Ташкента он держал в руках секретный пакет и думал-гадал: что ждет его на афганской земле.

В 13 00 благополучно приземлились в Кабуле. Пакет забрал офицер, а новичков на трех волгах повезли в советское посольство. Только разместились в отеле, – начался обстрел города реактивными снарядами. Дежурная группа заняла оборону. Представитель посольства дал Дугину автомат и сказал:

– Если полезут в окно – бей на поражение!

Стрелял Дугин отлично. В январе в соревнованиях на первенство «Динамо» из пистолета он вошёл в призовую десятку.

Обстрел эрэсами², дэшэка закончился так же внезапно, как и начался.

Первомай отгуляли в Кабуле. Было прохладно, и все щеголяли в новеньких костюмах, сытно ели, облегчая коробки с припасами. 5 мая всех командированных вызвали в советское представительство при МВД ДРА. Начальник штаба в советнической форме начал распределять новичков.

Капитан Дугин, вы идете советником командира 13 оперативного батальона Главного управления защиты революции по политической части в город Адасабад, провинция Кунар.

– Всем сдать паспорта, – сказал он в заключение, – получить личное оружие – пистолет Макарова – и старайтесь с ним не расставаться никогда.

6 мая утречком новичков повезли в аэропорт и они начали ждать оказии. Повезло: в десять часов пара вертолетов летела в Джелалабад, и они быстро покидали свои коробки в ми-восьмой – безотказную рабочую лошадку афганской войны. Приземлились на аэродроме вертолетного полка. Если в Кабуле было прохладно, то в Джелалабаде из открывающейся двери пахнуло духотой, как из бани. Рубашка сразу прилипла к телу, по спине струйками побежал пот. Хотелось сорвать с себя всю одежду, но Дугин, сцепив зубы, тащил свои коробки. Встречавший его афганец, заметив состояние мушавера, сказал:

– У нас субтропики, большая влажность. Давай, помогу.

Метров через сто он остановился, поставил коробки, вытер со лба пот и требовательно произнес:

– Мушавер, давай афгани!

– Сколько?

– Сто пятьдесят.

Дугин, чертыхаясь про себя, отсчитал деньги. Афганец с превеликим удовольствием сунул их в карман и бодро зашагал к машине царандоя. На ней переехали на вертолетную площадку в Шамархейль. Здесь то и дело взлетали и садились вертолетные пары. В провинции Кунар шла армейская операция, и Дугин сразу почувствовал пульс войны. Из района боевых действий привозили убитых и раненых, а туда везли подкрепление, боеприпасы, продукты. Через час вылетели в Асадабад. Вертолеты шли низко над дорогой. Вдоль неё по горам были выставлены посты охранения, обеспечивающие не только проезд, но и пролет техники. Летчики бросали машину из стороны в сторону, выполняя противозенитный маневр, и от болтанки с непривычки начало мутить.

Борттехник предупредил:

– Подлетаем к Асадабаду! Вокруг центральной площади расположены административные здания, дуканы. На окраинах – дувалы жителей, ростут цитрусовые сады. А на северной окраине по дороге к Асмару паромная переправа через Кунар связывает город с кишлаком Маравара. А из него в Пакистан идет дорога через перевал Гхакгай.

Дугин смотрел в иллюминатор и увидел большую излучину реки, в которой располагался городок. За тысячелетия тихие воды Печдары поддавливали стремительные потоки Кунара на гору Басмач. На правом берегу образовалась большая отмель. От городка её отрезал отводной канал от Печдары.

– На острове расположен батальон 66-й мотострелковой бригады, – пояснил борттехник. – По левую сторону Кунара никто не селился. Там пограничная зона, контролируемая «духами».

Сели на небольшом аэродроме на берегу Кунара. Несущий винт нехотя закручивал последние обороты, а борттехник уже сдвинул дверь, выставил лесенку и улыбнулся на прощание:

– Добро пожаловать в Асадабад!

Здесь было несколько прохладнее, чем в Джелалабаде. Стремительные воды Кунара несли с гор запах талого снега, смешанного с запахом цветущей сочной травы, наполняя ущелье сказочным ароматом. «Неужели в этом райском месте стреляют, люди убивают друг друга», – подумал Дугин.

Возле полосы толпились встречающие и провожающие. Его встречал на уазике радист-шифровальщик старший лейтенант Валерий Тряжкин.

– Все на операции, – пояснил он. – К вечеру должны вернуться. Мне поручено привезти вас, помочь обустроится.

Они быстро погрузили имущество Дугина в машину и поехали в советнический городок. Когда переезжали Печдару по добротному каменному мосту, Валерий пояснил:

– Его немцы до революции построили, для себя жилье добротное возвели – шесть коттеджей. Теперь это советнический городок. Один домик выделили для советников ГУЗРа; в остальных живут советники комитета ХАД, советники девятой пехотной дивизии, партийные советники, штаб мотострелкового батальона.

– Городок маленький, а частей много, – удивился Дугин.

– Асадабад – город особый. За рекой – граница. Через неё местные ходят свободно. Кругом родня. Народ то один – пуштуны… Этим все спецслужбы и пользуются, вербуют из местных жителей разведчиков, соглядателей, информаторов. Семьи кормить, детей растить, учить-то надо. Война войной, а жизнь идет своим чередом. Афганцы всю жизнь воюют: то с англичанами, то сами с собой дерутся за власть, за пастбища, за воду и просто за место под солнцем. Здесь и похлеще бывает: днем царандоевец, а ночью – душман. Отец в опербате служит, дядя – в царандое, а брат в горах в банде…