Золотая рыбка

Я не лгал. После его звонка я попросил одного хорошего человека отследить контакт. Вскоре я знал новый домашний адрес Матаева. Хорошо иметь в должниках правильных людей. Иногда они становятся друзьями.

– Большая Академическая, 12, Коля. Как жена? Дочке сколько уже? В школу пошла, наверное?

– Жорик, ты слишком близко все принимаешь к сердцу.

– Я? Ну что ты, я само смирение. А вот ребята жаждут опалить тебя огнем своей любви. Очень соскучились, черти. Помнишь Игоря Дьякова и Алика Шамсудова?

– Дело прошлое, Жора.

– Но нервов стоило изрядных, Коля. И денег. Так что если мне что-то не понравится, я спущу их с поводка. Сразу. Одним звонком.

– Ты им сказал, что мы встречается сегодня?

– Они бы не поняли меня, если бы я скрыл, что предмет их вожделения так близок. И это лишний повод подставиться тебе. Если бы я стемнил перед ребятами, ты бы меня им потом сдал при первом случае.

– Что они сказали?

– Просили кланяться и подготовить документы на квартиру, машину и все, что у тебя есть. Я, кстати, к просьбе присоединяюсь.

– У меня ничего нет, Жора. Я не обманываю. Но если вы сегодня договоритесь, то мой долг будет закрыт.

– Тогда в твоих интересах, чтобы мы сегодня договорились. Будь лапочкой и сделай бодрые глаза. Твой адрес пока наша с тобой тайна. Но…

– Я понимаю, не продолжай.

Говорить дальше было не о чем. Мы просто сидели, молчали и ждали.

Глядя в широкое окно, я силился вспомнить и понять, за что прогневался на Матаева. И вообще, достаточна ли сила моего гнева по прошествии лет? Хочу ли тотального отмщения или достаточно возмещения убытков, которых в итоге почти не было? Или мне важно потыкать его мордой в то дерьмо, которое он вывалил прямо на нашу дружбу? Мне даже не хотелось вспоминать обстоятельства случившегося. Я помнил ощущения горести от того, что меня продал человек, которого я считал другом. Почему он кинул всех и пошел за девушкой, которую знал всего три дня? Почему мы готовы из-за красивых попок предавать друзей и отказываться от всех принципов ради удовольствия щупать эти самые попки? Бесполезные и вредные мысли! Я поймал себя на том, что не уверен в том, как поступил бы, если б был на его месте. Та гражданка действительно была хороша. Уверен, мы все хотели быть на месте Матаева. А значит, я злился не из-за того, что он предал дружбу. Может из-за того, что её манящие ягодицы досталась не мне? Нужно выдавать индульгенции тем, кто предает дружбу из-за женщин. Это химия, гормоны. Мы все их заложники. Некоторые даже рабы. Но химическая реакция рано или поздно закончится, гормоны успокоятся. А дружбу уже не вернуть. Эх, Коля, почему же ты не позвонил тогда?

Эти размышления полностью поглотили мой мозг, и я не заметил, как к нашему столику подошел новый персонаж.

– Здравствуйте! – его низкий, но бодрый с мороза голос вывел меня из транса беседы со Вселенной. – Меня зовут Аркадий Александрович Стуров, – он протянул мне холодную руку.

О как! Александрович, значит! Судя во виду, он был лет на 5 старше меня, а значит до Александровича не дорос. В моем понимании.

– Приветствую. Георгий Константинович, – он хотел дистанции, он ее получил. Не знаю, с чего я сразу взъелся на него. Это был блондинистый мужик лет 35–37 в дорогом, но безвкусном черном костюме в толстую светлую полоску и мешковатыми штанами в стиле Чикаго 30–х. Голубая сорочка в мелкую полоску никак не вязалась с красным галстуком в разводах. Коричневые замшевые ботинки на толстой подошве ставили жирную точку в его диагнозе: сами мы не местные, приехали издалека, имеем скважину, и мама не говорила, что одеваться нужно скромно, но со вкусом. Оставьте свои старозаветные примочки в своей нефтеносной деревне, тоже мне Александрович! У нас тут Европа и всем пофиг, что вы Александрович! Я предвкушал здоровый стеб и наживу.

