Дети Доброты

***

– Что хоть тут было-то? – Джек уселся на землю неподалёку от хлопочущей над Степаном женщины.

Вытащил сигареты – разжился ими у Мрака, в посёлках Шамана табак не употребляли. Женщина посмотрела неодобрительно, однако делать Джеку замечание не осмелилась. Георгий тоже промолчал – за время, проведённое в пути, к привычкам чужака успел притерпеться.

– Алексей поджёг сухую траву, – сказала женщина.

– Глупец, – ахнул Георгий. – Шаман позволял её поджигать только в определённое время, когда укажет Мать Доброты! И при нём пожаров ни разу не было.

Джек посмотрел на Серого.

– Ветер? – предположил тот. – Отец тоже предсказывать умеет – когда будет дуть, когда нет. И Шаман, наверное, умел, только он на Мать Доброты кивал.

– Алексей потом говорил, что, когда поджигал, ветра не было, – словно извиняясь, пояснила женщина.

– Всё равно не нужно было поджигать, – укоризненно сказал Георгий. – Почему вы с матерью Серафимой не остановили неразумного? Как же так, мать Мария?

Женщина потупилась.

– Мы не знали. Никто не знал, Алексей один ушёл в поле. Решил, что сухая трава мешает расти молодой, и поджёг. Поначалу ветра действительно не было, а потом он вдруг поднялся. Алексей не успел затоптать огонь. Пламя перекинулось на сенные сараи, – Мария махнула рукой в сторону обугленных останков строений. – Тут уж, конечно, все всполошились. Побежали отливать.

– Вёдрами с реки? – уточнил Джек.

– Зачем вёдрами? – обиделся Георгий. – На полях стоят системы орошения. Мы включили насосы на полную мощь и тушили из шлангов.

– Ого, – не сдержал восхищения Серый.

Знал, что отец о таких системах пока только мечтает.

– Молодцы, – похвалил Джек. – Кабы не шланги, туго бы пришлось. А дальше? Драка-то с чего? Народ понёсся этому утырку мозги вправлять, что ли?

– Не знаю, – сказала Мария, – я не видела, с чего всё началось. Мы с матерью Серафимой оставались на пожарище, когда прибежали дети и сказали, что Алексея бьют. Мы бросились туда и застали драку уже в самом разгаре. Жена Алексея, Ирина, бросилась за него заступаться, кто-то её оттолкнул, сосед Алексея бросился на того, кто оттолкнул Ирину…

– И понеслась душа в рай, – закончил Джек. – Нормально, чё. Не в первый раз ведь уже?

Мария опустила глаза:

– Нет. Но прежде за топоры не хватались.

– То ли ещё будет, – хмыкнул Джек.

Мария замахала на него руками:

– Что ты! Сохрани нас Мать Доброты!

– Угу. Я и смотрю: сегодня до того хранила, аж упарилась.

– Не говори так, – тихо, но твёрдо попросила Мария.

Снова склонилась над Степаном. И вдруг, не поднимая головы, добавила:

– Спасибо, что вернулся.

Глава 5. Кирилл

После того, как отряд внезапно обрёл лошадей, движение ускорилось. Надежду Кирилла Шаман оправдал: он действительно стал пропуском в любой из обитаемых южных посёлков. На Мрака и самого Кирилла жители недоверчиво косились, но тем не менее предоставляли кров, стол и корм для лошадей.

Кирилл догадывался, что сдаваться Шаман не намерен и наверняка попробует воздействовать на людей. Заставит их наброситься на чужаков, отравить, зарезать во сне – в том, что фантазия менталиста работает отлично, у него было время убедиться.

Поэтому ещё перед тем, как войти в первый обитаемый посёлок, Кирилл остановился. Подъехал почти вплотную к Шаману и предупредил:

– Если мне хоть на миг покажется, что ты пытаешься шлифовать людям мозги, я вышибу твои собственные. Нам терять нечего, сам понимаешь.

Шаман не ответил. Только посмотрел угрюмо – видимо, понимал. По крайней мере, никаких попыток воздействия на людей Кирилл не заметил, хотя на всякий случай пресёк и словесное общение.

Коротко объявлял: «Мы прибыли с севера. Шаман идёт с нами. Ему запрещено вступать в разговоры».

