Страхи соло

Стоп. Почему он в моей комнате? Неужели уже утро?

– Ма! – Богдан на секунду прижал трубку к груди, – вставай, уже без двадцати восемь! Я скоро ухожу!

– Вытащи из холодильника масло и …

Сын уже выскочил из спальни, предусмотрительно хлопнув дверью. Надо думать, он не «расслышал», что нужно вытащить из холодильника. Я с трудом разлепила веки и поплыла на кухню. С двух сторон мои передвижения страховали верные Клар и Фло.

И тут … Сознание пробудилось яркой вспышкой.. «Я увольняюсь сегодня, в одиннадцать утра!»

В одиннадцать?

Я быстро соорудила бутерброды для Богдана, высыпала в миски корм и нарезала отварной говядины для собак, накрыла салфеткой завтрак для папы. Он еще спит.

Бегом в ванну. Глаза, где глаза? На лице должны быть глаза! Ладно, зато вчера мне было хорошо. Сколько же я выпила? Слава Богу, голова не болит. Папа знает толк в этом деле. И лимончик был кстати. Однако …

Застыла перед открытым шкафом. Шмоток полно, а одеть нечего. Классика! Да ладно, я знаю, как нужно составлять гардероб. Но не с этой целью западаю в магазины. Магазины – моя отрада, а вещь должна мне улыбнуться. Короче, я покупаю для радости, гораздо реже – для определенного случая или цели, и, бывает – чтобы обрести связующее звено между беспорядочно полюбившимися отдельными предметами гардероба.

Надела джинсы и свитер. Сняла.

Черт.

Черный костюм и зеленую блузку. Слишком торжественно.

Да плевать, в конце концов.

Твидовые брюки, серенький короткий жакет и тонкую розовато-сиреневую кофту в серую полоску. Серовато, конечно. Но это мое дело, как одеваться. Сюда еще нужно сапоги с каблуком. В общем, день и без того не сулил пряников, так что будем последовательны.

Звонок в дверь. Это может означать только одно. У кого-то из соседей проблемы.

Точно. Миша – сосед снизу. Я бы предпочла, чтобы Верка заскочила одолжить сто баксов, как обычно. А Миша – в такую рань – это тревожно как-то.

– Слушай, Лен, у меня с потолка капает! – Звучит почти радостно. Вообще-то он всегда флиртует со мной, если пересекаемся в лифте или в ближайшем супермаркете.

– Какая неприятность! – пылко сочувствую я. – Но у нас все в порядке. Можешь убедиться.

Сунув нос в каждый уголок моего санузла, свежим ремонтом которого я все еще горжусь, он застрял в холле:

– Выглядишь прекрасно…

– Спасибо, – демонстративно прищелкиваю поводок к ошейнику Клара, доброжелательно обнюхивающего гостя. Флоренс все это время продолжает лаять, спрятавшись в кухне. Ну и что? Они ведь не сторожевые собаки. В нашем случае.

– Ладно. Пойду выше. Хотя, думаю, это не имеет смысла.

– Мне очень жаль.

Прогулка с собаками. С обоими. Богдан сегодня уклонился, потому что я проспала, и … Они тянули меня в разные стороны. Вернее, Клар тянул, а Фло несла себя с царским достоинством. Копошилась возле пригорка, слабо припорошенного снежком. А Клар прыгал от нетерпения, досадливо тявкал и испачкал мне брюки грязью. В общем, погуляли. Успели даже поболтать про жжжисссь с Лехой – никак не разберусь, бомж он или просто пьянь. Но добродушен обезоруживающе. И если бы во время беседы с ним можно было дышать, меня бы не так напрягало, что он всегда вырастает на пути, когда я выгуливаю домашних любимцев.

Затолкав сладкую парочку в квартиру, для порядка глянула в зеркало. И так сойдет. Пока доеду до работы – грязь высохнет, и собачью лапу с брюк можно будет оттереть. Меня ждут в десять, а уже без двадцати десять. Конечно, вчера я собиралась явиться в одиннадцать, но, засыпая, передумала. Глупая бравада. И провокация. Что стоит один только раз прийти в десять, чтобы покончить с этим раз и навсегда? Но не получается, как назло. Я вылетела в дверь, с удивлением заметив, что папа проснулся и появился на пороге своей комнаты. Для приветствия времени не было.

