Сторона защиты. Правдивые истории о советских адвокатах

– Но вы слышали, разумеется, что Борис Львович Гершуни теперь возглавляет Союз русской присяжной адвокатуры в Германии и Комитет русских юристов за границей? Они там создали консультацию для беженцев при Лиге Наций, организовали кассу взаимопомощи присяжных поверенных и даже Русский третейский суд. Хотя со стороны немцев тоже не обходится без определенной дискриминации – понятное дело, конкуренты местным адвокатам не нужны.

– Помилуйте, откуда же я мог это услышать? Я с тринадцатого года не выезжал за границу, и у меня нет там никаких связей.

Шкловский, кажется, нисколько не смутился прохладными нотками в голосе адвоката:

– Ну, об этом недавно писали в советских газетах.

Федор Акимович полагал себя человеком осмотрительным, а репутация у собеседника была неоднозначная – точнее, совершенно однозначная, так что об откровенном разговоре между ними не могло быть и речи. Поэтому он ничего не ответил, промокнул рот салфеткой и предложил:

– Давайте к делу. Вы ведь приехали по поручению Софьи Андреевны?

– Совершенно верно. Она попросила меня обратиться к вам с новой просьбой.

Федор Акимович уже достаточно давно представлял интересы внучки Льва Николаевича Толстого, которая несколько лет назад вышла замуж за поэта Сергея Есенина и похоронила его в прошлом году. Являясь искренним и давним почитателем есенинского дара, Федор Акимович очень ценил то, что делала вдова по сбору, систематизации и изданию литературного наследия покойного мужа. И не он один – квартиру в Померанцевом переулке постоянно посещали теперь представители московской творческой интеллигенции. Особенно после того, как Софья Андреевна приняла участие в открытии Есенинского уголка при Доме Герцена, а затем стала работать главным хранителем фондов трагически ушедшего поэта в Литературном музее Всероссийского Союза писателей.

Тем не менее после смерти Сергея Есенина недоброжелателями стали распространяться сплетни о взаимоотношениях Софьи Толстой с покойным мужем, о якобы уже давно состоявшемся их разводе. Для нее было полной неожиданностью известие о том, что муж оставил не ей, а своей сестре Кате доверенность на ведение всех его дел и на литературное наследство. Она не стала спорить с Екатериной Александровной Есениной, но предложила рассмотреть вопрос о создании фонда имени Есенина на базе доходов с изданий поэта. Сама же вдова отказалась от пожизненной пенсии в пользу престарелых родителей и младшей сестры покойного мужа.

Этого, однако, оказалось недостаточно, и Софья Андреевна Толстая-Есенина оказалась втянута в шумный судебный процесс о разделе между наследниками гонораров за посмертные издания произведений мужа. Суд был обязан определить юридические права всех претендентов, и оттого почти каждое заседание сопровождалось скандалами и столкновениями между наследниками. Тягостная история находилась еще в самом разгаре, так что конца-краю ей в перспективе не виделось…

– Бедняжка Соня, – вздохнул про себя адвокат. – Опять Мейерхольдина что-то выдумала?

В разговорах со своей доверительницей он называл так Зинаиду Николаевну Райх, которая обратилась в суд с иском о признании недействительным брака Софьи Андреевны с Сергеем Есениным. Брак поэта и внучки великого русского писателя был зарегистрирован по всей форме в отделе при Совете рабочих депутатов Хамовнического района Москвы под № 2514. В соответствующей графе указывалось, что гражданка Толстая принимает фамилию Есенина. Однако Зинаида Николаевна утверждала, что формально Есенин не был разведен со своей предыдущей женой, американской танцовщицей Айседорой Дункан…

При этом сама истица была уже его второй женой. В июле 1917 года машинистка эсеровской газеты «Дело народа» Зинаида Райх обвенчалась с Сергеем Есениным, однако прожила вместе с ним после свадьбы недолго. Уже в январе поэт покинул Петроград, а весной 1918 года и беременная Зинаида выехала из голодной революционной столицы в Орел, к отцу и матери. Здесь она родила поэту дочь, которую назвали Татьяной. Перед взятием города Белой армией генерала Деникина советская служащая Зинаида Есенина-Райх вместе с дочерью срочно выехала к мужу в Москву. Около года они прожили втроем. Однако затем последовал долгий и мучительный разрыв, которому не помешало даже появление на свет их сына Константина. В конце концов суд города Орла принял к рассмотрению заявление:

«Прошу не отказать в Вашем распоряжении моего развода с моей женой Зинаидой Николаевной Есениной-Райх. Наших детей – Татьяну трех лет и сына Константина одного года – оставляю для воспитания у своей бывшей жены Зинаиды Николаевны Райх, беря на себя материальное обеспечение их, в чем и подписываюсь. Сергей Есенин».