Так миновало две недели, а потом они добрались до посёлка, в котором, очевидно, уже прознали, что чужаки везут с собой Шамана. Какими путями пробилась к жителям новость, неизвестно. Кирилл думал, что готов ко всему – только не к тому, что случилось в действительности.

В этом посёлке к воротам, встречать чужаков, вышло, похоже, всё население. Главу посёлка, немолодого сухопарого дядьку, тесно обступили женщины. Много, человек тридцать – ещё на подходе Кирилл подумал, что посёлок, должно быть, один из самых крупных на юге.

И, едва кто-то открыл ворота, как женщины на разные голоса принялись причитать.

– Зачем вы забрали Шамана?!

– Куда его ведёте?!

– Мать Доброты, яви свою милость! Останови их!

– Как же мы теперь без детушек?!

Женщины умоляюще протягивали к Шаману руки. Тот скорбно опустил голову.

Тому, как научился за долгие годы отражать настроение одними лишь позами, не показывая закрытое капюшоном лицо, Кирилл был готов аплодировать. В Шамане, безусловно, пропадал великий актёр.

За время пути Кирилл привык к мысли, что численность населения на юге измеряется другими масштабами – не теми, что в Цепи. Дома-то в последние семнадцать лет население прирастало стремительно – переписей, разумеется, никто не проводил, но глядя на людей в собственном посёлке, Кирилл понимал, что и в других людей стало больше как минимум вдвое. И понимал, что рост будет продолжаться. При том, что их земле – за годы после того как всё случилось задавленной сорняками так, что за каждый квадратный метр приходилось сражаться не на жизнь, а на смерть, отвоёвывая посевы у подступающего леса, а потом спасая от заморозков – прокормить бы тех, что уже есть.

В первую очередь об этом думал Кирилл, уходя с отрядом на юг. Вспомнил вдруг, как заколотилось сердце, когда увидел живые, ничем не укрытые, но при этом не побитые ранним морозом поля.

Да! Он не ошибся. Здесь, на юге, внезапное похолодание не стало приговором. Здесь жизнь по-прежнему бьёт ключом – веник воткни в землю, прорастёт. С учётом того, что и летом тут наверняка уже не так жарко, как было – сюда можно переселять людей…

Та, ранняя эйфория, быстро сменилась разочарованием. Пониманием того, что в этой благодатной земле каждый шаг придётся отвоёвывать с оружием в руках.

Эти земли уже заняты. И тот, кто их занял, сделает всё для того, чтобы не пустить к себе чужаков.

– Вот так, значит, да? – горько пробормотал Кирилл.

Они топтались перед воротами. Кирилл не знал, к кому обращается. И говорил не для того, чтобы его слушали. Просто бормотал. Прорвало.

– Первая итерация – уничтожить всех, кто мешал. Что ж, получилось! В первый год после катастрофы – минус восемьдесят процентов населения земного шара, поздравляю. Вторая итерация – посмотреть на тех, кто выживет после первой. И теперь уже не жалеть даже детей. Дети гибли тысячами – начиная с тех, кто не мог себя защитить по малолетству, и заканчивая теми, кто убивал друг друга в междоусобных стычках. Ещё минус восемьдесят процентов от тех, что остались. Тоже неплохой результат. А теперь нам – тем, кто несмотря ни на что, выжил и снова устремился к тому, чтобы занять собой мир, озвучили новые условия? Так? Для того, чтобы жить, мы снова должны убивать друг друга?! Да хрен ты угадало, мироздание! – Кирилл вдруг понял, что мало того, что бормочет – вскинул над головой кулак. – Мы будем жить так, как мы – понимаешь, мы, считаем нужным, – или умрём! Тогда можешь заводить себе новых марионеток. Но по-твоему не будет. Учти.

Женщины замолчали. Смотрели на чужаков с настороженностью и опаской. Ну, ещё бы – такой бред нести, да ещё грозить кулаком небесам… Ну, и ладно. Пусть их думают, что хотят.

Когда Кириллу поневоле пришлось встать во главе адаптского посёлка, бремя, которое приносит с собой власть, он прочувствовал в полный рост. Помнил, как читал тогда статьи о людях, чьи речи приковывали к себе внимание миллионов – Кастро, Че Гевара, Гитлер, Сталин, – и постепенно начал понимать, чем эти люди держали внимание толпы.