«У Хаоса проблема – Алифас-наследник»!

– Елена Сергеевна!

– Да, дорогая! – Я обернулась. Эта крыса, кажется, сторожила меня в коридоре. Администратор хренов. Уверенная такая, красивая, стильная девка лет двадцати пяти. Или тридцати? Это я упомянула ради справедливости. У нее – снова не помню, как ее зовут, кажется – Света – большие карие глаза и длинные темные волосы, собранные в хвост на макушке, классная высокая фигура (ну-ничего-лишнего), дорогой клетчатый костюм. Вот. Теперь я внимательно ее рассмотрела. Напоследок.

При слове «дорогая» она дернулась, как будто я обозвала ее стервой. Я улыбнулась.

– Вас спрашивал Вадим Петрович, – процедила «Света» одними губами.

– Ладно. Спасибо.

Удивительно, как вся эта мелочь чутко замечает, кто скоро упадет? Уверена, что «Света» считает мою песенку в этом учреждении спетой. И правильно считает.

Я влетела в комнату, где работала, коротко ответив на приветствия тех, кто удостоил меня приветствием. Костя встал при моем появлении, и я весело покачала головой: когда выбегала из метро, мне пришла новая эсэмэска, но читать было недосуг. Я уже не сомневалась, что это Костя развлекается, но … номер был непонятный.

Бросив полушубок на кресло, выхватила из ящика стола предусмотрительно подготовленную вчера папку и отправилась к начальству. По дороге, правда, замедлила шаг, потому что внутри меня что-то происходило. Я вспомнила папину усмешку: «Ты боишься Терехова?».

Ну что ж. Есть вещи, которых я боюсь. Я боюсь неприятностей. Ненавижу, когда что-то выбивает меня из колеи. Я давно уже не ищу приключений.

Секретарь босса сдержанно кивнула и показала на дверь. Меня, стало быть, ждут.

Ну что ж. Вперед.

Терехов был не один, что давало мне передышку. Он сидел за своим столом, а перед ним – Груздев – редактор Центра новостей. Они беседовали. При моем появлении Груздев кивнул, а Вадим показал на ряд стульев, стоявших вдоль стола для совещаний. Мило.

Села я все-таки подальше от него, при этом он рассеянно скользнул взглядом где-то поверх моей головы. Я что-то не так сделала?

Почти сразу Терехов встал и протянул Груздеву руку. Мельком взглянул на часы. Ну да, почти одиннадцать. Еще несколько фраз, смысл которых до меня так и не долетел, и Груздев откланялся.

Вадим прошелся по кабинету и сел напротив. Я немедленно открыла папку, которую перед этим положила на стол. Он смотрел со скучающим видом, подперев голову ладонью.

– Я все подробно расписала… – глупо, но миролюбиво начала я.

– И какая в этом необходимость?

Я взглянула ему в глаза. Полная безмятежность. И протянула листок, лежавший поверх прочих:

– Для ясности.

Это было заявление об увольнении. Он без интереса пробежал его глазами, даже не взяв в руки, и кивнул.

Замечательно. Я принялась монотонно излагать положение дел, по очереди извлекая и показывая записи. Наконец он шевельнулся:

– Хорошо.

– Правда?– мой голос прозвучал неожиданно радостно.

Терехов встал, небрежно взял мое заявление и, скомкав, бросил куда-то в угол кабинета. Это не входило в мой сценарий.

– В принципе, думаю, все тут смазано и катится без проблем, но ситуацию надо менять, – буднично заговорил Вадим, и без всякого перехода. – Ты плохо спала сегодня? Выглядишь не как обычно. Нездоровится?

– Все нормально, – выдавила я.

– Мне-то все равно, когда ты приходишь на работу, – мягко произнес он.

Он говорил мягко, почти тепло, но в этом голосе чувствовалась жесткость. Волк в овечьей шкуре. Но волк, еще какой волк! Я не сомневалась, что в тех же мягких интонациях он может сказать мне любую гадость, типа «это не работа, тебе трудно будет найти место по способностям, но уж постарайся, во всяком случае, здесь ты больше не нужна». Впрочем, по всему, сейчас он не собирался говорить ничего такого. И что это, черт побери, меняло?