– Рад знакомству, Георгий,– на мгновение показалось, что он исправляется в моих глазах.

– Взаимно, Аркадий.

– Георгий, я привык, чтобы меня называли Аркадий Александрович, – надежда на его исправление рухнула, но под ее обломками тут же возникла новая. Появилась возможность поставить на место богатую деревенщину.

– А я привык, чтобы меня не ставили в положение «раком». Зовите меня Георгий Константинович в таком случае.

– Хм… Мне рекомендовали Вас как профессионального человека и пригласили на встречу как потенциального исполнителя. Мне бы хотелось, чтобы Вы проявили должное уважение.

– А мне Вас никак не рекомендовали. Это раз. Два – я не вижу причин, по которым должен проявлять к Вам большее уважение, чем Вы ко мне. То, что Вы, возможн, сидите на мешке с золотом не делает Вас более уважаемым в моих глазах. И я никогда не бываю просто исполнителем, я всегда партнер. Это три. Так что выбирайте, как Вам удобнее обращаться ко мне. Мне проще по имени. Если Ваш апломб слишком давит на самолюбие, можно по имени-отчеству. Но ничто не дает Вам право играть со мной в начальника, что бы Вы мне не предложили. Тем более, что на встречу с Вами меня уговорил этот человек, – я махнул рукой в сторону Матаева. – Пока Вы для меня лишь друг моего бывшего друга. Он не рассказал при каких обстоятельствах появилась приставка бывший?

Мой экспромт вызвал томительное молчание и неестественное закругление глаз у Матаева. Очевидно с товарищем в костюме «от Капоне» так говорить было не принято.

Первым сдали нервы у Матаева. В конце концов он был главный интересант в этом процессе.

– Ну вот и познакомились. Аркадий Александрович, не хотите выпить что-нибудь с мороза?

– Да, Николай, чего-нибудь покрепче, – было видно, как мозги Стурова спешно подстраиваются под обстоятельства и вырабатывают новую стратегию поведения.

– Текилки или виски?

– Водки. Смирнов. И закусить.

– Может, карпаччо из говядины или лосося?

– Да просто сала и хлеба. И давайте уже о деле.

Все это время я пытался понять, какие отношения связывают Матаева со Стуровым. Видно было, что Коля лебезил и пытался угодить Стурову. В этот момент я поймал себя на мысли, что оба мои визави внимательно смотрят на меня.

– Коллеги, вы считаете, что к вашему делу ведет глубокое сверление меня взглядом? – попытка пошутить граничила с хамством. – Давайте уже перейдем к ритуальным вопросам, если таковые ко мне имеются. Если их нет, то я готов послушать ваши требы.

– Вы очень независимый человек, Георгий, – открыл Америку Стуров. – Мне бы встать в позу, но я понимаю, что именно такое отрицание авторитетов как раз то, что сейчас нужно. Николай говорил, что у Вас талант искать выходы из безвыходных положений?

– Скорее наоборот – оказываться в них. И вылезти из этого – вопрос выживания. Итак, предлагаю алгоритм беседы. Я задам всего один вопрос. Вы компактно, но емко постараетесь на него ответить. Возражения?

– Если Вам так проще.

– Поверьте, так проще всем. Расцениваю это как согласие.

– Спрашивайте, Георгий.

– Отлично, Аркадий. Какие задачи решаем?

Теперь мы смотрели друг другу в глаза. И опять молчали. Наверное, он думал, что я пытаюсь прочитать его мысли.

– Николай, спасибо, что познакомили нас с Георгием. Вы можете ехать. Я свяжусь с Вами, – жестко, словно пинком Коля был отправлен погулять.

– И оставь тысяч пятнадцать. Мы тут надолго. Спинным мозгом чувствую компактно не получится, – наподдал я ему на ход ноги под пятую точку.

– А не многовато? – начал было Матаев.

