Не идти в это общежитие совсем он не мог, там его почти все знали, любили, вахтёры пропускали без всяких разговоров, а главное, там была Надя. Хотя сейчас Стас вряд ли сам понимал, любит ли он её, вероятнее всего, Надя стала для него предметом его цели, и он не мог свыкнуться с мыслью, что какая-то кретинка, так в злобе Стас называл Надю, отказывает ему во внимании. И всё же эта кретинка непреодолимо влекла его к себе. Поразмыслив, кто же теперь станет в этом общежитии его пристанью, Стас остановился на Римме, высокой худой девушке с выцвеченными волосами, отчего ставшей похожей на альбиноса, которая отличалась яркостью, дорогой одеждой и глуповатостью. Давно уже Стас замечал, что Римма неравнодушна к нему, она уже не раз делала ему на то намёки. Но главное, почему Стас выбрал именно Римму, было то ли желание чаще видеть Надю, то ли желание досадить ей, в этом он ещё и сам точно не разобрался, во всяком случае, то и другое ему представлялось возможным, так как Римма была однокурсницей Нади и жила в комнате через стенку. Но, оказалось, что видеть Надю теперь стало почти невозможно: почему-то из института Римма вылетала первой, а Надя со Светой задерживались, и вечерами в общежитии ему тоже не удавалось встретить девушек, они совсем не заходили к соседкам, то есть в комнату, где жила Римма. И лишь по смеху и голосам, доносившимся через стенку, Стас мог догадываться, дома ли девушки, и он понимал, что без него там не скучают. «Ну и пусть», – успокаивал себя Стас, – «подумаешь, принцесса! Римка не хуже, и отец у неё штабной генерал, правда, где-то в провинции, ну, да и Надя же не москвичка». Хотя отец Риммы был совсем не причём, знакомиться с ним когда-либо Стас не собирался.
Но знакомство Стаса со штабным генералом всё же произошло вопреки желанию его и отнюдь не при благоприятных обстоятельствах.
– Не знаю, – говорил генерал, опустив глаза в снег, – кто из вас виноват…
– Да вы что! – вспылил Стас, подскакивая со скамейки. – Это она меня заразила! – Он презрительно и злобно глянул в сторону Риммы, сидящей на другом конце скамейки и утирающей платком красные от слёз глаза. Сейчас, заплаканная, она была некрасива.
«Я пропал! Я пропал!» – била тупая мысль где-то в сознании Стаса. – «Вот сволочь! Вот сволочь!» – кидал он мысленно ругательства в адрес девушки.
– Вам, молодой человек, тоже надо сдать анализ и встать на учёт. – Стас слышал слова генерала как через какую-то пелену. «Неужели это конец? Неужели…?» СПИД – это где-то там, это с другими, но не с ним же! Он так молод, так одарён, полон энергии, силён, красив, всеми обожаем. Боже! Почему же он?! Стаса душил подкативший к горлу ком. Наконец, он разрыдался.
– Кретин, Боже, какой я кретин! – крепко стиснув голову руками, и, раскачиваясь из стороны в сторону, запричитал Стас. Впервые за двадцать два года это слово, столь часто употребляемое им в адрес других, было адресовано себе.