Я тоже встала:

– Вадим, я …

– Мне все равно, – словно не слыша меня, продолжил он свою мысль, – Но мне показалось, что этот пункт раздражает президента. Странно, ты не находишь? Ладно, что-нибудь придумаем.

– Послушай, я не смогу с тобой работать, так что придумай лучше, кого пригласить на мое место, – раздраженно выпалила я, наконец.

Он поднял бровь:

– Почему не сможешь?

– Ты знаешь.

– Я довольно смутно припоминаю, что у нас были разногласия, – он бесстрастно смотрел мне в глаза, – но стоит ли на этом зацикливаться? К тому же, поверь, ты тогда превратно все истолковала. Возможно, я и приглашал тебя куда-то, чтобы не показаться не вежливым, почему нет? Но особых посягательств с моей стороны не было, я в этом уверен. И мстить за отказ я не стал бы, поверь. Кажется, ты именно так все интерпретировала? Как вообще такое могло прийти тебе в голову?

Ну вот, теперь я должна почувствовать себя полным ничтожеством:

– Может быть, сгоряча, – кротко раскаиваюсь, глотая ярость. – Я тоже смутно припоминаю детали, но не в этом суть. Помню только, что меня прокатили после того, как я сделала работу. С твоей подачи или нет, но ты был на стороне того кидалы с потными лапками и бегающими глазками. Да и потом, ты еще раз перебежал мне дорожку, и, какое совпадение! – меня снова ждал облом …

– Боже мой, что за жаргон? – он поморщился, – Это действительно могло быть совпадением.

– Сленг. Но это не было совпадением. Хотя, честно, Вадим, я не хотела говорить об этом. И не хочу. Извини. – Последнее слово было лишним. Как оно слетело, не понимаю. Я – ничтожество.

Пока я говорила, он обошел стол и теперь стоял рядом, засунув руки в карманы и глядя на меня сверху вниз. А я, соответственно, снизу вверх. Высокий он, гад. И тут никакие каблуки не помогут. Высокий, худощавый. Короткая стрижка, темные с проседью, жесткие на вид волосы. Черные глаза, очки. Я чувствовала исходящее от его тела тепло. Это будоражило.

– Я тоже не хотел. Извини. Давай считать все это недоразумением, пойдет?

– Не думаю, что …

Черт! Легко обняв за плечи, он бесцеремонно повел меня к выходу!

Задохнувшись от злости, я оттолкнула его, по-моему, в тот самый момент, когда он отпустил меня сам. Вот таких штучек я и боялась, черт его побери! Тут я беззащитна!

– Прости! – он смеялся, – Это простой дружеский жест. Возьми свои бумаги и иди, работай.

Ладно. Тайм-аут.

– Но не стоит так уж явно флиртовать со здешними мальчиками, – весело бросил он вдогонку, когда я уже выходила.

По барабану. Я не стала оборачиваться.

Итак, что мы имеем? Повторюсь, события развивались не по моему сценарию. Терехов смеялся надо мной, это очевидно. И первый раунд был за ним. Хотя нет. Уже второй. Не в мою пользу. Обвал по всем фронтам? Похоже на то.

Ну ладно, ладно. С другой стороны, что ж тут «ладно»?

Можно было бы снова накатать заявление и на сей раз оставить секретарю, а завтра уже не выходить на работу. Но, учитывая заминку с президентом, я рисковала получить волчий билет. Если честно, я и сейчас этого боюсь. Наш профессиональный круг достаточно тесен, как это ни странно. Тем более теперь, когда все стараются вести дела «по-взрослому». То есть наводить справки о потенциальном сотруднике на предыдущих работах. Сплетничают почем зря.

Откровенная дискриминация по половому признаку? Да кого это волнует в нашей свободной стране? Не говоря уже о дискриминации по возрастному признаку, что вообще никого и нигде не волнует, по моему. Есть тут, конечно, парадокс.

Мне стало жутко жаль себя.

С мрачным видом я вернулась на рабочее место и ..

На моем столе красовалась смешная яркая коробка шоколадных конфет. Смешная, потому что она была в форме сердца. Я рассмеялась и оглядела офис. Ребята подняли головы и смотрели вопросительно.

– Что-то не так? – спросила Вероника – наша секретарь.

