Капитализм и свобода

Глава 1
Связь между экономической и политической свободой

Многие люди считают, что политика и экономика слабо связаны между собой. Свобода отдельного человека – это политическая проблема, в то время как материальное благосостояние – экономическая. И любой политический строй может сочетаться с любой экономической системой. Сейчас подобные идеи активно продвигают сторонники «демократического социализма», критикующие ограничение свободы человека в России при «тоталитарном социализме». Но они уверены, что их страна может использовать основные элементы советской экономической модели и при этом сохранить западный политический строй с его защитой свободы личности. В этой главе я доказываю ошибочность подобных взглядов, поскольку между экономикой и политикой существует тесная связь и возможно только ограниченное число комбинаций политического строя и экономической системы. А также то, что в социалистическом обществе невозможна демократия, гарантирующая свободу отдельного человека.

В свободном обществе экономика играет двоякую роль. С одной стороны, экономическая свобода является одним из компонентов свободы в широком значении этого слова, поэтому является неотъемлемой частью свободного общества. С другой стороны, без экономической свободы невозможно обеспечить политическую.

Интеллектуалы в своих рассуждениях часто недооценивают важность первого аспекта экономической свободы. Для них он является только проявлением материальных условий жизни общества, недостойным особого внимания в отличие от ценностей высшего порядка. Однако для рядовых граждан экономическая свобода сама по себе точно так же важна, как и ее значение для обеспечения политической свободы.

Граждане Великобритании, которые после Второй мировой войны не могли поехать в отпуск в США из-за ограничений на обмен валюты, были точно так же ограничены в своих правах, как граждане США, не способные из-за своих политических взглядов поехать в отпуск в Россию. Хотя в первом случае мы имеем дело с ограничением свободы передвижения по экономическим причинам, а во втором – по политическим, результат этих ограничений один и тот же.

Граждане США, которых законы страны заставляют вкладывать примерно 10 % своих доходов в контролируемые государством пенсионные фонды, лишены части своей личной свободы. Насколько остро чувствуют люди это ограничение и насколько оно похоже на ограничение свободы вероисповедания, которая очевидно является свободой политической, а не экономической, видно по истории фермеров из секты Амишей. Из-за своих религиозных убеждений эти фермеры считали обязательное перечисление части доходов в пенсионные фонды нарушением своей личной свободы. Они отказывались платить налоги или получать социальные выплаты. В результате часть их скота была продана на аукционе для оплаты взносов в пенсионный фонд. Конечно, процент граждан США, считающих обязательные взносы в пенсионный фонд ограничением их свободы, незначителен. Однако свободное общество должно заботиться о соблюдении прав меньшинства.

Точно так же лишаются части своей свободы граждане США, которые для работы по своей профессии должны получить лицензию. А человек, желающий обменять один товар на другой, например, швейцарский сыр на часы, не может сделать этого, потому что иначе он нарушит квоту. И калифорниец, попытавшийся продать таблетки Алка-Зельтцер по цене ниже установленной производителем, попал в тюрьму, потому что нарушил так называемые «законы честной торговли». Аналогичные проблемы возникли у фермера, который не мог вырастить столько зерна, сколько хотел. Эти и многочисленные другие примеры показывают, что экономическая свобода является крайне важным элементом общей свободы.

Экономическую систему можно рассматривать как средство обеспечения политической свободы, поскольку от нее зависит концентрация либо децентрализация власти. Экономическая система конкурентного капитализма непосредственно обеспечивает политическую свободу, поскольку отделяет экономику от государства, благодаря чему экономика ограничивает власть государства.

Примеры из истории дают однозначную картину связи политической свободы со свободным рынком. Во всех известных из истории странах с демократическим строем экономика была построена на основе законов свободного рынка.

Мы живем в свободном обществе. Поэтому забываем, что в истории человечества было совсем немного стран, где политическая свобода существовала хотя бы в ограниченной форме. А в большинстве других стран люди вынуждены были жить в условиях тирании, рабства и нищеты. Запад в XIX веке и начале XX века – только исключение из общей тенденции исторического развития. В эти годы политическая свобода появилась на Западе вместе со свободным рынком и развитием капитализма. То же самое можно сказать о золотом веке Древней Греции и об эпохе Римской республики.

Из истории разных стран мы знаем, что капитализм является необходимым, но недостаточным условием политической свободы. Очевидно, что фашистские Италия и Испания, кайзеровская Германия, Япония в первой половине XX века и царская Россия в начале XX века не были странами со свободным обществом. Хотя основой их экономики было частное предпринимательство. Примеры этих стран показывают, что капиталистическая экономика может сосуществовать с репрессивной политической системой.

