– Скорее всего, съедобная! – улыбнулся старец, – Как вам спалось?
– Хорошо! – хором откликнулись ребята, – Спасибо вам за гостеприимство.
– Сегодня попробуем отправиться в дальнейший путь, – поспешила добавить Нака.
– Почему так скоро? – насторожился Убр, – вам не нравится на Эке?
– Очень нравится, но у нас есть обязательства перед Ластхопом, перед Советом, мы должны следовать протоколу миссии и вернуться в срок с докладом о потенциальной перспективности планеты.
– Совет? – в голосе Убра зазвучала сталь, – о каком Совете вы говорите? Вчера вы не упоминали Совет.
Ребята почувствовали, что дружелюбие Убра сменяется на холодную настороженность. Они переглянулись, как бы спрашивая друг у друга, в чем дело, что стало причиной неудовольствия старца? Их желание скоропостижно покинуть Эку или упоминание об управляющем Ластхопом органе. Или старец просто не так быстр умом в силу своих преклонных лет, и требовать от него последовательности не стоит. Вспомнив мамины слова о том, что когда не знаешь, что сказать, говори чистую правду, Бурд шагнул вперед.
– Уважаемый Убр, мы относимся к вам со всем почтением и очень признательны вам за то, что вы приютили нас этой ночью, не дав замерзнуть под открытым небом. Но мы не намерены задерживаться на Эке. Мы уже потеряли один день на вынужденную остановку, дальнейшее промедление может поставить протокол «В» под удар. Мы не можем этого допустить. Простите пожалуйста, если мы ввели вас в заблуждение относительно наших планов. Это было сделано не нарочно. Позвольте нам беспрепятственно улететь сегодня, и мы сохраним в своем сердце самые теплые и добрые воспоминания об Эке.
В душе Убра боролись противоречивые чувства. Ребята были ему симпатичны. Молодые, с горящими глазами, доверчивые и целеустремленные. Если бы у него были дети, он бы хотел, чтобы они были именно такими. Но гармония и спокойствие, на алтарь которых он положил всю свою жизнь, попали под удар. Как только юные исследователи сообщат своему Совету о находке, Ластхоп тут же отправит на Эку десант. И это будут совсем не желторотые юнцы, а вооруженные новейшими технологиями оккупанты, ученые и инженеры, которые разнесут естественную экосистему планеты в пух и прах. Для переселения всех обитателей Ластхопа на Эке места конечно недостаточно, но сделать из его, Убра, дома колонию для добычи природных ресурсов – такой вариант развития событий представлялся Убру более чем реалистичным. Скоро его не станет, и позаботиться об Эке будет некому. Надо предотвратить опасность. Если для этого придется пожертвовать пятью подростками, что ж, он пойдет на сделку со своей совестью.
Членов Совета Убр конечно не знал, но он правильно оценил их приоритеты и направление мыслей. Отношение ко всему вокруг, даже к людям, как к ресурсу, для членов Совета стало нормой. Когда откладывать дальше объяснения с родственниками пропавших без вести детей, стало нельзя, они решились на крайние меры. Все родные ребят, находившиеся в это время на Ластхопе, были собраны в малом зале заседаний Совета. Голос из динамиков бесстрастно сообщил им, что лечение от неизвестного вируса не принесло ожидаемого положительного результата. Спасти больных не удалось. Родители Наки и Бурда узнали шокирующие новости из радиограммы.
Убр, не выпуская из рук травинки, нагнулся и сорвал несколько листьев с растущего посреди мха кустарника.
– Попробуйте, – смягчился он, так же неожиданно, как пару минут назад посуровел.
– Что это? – запихивая в рот листья, проговорил Анти, – на вкус сладкая!
– Это особенное угощение, – удовлетворенно кивая Убр наблюдал, как ребята поглощают предложенный десерт, – настолько особенное, что каждый ребенок на Эке знает, что его лучше обходить стороной.
Анти, первым попробовавший листья, провалился в забытье. Он понимал, что находится в полудреме, но не мог отделаться от реальности происходящего. На границе между сном и действительностью он балансировал с трудом. Сердце билось часто-часто. Он огляделся – никого из ребят с ним рядом не было видно. «Куда они подевались? Ведь только что стояли рядом, мы вместе, вместе…» Что именно они делали вместе, Анти вспомнить не мог. Навстречу ему направлялся гном.