– Кто принес это? – я показала на коробку.

Все привстали со своих стульев, чтобы увидеть мой стол, потом принялись изображать полное неведение вперемежку с недоумением. Улыбаясь, я заглянула в глаза Косте, но он только пожал плечами.

– Ладно, тогда угощайтесь. – Я открыла коробку и положила ее на край стола, а одну конфету запустила в рот. Вкусно. Говорят, шоколад может сделать человека счастливым. Впрочем, как и соленый огурец. Все зависит от обстоятельств.

Вспомнив о непрочитанном утреннем послании на сотовый, открыла телефон. Читать.

«Я больше не завидую вашему сыну, потому что хочу быть вашим любовником».

Так. Пора принимать меры. Обнаглел мальчишка.

На сей раз взгляд, брошенный на Горнштейна, был холодным с нотками предостережения. Но он не достиг цели. Парень с головой ушел в работу. Что ж, успеется. Вздохнув, я последовала его примеру, предварительно проглотив еще одну конфету.

Решение придет по ходу пьесы. Надеюсь.

Около восьми я покинула офис. Костя шел со мной до метро. На улице было скользко, и он предложил руку. Признаюсь, я слишком устала, чтобы выяснять с ним отношения. В конце концов, не к спеху. И потом, что плохого в том, что разок-другой в день я читаю в своем мобильном легкие бодрящие признания? Однако провожать себя до дома не позволила. Он парень понятливый, я это, помнится, уже отметила.

Надо же, скоро ноябрь кончается, но погода держится теплая, и от метро я пошла пешком. В воздухе кружатся легкие снежинки, под ногами сверкает, но мороза не чувствуется. Улицы и витрины уже начинают наивно пестреть новогодними украшениями. Гирлянды, елки. Пора подумать о подарках? Опять же, скоро начнутся распродажи, и можно будет порезвиться на славу. А что мне еще остается?

Замедляю шаг. Все, что происходит на работе (где еще что-то может со мной происходить?) по сути – пустяки. И все-таки, по безмятежной глади души пошла рябь.

Иногда мне кажется, что я существую отдельно от своей жизни. Она то муторно замедляет темп, снося целые года в неуловимое никуда, а потом вдруг вспоминает обо мне, скручивая минуты, дни, месяцы в свистящие плети, выбивающие из уютной теплой норки в заснеженные или выжженные пустыни. Там я всегда оставалась одна. Тема закрыта. Тема одиночества. Мне не жаль, что все кончено.

На груди забился телефон, прямо как пригретая птица. И запел.

– Мама, ты где? В этой игре, которую ты купила, ну нелицензионной, помнишь? Знаешь, как тут называется обойма? «Журнал»! Сколько зарядов в твоем журнале? Бери журнал и стреляй!

Я не одинока. И дело не в том, сколько мне лет. Я отдала свою любовь надежному сердцу тринадцать лет назад. Всю, до капли. С тех пор я счастлива. Можете считать, что вчера мне исполнилась тысяча.

Увидев свое отражение в витрине, я выпрямилась. Странно, и каблуки не напрягают.

Все-таки им удалось заполучить меня в десять утра. Неугомонный Терехов решил проводить еженедельные летучки именно в это время. Наша контора издает двенадцать ежемесячных журналов, так, видите ли, ему нужно мнение консилиума по каждому новому номеру. Ничего особенного – рядовая полифоническая некузявость – такое практикуется, но почему ни свет – ни заря?

Впрочем, Ген меня не беспокоил, так что я тоже старалась не нарываться. Но в этот раз не обошлось.

Обсуждался мой журнал. Мы еще вчера, получив номер из типографии, целый день скрипели зубами. Фотокор Рома матерился как пьяный дворник, поливая выпускающего по издательству и отсека. Дело в том, что нормальный такой, ядовитый материал о договоренности между Россией и США по условиям присоединения РФ к ВТО был жестоко обезображен противным коллажом бильд-редактора, которого я всячески пыталась изолировать от наших материалов. Однако на летучке я уперто молчала. Во-первых, потому, что после драки кулаками не машут, во-вторых, потому, что не люблю публичных разборок, и эти летучки – простая формальность, блажь Терехова, который сам по себе абсолютно авторитарен. Как, впрочем, и я.