Неприкосновенность вождя. Внушение мысли, что уж я-то знаю нечто, вам недоступное. И, вместе с тем – свойский ленинский прищур, отеческая улыбка Сталина, революционная исступлённость Че Гевары. Понять бы ещё, что это было – игра на публику, или реальная уверенность в своей непогрешимости?..

Умом Кирилл понимал, что именно так и нужно управлять людьми – даже если за душой пустота. А сердцем принять не мог. В этом плане до кумиров далёкого прошлого ему было, как до звезды пешком.

Кирилл не любил и не хотел врать. Если чего-то не знал, так и говорил: я не знаю. Он, если совсем уж честно, и управлять-то никем не хотел! Задарма не встряла никакая власть.

Понимал, что нужно делать. Знал, что люди ему верят. Что пойдут за ним, куда бы ни позвал. Все посёлки Цепи поднимутся… Но мечтал о другом. Кирилл хотел, чтобы люди научились думать сами. Сами решали, что им нужно! Он когда-то выбрал такой путь для себя – и хотел, чтобы каждый выбирал свой. В душе порой всё ещё взывал к неведомым силам. Образумьте людей! Ну, пожалуйста!

Так он впервые взвыл, когда поселился у адаптов – и его, узнав о беременности Стеллы, сгоряча чуть не записали в ожившие боги.

Когда на подходе к Владимиру Кириллу стреляли в спину; в ту ночь его спасла Лара, ехавшая рядом. Кирилл ахнуть не успел – будущая жена толкнула в плечо, и тем самым уберегла от смерти.

Когда в одном из поселков какая-то ненормальная чуть не задушила Кирилла насмерть, с криком «Хочу от тебя ребенка!» бросившись ему на шею. Джек тогда ржал, что не на того бросилась. «Ты б хоть сообразил стрелки перевести! Типа, я-то – извиняй, подруга, женатый, а вот есть у меня знакомый один…»

В общем, всё, чему Кирилл научился за прошедшие годы, это худо-бедно не выражать свои чувства мимикой. Удавалось такое не всегда, и капюшону Шамана он сейчас от души завидовал.

Толпа, собравшаяся у ворот, стояла на месте.

«Это пока они стоят», – понял Кирилл. Чему-чему, а чувствовать настроение людей за восемнадцать лет научился.

Ещё один вопль, который сработает детонатором – и плотину прорвёт. На чужаков бросятся. Их боятся, а лучший способ защиты, как известно, нападение.

– Четыре года мы детишек не видали! – отмерев, со всхлипом простонала одна из женщин. – Четыре долгих года! А теперь уж – и вовсе не понять, когда увидим! Что ж вы творите, злодеи?!

И детонатор сработал. Толпа хлынула на чужаков.

– Стоять! – рявкнул Кирилл.

Выхватил из кобуры пистолет, выстрелил в воздух. Краем глаза заметил, как подобрался в седле Мрак.

«Дожил, – мелькнула в голове у Кирилла горькая мысль. – Разгонять выстрелами безоружных людей! Молодец, ничего не скажешь».

Но, тем не менее, цели он достиг – толпу напугал. Женщины с визгом отпрянули назад.

– Послушайте меня, – подождав, пока утихнут вопли, попросил Кирилл. Спешился, демонстративно сунул пистолет в кобуру. – Это, – он подошёл к Мраку и встал рядом с ним, – сын моего друга. Я знаю этого парня с младенчества. И готов поклясться чем угодно, что его не приносила Мать Доброты! Его родила обыкновенная женщина – такая же, как вы.

Кирилл посмотрел на женщину, которая кричала про детей, поймал её взгляд. Продолжил:

– У меня самого есть сын, сейчас он остался в посёлке Шамана. Он тоже рождён обыкновенной женщиной. Дети могут быть у каждой из вас, поверьте! Если у кого-нибудь хватит смелости отправиться с нами, вы увидите нашу жизнь и наших детей собственными глазами.

– Что увидим? – горько спросила женщина. – То, как вы растите своих детей, чтобы учить их убивать? – она ткнула пальцем в кобуру на поясе у Мрака. – Чтобы учить их издеваться над другими? – показала на Шамана, который демонстративно поник головой ещё больше. – Ваши дети – порождение порока и зла! От ненависти родится только ненависть. Для чего нам дети, которые убьют своих родителей – когда те состарятся и станут обузой?