– Скорее беги отсюда, – посоветовал он, – в это время над поляной пролетает дракон. Тебе не поздоровится, если ты останешься стоять здесь истуканом.
– Дракон? Какой дракон? Я не знал, что здесь водятся драконы, – затрясся Анти, – я ведь очень их боюсь. Всегда знал, что они существуют, но мама успокаивала меня, что все это выдумки и сказки. А я знал, я всегда знал.
Анти попал в свой собственный кошмар. Листья кустарника, которыми добродушно угостил Анти и других ребят Убр, на Эке слыли сильнейшими галлюциногенами. Особенностью действия, которое они производили на человека, было обострение чувства страха. Все, чего боялся Анти, о чем думал и даже опасался думать, грозило обрушиться на него мощной лавиной. Гномы и драконы были лишь первым шагом к этой пропасти. Чем больше он поддавался страху, тем безнадежнее увязал в липком и вызывающем холодок под кожей чувстве. Скоро вокруг Анти закружился вихрь всякой нечисти. В детстве он любил смотреть канал «Сказочные существа», но после того как Лори припугнул его чудищем под кроватью, Анти охладел к своему увлечению. Анти казалось, что он и думать забыл об этом, но старые страхи, подкормленные опасными листьями, вылезали наружу, как по приглашению. Анти обхватил голову руками в надежде проснуться, но кошмар продолжался. Теперь его своими крючковатыми пальцами с заостренными длинными когтями манила ведьма.
– Ты хочешь вырасти поскорее, негодный мальчишка? – нависала она над ним в своем черном развевающемся одеянии, – признайся, хочешь? Тогда я превращу тебя в гнома. Вот будет мне забава.
– Пожалуйста, не надо! – вскричал Анти, но было уже поздно, все вокруг стало стремительно увеличиваться в размерах. Или это Анти уменьшался? На авансцену вышел его страх не вырасти, остаться самым невысоким из сверстников. Лори в его возрасте уже на пол головы возвышался над мамой, мог покровительственно приобнять его за плечи и оторвав от пола, закружить по комнате. Мама требовала поставить ее на пол, но счастливо смеялась. Анти тоже хотел когда-нибудь услышать этот счастливый переливчатый смех. Но он не посмеет вернуться на Ластик гномом. Улетел мальчиком – прилетел неизвестно кем.
– Я никогда не увижу маму и брата, – всхлипывал Анти, подпитывая своим отчаянием действие отравы.
Едва не задевая его перепончатыми крыльями, мимо проносились огнедышащие драконы. Кажется, в их ближайшие планы входила дикая пляска над поляной. Намереваясь спрятаться за большим камнем, Анти покинул свое ненадежное убежище и со всех ног побежал. Ему казалось, что до камня недалеко, но расстояние между ним и укрытием не уменьшалось. Он как будто перебирал своими крохотным ногами, стоя на месте. Анти совершенно выбился из сил, дыхание сбилось и кровь пульсировала у него в ушах. Хуже уже не будет, не успел об этом подумать Анти как исполинских размеров тролль сгреб его в кулак и поднес к самому носу. Налитые кровью, близко посаженные глаза тролля с удивлением взирали на Анти, косматые брови топорщились во все стороны. По обеим сторонам лица тролля свисали неопрятные черные волосы. За клочковатой бороды проглядывает полусгнившие потемневшие зубы, изо рта вырывался нестерпимый смрад.
Лицом к лицу встретиться со своими страхами. Анти впервые в жизни понял значение этих слов, – его страх намеревался проглотить его прямо сейчас.
– Я не стану плакать и молить о пощаде, – сжал кулаки Анти, – это чудовище всё равно не поймет ни слова. Мысленно он попрощался с мамой, Лори, четырьмя своими друзьями и, набравшись мужества, взглянул троллю в глаза.