Но тут Груздев выпендрился:

– Это что за безвкусица на тридцать девятой странице?

– Вопрос к Ершову (отсек) или Шубику (бильд-редактор), – с готовностью лаконично переадресовала я, невольно поморщившись.

– Нам пришлось выходить из положения, – багровея, взвился Николай Петрович Ершов, – чтобы заменить убожество, которое вы поставили.

Наглость какая!

– На верстке была иллюстрация, – холодно возразила я.

– Пригласите сюда своего фотокора, пусть он принесет вашу иллюстрацию! – рявкнул Ершов.

Да что такое происходит?

– Я здесь, этого вполне достаточно. – Было искушение пульнуть в придурка нашим увесистым глянцевым монстром, но я удержалась. – Вы лучше покажите верстку, которая висела до последней минуты.

– Я все-таки соглашусь с Леночкой, – промурлыкал рыжий весельчак Попов, эксперт в области культуры. Очень локальной области, по его авторитетному мнению. – Припоминаю, там действительно была иллюстрация, Коля. Вы что-то напортачили. Но, – он осторожно глянул на страницу, и показательно перевернул ее, – учитывая, что разумное, а тем более грамотное население страны не превышает трех процентов, ничего страшного не произошло. Кроме того, разумеется, что Коренев незаслуженно лишен гонорара за снимок.

– Почему редакторы не подписывают полосы перед отправкой в печать? – поинтересовался Терехов, сидящий, естественно, во главе собрания.

– У нас это …э.. не принято. – Ершов старался говорить твердо, но голос его вибрировал.

– Значит теперь это принято, – отчеканил гендиректор. Оглядев присутствующих, он уставился на меня. – Любопытно, Елена Сергеевна, почему не вы подняли вопрос о замене иллюстрации на безобразный коллаж? Вам все это до такой степени безразлично?

Ну, прямо детский сад. Супер. «Бери журнал и стреляй».

– Инерция. По привычке собиралась сама разобраться, – я прямо эталон миролюбия.

– А кому завтра придется разбираться с такой же проблемой, вас не интересует?

Третий раунд. Я – на лопатках. У меня серьезные проблемы.

– Но ведь теперь у нас больше не будет проблем, правда? Все в прошлом? – медовым голосом прозвенела я, невинно глядя боссу в глаза.

– Это у кого – как, – философски заметил Попов, задумчиво наблюдая, как мы с Тереховым играем в гляделки. – Вы уж извините, Вадим Петрович, кой по ком тут проблемы давно плачут. Я, например, год добиваюсь нового макета, а чрезвычайно занятой наш дизайн-клаб на чужих полосах в это время гадит…

Душка Попов. Браво. Не забыть поцеловать его в рыжие прокуренные усы.

После летучки, закурив сигарету в компании с Пашей (он же – Попов), Груздевым и присоединившимся к нам на лестничной площадке Горнштейном, я не могла не признать, что была не права.

– Ты на взводе, Леночка, – Попов выпустил изящное колечко дыма. – Что с тобой? Ты же наш парень! А наши парни не заводятся по пустякам.

«Наш парень» – это мое естественное состояние. Я действительно такая. К сожалению не все это понимают.

– Я бы не стал все так упрощать, – с нежностью в голосе встрял Костя, и вдруг врубился, – что-нибудь случилось?

Я поежилась.

– Да ничего не случилось. Текучка, – ответил рассудительный Груздев, и Попов взглянул на него с жалостью.

– Завтра пятница, Ленуся. Отдохни, выпей с другом. В отпуске ты давно была? – не унимался Паша, и я подумала, что его проницательность выходит мне боком. Хотя мысль интересная.

– Ты прав, я давно не была в отпуске, – прокаркала я, заметила, что все смотрят поверх моей головы, и обернулась: Терехов. Как черт из коробочки.

Да, он может напрягать людей. Я со злорадством метнула взгляд в Попова: «А ты как давно был в отпуске?»

Ситуация, в общем-то, нормальная. Новое начальство – всегда удар по стабильности. У каждого из нас есть слабые места, и часто мы знаем о них достаточно, чтобы не чувствовать себя в полной безопасности. Дабы не стоять спиной к Терехову, я передвинулась к подоконнику, на который и присела.