В октябре 1921 года этот, второй брак поэта расторгли официально. Зинаида Николаевна, вернувшая себе фамилию, преподавала в Орле историю театра и костюма. А затем и сама стала студенткой Высших режиссерских мастерских в Москве, где вышла замуж второй раз, за Всеволода Мейерхольда. Новый муж усыновил детей, а Зинаида Райх довольно скоро стала ведущей актрисой в его театре…

А ведь оставалась у любвеобильного поэта еще и первая, гражданская жена – Анна Изряднова. Пусть они и не были обвенчаны, но сын их Юрий был отцом признан и тоже имел право претендовать на долю в наследстве. Да и родители самого Есенина еще были живы, специально приехали из деревни и «всем миром» отстаивали теперь в суде свои права…

Помнится, Федор Акимович записал после одного из судебных заседаний:

«Так поэты устраивают благополучие своих близких! Ненавижу гениев и их великолепное презрение к земным мелочам и прозе! Кроме того, вся эта ватага требует, чтобы с Сони сняли фамилию Есенина. Этим мужичкам и еврейке Мейерхольдине невместно именоваться одинаково с внучкой Льва Толстого!!! Ох! Зубы сломаю, так скриплю зубами! А из Петербурга приехала еще одна жена усопшего гения и привезла еще одного сына…»

Тут уже речь шла о переводчице Надежде Вольпин, которая некоторое время назад родила от поэта сына Александра и поэтому тоже включилась в процесс. Вот что, кстати, она этим летом писала Толстой, с которой была и осталась в приятельских отношениях:

«Я вчера присутствовала на суде лично… Среди любопытных (их, к счастью, было немного) оказалась одна девица, то есть ныне дама, из нашей гимназии, и она долго расспрашивала меня по-английски о присутствующих. Мне было неловко, и я втайне надеялась, что мать Есенина приняла английский за еврейский, что, может быть, несколько оправдало бы мою невольную бестактность. Все равно я для нее не мать ее внука, а „какая-то жидовка“, посягающая на часть ее наследства. Адвокат Зинаиды Николаевны и Изрядновой беседовал с папа-Есениным, подготовляя, вероятно, и для того пилюлю вроде той, что преподнесли они нам. Когда выяснилось, что против нас имеется отвод, так как Райх начала дело о „двоеженстве“ Есенина (глупая мещанка! – и я в тот же день узнала, что она член компартии! Забавно!). Наседкин соболезновал нам, жалел о вашем отсутствии. Катя же откровенно радовалась обороту дела, и у меня крепла уверенность, что она сыграла известную роль в этом подвохе, хотя и уверяла меня, что это на самом деле „совсем недавно обсуждалось“. А мне было и смешно и тошно. Я почти не сомневаюсь, что для Зинаиды Николаевны здесь дело не в том, получить ли ²/₉ или ²/₈, а в том, чтобы вам „насолить“ и доказать, что вы „ненастоящая жена“… Не падайте духом, милая Софья Андреевна, – в этом есть для вас и хорошая сторона, так как „обществу“ позиция З. Н. должна показаться смешной и не слишком благородной»^[3].

– Нет, Федор Акимович, дело несколько иного характера.

– Чем же я могу быть полезен?

– Как известно, Софья Андреевна в Москве готовит выставку к первой годовщине со дня смерти Сергея Есенина. Постоянно ищет новые материалы. Фотографические снимки, какие-то личные вещи, письма и прочее… – Виктор Шкловский достал из серебряного портсигара дорогую папиросу. – Она узнала, что здесь, в Ленинграде, имеется посмертный портрет ее мужа, сделанный в морге Обуховской больницы неким художником по фамилии Мансуров. Вам он неизвестен?

– Нет. Но я могу навести справки.

– Вот его адрес. Зовут его Павел Андреевич…

– А что же вы сами к нему не поедете?

– Видите ли, Софья Андреевна ему уже писала с просьбой передать свою работу в дар музею. Но этот Мансуров ответил отказом. Он хочет денег.

– И его можно понять, – кивнул адвокат.

– Вот и Софья Андреевна, в общем, согласна, – прикурив очередную папиросу, московский гость положил спичку в пепельницу. – Она не против того, чтобы заплатить даже из своих личных средств. Но все же хотела бы, чтобы сумма оказалась… разумная.

– Это вполне естественное желание, – улыбнулся Федор Акимович.

– Мы будем очень обязаны, если вы проведете переговоры с Мансуровым.

Адвокат не посчитал нужным уточнить, кого именно, кроме вдовы, имеет в виду собеседник:

– Хорошо. Но мне для этого необходимо…

– Вот первое письмо к нему от Софьи Андреевны. Там же ответ художника с отказом… – Опережая вопросы, Шкловский положил на стол серый конверт. – И еще одна записка от нее, подтверждающая ваши полномочия.