Теос, неустанно занимавшийся совершенствованием своих физических характеристик, не отдавал себе отчета в причинах этого стремления. Больше всего на свете он боялся оказаться беспомощным, не суметь постоять за себя, за родителей и друзей. "Наша опора, наш защитник", – ласково гладила его по голове мама, он нетерпеливо скидывал ее ладонь, не умея показать своих чувств. Но в глубине души он соглашался с ней, он так и ощущал себя, надежной стеной между трудностями и теми, кто ему дорог. Боялся разочаровать тех, кто в него верил. Потому занимался с усердием, готовясь к юнитам, потому каждый день до изнеможения тягал тяжелые гири. Чтобы быть готовым в нужный момент выставить заслон, укрыть своей силой и уверенностью нуждающихся в этом. Совет тонко просчитал характер Теоса, поручив ему миссию разведчика и защитника. Сейчас Теос думал о том, каково приходится бедняжке Ните, непоседе Анти, угрюмому Бурду и сильной на первый взгляд Наке. Нужно скорее бежать, помогать им. Он рванулся с места и тут же упал. Тело не слушалось его, и это было не его тело вовсе, а иссохшийся мешок с костями.
– Как же так, – силился подняться на ноги Теос, – я не могу просто так лежать здесь, в то время как команде угрожает опасность.
– Нита! Бурд! Нака! Анти! – звал он друзей, – но на его зов явился только один человек – старец Убр.
– Что вы с нами сделали? – прошипел Теос, – вы ответите за это! Мы пришли к вам за помощью, ваше право – не оказывать ее, но чинить нам препятствия это подло, подло и нечестно.
– Честность! Ее значение сильно преувеличенно, – прищурился Убр, – поинтересуйтесь у своего хваленого Совета, ставят ли они честность в приоритет, отдавая распоряжения. Честно, как по-твоему, загубить одну планету, отправить ее на помойку, как отработанный ресурс и отправиться на поиски следующей жертвы? Снова ее обезобразить, и снова оглядываться по сторонам. Этот порочный круг необходимо разорвать. Ты поможешь мне в этом. Ты и твои друзья. Вы не вернетесь на Ластхоп, надежды Совета на новую перспективную планету не оправдаются, и они пойдут ко дну вместе со своей последней жертвой – Ластхопом.
– Пусть вы осуждаете Совет, – попробовал воззвать Теос к голосу разума, – но на Ластхопе множество невинных людей, вы их обрекаете на ужасное беспросветное существование и еще более страшную гибель.
– Хорошая попытка! – рассмеялся Убр, – ты учишься на глазах, из тебя бы вышел неплохой человек, но твои суждения основываются на хлипких основаниях. Во-первых, любой народ достоин правителя, которого он имеет. К сожалению, авторство этого изречения принадлежит не мне, но от этого не теряет своей актуальности. Совет в миниатюре отражает все общество Ластхопа. А значит сожалеть о нем я не буду. Во-вторых, поверь мне пока на слово, вскоре ты убедишься в правдивости моих слов, "еще более страшная гибель" иногда может стать избавлением, долгожданным избавлением. Вот ты, например, что предпочтешь? Влачить жалкое существование в этом теле, которое тебя не слушается, или.. Что видел Убр в качестве альтернативы, он договорить не успел. Теос, собрав последние силы своей одряхлевшей оболочки, навалился на него и сбил с ног. Иногда сила воли – инструмент более мощный, чем физическая сила. Вспомнил он фразу тренера любимого канала.
Нита открыла глаза в полутьме каменного колодца. Влажные, покрытые слизью стены уходили высоко вверх.
– Помогите! Вытащите меня отсюда! – эхо разнесло слова Ниты на составные части, несколько раз отскочив от отвесных стен, они затерялись где-то над ее головой. Абсолютно гладкие стены колодца не давали ни единого шанса на побег. Ни одного уступа или углубления, куда можно поставить ногу и начать путь наверх. Нита села и обхватила колени руками, ее плечи вздрагивали и сотрясались от рыданий. Она предчувствовала, она знала, что не выдержит. Затею с экспедицией она считала ошибкой с самого начала. Как она могла подумать, что в состоянии изменить что-то к лучшему, повлиять на ход истории. Она всего-навсего ребенок, папина дочка. Папа! Он будет убит горем, когда узнает, что с ней случилось. Он не выдержит построения истории. Сначала младшая сестренка, теперь дочь. Одно на двоих имя и трагическая судьба. Он будет во всем винить себя, это самое ужасное, будет копаться в прошлом, пытаясь найти тот момент, когда он мог исправить что-то. Это больно. Стены колодца наступали на Ниту, плотным кольцом сжимались вокруг хрупкой фигурки. Воздуха достаточно, но Нита задыхается, ее охватывает паника. Замкнутые пространства – вне зоны ее комфорта. Корабль не в счёт, там много отсеков, можно свободно передвигаться, и ребята хорошие, берегут ее, поддерживают.