Кирилл от изумления потерял дар речи. Он будто онемел – слова сказать не мог. Слова нашлись у Мрака.

– Во херня-то, – брезгливо бросил он. – Аж слушать тошно. – Спешился. Позвал: – Бобик! Поди сюда.

Кирилл не сразу понял, к кому обращается Мрак. А потом с удивлением увидел, что к парню бодро трусит собака. Не цепная, не охотничья – обычный грязно-рыжий кабыздох средней лохматости. Вряд ли пёс принадлежал кому-то из собравшихся у ворот, скорее являлся общественным достоянием. В посёлках Цепи собак было немного – возню с животными, не приносящими пользу хозяйству, там почитали баловством, – да по большому счёту и возиться было некому. А в Шаманской вотчине собак и кошек любили, по дворам их носилось множество. Сейчас «Бобик», навострив уши, спешил к Мраку.

Уши его, должно быть, когда-то пытались выпрямиться. У одного даже получилось, оно торчало лохматым треугольником, а второе так и не сумело, застряло в висячем положении. Выглядел пёс забавно, но Кириллу было не до разглядываний. Он знал, что Мрака животные слушаются. Однако таких чудес дрессуры, как запросто подозвать к себе впервые увиденного пса, до сих пор Мрак не демонстрировал.

«Бобик» подошёл и, не дойдя до Мрака пару метров, замер.

– Сидеть, – приказал Мрак.

Пёс с готовностью, как будто с вечера до утра занимался тем, что учился выполнять команды, сел.

– Встань на задние лапы, – приказал Мрак.

Пёс поднялся на задние лапы, неловко держа передние перед собой.

– Кружись!

Пёс, неуклюже перетаптываясь, принялся крутиться вокруг своей оси. Неумело, явно выполняя такое впервые в жизни, но старательно. В толпе кто-то ахнул.

– Вот и вас так кружат, – презрительно бросил людям Мрак. – Вот этот утырок, – ткнул пальцем в Шамана. – Нравится?

Люди молчали, недоверчиво глядя то на него, то на пса.

– Ручки – вот они, – продемонстрировал Мрак открытые ладони. – Прямо как с вами, да? Топчетесь на цепи возле будки – а разглядеть цепь не можете.

Пёс по-прежнему кружился на месте. Аж язык на плечо вывалил от напряжения.

– Лежать, – сжалился над ним Мрак. Пёс плюхнулся на живот. Кириллу показалось, что, если бы умел, вздохнул бы с облегчением. – Ползи ко мне.

Пёс неловко пополз.

– Не надоело ползать? – кивнув на пса, бросил толпе Мрак. – Свою башку включить не хотите? Эх, жаль, мамка моя померла! Вот уж кто бы вам мозги прочистил. «Убьют своих родителей», – писклявым голосом передразнил он женщину, которая кричала. Повернулся к Кириллу. – Поехали отсюда? Меня тут чем дальше, тем больше с души воротит, того гляди блевану.

Пёс тем временем добрался до его ботинок.

– Стой, – бросил Мрак.

Пёс послушно замер.

– Свободен. Шагай, куда шёл.

Пёс, будто очнувшись, обалдело отряхнулся. Вскочил и потрусил прочь.

А Мрак, не глядя на него, забрался назад в седло. Вопросительно повернулся к Кириллу.

– Едем, – кивнул тот. Обращаясь к толпе, попросил: – Пожалуйста. Вы же взрослые люди! Попробуйте думать своей головой. Сами. Не оглядываясь на Мать Доброты. Уверен, что у вас получится.

Уезжали они в молчании. Никто из жителей посёлка не проронил ни слова.

***

Отъехав на расстояние, достаточное для того, чтобы их не было видно от ворот, Мрак попросил Кирилла:

– Притормози.

Кирилл придержал коня.

– Что?

Вместо ответа Мрак приблизился к Шаману. И вдруг ударил его – резко, сильно, кулаком в лицо.

Шаман вскрикнул, нырнул ладонями под капюшон.

– Прекрати! – рявкнул Кирилл.

– Дак, всё, – брезгливо вытирая кулак об одежду, буркнул Мрак. – Поехали дальше.