Даже учитывая вышесказанное, в этих странах у людей было больше свободы, чем в тоталитарных сталинской России и нацистской Германии, где тоталитарным был не только политический строй, но и экономика. Даже в царской России многим людям обычно не требовалось официальное разрешение для перехода с одной работы на другую, потому что капитализм и частная собственность частично ограничивали власть централизованного государства.

Между политической и экономической свободой существует сложная взаимозависимость. В начале XIX столетия Бентам и «философские радикалы» рассматривали политическую свободу как средство достижения экономической. Они считали, что если освободить народные массы от ограничений их политической свободы и предоставить им право голоса, то они сами выберут, что для них лучше, и проголосуют за введение экономической свободы. Сегодня подобные взгляды не вызывают особых возражений, поскольку, как показывает исторический опыт, политические реформы, как правило, сопровождались экономическими, расширяющими возможности свободного предпринимательства и обеспечивающими резкий рост благосостояния.

Реакцией на успешное внедрение в Англии XIX века идей либерализма Бентама стало усиление вмешательства государства в экономику в первой половине следующего столетия как в Англии, так и в других странах. Стимулом этого стали две мировые войны. В демократических странах многие политики тогда поверили, что благосостояние народа важнее свободы. Дайси, Мизес, Хайек, Саймонс и другие интеллектуальные наследники «философских радикалов» предупреждали: усиление роли государства создает угрозу свободе личности и ведет по той дороге к рабству, которую Хайек подробно описал в своей одноименной книге. Они подчеркивали, что экономическая свобода помогает обеспечить политическую.

Эпоха после Второй мировой войны показала, какими разными могут быть взаимосвязи между экономической и политической свободой, когда централизованное планирование во многих странах сочеталось с личной свободой. Причем в некоторых странах это привело не к ограничению свободы, а к ослаблению роли государства в экономике. Например, в Англии правительство лейбористов в рамках своей экономической политики было вынуждено, несмотря на все опасения, использовать «контроль занятости», предусматривающий централизованную систему направления людей на работу. Такая система полностью противоречила принципу личной свободы, так что почти не использовалась на практике и вскоре была отменена. Отмена «контроля занятости» привела к значительным изменениям экономической политики лейбористов. Они стали реже применять централизованное планирование и государственные программы развития, отказались от многих инструментов контроля экономики и начали уделять больше внимания частному бизнесу. Подобная корректировка экономической политики в те же годы произошла и в других демократических странах.

Проще всего объяснить эти изменения экономической политики государства тем, что централизованное планирование не оправдало надежд его сторонников. Однако нужно учитывать и следствия внедрения централизованного планирования для политической свободы, поскольку для его внедрения необходимо пожертвовать частью прав личности. Вполне возможно, такая смена экономической политики в середине XX столетия – только временное явление. Но она наглядно показывает связь между политической свободой и экономикой.

Сами по себе исторические факты не могут быть доказательством. И возможно, расширение свободы чисто случайно совпало по времени с развитием капитализма и свободного рынка. Попробуем выяснить, есть ли связь между двумя этими процессами и взаимозависимость между экономической и политической свободой. Сначала рассмотрим свободный рынок как составную часть свободы. Затем изучим косвенную связь между свободным рынком и политической свободой. В результате сможем определить, как в идеале должна быть устроена экономика свободного общества.

Будучи либералами, мы рассматриваем личную свободу (и, возможно, свободу семьи) как главный критерий политического строя. Свобода проявляется только во взаимоотношении человека с другими людьми. Поэтому для Робинзона Крузо она не имела никакого смысла, когда он жил на необитаемом острове, до тех пор пока у него не появился друг Пятница. Робинзон на своем острове был ограничен во власти, и в выборе вариантов действий, но это не являлось проблемой недостатка свободы, которую мы здесь обсуждаем. Аналогичным образом этика свободного общества не определяет, как отдельный человек может использовать свою свободу. Либералы считают, что эту этическую проблему каждый человек должен решать самостоятельно.

Самая важная этическая проблема – как человеку следует использовать свою свободу. Либерал подчеркивает важность двух групп ценностей: первые относятся к взаимоотношениям между людьми, в контексте которых он отдает приоритет свободе и без которых отдельный человек не может воспользоваться своей свободой, и вторые – к личной этики и философии.

