– А я уже давно не играю.
– Почему? Это здорово. Я как-то пробовала, но забросила.
– Ты пробовала? И что даже гитара была?
– Ага… обычная, купила с рук. Брала уроки у дядьки одного. Но у нас не срослось, и потом забросила.
– Жалко. Я бы послушал.
– В траве сидел кузнечик. Последнее, что мы учили. Я дальше не продвинулась.
– Это уже не мало.
– Ты смеёшься? У меня племянник в восемь лет играет лучше, чем я. Попытка не пытка. Но мне было в тягость. Ленивая я.
Кажется, солнце одарило меня своей улыбкой.
– У меня целая папка с аккордами на разные песни. Я по несколько часов играл песни, чтобы вышло терпимо. И в компании мы с парнями хором запевали. Так и научился. И сам потом пел. А поначалу не шло. Чувствовал себя дураком.
– Я до пения вообще не добралась. Только в детстве под Меладзе пела «Самба белого мотылька». Надевала бабушкину юбку, а простынь продевала сквозь рукава футболки, это были мои крылья. И скакала с кровати на диван и обратно.
Детские воспоминания такая милая и замечательная вещь – говорят о человеке намного больше, чем его повседневная жизнь.
– Ого… Я думал, что я один надевал бабушкину юбку.
– Ха-ха-ха! – Девушка засмеялась, прикрывая рот рукой, чтобы не потревожить читающую публику в вагоне метро. – Ты шутишь?
Парень отрицательно помахал головой. Девушка снова залилась смехом. Кажется, солнце сейчас меня растопит, и я растекусь свободной рекой, после зимнего оледенения.
– Да, хватит тебе. На меня уже косо смотрят. О… ну ты даёшь. Скоро мне выходить.
– Станция «Измайловская».
– Ага. Приятно было тебя увидеть. Ты пиши, не пропадай. Впереди выходные. Как закончили школу, все разлетелись, никого не выловить. С тобой только в метро и встречаемся.
– Да, что, правда, то, правда.
Девушка вышла. Вагон метро закрылся. Парень доехал до Станции «Шелковская» и потом обратно. Вышел на Чкаловской станции. Двери вагона закрылись. Они разлетелись, как две птицы, по сторонам, снова окунувшись в свои жизни.