Федор Акимович взял бумаги.

– Хорошо. Полагаю, что этого будет достаточно.

– Значит, вы согласны?

– Да, я сделаю все возможное.

– Спасибо. – Виктор Шкловский поднял свой бокал. – Ну, теперь я спокоен за исход этого дела… непременно так и передам Софье Андреевне.

– Очень лестно, – кивнул адвокат.

Собеседники выпили и, не сговариваясь, почти одновременно посмотрели на часы.

– Как вы справедливо заметили, Федор Акимович, любой труд должен быть оплачен. Так же, как и потраченное на него время… Сколько же будет стоить ваша услуга?

– Я с удовольствием сделаю это бесплатно. Из уважения к Софье Андреевне и к памяти Есенина.

– Вы благородный человек.

– Большая редкость для человека моей профессии? – улыбнулся адвокат.

Виктор Шкловский ответил ему, в свою очередь, вежливым смехом:

– Спасибо еще раз. Но, Федор Акимович, вы позволите хотя бы угостить вас сегодня обедом?

– Но вы же гость!

– Я не гость, я всего лишь посланец… – покачал головой литератор. Подняв руку, он сделал характерный жест, подзывая официанта. – И беседа наша, несмотря на ее приятность, носила все-таки характер деловой. Так что по заведенным в Европе и за океаном обычаям все расходы я должен принять на себя. Что и делаю с искренним удовольствием…

* * *

По пути из ресторана в юридическую консультацию бывший царский присяжный, а ныне советский адвокат Волькенштейн по привычке остановился возле уличной тумбы. Когда-то на ней расклеивались первые декреты большевиков, отпечатанные на плохой бумаге, суровые военные приказы и уведомления для обывателей, больше похожие на ультиматумы.

Теперь же большая цветная афиша на тумбе приглашала в Государственный театр оперы и балета на премьеру балета Стравинского «Пульчинелла». Сам композитор давно обосновался во Франции, но, видимо, не возражал, чтобы его музыка исполнялась на сцене советских театров. Агитационный плакат рядом с театральной афишей, в свою очередь, призывал каждого сознательного гражданина принять участие во Всесоюзной переписи населения 17 декабря и дать ответы на вопросы регистраторов. Почти все остальное свободное место занимали уже успевшие немного выгореть газетные полосы с материалами объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б), который вывел товарища Льва Троцкого из состава Политбюро и освободил товарища Каменева от обязанностей кандидата в члены Политбюро Центрального комитета партии большевиков.

– Sic transit gloria mundi, – подумал Федор Акимович. – Так проходит мирская слава…

Летом помер всесильный Дзержинский, и между большевиками явно что-то происходило.

Федору Акимовичу опять отчего-то припомнилась старая шуба, оставшаяся в прошлом вместе со старыми институтами частной и присяжной российской адвокатуры, которую правительство большевиков упразднило без всякой замены своим Декретом № 1. Таким образом, в роли защитника по уголовным делам или поверенного по гражданским делам в революционном суде мог выступить любой человек, пользовавшийся гражданскими правами.

Как и следовало полагать, ничего хорошего из этого не вышло, и первой попыткой воссоздать какое-то подобие адвокатуры стала Инструкция о революционных трибуналах. В соответствии с ней при трибуналах должны были быть созданы коллегии защитников, куда принимали лиц по рекомендации местных советов. Декрет № 2 «О суде» от 15 февраля 1918 года объявил затем о создании при Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов коллегий правозаступников – то есть лиц, посвящающих себя правозаступничеству как в форме общественного обвинения, так и в форме общественной защиты. В эти коллегии могли вступать любые лица, избираемые и отзываемые Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Положение о народном суде РСФСР от 30 ноября 1918 года «для содействия суду в деле наиболее полного освещения всех обстоятельств, касающихся обвиняемого или интересов сторон, участвующих в гражданском процессе» учредило уже коллегии защитников, обвинителей и представителей сторон в гражданском процессе при Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Этот законодательный акт уже содержал отдельные положения, касающиеся новой организации судебной защиты, обвинения и представительства, соответствовавшие духу времени. Члены коллегии избирались Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и были должностными лицами, получавшими содержание в размере оклада, устанавливаемого для народных судей.

В мае 1920 года Совет народных комиссаров издал Постановление «О регистрации лиц с высшим юридическим образованием». Эти лица в трехдневный срок с момента опубликования постановления должны были зарегистрироваться в отделах по учету и распределению рабочей силы местных советов, которые должны были в порядке отбывания трудовой повинности направлять их в учреждения, нуждающиеся в юристах. В случае отказа от регистрации все они объявлялись дезертирами и подлежали суду…