Либерал не рассматривает человека как совершенное существо. Поэтому смотрит на проблему организации общества как «негативную» проблему ограничения возможностей «плохих» приносить вред и расширения возможностей «хороших» людей действовать во благо. Разумеется, один и тот же человек может попасть в категорию «плохих» либо «хороших» в зависимости от того, кто его оценивает.

Главная задача организации общества – координация экономической деятельности большого числа людей. Даже в относительно примитивных обществах для эффективного использования доступных ресурсов применялись сложные системы распределения труда и профессиональной специализации. В современном обществе потребность в такой координации намного выше, потому что необходимо использовать весь потенциал накопленных человечеством достижений науки и технологии. Фактически современный человек получает каждый день еду, а каждый год автомобиль, благодаря труду миллионов людей. Стороннику свободного общества нужно каким-то образом согласовать эту массовую взаимозависимость с личной свободой.

Существует только два способа координации экономической деятельности миллионов людей. Первый – централизованное управление, основанное на тех же методах принуждения, которые используются в армии и современных тоталитарных государствах, а второй подразумевает добровольное сотрудничество в соответствии с законами рынка.

Возможность координации на основе добровольного сотрудничества базируется на простом утверждении. Но тем не менее оно часто отвергается как неверное: в экономической транзакции оба участника получают выгоду при условии, что они добровольно согласились на транзакцию и располагают необходимой информацией для ее совершения.

Такой взаимовыгодный обмен позволяет выполнять координацию без принуждения. Рабочей моделью общества, построенного на принципах добровольного обмена, является экономика, в которой он происходит между частными предприятиями.

Мы называем такую экономику «капитализмом со свободной конкуренцией». Самый простой пример такого общества – несколько независимых семейных хозяйств, каждое из которых можно рассматривать как Робинзона Крузо на необитаемом острове.

Каждая семья использует ресурсы, которыми располагает, для производства товаров и услуг. По взаимной договоренности она обменивает их на товары и услуги, производимые другими семьями. Вместо того, чтобы производить товары для использования у себя в семье, она удовлетворяет спрос других семей, предлагая им свои. Основным стимулом использования взаимообмена является увеличение производства продуктов за счет разделения труда и профессиональной специализации. Поскольку семья всегда может сама использовать свои продукты, то она будет их обменивать, только когда ей это выгодно. В результате координация происходит без принуждения.

Если основной производственной единицей является семейное хозяйство, то возможны только примитивные разделение труда и профессиональная специализация. В современном обществе разделение труда намного сложнее. Предприятия служат посредниками между отдельными людьми, которые могут выступать и как поставщики услуг, и как покупатели товаров. Профессиональная специализация и разделение труда останутся примитивными, если экономика будет построена на бартере или натуральном обмене. Поэтому для совершенствования обмена люди придумали деньги, позволяющие разделить операции покупки и продажи.

Несмотря на важную роль предприятий и денег в нашей реальной экономике, и связанных с ними комплексов сложных проблем, проще всего показать, как механизмы рынка позволяют обеспечить координацию – это привести пример простого обмена, где нет ни предприятий, ни денег. В этой упрощенной модели, как и в экономике со сложными предприятиями с использованием денег для обмена, сотрудничество будет происходить только на личном уровне и строго добровольно. Но только при условии, что: (a) предприятия – частные, поэтому конечными договаривающимися сторонами являются частные лица, и (б) частные лица полностью свободны в своем выборе участвовать или не участвовать в конкретном обмене, поэтому каждая транзакция является полностью добровольной.

Намного легче сделать общее, а не детальное описание этих условий или точно определить, какие общественные институционные механизмы необходимы для их поддержания. Поэтому эти вопросы рассматриваются во многих узкоспециальных публикациях по экономике. Главное требование – поддержание правопорядка для предотвращения принуждения одного частного лица другим с применением физической силы. А также обеспечение выполнения добровольно заключенных частными лицами контрактов, предоставляющих поддержку частному сектору экономики. Следующие по сложности проблемы связаны с монополией, подавляющей свободу из-за запрета частным лицам использования разных способов обмена, и «эффекта соседства» – результаты влияния на третьи стороны, за которые невозможно нести ответственность или выплачивать компенсацию. Эти проблемы будут подробно рассмотрены в следующей главе.

До тех пор, пока поддерживается эффективная свобода обмена, центральной особенностью рыночной экономики является невозможность вмешательства одного частного лица в большинство действий другого. Продавец не может заставить потребителя купить товар, если тот же товар можно приобрести у другого продавца. Работник, которого что-то заставляет сделать его работодатель, может перейти к другому работодателю, и так далее. Все эти рыночные механизмы функционируют обезличенно, и для их работы не нужна централизация власти.