Кирилл, приблизившись, сдёрнул с Шамана капюшон. Шаман закрывал лицо руками, между пальцами сочилась кровь.

– Убери руки, – велел Кирилл.

Шаман, помедлив, отвёл от лица ладони.

– Нос сломал? – с надеждой спросил Мрак.

Кирилл присмотрелся.

– Нет. Разбил только, нос и губу.

– Жалко.

– Прекрати, – повторил Кирилл.

Хотя у самого кулаки чесались. Давно так сильно не хотелось ударить! Даже и не вспомнить, как давно.

Впрочем, Шаман с агрессией в отношении своей персоны не сталкивался, похоже, ещё дольше. На чужаков он смотрел не с яростью, а с искренним изумлением. Кажется, до сих пор не верил, что на него осмелились поднять руку. И это неверие Кирилла, который до сих пор всеми силами пытался погасить в себе злость, взбесило окончательно.

– Не ожидал? – процедил он. – Веришь – мы тоже. К чему ещё нам готовиться?! Каким ещё враньём ты пичкал людей?!

Шаман стиснул зубы. Вызывающе, ни слова не говоря, уставился на Кирилла.

Из разбитого носа капала кровь. Смешивалась с той, что текла из рассечённой губы, капли падали на плащ и терялись в тёмных складках. Эмпатией Джека Кирилл не обладал, но молчание было достаточно красноречивым. Шаман не скажет ни слова даже под пытками – это Кирилл, глядя в горящие ненавистью тускло-зелёные глаза, отчётливо понял.

И не выдержал – тоже ударил Шамана. По щеке, наотмашь. Выплеснув в удар всё накопившееся отчаяние и злость. А Шаман даже не попытался увернуться. И если, когда его бил Мрак, этому можно был найти объяснение – тот ударил неожиданно, – то у Кирилла намерение было ясно написано на лице. Однако Шаман даже не пытался уклониться. И Кирилл вдруг понял, почему – он попросту не знал, что это нужно делать. Похоже, действительно никогда прежде не участвовал в драках.

Ненависть в глазах Шамана сменилась растерянностью – как же так? И эта растерянность Кирилла отрезвила. Схлынула злость, накрыло осознанием того, что сделал.

Ударил пленного. Мало того – человека, который физически не может равноценно ему противостоять. Ладно, Мрак, пацан зелёный, у него гормонов пока больше, чем мозгов. Плюс характер папашин – Рэд тоже на расправу скор, аукается Германово «тираническое», как говаривал Вадим, воспитание. Сколько раз Кирилл с Рэдом из-за этого ругался! А теперь сам повёл себя не лучше. Он, в отличие от Мрака, взрослый человек. Он не должен позволять себе срываться. Нужно срочно взять себя в руки, иначе Шаман до пункта назначения попросту не доживёт.

Кирилл выдохнул, справляясь с собой. И приказал:

– Едем дальше.

Проехав ещё с десяток километров, раскинули лагерь. До следующего обитаемого посёлка было далеко, да и снова приближаться к людям после того, что произошло, не хотелось.

Шаман быстро, не глядя на Кирилла и Мрака, съел свою порцию каши – к мясной похлёбке он не притрагивался, – ополоснул миску водой из резинового бурдюка и ушёл в расставленную неподалёку палатку.

– Не бей его больше, – дождавшись, пока Шаман уйдёт, негромко приказал Кирилл.

Мрак хмуро кивнул. Закурил.

– Самое мерзкое в этой ситуации – знаешь, что?

Мрак вопросительно повернулся к нему.

– То, что мы с тобой злимся не столько на Шамана, сколько на себя, – горько проговорил Кирилл. – На собственное бессилие! Эти люди с рождения не слышали ничего, кроме баек о Матери Доброты. И заставить их сейчас отказаться от своей веры – это выбить почву из-под ног. Они, должно быть, тоже интуитивно это понимают. Потому и не хотят нас слушать. Новое – всегда страшно.

Мрак пожал плечами.

– Да понимаю, – кивнул Кирилл, – свою голову не приставишь. Но иногда очень хочется… Послушай, – вспомнил он. – А что за спектакль ты устроил в посёлке? С собакой?

– Психанул, – хмуро буркнул Мрак. – Решил картинку показать, как Шаман им мозги выкручивает.