– Ты поторгуйся еще. У меня ощущение, что твое резюме не полностью отражает действительность в глазах приличных людей, – я привстал, наклонился и нежно с придыханием прошептал ему это на ухо. – Давай, хорошего вечера, привет жене! Возможно, скоро зайду в гости, – это было уже вслух.

– Николай, иди. Я заплачу. Считай это представительскими расходами.

И все-таки Матаев явно был у Стурова на посылках. И уходить ему не хотелось. Но он сделал свое дело и по законам жанра должен был покинуть сцену.

Коля ушел. Мы остались одни.

– Хороший вопрос, Георгий.

– Единственно правильный, Аркадий. Все остальное шорох осенних листьев под ногами.

– Вы же понимаете, чтобы ответить на него, нужно рассказать все?

– Чтобы решить задачу, нужно знать все исходные.

– Я еще не решил, готов ли брать Вас на работу.

– Я не собираюсь к Вам на работу. После Вашего рассказа я решу, готов ли сотрудничать с Вами. Это принципиальная позиция. Все просто: Вы формулируете задачу, я анализирую ситуацию и предлагаю решение, вы действуете. Если, конечно, решитесь действовать по моему плану.

– То есть Вы просто генерируете идеи?

– Если это просто, почему Вы сидите тут? В основном все совершают безыдейные действия, пустые телодвижения. Вся грусть-тоска в том, что телодвижения без определенного вектора никогда не приносят плодов. То есть камень может быть и не лежачим, но вода под него все равно не потечет. Особенно если воды в округе не наблюдается. Посмотрите на нашу Отчизну. Второй десяток идет с момента безвременного конца Эсэсэсэра, а мы все дергаемся в разные стороны на одном месте. И это уже напоминает предсмертные судороги. А почему? У страны нет единого вектора приложения сил. Никто не может сказать, куда и зачем мы идем, какую решаем задачу. Поэтому все просто молча зарабатывают деньги. И те, кому это удалось, торжественно отправляются в дальние дали подальше отсюда на раннюю пенсию за счет ими же обворованной Отчизны. Поэтому, если придет человек, четко сформулирует идею, поставит задачу и предложит план ее решения, он с легкостью поведет за собой всю страну. Только идея – это всегда не просто, чтоб Вы знали.

Наверное, это была та самая вспышка божественного прозрения, заставившая меня выдать этот маленький монолог. Представляете, что может быть, если прозрение будет литься нескончаемым потоком? Но пока приходилось жить от вспышки до вспышки.

– Интересно разговор повернулся, Георгий. Не хотите проверить свою теорию в полевых условиях?

– Я так понимаю, Вы приняли решение? Убедите теперь меня его принять. Какую задачу решаем?

– Вы знакомы с Уралом?

– Только заочно. По географической карте.

– Есть на карте Урала небольшой промышленный город – Замусольск. Население 60–70 тысяч душ. Летом жара, зимой холод и куча снега. Несколько предприятий, из них пара крупных металлургических. Предприятия не объединены одним владельцем, город разделен на сферы влияния, его рвут на части. Как Вы сказали, нет единого вектора развития. Глава города поставлен из Центра и просто поддерживает «статус кво» уже второй срок. Налоговые отчисления огромные, но львиной долей уходят в Москву. Город гибнет, деньги в его развитие не вкладываются, оставшиеся крохи разворовываются. Население Замусольска, полностью зависящее от работы на металлургических комбинатах, получает грошовую зарплату и влачит жалкое существование. Среднего класса нет, есть только менеджмент предприятий, городские чиновники, немного среднего и мелкого бизнеса, бандиты и все остальные. Их большинство, но они рабы. Почти в прямом смысле слова. Растормошить их невозможно. Он ни во что больше не верят. Пьянство, наркомания, разруха. Менты на побегушках у бизнеса и бандитов, часть обслуживает одних, часть других. Большой бизнес ведет дела на костях, не думая о людях. Через месяц состоятся очередные выборы в городской совет. Потом совет выберет нового мэра. Своих людей туда хотят посадить оба крупных предприятия, старые чиновники тоже не хотят сдавать позиций, за ними участковые избирательные комиссии. Людей задабривают и подкупают почти в открытую. Ощущение, что народ скоро перегрызет горло друг другу.

