Москва в судьбе Сергея Есенина. Книга 1

Работа в Типографии И.Д. Сытина

В конце февраля – начале марта 1913 года Сережа Есенин поступает на работу в типографию «Товарищество И.Д. Сытина». Сведения о том, кто именно устроил юношу сюда, довольно противоречивы: то ли отец через своего знакомого, то ли суриковцы. Типография, занимавшая пространство между Пятницкой (дом № 71), 2-м Монетчиковым переулком и Валовой (№ 28 – главное здание, № 30), конечно, произвела на деревенского паренька ошеломляющее впечатление. Еще бы, ведь здесь производилось 25 % объема всей печатной продукции России! Иван Дмитриевич Сытин привлекал к сотрудничеству лучшие силы – художников, писателей, печатников. А девиз изданий типографии был: «Очень дешево, очень изящно, очень доступно по содержанию». Для Сытина, выходца из народа, главной целью являлось просвещение, подчас в ущерб себе как крупному предпринимателю. Сергей Есенин попал в многоголосый, веселый мир, пахнущий типографской краской, бумагой, клеем. Позднее знакомые удивлялись тому, как поэт здорово разбирался в шрифтах и бумаге. В воспоминаниях И.С. Рахилло читаем: «Страсть как любил типографское дело, изучал шрифты, печатные машины, охоч был и до хорошей бумаги…» Начинал поэт в экспедиции, затем перешел в корректорскую – подчитчиком. Корректорская находилась в здании на Валовой, № 28, на 4-м этаже. Подчитчик – сотрудник, читающий вслух текст оригинала страниц будущих изданий, а более опытный корректор исправляет ошибки в оттисках (гранках) при помощи специальных корректорских знаков. Корректор М.М. Мешкова, работавшая в паре с Сергеем, говорила, что подчитчиком поэт был неважнецким: ему мешала любознательность и непоседливость. Не дожидаясь, когда новые гранки принесут из печатного цеха, он сам бегал за ними из корректорской. Уж очень хотелось знать: чем там дело кончится! Мешкова показала стихи Есенина своему брату, издавшему уже свою книжечку стихов. Брат стихи похвалил.

Пятницкая улица, дом 71

Валовая улица, дом 28

Именно в типографии Сытина произошло важнейшее событие в жизни Сережи Есенина: он впервые увидел напечатанными свои стихи! На страницах журнала «Мирок» в январе 1914 года появилась его «Береза», а в феврале – «Воробышки». На первый гонорар (3 рубля) юноша купил подарок отцу, но сердца его не смягчил. Конфликтуя с родителем из-за взглядов на поэзию и свое место в ней, он часто оставался ночевать в комнатенке при типографии. В типографии Сергей приобщился к активной общественной жизни, с удовольствием участвовал в прогулках-маевках в Коломенском. По воспоминаниям корректора В.Е. Воскресенского, «маевки не были политическим сборищем, или собраниями по решению текущих вопросов, это были просто прогулки по берегу Москвы-реки, дающие отдых на природе от шума и гама большого города. Здесь веселились, беседовали о литературе и искусстве. Особенно любил Сережа большой раскидистый дуб у села Крылатского. Дубу было лет 200-ти». Уже в конце 90-х в дуб попала молния, и он раскололся.

Валовая улица, дом 30

В этом доме на Щипке находилась подпольная типография, где печатали листовки

Николай Сардановский

В селе Константиново, в доме священника Ивана Смирнова, крестившего Сережу Есенина, всегда собиралась молодежь. Особенно интересно было в каникулы, зимой и летом, когда к отцу Ивану приезжала его родственница, вдова Вера Васильевна Сардановская, с тремя детьми: Колей, Аней и Серафимой. Смуглой, темноволосой Ане Сардановской суждено было стать первой любовью поэта. В стихотворении «Мой путь» 1925 года Есенин вспоминает о ней: «В пятнадцать лет// Взлюбил я до печенок //И сладко думал, //Лишь уединюсь, //Что я на этой //Лучшей из девчонок, //Достигнув возраста, женюсь». С Аней жизнь Сережу развела, а вот с Николаем Сардановским юноша продолжал встречаться и после переезда в Москву. Николай учился в Московском Коммерческом институте (ныне Академия народного хозяйства им. Г.В. Плеханова), в Стремянном переулке, буквально в двух шагах от Большого Строченовского переулка, где жил у отца Есенин.