– По опыту знаю, пока не освоишься в курилке – не станешь полноправным членом коллектива, – с легкой улыбкой сказал Вадим, прикуривая, – Кто-то здесь рассчитывает на отпуск?

– Да Бог с вами, Вадим Петрович, – снова загудел Попов, изображая бешеный энтузиазм. – Мы полны сил и творческой энергии. Отлично, что заглянули к нам на дымок. Уж и то хорошо, что вы, кажется, не намерены бороться с этим преступно не модным пороком. – Он махнул в воздухе своим окурком.

– Хотелось бы, но, боюсь, не имею на то морального права, – усмехнулся Терехов и перевел взгляд на Костю: – Вы, кажется, работаете в «Большой перемене»?

– Да. – Его кивок походил, скорее, на учтивый поклон.

– И зовут вас, если не ошибаюсь …

– Константин Горнштейн.

– В материалах нового номера я не видел вашей статьи …

– Минуточку! – у меня и в мыслях не было высовываться, но наезд на моего сотрудника в моем присутствии выглядел абсолютно некорректным. – Вы сомневаетесь, что я контролирую ситуацию?

– Леночка!– снова «благодушно» встрял Попов, и на сей раз это вызвало в моей душе взрыв бешенства, бледное отражение которой, по-видимому, мелькнуло в глазах, потому что наш миротворец сразу с лица сошел.

– Я сдаю статью сегодня .. – Костя сделал шаг вперед, точно пытался загородить меня от надвигающейся опасности. В то же время я заметила, что на его лице появилось необъяснимое в данный момент выражение: гордости.

Хотя … Черт!

Все смотрели на меня. Подчеркнуто спокойно, невозмутимо, и только чуть-чуть озадаченно. Терехов едва заметно пожал плечами и улыбнулся.

Я молча соскользнула с подоконника, бросила сигарету в пепельницу, протиснулась мимо мужчин – в коридор. И поспешила на рабочее место. Гори все ярким пламенем. На часах – половина двенадцатого. Впереди целый рабочий день – по моим меркам, конечно. А я чувствую себя как уж на раскаленной сковородке. И на летучке облажалась, и сейчас … Может, это и паранойя, но думаю, Терехов не случайно заговорил с Костей. Все это в мой огород камешки. Или я схожу с ума?

Глубокий вдох, потом выдох.

Самое смешное, что, похоже, Костя расценил мое вмешательство в разговор с большим шефом, как проявление чувств … Ну, сами понимаете. В общем, не заладилось у меня сегодня. Как говорится, в грязь лицом не промахнулась.

– Вы посмотрели снимки? – Надо мной навис фотокор Рома. У этого парня на моей памяти никогда не было сколько-нибудь сносного настроения. Он смотрел с плохо скрываемым укором – все эта дурацкая история с иллюстрацией.

Следовало как-то смягчить ситуацию, подбодрить парня. Я жизнерадостно улыбнулась:

– Не успела. Но не сомневаюсь, что все нормально…

– Да уж, – он криво усмехнулся.

– Не бери в голову, Рома. Ты же не собираешься убиваться до второго Пришествия из-за того, что слетел один твой снимок?

– Нет, это, конечно, пустяки, – нехорошим голосом ответил Коренев и повернулся спиной.

Ну и черт с тобой. Зато Костя со своего места смотрел с такой нежностью, и может быть даже с сочувствием, что меня захлестнула волна благодарности. В конце концов, хоть кто-то в этой дурацкой конторе должен относиться ко мне одобрительно. И … надеюсь, у него хватит ума этим ограничиться.

Дважды кликнув мышью, я открыла папку с готовыми материалами и погрузилась в работу. Спасительное занятие. Не буду отрываться до вечера. Слава Богу, сегодня пятница, впереди выходные, завтра мы приглашены к Марине на день рождения Катьки. Марина – моя двоюродная сестра. Катя – ее дочь. Так что все хорошо.

– Елена Сергеевна!

Вообще-то Вероника числится у нас корреспондентом, но играет роль секретаря. Просто потому, что никак не соберется что-то написать. Я вытянула шею, чтобы увидеть ее. Вернее, чтобы она увидела, что я вся обратилась в слух. У Вероники ужасно пронзительный голос.

– Вас Вадим Петрович просит зайти.