Как это ни парадоксально звучит, но главное, что не нравится в свободной экономике ее противникам, – это ее способность эффективно решать эти задачи. Она дает людям именно то, что они сами хотят получить, а не то, чего, как кто-то считает, они должны хотеть. Основные возражения против свободного рынка основаны на отсутствии веры в саму свободу.

Свободный рынок не делает ненужным правительство. Наоборот, оно необходимо как форум для определения «правил игры» и как судья, который следит за соблюдением этих «правил».

Однако рынок значительно сокращает круг проблем, которые должны решаться политическими средствами. В результате степень непосредственного участия государства в «игре» сводится к минимуму. Использование для решения проблем политических средств обычно ведет к усилению унификации, а преимуществом рынка является увеличение разнообразия. Аналог в политике – система пропорционального представительства. В ней каждый человек может проголосовать за тот цвет галстука, который ему нравится, и получить галстук именно своего любимого цвета, независимо от того, за какой цвет проголосует большинство.

Мы уже говорили выше об этой особенности рынка, обеспечивающей экономическую свободу. Однако нужно отметить, что она влияет не только на экономику. Политическая свобода означает отсутствие принуждения человека другими людьми. Фундаментальной угрозой свободе является использование для принуждения власти, независимо от того, кто именно в ней находится – монарх, олигарх или партия, победившая на последних выборах. Для сохранения свободы необходима система ограничений и противовесов, обеспечивающая применение всевозможных мер предотвращения концентрации власти в одних руках. И требуется такое распределение властных полномочий, которое нельзя будет ликвидировать. Если рынок устранит контроль политической власти над экономической деятельностью, то исчезнет источник власти, которую можно использовать для принуждения. В результате мощь экономики не укрепит политическую власть, а ограничит ее.

Экономическую власть можно относительно легко рассредоточить, поскольку в экономике нет аналогов законам сохранения, из-за которых экономическое развитие новых центров приводило бы к упадку старых. Политическая власть намного труднее поддается децентрализации. Хотя возможно сосуществование в одной стране нескольких независимых правительств с ограниченными полномочиями. Намного труднее обеспечить существование нескольких небольших центров власти внутри одного большого правительства, чем поддержать несколько экономических центров в пределах одной большой экономики. Однако в стране с большой экономикой может быть много миллионеров. Трудно представить ситуацию, когда в одной стране есть сразу несколько выдающихся лидеров, за которыми готов пойти народ. Обычно при увеличении власти центрального правительства полномочия местных властей сокращаются, как если бы действовал закон сохранения политической власти. Поэтому если к ней добавить еще и экономическую, то это неизбежно приведет к усилению концентрации власти. С другой стороны, если те, кто владеет политической властью, не имеют экономической, то последнюю можно использовать для ограничения политической и противодействия ей.

Для пояснения этого абстрактного аргумента приведу несколько примеров, из которых первый будет гипотетическим и поможет нам сформулировать обсуждаемые принципы. Остальные примеры взяты из недавней практики и показывают, как механизмы рынка помогают сохранить политическую свободу.

Одним из главных отличий свободного общества является право его граждан на свободную пропаганду радикальных изменений структуры общества при условии, что сторонники этих изменений действуют только силой убеждения и не прибегают к силе или другим средствам принуждения. Политическую свободу капиталистических стран доказывает то, что их граждане могут открыто пропагандировать идеи социализма и бороться за их воплощение. Аналогичным образом если бы в социалистических странах была политическая свобода, то люди там могли бы свободно выступать за переход к капитализму. Посмотрим, как в социалистических странах можно было бы сохранить и защитить свободу агитировать за капитализм.

Чтобы человек мог выступать за что-то, ему необходимо иметь какой-то источник заработка, чтобы было на что жить. Однако в социалистических странах все люди работают в государственных организациях и на предприятиях. А государство не хочет, чтобы его служащие пропагандировали идеи, идущие вразрез с официальной доктриной. Поэтому человек, решившийся агитировать за капитализм, должен быть готов к тому, что он может остаться без источника заработка. Подобная проблема возникла в США после Второй мировой войны, когда государственные служащие должны были пройти проверку на лояльность.