Николай Сардановский писал: «Приходилось нам с ним живать и в одной комнате, а когда разъезжались, то все же постоянно виделись друг с другом… Здесь в маленькой комнате мы проводили время в задушевных беседах…» Сергей часто бывал в студенческих компаниях Николая. Музыкально одаренный, Есенин с удовольствием слушал игру Николая на скрипке и гитаре, подпевал. Сохранились ноты с дарственной надписью:

Здание бывшего Коммерческого института им. Цесаревича Алексея

«На память дорогому Коле. Сережа». Сын вдовы, Николай жил бедновато. Сергей, сам студент платного отделения Народного Университета, покупал билеты в театры, угощал друга обедами, помогал найти жилье. Бывали юноши и на концертах в Учительском доме, построенном по инициативе Общества взаимной помощи при Московском учительском институте и живом участии Ивана Дмитриевича Сытина (Малая Ордынка, дом 31). В здании имелся большой зрительный зал, отличная библиотека, постоянно пополнявшаяся новыми сытинскими изданиями. Теперь здесь находится Театр Луны. Николай Сардановский оставил воспоминания о своем друге под названием «На заре туманной юности». Тут, собственно, можно было бы поставить точку… Но мне попалось одно любопытное письмо Николая Сардановского от 1 января 1926 года, то есть на следующий день после похорон Сергея Есенина. Источник – «Сергей Есенин в стихах и жизни», т.4. М., «Республика»,1997. (134. Н.А. Сардановский – Л.Л. Мацкевич). Привожу выдержку из него: «Здравствуйте, Лида!<…> Ночью угорели, и племянник мой угостил нас таким концертом, что не дай Бог, так что встречу Нового года пришлось мне запечатлеть особым стихом: «Коля что есть сил орет, //Как трубу, разинул рот,//От натуги льется пот,//Сима стонет, Лиду рвет, //Мы встречаем Новый год». Как видите, сильное впечатление способно во мне вызвать поэтическое творчество, хотя характер моей музы и исключает возможность того, что в один прекрасный момент я подвешу себя к трубе, предварительно располосовав себе кожу и начертав другу своему соответствующие трогательные прощальные строчки. Кстати, о подобных чудаках. Смерть Сергея произвела на меня исключительно сильное впечатление. Пожалуй, даже сильнее, чем смерть Мартина Идена по Джеку Лондону. Правда, для Сереги эта смерть была достойным и, так сказать, естественным завершением его гнусной жизни последнего периода, но к чему было так паясничать?» Чтение этого письма вызвало в памяти строки Пушкина: «Врагов имеет в жизни всяк, но от друзей храни нас, Боже!»

Малая Ордынка, дом 31

Большая Полянка, дом 7

От Константинова до Кузьминского рукой подать! До сих пор стоит крепкий бревенчатый дом с широкими окнами и открытой верандой, построенный протодиаконом Кузьминского Ильинского Храма Иваном Васильевичем Брежневым, двоюродным братом отца Ивана Яковлевича Смирнова – священника Казанского Храма в Константинове. Для сельской молодежи дома Ивана Яковлевича и Ивана Васильевича были самыми притягательными центрами досуга. Обилие книг в домашних библиотеках, интересные разговоры, непременные чаи из самовара, возможность поиграть на музыкальных инструментах (у Ивана Васильевича в доме стояла диковина – фисгармония), спеть любимые песни, поиграть в крокет – все это собирало и сплачивало молодежь. Собирались и в доме помещицы Лидии Кашиной, с которой дружила жена Ивана Васильевича. Голубоглазый, белокурый Сережа Есенин сдружился с черноглазым и черноволосым Сергеем Брежневым.

В их компанию входили еще Клавдий Воронцов – сирота, воспитанник священника Смирнова и Сергей Соколов из Кузьминского. Мальчишки вместе рыбачили, ловили раков, собирали утиные яйца, снимали вороньи гнезда. Играли на местном кладбище в орлянку и в карты. В 1912 году Сережа Есенин уехал в Москву искать поэтического счастья. Сергей Соколов стал учителем в Константинове. Клавдий Воронцов после революции участвовал в борьбе с бандитизмом, работал делопроизводителем Константиновского волисполкома.