Я представляю интересы средних и мелких предпринимателей Замусольска. Мы понимаем, что ситуация выходит за рамки и угрожает ведению наших дел. Мы с трудом нашли общий язык и образовали совместный небольшой предвыборный фонд. Все это произошло слишком поздно. Я понимаю. Дело почти безнадежное. Но город не выдержит еще 4 года этого ада. Мы хотим прийти во власть и хотя бы попытаться что-то изменить.

Я родился в Замусольске, сердце за него болит. Потенциал у города громадный. А его душат. У меня бизнес, хороший бизнес, часто бываю в Москве, Николай представляет тут мои интересы. Если ситуация в городе не изменится, мне придется свернуть дела и переехать в центр. Но сначала я должен попытаться что-то сделать. Иначе себе не прощу.

Аркадий замолчал, налил рюмку водки «с верхом» и жахнул от души, мысленно вознеся мольбы о спасении города. Я молча думал несколько минут. Вернее, делал вид. Мне было интересно ввязаться в такую драку, но переговорный этикет требовал время «на подумать».

– Задача невыполнимая. Гарантий не даю. Гонорар – ровно столько, сколько мне должен Матаев, плюс 100 процентов. Все предоплатой. Проезд и проживание за Ваш счет. Едем на поезде. По дороге я буду Вас с пристрастием пытать. Мне кажется, что Вы сами пока не точно понимаете, какую решаете задачу.

Вопрос у него возник только по одному пункту.

– Я не знал, что Николай Ваш должник. Сколько он должен?

– А вот у него и спросите. Заодно и я узнаю, во сколько он оценивает свои грехи.

– Интересно. Мне он сказал, что Вы ему должны. Предложив Вас, он собирался выполнить некоторые свои обязательства передо мной и моими партнерами.

– А Ваши партнеры это те патриоты-бандиты, о которых Вы упоминали, – это снова был не вопрос, а утверждение себя в качестве ясновидящего.

– Да, мы начинали не очень чисто. Но прошло время. Теперь мы пытаемся вести дела честно. Беда в том, что на наше место пришла какая-то мелкая шушера, и город потерял контроль. Заниматься снова разборками «по понятиям» неправильно. Будет бойня. Мы понимаем это. Поэтому решили пойти законным способом.

– Как Матаев оказался в Вашем рабстве? – вопрос сформулировал сам мозг без моего разрешения, я лишь случайно его произнес. – Хотя не отвечайте. Думаю, это лишняя информация.

– Именно. Ну, так как будем решать с Вашим гонораром?

– Свои условия я уже сказал. Если Вы верите в то, что я должен Матаеву, разочарую. У меня есть кое-какие бумаги, доказывающие обратное. Как жаль, что Коля о них забыл. А то ведь прокатить могло. Так что за ложь можете заковать своего раба в цепи и посадить на хлеб и воду. Мое самолюбие не позволяет работать бесплатно, пусть и для благой цели. Тем более, что для Вас с партнерами любовь к малой родине слишком тесно пересекается с бизнес-интересами.

Никаких бумаг у меня и в помине не было. Но ничто не мешало играть «во банк». Я говорил столь убедительно, что сомнений не возникало. Да и терять было нечего. Если Стуров попросил бы их показать, я скорее всего изобразил бы праведный гнев от недоверия к своей персоне и просто ушел. Но опыт подсказывал: он не попросит.

– Почему я не удивлен? Обстоятельства моего знакомства с Николаем подсказывают, что лучше поверить Вашим словам, Георгий. А с ним мы еще поработаем, перевоспитаем. У нас впереди долгий совместный путь.

Несколько позже я узнал историю знакомства Стурова с Матаевым. До сих пор не пойму, кому из них сочувствовать. Но это уже другая история. А в тот вечер я просто хотел получить новый контракт. Срочно требовалось подключить мозг ко Вселенскому разуму и принять участие в жизни.