– Лучше бы я прошла оценочный тест хуже всех, лучше бы я была сейчас дома, – малодушно подумала Нита, но вслух сказала, – я смогу, я сделаю. Что именно она сделает Нита пока не знала.
– Логика! Мне поможет логика, – дрожа от страха и холода, выбивала зубами дробь Нита, – если вверх мне не подняться, надо идти вниз или вбок.
Бурду в сестре всегда нравилась искренность и непосредственность.
Принимать добро тоже надо уметь. Редкий дар. Не кривиться в излишних «ой, не стоило беспокоиться», или того хуже – в удовлетворенно-меркантильных «это наверно дорого». Спокойно, искренне, с достоинством принимать. Он так не умел. Для Бурда это был долг, который надо отдать в еще большем объеме, он всегда чувствовал себя обязанным за добро. Понимал, что это неправильно, ненавидел себя за это, но ничего поделать не мог. Тата была не такая, ее позитивный настрой распространялся на окружающих лучами теплого солнышка. Сейчас Бурд вспомнил о Тате, потому что ему показалось, он услышал ее голос. Тата звала его на помощь откуда-то справа. Бурд метнул вгляд в эту сторону, Тата, держась из последних сил за краешек скалы, висела над пропастью. Он было бросился туда, но услышал как кто-зовет его по имени слева. Нака! На его глазах Нака уходила под землю, в топкую вязь болота. Над поверхностью уже виднелось только туловище. Поднятые руки тянулись к нему. Бурд сглотнул, ему предстоял нелегкий выбор. Он предпочел бы сам упасть со скалы или увязнуть в болоте, чтобы не делать этот ужасный выбор. Что за испытание? Выбирать из двух жизней более достойную. Сестра или надежный товарищ, девочка, которой он тайком посвящал стихи.
– Бурд, скорее! – торопила его Тата.
– Я думала, что нравлюсь тебе, – укоризненно поджимала губы Нака.
Казавшиеся часами, проходили драгоценные секунды, Бурд остолбенел и не смел двинуться с места. «Это не может быть правдой», – запекшимися губами шептал он, – ни Тата, ни Нака не стали бы заставлять меня делать такой выбор. Видение в миг исчезло, Бурд повалился на землю без чувств.
Нака гуляет по краю бассейна. Солнце, отражаюсь от воды, расцвечивает все вокруг причудливыми радужными узорами. Вокруг никого, очень тихо, вдруг как от резкого толчка, Нака падает в воду, ее глаза открыты, она видит, как плотное синее покрывало воды накрывает ее с головой, она судорожно пытается глотнуть еще немного воздуха, но чувствует, как свинцовой тяжестью наполняются легкие. Обычно в этот момент она просыпается, но в этот раз все иначе. Последние крохи воздуха, который сейчас так нужен Наке, всплывают к поверхности озорными пузырьками. Нака старается преодолеть неизбежное движение к дну бассейна, гребет что есть мочи, но безуспешно. "Как странно, что мы на девяносто процентов состоит из воды, и можем в ней утонуть. Вода тонет в воде. Бессмыслица какая. А я не дочитала блокнот, вдруг там что-то важное для меня. Я не узнаю, или это уже не имеет значения. О чем я думаю?! Это мои последние мысли! Какие они глупые!" – успевает отругать себя Нака. Она читала, что утопающих часто вытаскивают за волосы, или за шиворот, наверно это неприятно. Тот, кто сейчас выталкивает ее к поверхности, придерживая за талию, этого не знает. Глоток воздуха, больно, но приятно. Отфыркивающийся Теос рядом. Темнота.