Черт! Что ему нужно?

Бодро кивнув, я стала нервно перебирать в памяти, какие вопросы могли возникнуть у Терехова по поводу моей работы. Право же, я старалась быть точной, пунктуальной и предусмотреть все, чтобы у него не было повода хоть парой слов со мной перекинуться. Утренняя летучка не в счет. Тут я, может, и перестаралась. Инцидент в курилке? Неужели он позволит себе быть столь мелочным? Да и не стал бы он столько времени собираться с духом, чтобы теперь … Я быстро посмотрела на часы. И сердце радостно подпрыгнуло: уже четверть седьмого, а значит, учитывая конец недели, можно отправляться по домам. Странно, похоже, кроме меня, это никому не приходило в голову. Наглядная демонстрация массового поражения трудоголизмом.

Что ж, я в таком случае вполне здорова. Сразу после визита к боссу – домой.

Терехов сидел за своим огромным столом и со скучающим видом смотрел на монитор. При виде меня он изобразил легкое удивление и еще более легкую радость:

– Так ты еще на работе? Прекрасно.

– Как раз собиралась уходить. У вас что-то срочное? – Что за цирк! Если от его внимания не ускользнуло, что рабочий день кончился, незачем было вызывать!

– Знаешь, твои коллеги беспокоятся о тебе, – бодро сообщил Вадим. Кивком головы он предложил мне сесть, – говорят, ты стала очень нервной и рассеянной последнее время.

Огромное спасибо коллегам. И «душке» Попову – в первую очередь.

– И что же? – я продолжала стоять, облокотившись рукой на один из стульев. Точно в позе не слишком любезной официантки, принимающей заказ на комплексный обед.

– Вынужден предположить, что это из-за меня.

– Что? – красноречие явно покинуло меня, и, боюсь, то же самое собирался сделать и мой голос. Что же это происходит?

– То, дорогая, что ты напряжена, взвинчена и что там еще с тобой! – Он встал, взял со стола какие-то ключи и, бросив их в карман, направился ко мне, – Вот я и подумал, что нам стоит попытаться как-то наладить отношения.

Теперь он уже просто нависал надо мной, нагло, то есть спокойно и чуть насмешливо, глядя прямо в глаза. И мне стыдно признаться в том, как я себя при этом чувствовала.

– У нас нормальные рабочие отношения, – прохрипела я, задрав голову, – Не все боссы и сотрудники живут душа в душу и дружат семьями, – к концу фразы я совсем выдохлась, тем ни менее дар речи вернулся, и меня захлестнула гордость.

– Согласен. Но мы можем попытаться. Ладно, рабочий день кончился, я приглашаю тебя поужинать. – Он со смехом поднял руку, предупреждая очевидный ответ: – Возможно, я второй раз наступаю на одни и те же грабли, но теперь я официально заявляю, что ни о каких ухаживаниях и речи нет. Просто ужин. В каком-нибудь ближайшем ресторане. Ничего такого. Согласна?

– Нет. И если это все, то я, пожалуй, пойду.

– Лена! – он остановил меня за руку, когда я уже собиралась ретироваться к выходу, – Что за детский сад? Ты прекрасно понимаешь, что надо поговорить. Скоро для всех будет очевидно: между нами что-то не так, хотя это «что-то» яйца выеденного не стоит!

– Наверно, ты прав, – нехотя согласилась я, пытаясь освободить руку, – Я подумаю, как это исправить, насчет коллег. А что касается ужина … Извини. Это невозможно.

– Можешь объяснить почему?

Мы смотрели друг другу в глаза как два опытных дуэлянта.

– Просто невозможно – никогда. Забудь.

И я гордо удалилась. Не оборачиваясь.

Выходя, столкнулась с этой… администратором. Вот девушка, которая не торопится домой, – подумала я. Может, ей и ужин обломится?

– Поздравляю, мам! – радостно завопил Богдан, едва я открыла дверь.

Все домашние по обыкновению столпились в прихожей, собаки рвались облизать, отпихивая друг друга.

– С чем, солнышко? – я поспешила разделить радость сына. Невозможно иначе, видя его сияющую физиономию.

– Флоренс, мы так думаем, беременна.

– Что?!