– Итак, Георгий, когда Вы будете готовы отправиться на Урал?

– В течение двух часов с момента получения гонорара. И, видимо, придется все-таки лететь. Слишком мало времени на медитации под стук колес в поезде.

Стуров молча вытащил телефон и набрал номер.

– Николай, сколько ты должен Георгию? Он утверждает, что у него есть бумаги, подтверждающие твой долг. Я склонен ему верить. Ого, ты умеешь ценить дружбу. Ладно, я все понял, – Стуров нажал на отбой и посмотрел на меня. – Я только одного не понимаю, почему он рискнул предложить Вас? Ведь он кругом должен!

– Матаев– не полный идиот. Он прекрасно осознает, что со мной у Вас шансы победить увеличиваются. А значит, в случае успеха, он зарабатывает очки в Ваших глазах и закрывает часть своих долгов в репутационной форме. Вы в любом случае покроете все расходы и заработаете кратно больше.

– Разумно. Пожалуй, голова у него все-таки работает хорошо. С цепью, хлебом и водой повременю, – наконец он улыбнулся. – Предлагаю такую схему: завтра утром Вы получите сумму, равную долгу Матаева плюс 50 процентов. Еще 50 процентов станут бонусом в случае победы. Билеты и проживание за мной.

– 60 на 40. Такой расклад больше мотивирует.

– Добро. Вылетаем завтра вечерним рейсом. Предлагаю утром встретиться, я передам Вам деньги. Позавтракаем и поговорим о деталях. Потом у Вас будет время собрать вещи.

– И попрощаться с родными, – злая шутка сама сорвалась с языка. Знал бы, что почти не шутил.

Вот так я влез в жизни тысяч незнакомых мне людей. Оставалось надеяться, что я на стороне хороших парней. И все останутся живы.

– Как любопытно! Я помню эту историю с Замусольском. Кажется тогда там действительно стремительно поменялся расклад сил. Так это Ваша работа? – Барский посмотрел на меня с долей недоверия.

– Нет. Все сделали сами люди. Я только придумал.

– Не тяните, рассказывайте дальше. Мне интересен ход Ваших мыслей.

Мне жутко льстило внимание Барского. Но иллюзий не было. Он коротал время в пробке за беседой с существом из другого мира. Своего рода антропологическое исследование. Что ж, придется постараться не пасть лицом в паштет в разгар вечеринки.

Вы когда-нибудь видели умирающий город? Город, который оставляют его жители, уезжая навсегда. Умирающий не сразу, постепенно. Постепенно облупливается краска на фасадах домов, появляются трещины на асфальте, живая природа уверенно возвращает себе то, что когда-то у нее отняли люди, обволакивая весь город дикими травами и кустарниками. Изо дня в день на улицах такого города встречается все меньше прохожих, дома пустеют и иногда совсем разваливаются. Но все выглядит очень гармонично. Это живой организм, который стареет и естественным образом готовится умереть. Картины следов былого расцвета! Какие роскошные виды! Достойные лучших объективов и кистей! Виды умирающего города. Умирающего своей смертью. Но есть города, которые умирают не от старости – медленно и красиво. Они умирают оттого, что больны. Больны людьми. Такими же, как мы с вами. Они умирают в страшных корчах прямо под нашими ногами. Потому что люди плюнули на свой город и на себя. Им все равно какого цвета фасады их домов. Им безразлично, что помойка уже распространилась на детские площадки. Им проще не замечать, как соседский пес гадит прямо им под нос каждый день в одно и то же время. У этих людей нет сил и воли думать даже о будущем своих детей. Они озабочены только тем, чтобы сегодня набить свое брюхо и поскорее лечь спать под шизофренический бред из телевизора. Таких городов тысячи в России XXI века. И Замусольск был одним из них.