Но предположим, что появился человек, который ради пропаганды капитализма готов пожертвовать своим заработком. Где он возьмет деньги, чтобы устраивать митинги, публиковать брошюры, покупать время на радио, издавать газеты и журналы? Возможно, в социалистических странах найдутся богатые люди, которые могли бы все это финансировать, но в основном это будут высокопоставленные государственные служащие. Можно ли представить, чтобы даже мелкий чиновник сохранил свою должность в аппарате социалистического государства, если он открыто выступает за капитализм? Никто из крупных чиновников никогда не решится на такое финансирование «подрывной» деятельности.

Теоретически можно финансировать пропаганду капитализма за счет небольших пожертвований большого числа мелких чиновников. Но ради этого нужно организовать кампанию по сбору средств, для проведения которой тоже нужно найти деньги. Таким образом, вместо проблемы финансирования пропаганды возникнет проблема финансирования кампании по сбору средств на пропаганду. В капиталистических странах подобных проблем финансирования сторонников радикальных преобразований общества не возникает, потому что им обычно дают деньги известные филантропы, которых удалось убедить. Например, Фредерик Вандербильт Филд, Анита Маккормик Блейн и Корлисс Ламонт, а в прошлом веке таким филантропом был Фридрих Энгельс. К сожалению, значение для сохранения политической свободы имущественного неравенства, без которого не было бы богачей, занимающихся филантропией, обычно игнорируется.

В капиталистическом обществе для финансирования пропаганды какой-то идеи достаточно уговорить несколько богатых людей дать деньги на пропаганду. Причем, как это ни странно, таких людей, готовых предоставить поддержку из независимых источников, всегда нетрудно найти. Этим филантропам необязательно доказывать правильность идеи. Обычно их достаточно убедить в финансовом успехе ее распространения, когда издание книг, газет или журналов, пропагандирующих идею, принесет доходы. Например, успех бизнеса в издательском деле невозможен, если издатель будет публиковать только то, с чем он лично согласен. Он должен ориентироваться на те материалы, у которых большая потенциальная аудитория, поэтому их продажи окупят инвестицию в их издание.

Рынок разрывает порочный круг, и в результате появляется возможность добровольного финансирования агитационных кампаний за счет небольших пожертвований многих людей. В социалистических странах такое невозможно, так как вся власть там принадлежит государству.

Представим на минутку, что в какой-то социалистической стране правительство озаботилось этой проблемой, а его министры хотят защитить свободу. Сможет ли оно выделить финансирование на пропаганду подрывной деятельности? Возможно, но непонятно, каким способом. Оно может организовать фонд для субсидирования подрывной деятельности, но как будет выбирать, кому выделить субсидии? Если оно начнет выделять их всем желающим, то не хватит бюджета фонда, потому что и при социализме продолжает действовать экономический закон «чем выше цена, тем больше предложение». Если пропаганда радикальных мер окажется выгодной, то от желающих стать пропагандистами не будет отбоя.

Более того, свобода пропаганды непопулярных идей не означает, что она должна проводиться бесплатно. Наоборот, если пропаганда радикальных изменений будет бесплатной и, тем более, на нее будут выделяться субсидии, то общество потеряет стабильность. Когда человек хочет продвигать свои идеи, он должен чем-то за них жертвовать. Важно сохранить свободу только для тех людей, которые готовы ради идей пойти на жертвы. Иначе свобода деградирует до уровня вседозволенности и безответственности. В то же время очень важно, чтобы цена отстаивания непопулярных идей не была запредельно высокой.

Но это еще не все. В обществе со свободным рынком достаточно иметь фонды на пропаганду. Точно так же поставщики газетной бумаги могут продать ее как Daily Worker, так и Wall Street Journal. Но в социалистических странах для пропаганды недостаточно иметь только фонд. Воображаемый сторонник капитализма должен уговорить принадлежащую государству бумажную фабрику продать ему бумагу, затем государственную типографию напечатать его брошюры. Государственную почту переслать эти брошюры получателям, а государственное агентство разрешить аренду зала для встречи со своими сторонниками, и так далее.

Возможно, есть какие-то способы решить все эти вопросы и таким образом сохранить свободу в социалистической стране. Однако ясно, что там нельзя организовать общественные институты, способные защитить право на несогласие с официальной идеологией. Насколько мне известно, никто из сторонников социализма, выступающих за свободу, не сталкивался с подобными проблемами и даже не пытался сделать первый шаг для развития институтов социалистического общества, обеспечивающих защиту свободы. С другой стороны, я выше объяснил, как капиталистическое общество с его свободным рынком способствует свободе.