Сергей Брежнев в 1912 году поступил в Рязанскую духовную семинарию, в 1917 году переехал в Москву. Служил регентом в нескольких церковных хорах. В Москве поселился Сергей Брежнев у родственника, картографа А.Н. Вишневского, в Замоскворечье, на Большой Полянке, в доме № 7. В этот дом к нему заходил Сергей Есенин. Наезжали из Константинова Клавдий Воронцов и Соколов Сергей. Навещали друзья детства и знаменитого земляка. Бывали и у Галины Бениславской, и у Софьи Толстой. В декабре 1925 года Сергей Брежнев собирался вместе с Василием Наседкиным ехать в Ленинград за телом погибшего друга, да сестры поэта отговорили его. В 1941 году Сергей Брежнев ушел в ополчение и погиб.

Большая Полянка, дом № 7

Чудом сохранился дом № 7 на Большой Полянке. Обычный доходный дом, 1908 года постройки, освященный именем Сергея Есенина.

Миусская площадь, дом 6

В сентябре 1913 года Сергей Есенин становится студентом 1-го курса историко-философского отделения Московского Городского народного университета им. А.Л. Шанявского. Университет был открыт в 1908 году под давлением демократической общественности на средства либерального деятеля народного образования Альфонса Леоновича Шанявского. В Университет, дававший высшее образование, принимались лица не моложе шестнадцати лет, обоего пола, любых вероисповеданий и политических взглядов. При поступлении не требовались документы о среднем образовании. Плата за обучение была умеренной, состав слушателей – демократичный: рабочие, служащие, крестьяне… Для студентов организовывались концерты и киносеансы в филармонической аудитории, работало бюро по трудоустройству и касса взаимопомощи. До отъезда в Петроград в марте 1915 года Есенин слушал здесь лекции по русской и зарубежной литературе, философии, истории. Лекции по литературе читали видные профессора того времени Ю. Айхенвальд и П. Сакулин.

Здание Университета им. А.Л. Шанявского

Профессор Сакулин очень хвалил стихотворение Есенина «Выткался на озере…» и даже просил юношу повторить чтение несколько раз! Юный Есенин прилежно учился, жадно осваивал пространство города, обзавелся новыми друзьями.

Николай Колоколов, Василий Наседкин, Дмитрий Семеновский тоже писали стихи. Сергей Есенин заметно выделялся среди студентов. Семеновский вспоминал о том времени: «Обаяние, исходящее от Есенина, привлекало к нему самых различных людей. Где бы ни появлялся этот симпатичный, одаренный юноша, всюду он вызывал у окружающих внимание и интерес к себе. За его отрочески нежной наружностью чувствовался пылкий, волевой характер, угадывалось большое душевное богатство». В этих стенах Сергей Есенин конспектировал лекции, засиживался в читальном зале библиотеки, перекусывал в университетском буфете между лекциями. Здесь, в Университете будущий поэт утвердился в мысли покорить литературную столицу – Петроград. Глядя на серое строгое здание, тихие улочки, ведущие от него к Тверской, так ясно ощущаешь поэта рядом, раскрасневшегося от ходьбы, полного весенних честолюбивых надежд!

Глазовский переулок, дом 5/9

Мать, Татьяна Федоровна, боялась, что он от книжек спятит, как тот дьячок из Федякина, любитель чтения. Отец прочил ему карьеру рубщика мяса… Самое большее, на что Серега Есенин мог рассчитывать в жизни – это место сельского учителя. Не встретились бы на его пути последовательно три человека – епархиальный надзиратель И.Д. Рудинский в Спас-Клепиках, профессор П.Н. Сакулин в Москве и кумир поколений Александр Блок в Петрограде – было бы в России на одного великого поэта меньше. Несомненна главенствующая роль Блока в этом воображаемом списке. Встречу с ним 9 марта 1915 года Есенин вспоминал так: «Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот. Потому что в первый раз видел живого поэта». Первая же знаковая встреча состоялась 17 ноября 1911 года, когда второклассную учительскую школу в Спас-Клепиках посетил епархиальный наблюдатель Иван Дмитриевич Рудинский. Преподаватель русского языка класса, где учился будущий поэт, Евгений Михайлович Хитров вспоминал: «Факт сам по себе незначительный. Обычная казенная ревизия казенного человека. Казенная похвала молодого поэта, сделанная по просьбе нас, учителей». Воодушевленный похвалой, доселе поддерживаемый лишь похвалами любимого товарища Гриши Панфилова, Есенин пишет стихотворение «И.Д. Рудинскому». Можно только догадываться, какое ликование вызвала в душе юноши эта «казенная похвала», к тому же, как оказалось, «по просьбе учителей»… Вторым, после епархиального чиновника, в списке добрых ангелов по праву значится Павел Никитич Сакулин, профессор, критик, литературовед, академик. Занимаясь с конца сентября 1913 года в Московском городском народном университете им. А.Л. Шанявского на историко-философском факультете, Есенин с восторгом слушал курс «Истории русской литературы середины ХIХ века», который читал профессор. Учащийся Коммерческого института, друг детства поэта, Николай Сардановский в одном из вариантов воспоминаний написал: «<…>Вскоре он набрался смелости и поехал со своими стихами к профессору Сакулину. <…>