Этот город одним своим видом способен был стать причиной глубокой депрессии даже у самой оголтелой оптимистки из тех, что без конца повторяют как мантру слово «позитив» и улыбаются, как будто у них в одно место вставлена батарейка радости. Только сойдя с трапа самолета, я уже ощутил зловонный запах отчаяния и безнадежности, царящих в этом городе: полуразрушенное здание аэропорта, сугробы в рост человека по обочинам взлетно–посадочной полосы, техник с мутными глазами в промасленной телогрейке, бездомная собака, лежащая прямо под стоящим рядом самолетом и обледенелый трап, с которого я чуть не рухнул на радость докторам местного госпиталя. Пока мы ехали к гостинице, я смотрел по сторонам и надеялся, что приехал сюда всего на месяц.

В то время в Замусольске было всего три гостиницы. Две принадлежали металлургическим капиталистам по штуке на каждого и одна муниципальная. Как я узнал позже, капиталистические гостиницы были чуть ли не европейского класса в четыре с половиной звезды. Буржуи конкурировали во всем. Пыль в глаза не была исключением. «Хороший понт дороже денег». Под этим слоганом страна живет, начиная с 1991 года. Конкуренция в гостиничном бизнесе среди металлургических комбинатов хорошо иллюстрирует этот феномен.

Пожить в комфортных условиях одной из еврогостиниц не довелось. Я приехал в Замусольск вести тотальную войну с их владельцами. А значит оставалась муниципальная. Одного взгляда на гордые остатки вывески «Отель Полярная Звезда» хватило, чтобы потребовать срочного заселения в частный сектор.

Стуров не стал спорить по этому вопросу и полностью спихнул меня с моими капризами на свою помощницу Елену Агафонову. Ей предстояло быть моей клевреткой–адъютанткой на время боевых действий за Уралом.

Невысокая брюнетка в строгих очках, но с крутыми бедрами. Типичная гордая провинциалка из семьи с хорошим воспитанием, которое не позволяет расточать свою сексуальность во все стороны. Но я-то знал, сколько чертей водится в таком омуте. В помощь нам был придан полноприводный автомобиль Тойота с водителем Володей. Со слов Елены прошедшим Чеченские войны всех разливов. Улыбчивый и мягкий парень. Как потом рассказала Лена, снайпер он был «от Бога».

Сначала Стуров хотел втянуть меня в свой график предвыборных дел. Но я четко понимал, что если поддамся его образу действий, мы точно проиграем. Он слишком очевидно хотел делать то же самое, что и все: развесить агитки, написать несколько обличающих и клеймящих позором статей в газеты, выступить по местному телевидению и все в таком духе. Я же привык сначала думать. И для этого как минимум необходимо знать диспозицию, ландшафт и расклад сил. С целью прояснить для себя все вопросы я отвертелся от Стурова на несколько дней, и мы с Леной и Володей как бешеные стали колесить по Замусольску. Они все недоумевали, зачем я разговариваю с бабушками в сберкассах, с мужчинами в забегаловках, с женщинами в магазинах? Стуров откровенно бесился и искрился надеждой привлечь меня к написанию его предвыборных речей для телевидения. По-видимому, это было высшей формой политического креатива в его понимании. Я считал тогда и считаю сейчас, что не имеет большого значения, что ты говоришь в телевизоре. Важно, что ты там вообще говоришь. И чем больше ты в нем торгуешь лицом, тем выше спрос, особенно если лицо честное. У Стурова честное лицо. Поэтому мне было все равно, что он собирался нести с голубого экрана в народные массы. Хуже чем было, уже не могло быть.

Разговаривая с мужиками в бане, выпивая с менеджерами металлургических комбинатов в ресторане, флиртуя с девушками в ночном клубе, мой мозг откладывал и перерабатывал информацию.

Мы не виделись со Стуровым уже дня три. До этого он каждый день пытался у меня получить нечто вроде отчета о проделанной работе. На это я отвечал, что не готов тратить время впустую и уклонялся от утомительных встреч с «проработкой деталей», чем безумно его злил. И вот спустя неделю после прилета в Замусольск, я сам поздним вечером явился к Стурову в офис. Он проводил какое–то очередное совещание со сторонниками. Отправив шофера Володю и Елену по домам, я прошел в кабинет к Аркадию и тихо сел в углу, ожидая, когда закончатся прения. Глаза собравшихся явно не горели оптимизмом. Очевидно, «стуровцы» считали, что партия уже проиграна и осталось только красиво сдаться. Никогда раньше не слышал, чтобы с таким пылом обсуждали вопрос, что эффективнее, напечатать агитки формата А4 или плакаты формата А3?