Биография Уинстона Черчилля – яркий пример применения на практике этих абстрактных принципов. С 1933 года и вплоть до начала Второй мировой войны Черчиллю было запрещено выступать по английскому радио. В то время оно монопольно принадлежало государственной корпорации British Broadcasting Corporation (BBC). Таким образом, доступа к аудитории радио был лишен ведущий политик страны, член парламента и бывший министр. Последний делал все возможное, чтобы предупредить соотечественников о том, что их стране угрожает гитлеровская Германия. Однако он не мог обратиться к народу Великобритании по радио, потому что его взгляды считались «спорными», а BBC была государственной монополией.

Другой пример применения можно найти в выпуске журнала Time от 26 января 1959 года. В статье «Черный список исчезает» журналист Time рассказывал:

«Во время церемонии вручения “Оскара” Голливуд больше всего старается соблюсти приличия. Однако два года назад они были нарушены. Тогда ведущий церемонии объявил, что “Оскара” за лучший фильм удостоен Роберт Рич, написавший сценарий к фильму “Храбрец”. Оказалось, что человека с таким именем нет в зале, потому что Роберт Рич – это псевдоним примерно полутораста сценаристов, которые с 1947 года вносились в «черный список» как члены компартии или заподозренные в симпатии к ней. Присуждение “Оскара” Роберту Ричу привело к скандалу, из-за того что “Академия кинематографических искусств и наук” запрещала номинировать на “Оскар” коммунистов и тех, кто отказывался давать показания в комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, ссылаясь на Пятую поправку Конституции. Последняя церемония вручения премии “Оскар” раскрыла тайну Роберта Рича и показала, что запрет номинации коммунистов можно легко обойти.

Оказалось, сценарий “Храбреца” под псевдонимом Роберт Рич написал Далтон Трамбо, сценарист фильма “Джонни получил винтовку”. Он входил в одну из первых “голливудских десяток” сценаристов, отказавшихся дать показания на слушаниях 1947 года о коммунизме в киноиндустрии. Как сказал продюсер Фрэнк Кинг, до тех пор повторявший, что Роберт Рич – это “молодой человек с бородой из Испании”, “мы обязаны перед акционерами покупать лучшие сценарии. Трамбо принес нам сценарий “Храбреца”. Он нам очень понравился, и мы его купили”».

Присуждение «Оскара» Роберту Ричу привело к полной отмене голливудского «черного списка», который фактически перестал действовать для сценаристов еще раньше. По сообщениям в прессе, сейчас по меньшей мере в 15 % голливудских фильмов используются сценарии, написанные авторами из «этого списка». Как сказал Кинг, «в Голливуде сейчас больше “призраков” (авторов, использующих псевдоним), чем на кладбище Форест-Лон. Каждая кинокомпания пользуется услугами тех, чье имя попало в «черный список». Мы только первыми сказали вслух то, о чем известно всем».

Уверен, что коммунизм способен уничтожить все наши свободы, и поэтому являюсь его непримиримым противником. Но в то же время считаю, что в свободном обществе нельзя допускать, чтобы человеку запрещали вступать во взаимовыгодные добровольные отношения с другими людьми только из-за того, что он верит в коммунизм или пытается за него агитировать. Его свобода подразумевает и свободу пропаганды коммунизма. А свобода других людей – не иметь с ним дела, потому что он коммунист.

«Черный список» Голливуда уничтожал свободу, потому что представлял собой тайные договоренности о запрете добровольного обмена. Он не соблюдался, так как противоречил законам рынка, и из-за него киностудии несли убытки. Принцип работы коммерческого предприятия, согласно которому его руководство стремится заработать как можно больше денег, защитил свободу попавших в «черный список» сценаристов, предоставив им возможность работать под псевдонимом и дав киностудиям стимул брать их на работу.

Если бы Голливуд с его киноиндустрией принадлежал государству или «черный список» использовали в BBC, то вряд ли бы «голливудская десятка» или оказавшиеся в аналогичном положении англичане смогли бы работать по специальности. Точно так же при таких обстоятельствах не смогли бы найти работу те, кто является ярым сторонником частного бизнеса или просто выступает за решительные перемены.

Еще один пример роли рынка в деле сохранения политической свободы относится к эпохе маккартизма. Оставив в стороне существо дела и вопрос обоснованности выдвинутых тогда обвинений, посмотрим, каким образом вызванные на слушания люди, и в особенности чиновники, могли защитить себя от безосновательных обвинений и попыток влезть в их частную жизнь. Если бы не было альтернативы государственной службе, то их апелляции к Пятой поправке потеряли бы смысл.