Расчет Убра оказался верен. Все пятеро повалились на землю в полнейшем забытьи, отведав опасные листья. Пока они в агонии боролись со своими самыми страшными страхами, приспешники Убра связали их по рукам и ногам и отнесли в самую дальнюю пещеру. Заваленная камнями, она представляла собой подобие темницы или камеры. Когда один за другим, члены команды Quinque очнулись, они расширенными от ужаса глазами вглядывались в темноту. Было непонятно, день сейчас или уже наступила холодная ночь. Температура в пещерах держалась примерно на одном уровне круглые сутки.
– Эй, это Анти, кто здесь со мной? – начал импровизированную перекличку мальчик.
Ему ответил нестройный хор из четырех голосов. Экипаж Quinque в полном составе. Только к кораблю пробраться не так-то просто. Подозревающий злой умысел и заговоры на каждом шагу, Убр позаботился о том, что Эка стала последним прибежищем юных исследователей.
– Ночь или день, нам надо бежать отсюда, – настаивал Бурд. Разработка деталей плана уже порядком ему надоела. Не терпелось скорее покинуть пещеру, но причина была не только в этом. Бурд всерьез опасался, что Убр передумает держать узников в заточении и решит расправиться с ними без лишних сантиментов. В последовательности Убр отмечен не был, на него может повлиять все, что угодно.
– Теос! – вспомнила Нака, – я забыла сказать тебе спасибо!
– За что? – удивился Теос. Я еще ничего не сделал. Или сделал что-то не так?
– Всё так, – заверила его Нака, – просто в моем кошмаре, где я тонула, ты меня спас.
– А, это всегда пожалуйста, – успокоился Теос, – я правда сам не уверен, что умею плавать. Только теорию освоил: стили плавания, брасс, кроль там, на спине еще можно.
– Хватит уже вам про кроликов трепаться, – ее выдержал Анти, он своим страхом во сне справился сам и теперь чувствовал себя полным энергии и сил, готовым свернуть горы. Что было недалеко от истины. Чтобы освободить вход в пещеру, требовалось разобрать завал из камней.
Первым за дело взялся Теос. Он перетащил самые крупные глыбы в угол пещеры, тем самым подготовив поле действия для остальных. Как в муравьиной колонии, ребята принялись носить по одному камню. Расцарапанные в кровь руки и усталость не смущала их, свобода представлялась им достойной целью, целью, за которую стоит побороться. Когда проход был расчищен от камней, встал другой вопрос: как пройти незамеченными мимо тех, кто будет попадаться в пещерах по пути на поверхность. Решение предложила заметно повеселевшая за последний час трудотерапии Нита.
– Хватайте эти холщовые мешки, – указала она на охапки тряпья, уложенные вдоль стен для сна, – надеюсь, мы сойдем за местных в этом облачении. Но всё равно на глаза им лучше не попадаться.
Посланникам Ластика несказанно повезло – был день, и в пещерах им никто не попался, все высыпали на воздух. Выбравшись из злополучного лаза, куда угодила нога Теоса несколько дней назад, они со всех ног бросились по направлению к кораблю. Бурд, опасавшийся, что Убр предусмотрительно приведет корабль в негодность, с облегчением вздохнул, увидев Quinque на месте в целости. Внутри отсека управления знакомо подмигивали приборы, только подслеповатое разбитое устройство связи портило идиллическую картину.
– Защитные костюмы и скафандры остались в пещерах! – ахнул Анти, но возвращаться в логово врага было небезопасно, один раз им повезло, повторной милости от фортуны ждать не приходилось.
– Мотор остыл, с коммуникационной системой разберемся в полете, сейчас главное взлететь, – распорядился Бурд не своим голосом. За эти дни на Эке они все здорово изменились, не только внутренне, но и внешне.
Когда все заняли места в отсеке управления, Бурд запустил двигатель, корабль начал подготовку к взлету.
Теперь, когда волнения последних дней остались позади, Наке остро захотелось прикоснуться к пожелтевшим страницам дневника в кожаном переплете. Она пошарила под матрасом подвесной кровати. Вот он, нашелся, больше половины уже прочитано. Пообещав себе читать медленно, растягивая удовольствие, Нака разгладила листы и моментально перестала слышать ровный гул мотора Quinque и мирное посапывание Ниты.