Послушав минут 20 и почти уснув от скуки, я поднялся и подошел к большому круглому столу, за которым заседали собравшиеся.

– Как здорово, что все вы здесь сегодня собрались, – я специально вставил искаженный кусок известной бардовской песни, полагая, что тем самым привлеку внимание к себе и приближусь к душам провинциальных джентльменов посредством незамысловатого юмора. – Прошу прощение у Большого собрания. Но очень хотелось бы вторгнуться в вашу беседу со своими комментариями.

– А, Георгий! Наконец–то Вы присоединились к нам. Признаться, у нас наметился тупик, и мы очень рассчитываем на Ваши идеи. Господа, Георгий – консультант из Москвы, о котором я вам рассказывал, – Стуров представил меня соратникам.

– Что хрен с горы, что консультант из Москвы, – кто-то из присутствующих блеснул юмором. Все, кроме Стурова, заржали.

– Коллеги, я готов предложить вам дальнейшую предвыборную стратегию, – юмористический пассаж не сильно ударил по моему самолюбию. Поэтому я просто решил рассказать им свой план.

– Это очень кстати, а то мы тут «в непонятках», за что деньги тебе платим, – юморист не унимался. Стуров молчал и с любопытством ожидал моей реакции.

Я повернулся и внимательно посмотрел на «юмориста». Ненавижу приблатненных невежливых деляг, возомнивших себя вершиной эволюции.

– Уважаемый, я не разрешал Вам говорить со мной на «ты». Меня пригласили сюда помочь Вам, в частности, решить Ваши проблемы. Ибо сами Вы не справляетесь, очевидно. Поэтому прошу проявлять хоть подобие уважения. Для начала. Да, и, начиная разговор с незнакомым человеком, принято представляться. Это так, для общего развития. Может пригодиться.

Лицо «юмориста» вспыхнуло. Мне был знаком подобный типаж. Провинциальный «полуавторитет». Все, кто беднее его – смерды и пыль. Но на физическую конфронтацию он уже не способен. Слишком сытый и вес не тот, двигаться тяжело, давление, одышка, сердце может не выдержать. Я знал, что лезу в пику. Но иначе он не поймет и будет об меня вытирать ноги. Дружить мы не будем никогда, но уважать себя я его заставил.

Стуров, уже знакомый с моим комплексом в отношении взаимовежливости и границ дозволенного, довольно заулыбался.

– Господа, давайте послушаем Георгия. У нас совсем немного времени. И, если мы хотим достойно выступить на выборах, должны действовать быстро и сообща, – Аркадий Стуров вернул ситуацию в исходное состояние.

– Спасибо, коллеги, – и я изложил им свои мысли.

Барский смотрел на меня, не моргая, пока я вспоминал Замусольское приключение. Может, спал с открытыми глазами? Не важно. Я продолжил. Мне было приятно вспоминать эту страницу моей жизни.

Вы знакомы со словом «солидарность»? Не в смысле названия польской партии Леха Валенсы. В смысле взаимозависимости людей, общности их интересов, единого понимания, сопереживания.