Я уставилась на Флоренс, умильно виляющую хвостом и виновато заглядывающую мне в глаза.

– Беременная она, мы думаем, – повторил Богдан.

– Но, Фло, вроде как… рановато! Я уже с Мариной договорилась отселить ее на время…

– Поздно, ма. Они сегодня два раза…

– Ладно!

Щенки – это такая морока. О чем я только думала, когда приобрела Кларенсу пару? С другой стороны, одного взгляда на Фло достаточно, чтобы устыдиться собственных эгоистических мыслей. Мы давно уже обожаем ее не меньше, чем Кларенса.

Настроение стремительно меняется. И теперь, если хотите знать, я ощущаю прилив счастья. Нет, правда. У нас будут маленькие! Завтра же куплю будущей маме витамины.

В доме Улановых было, как всегда, шумно и празднично. Вернее, так было всегда, когда собирались наши родственники и ближайшие друзья – шумная компания. На вечеринках со знакомыми и деловыми приятелями Антона – мужа Марины, все было иначе: шикарно, не спорю, но скучновато, на мой взгляд. Две эти армии, в общем, не очень хорошо уживались на одной территории, причем всецело по вине нашей стороны. Поэтому, в конце концов, родственники и самые ближайшие друзья завоевали право на отдельный банкет. Мы любим общаться своим тесным кругом, и не стремимся развлекать семейным шоу всяких знаменитых политиков и бизнесменов с их куколками или гранд-леди. А поразвлекать есть чем.

Первая линия огня – тетя Света, подруга моей мамы, и мать Марины – Александра Леонидовна. Она же – моя тетка со скверным характером. Они соперничают за кулинарное лидерство. Александра – сестра моего отца. Давным-давно она вышла замуж за ныне покойного художника из Риги, где они все и жили, пока не распался Союз. Перебраться в Москву им помогли папа и его брат – Владимир Николаевич Свиридов. Еще одна деталь: после института Володя был направлен в Турцию, откуда вернулся в Москву с женой – Фаридой. Классная она тетка, между прочим.

Вторая линия огня – папа и его брат. Третья, четвертая и далее по списку – между любыми двумя членами клана, потому что все – очень разные, как, скажем, слон и сиамская кошка, гризли и кенгуру, ворон и сороконожка. Все вместе – прямо Ковчег Завета. Иногда мне даже кажется, что некоторые перепалки происходят всерьез. В общем, не буду расписывать детали, просто замечу, что на наших вечеринках бывает очень шумно, эмоционально, пожалуй, даже скандально. И каждый старается перекричать остальных.

Моя семья, как обычно, немного припозднилась, но это здесь никого не удивляло. Все равно были и те, кто приходил позднее.

– Здравствуй, моя красавица! – воскликнула тетя Света, спеша навстречу со всей прытью, которую позволяли ей сто килограммов чистого веса. Добавочный составляли гирлянды изысканных старинных драгоценностей, прелестно звякавшие и звеневшие с каждым ее движением.. При ходьбе она чуть наклонялась вперед, что придавало ей сходство с важной старой уткой, царствующей на птичьем дворе.

– Привет! – обнимая тетю Свету, я протянула за ее спиной руку Соне, которая давно и вяло, на мой взгляд, встречается с Алексом, моим двоюродным братом. Все-все, больше никаких подробностей. Какая разница, по большому счету, кто-кому-кем приходится. – А где Марина?

– Суетится в гостиной, пристраивает мой торт на видное место …

– Лимонный?!

– Конечно.

Торты тети Светы – это песня. Ничего обезжиренного или низкокалорийного. Душевные старорежимные торты огромных размеров и неописуемой красоты.

– А! Наконец-то! – откуда-то выскочила Марина, ведя за собой маленькую Катьку – виновницу торжества, имеющую на самом деле виноватый вид, – Тетя Света, эта невоспитанная девушка свистнула с торта одну розу! Я думаю, что смогу их все немного переставить …

– Не надо! – снисходительно отмахнулась та, – Я предполагала что-то в этом духе, сейчас все поправлю, – и она скрылась в одной из комнат обширной квартиры Улановых. Чтобы иметь такие хоромы, они объединили три элитные квартиры в фешенебельном доме сталинской застройки. Впрочем, если быть точной, Антон сделал это еще до знакомства с Мариной.