Тебе
Психологи любят делить людей на группы. Эти по темпераменту: сангвиники, флегматики, холерики, меланхолики. Эти по взаимодействию с окружающим миром: экстраверты и интроверты. Эти – ведущие, эти – ведомые. Неправильное какое-то деление получается, запутанное. По-моему все проще. Одни любят говорить, их с каждым днем все больше. Другие – умеют слушать. Чувствуешь разницу? Первые любят, вторые умеют. Я конечно не психолог и на лавры старины Фрейда не претендую, но! Ораторы – самовлюбленные петухи, следящие за тем впечатлением, которое они производят. Слушатели – любят людей и готовы прощать им чрезмерную болтливость. Молчание – золото. Кажется, Толстой сказал, и увесистые тома «Война и мир» ни при чем. Он, между прочим, писать не мог свои шедевры, если напротив, за столом верная жена не вязала очередные носки. Слушатели, они мудрецы великие, они мир спасут от неминуемого краха, который случится, когда ораторам станет недостаточно своих восьми тысяч слов в день. Да, мы столько говорим. Хорошо, что ты слушаешь, что я несу.
Новый дом
Говорят, что если сложить два пожара, получится ремонт. Я бы заменила ремонт в этой непреложной истине на переезд. Но в то же время нет в мире ничего более светлого и обнадеживающего, чем переезд в свой дом. Мы тщательно отмывали со старой калитки мелом написанное «продается», надраивали полы, вырывали лопух, заполонивший весь двор, и вот мы въезжаем. Позади тряска в душном фургоне, впереди – новая жизнь, такая прекрасная, что дух захватывает. А пока мы устали и хотим есть, мебели нет, во дворе два колченогих стула и самодельный стол из фанеры. Хорошо сидим. Теплый хлеб и сочные сладкие помидоры. Красный сок течет по рукам, капает с локтей. А назавтра с утра пораньше мы отправились с мамой покупать кухонную утварь. Шесть тарелок, столовые ложки, нож, я желаю тебе хоть раз испытать такое счастье, как мы тогда. Глупое было это счастье, безоблачное, но наше, личное, ничье больше!
Ночь
Каким бесконечно огромным и внушительным кажется небо. А ночное небо? Я смотрю на него, оно почему-то движется. Ах да, ведь я еду на санках. Мен везут дедушка. Выпал снег, и мы почему-то вышли гулять вечером. Совсем стемнело, и мы едем по смешно скрипящему снегу. Я еще не знаю, что он состоит из кристаллов различной формы, и этот скрип – факт научно объяснимый. Нет, тогда он скрипел для меня совершенно волшебным образом. И небо было волшебным. Меня закутали так, что по сторонам смотреть не могу. Только наверх. А там звезды такие загадочные. Желтые на черном. И не говори мне, что они еще белые и красные бывают. То были однозначно желтые звезды на черном небе.
Школа
Туфли с липучками. О эти красные туфли на липучках. Смотрю под ноги, иду насупившись, топ-топ, независимо движутся туфли. И сами они такие шершавые на ощупь, с круглыми мысками. Топ-топ. Мы с мамой счастливые и немного уставшие – волновались. В первый раз в первый класс не каждый день. Мама еще не знает, как это будет непросто: по пятнадцать раз переписывать одно слово в тетради по чистописанию, растолковывать, что клювик острым концом съедает меньше число, объяснять, что мальчишек нельзя дубасить ранцем.
Лекарство
Медицина в XX веке достигла уже достаточно высокого уровня (поясняю на тот случай, если кто-нибудь лет через тысячу найдет окаменелые останки этого блокнота где-нибудь в ледниках Антарктиды). И тем не менее мы, будучи детьми, свято верили в целебную силу подорожника. Открытая ранка, болючая царапина, жуткий синяк? Подорожник поможет! Не очень чистый и местами дырявый (его любили не только мы, дети, но и насекомые), он излечивал от всех известных болезней. Для усиления эффекта перед тем, как наложить его на ранку, требовалось хорошенько на него поплевать. Лечили друг друга, себя и даже деревья. Лечили безоглядно и самозабвенно. Надеюсь, без последствий.
Нака забыла, что надо дышать. Мысли роились в ее голове. Прабабушка тоже хотела быть врачом? Она предполагала, что ее блокнот будет найден? Что бы она сказала Наке сейчас? Что посоветовала? Задать эти вопросы было некому, ответы Нака продолжила искать между строк.