В Замусольске люди были весьма солидарны друг с другом только в одном – в понимании того, что живут в полной заднице и выхода из нее нет вообще никакого, как будто эту задницу зашили или намертво вставили в нее пробку. Кстати, проекцию можно провести на всю Отчизну постперестроечного периода. Выражение «глубокая задница» – исторический спутник всех процессов в России, начиная с начала 90–х. Но в Замусольске все это чувствовалось как-то особенно напряженно. Скорее всего ощущение катастрофичности сущего обострялось постоянной междоусобицей между металлургическими гигантами и вечной борьбой за власть в городе. Жителям Замусольска отводилась роль зрителей в театре, которых заставляют смотреть бесконечный спектакль и даже не выпускают на антракты по малой нужде. Они смирились с тем, что не могут повлиять на ситуацию, и надеялись только на то, что в результате этой борьбы титанов кто-то из них издохнет, и победитель окажется добрым дедушкой Морозом. А до этого момента город всем составом дружно впал в депрессию, из которой, по определению, выходить самостоятельно не собирался. Было очевидно, что разговоры и обещания уже не помогут добрым замусольцам. Не та стадия болезни. И я решил напомнить им, что солидарность это не только треп на кухне о том, что все плохо. Истинная Солидарность – это совместная ответственность. За город, страну, детей, их будущее. За память об их дедах и отцах, за общую историю. За красивые лужайки, чистые парки, свежий воздух. За все. И это не просто слова. Ответственность проявляется делами. Когда мне из телевизора Вождь говорит, что в провале очередной реформы виноваты мы все, это означает, что виноват Никто. Потому что мы безответственны. Мы не делаем ничего. Даже не ходим на выборы, чтобы не дай Бог взять хоть каплю ответственности на себя.

Я уже упоминал, что Замусольск был обильно присыпан двухметровым слоем снега. Это не фигура речи. Научный факт. И чтобы его убирать, у города вечно чего-то не хватало: то техники, то бензина в технике, то дворников, то денег на за зарплату дворников. В результате, расчищенными в основном оказывались только автодороги и главная улица города. Дворы, переулки, пустыри, парки и все остальное было покрыто сетью узких «козьих» троп, натоптанных самими людьми. Перемещаться ужасно неудобно.

Мне вспомнилось советское детство, когда мы всей толпой, начиная с конца марта до середины мая, ходили на субботники и убирали город после зимы. Это было жутко весело и невероятно сплачивало. Недаром Первое мая называют Днем солидарности трудящихся. Мы солидарно трудились и чувствовали себя прекрасной командой. Современным корпоративным тимбилдерам взять бы этот опыт на вооружение и никаких коучей не нужно.

Объединив эти факты, мне пришла в голову идея солидаризировать людей ответственностью за свой город. Хотя бы, начиная с расчищенных от снега дворов.

Но это оказалось не так легко в намертво замороженном городе с людьми–зомби. До выборов оставалось немногим более двух недель. Однако мы сумели раскачать народ. Начали своими силами. Стуров, я, его предвыборный штаб, их дети, работники, дети работников, все каждое утро и по вечерам выходили с лопатами и чистили свои дворы. Подгоняли машину с громкоговорителем, ставили задорные песни, иногда даже советские, и чистили. Мы ходили по школам и договаривались с директорами, чтобы они вместо уроков физкультуры или труда посылали детей чистить школьные территории. Город небольшой, люди видели, как трудятся их дети, и присоединялись к нам. Мы наделали кучу повязок на рукава с надписью «Патруль Чистый город» и раздавали их всем желающим. Через неделю город охватила эпидемия чистоты. Даже если начиналась снежная пурга, последствия ее на следующий день устранялись самими горожанами. Разговоры были только об этом, люди гордились тем, что делали. Выйти вечером во двор с лопатой стало священной и приятной обязанностью каждого.

– Люди поняли, что от них может что-то зависеть. Мы сплотили людей одной простой идеей – совместный труд на общее благо. На улицах появились улыбки. Вектор движения был найден. Осталось заявить свои права на лидерство.

Агитки-таки были напечатаны. Большие. Формата А2. И за несколько дней до выборов ночью мы разложили их на расчищенные дорожки. Залили водой и посыпали песком. Немного, чтобы было видно плакаты, но не было скользко. Нам помогали люди, конечно. Наутро народ шел на работу по ровным и удобным дорожкам, с удивлением глядя под ноги. В дорожки были вплавлены плакаты с лицом нашего парня в стиле Че Гевары, его ФИО и простые слова, – драматическую паузу придумал гений, как бы его ни звали.