Глазовский переулок, дом 5/9

Профессор особо отметил стихотворение «Выткался на озере…», просил несколько раз прочесть…» Справедливости ради, заметим: а кто бы не отметил это чистое и чувственное стихотворение, даже не будучи профессором?! Но все же фамилия этого человека стоит в ряду причастных к рождению великого национального поэта. Первая публикация стихотворения состоялась в марте 1915 года в московском журнале «Млечный путь» № 3 и совпала с триумфальной поездкой к Александру Блоку! Профессор П.Н. Сакулин жил на Арбате, в доме, построенном в 1912 году на углу Глазовского и Денежного переулков (5/9). Поскольку в 1923 году в этом доме поселился и нарком просвещения А.В. Луначарский, поэт не раз бывал здесь. Анатолий Мариенгоф описал Павла Никитича в своей обычной манере: «Профессор Сакулин словно сошел с иконы суздальского письма. У него длинные прямые волосы, длинная борода и всепрощающие глаза. Свои книги он пишет для великого русского народа, который его не читает. Его лекции, посещаемые преимущественно барышнями из хороших семейств, это не лекции, а служение в храме литературы». Профессор Сакулин, сам выходец из крестьян, следил за творчеством бывшего своего студента, отмечая, что «в Есенине непосредственное чувство крестьянина, природа и деревня обогатили его язык дивными красками». Они виделись на заседаниях «Звена». В 1916 году по приглашению профессора С. Есенин и Н. Клюев выступали перед членами литературного кружка Женского педагогического института, которым руководил профессор. После революции встречались в Лито Наркомпроса и Госиздате.

4 января 1922 года Сергей Есенин подарил профессору экземпляр «Пугачева» с надписью: «Доброму Павлу Никитичу с любовью. С. Есенин» В 1923 году в Высшем Литературно-Художественном институте на вечере поэзии Есенин читал «Пугачева»… Павел Никитич, слушая выступление своего бывшего студента, воскликнул со слезами на глазах: «Это потрясающе! Гениально!»

Третьяковская галерея

В неопубликованных воспоминаниях бывшего студента Народного университета им. А. Шанявского Б.А. Сорокина есть глава «Разговор о рождении образа» (источник: статья В.А. Сухова (Пенза) «Сергей Есенин в воспоминаниях Бориса Сорокина»), мемуарист приводит в ней примеры высказываний юного Сергея Есенина о живописи: «Думаю, что между живописью и поэзией, конечно, лирикой пейзажной, есть много общего. Вот у Левитана написан этюд «Вечер в деревне» – закатное солнце освещает избы и землю. Спокойное небо. Никаких эффектов, все просто. Но эта непосредственность волнует. Художник выбирал не первое, что ему попалось на глаза, а то, что нашло отклик в его душе… Я знаю репродукцию с картины Левитана – в синем небе сияет луна… Левитан с натуры не мог писать этой картины, а передавал по памяти… Почему я привел тебе пример с осенним вечером Левитана? Послушай мое стихотворение «Задымился вечер…» У меня «закадили дымом под росою рощи» – так вечерний туман получил образное выражение. У Левитана осенний вечер выражен с большим чувством. Любая его картина и этюд дают тему для стихотворения, они смогут явиться истоком рождения поэтических образов…». Делился с Б. Сорокиным юный поэт и своими мыслями о самом процессе художественного творчества:

Третьяковская галерея

«Каждый человек по-своему видит природу и сохраняет в памяти полученные впечатления… Когда я пишу, продумав предварительно тему стихотворения, то передо мной ярко возникает все то, что когда-то я видел. Образ живой и яркий рождается, по-моему, тогда, когда его рождение подготовлено действительностью…» Восхищает зрелость мышления сельского паренька, его жадное стремление к познанию себя и природы творчества. Сергей Есенин изучал «Историю живописи» Александра Бенуа. Пропадал по выходным или в библиотеке или в Третьяковской галерее. Ему нравились «Мокрый луг» Васильева, «Грачи прилетели» Саврасова, «Владимирка» Левитана. Как-то Есенин сказал сокурсникам: «Смотрел Поленова. Конечно, у его «Оки» задержался, и так потянуло от булыжных мостовых, заборов, вонючего Зарядья туда, домой, в рязанский простор <…> Идешь от одной картины к другой, и вот вспыхивает осень золотом берез и синью реки, грустит закат над омутом, задумался стог сена в вечерней тишине… Смотришь и думаешь: «Да ведь это мое, родное, близкое мне, с детства вошедшее в сердце…» Сергей говорил, что жизнь в Москве интересна ему, но несет в себе беспокойство, тяжесть, «каменный плен». В селе все проще, понятнее. Свои походы в Третьяковку Сергей Есенин называл «путешествием в прекрасное». Позднее, в 1922 году имажинисты основали журнал под названием «Гостиница для путешествующих в прекрасном»…

Свято-Даниловский монастырь

В ХIII веке на правом берегу Москвы-реки, в пяти верстах от Кремля, Московский Великий князь всея Руси, младший сын Александра Невского Даниил основал монастырь. Перед самой кончиной Даниил принял здесь схиму, здесь он и скончался в марте 1303 года, в возрасте 42 лет, здесь и похоронен, согласно завещанию. В период правления Ивана Ш для монастыря наступило время запустения, длившееся около 250 лет. Возрождение былого величия монастыря началось при царе Иване Грозном, когда, по преданию, на могиле князя Даниила стали происходить чудесные исцеления больных и другие явления. За 700 лет своего существования Данилов монастырь многое пережил… Стоял на защите южных границ от нашествия крымского хана Гирея. В начале ХVII века, в смутные времена, горел, подожженный бежавшим из Москвы Лжедмитрием II. В 1812 году был осквернен и разграблен солдатами Наполеона. Формально монастырь был закрыт в 1918 году, но службы продолжались до 1930 года. В конце 20-х годов была разобрана колокольня. (Колокола со звонницы были спасены американским промышленником и дипломатом Чарльзом Крейном и до 2007 года находились в Гарвардском университете). В 1930 году на территории монастыря был организован изолятор для детей репрессированных лиц.

После ликвидации кладбища прах Н.В. Гоголя, супругов Хомяковых, Н.М. Языкова и Д.А. Валуева был перенесен на Новодевичье кладбище, прах В.Г. Перова – в некрополь Донского монастыря. Незадолго до своей кончины в ноябре 1982 года Л.И. Брежнев подписал указ о передаче Московской патриархии Донского монастыря, в конце мая 1983 года Донской был заменен на Данилов монастырь. Так началось его возрождение. Сегодня Свято-Данилов монастырь считается духовным центром РПЦ. Старые стены Данилова монастыря помнят юного Сергея Есенина. В конце сентября 1913 года студентом Университета им. А.Л. Шанявского он приходил сюда с однокурсниками Васей Наседкиным и Борей Сорокиным. Вот как описал это событие в 60-х годах прошлого века журналист Борис Андреевич Сорокин: «Мы, постояв у могилы А. Рубинштейна, пошли к месту погребения Н.В. Гоголя. Над простой чугунной решеткой и плитой с выпуклыми буквами «Николай Васильевич Гоголь», над зеленоватым огоньком лампады, мерцающим в фонарике у чугунного креста, словно охраняя вечный покой великого писателя, деревья раскинули свои ветви, роняющие золотые листья. Обнажив головы, стоим потрясенные простотой этого уголка кладбища с тремя словами на бронзовой плите. Есенин, сжав побелевшими пальцами решетку, не отрываясь, смотрит на живой огонек лампады, на бронзовую плиту, усеянную оранжевыми листьями. «Да, вот она, несущаяся тройка – символ Руси…» Гремит и становится ветром, разорванный в куски воздух… и дают ей дорогу другие народы и государства…» Так писать – это значит верить в лучшее будущее России», – говорит он…»

Свято-Даниловский монастырь (фото из интернета)