– В чём была цель, я понял. Молодец, наглядно получилось. Только… Давно ты так умеешь?

– Давно, – коротко ответил Мрак.

И отвернулся, затягиваясь сигаретой. Чувствовалось, что расспросы ему неприятны.

– Ладно, отстал, – сдался Кирилл. – Будет желание поговорить – с удовольствием выслушаю. Дальше меня не уйдёт, об этом не переживай. А пригодиться может здорово. Нам сейчас каждое лыко в строку. Ни один шанс упускать нельзя. Понимаешь?

– Не дурак, – буркнул Мрак.

– Рад, что услышал… Ладно, я – спать. – Кирилл поднялся. – На дежурство разбуди меня, не жалей! Хорошо?

– Угу.

Кирилл знал, что Мрак пожалеет. Что отмерит ему для сна куда больше времени, чем себе. Кирилл ведь, в его представлении – почти старик, да к тому же изнурённый долгой голодовкой. Его надо беречь… Не сдержав порыва, потрепал Мрака по плечу.

Глава 6. Кирилл

Кирилл опасался, что после произошедшей стычки доступ в другие посёлки им могут закрыть, несмотря на присутствие Шамана. Но, видимо, сюда успела добраться молва о том, что «северяне» неприхотливы и безобидны – ничего, кроме ужина и днёвки, от хозяев не требуют. Да и людское любопытство пересиливало страх. В одном из посёлков в дом, куда их определили на постой, едва успели войти, как Мрак подозвал Кирилла к окну.

Молча указал подбородком на подошедшую к дому пару: мужчина чуть постарше Кирилла вёл за руку рослую, румяную девочку лет двенадцати. Другой рукой девочка прижимала к себе пушистую полосатую кошку. Кошка вела себя на удивление смирно, не мяукала и вырваться не пыталась. Покорно висела на руке у хозяйки – видимо, к такому обращению привыкла.

Пара остановилась, не дойдя до крыльца. Мужчина смотрел на девочку укоризненно, что-то ей выговаривая, девочка на него – умоляюще, крепко вцепившись в кошку.

– Это ещё что? – недоумённо спросил Мрак.

Кирилл пожал плечами. Оглянулся на Шамана. Тот демонстративно отвернулся – после драки почти перестал разговаривать со спутниками. Иной раз за всю ночь слова не произносил.

«Да и чёрт с тобой, – ругнулся про себя Кирилл. – Небось, сам знаешь не больше нас».

– Если бы убивать пришли, вряд ли бы кошку с собой потащили, – рассудил он. И вышел на крыльцо. – Здравствуйте. Вы к нам?

Мужчина посмотрел на Кирилла с неловкостью, девочка – с любопытством.

– К вам. Мира и добра, – помявшись, ответил мужчина. И легонько подтолкнул девочку: – Ну, говори, раз просила! Или забоялась уже?

– Ничего не забоялась, – шёпотом ответила та. И смело вскинула голову: – Мира и добра! А можешь, пожалуйста, Муську покружить?

– Чего? – обалдел Кирилл.

– Ну, Муську, – девочка погладила кошку.

Опустила её на землю и присела рядом на корточки.

– Она у меня лапку давать умеет, смотри! – Протянула кошке ладонь. – Мусечка, дай лапку!

Кошка глядела на хозяйку, как показалось Кириллу, с досадой.

– Ну, дай! – настаивала девочка. – Пожалуйста!

Кошка зевнула и улеглась на дорожку спиной к хозяйке.

– Ну, Му-усечка… – девочка оббежала кошку. Достала из кармана платья шарик, скатанный из творога. – Ну, дай лапку!

Кошка потянулась к лакомству. Девочка отвела руку подальше. Кошка ещё раз зевнула. Снисходительно села и шлёпнула лапой по протянутой ладони.

Девочка зааплодировала:

– Умница, Мусечка! – скормила кошке лакомство. Пояснила Кириллу: – А кружиться она не умеет.

До Кирилла постепенно начало доходить.

Детское сердце жаждало чуда. Про фокус, недавно проделанный Мраком с «Бобиком», в посёлке, очевидно, знали.

Хм. А вот интересно, откуда? – задумался Кирилл. – Мы ведь нигде не задерживались дольше одного дня! Приезжали впритык, под утро – вот, как сейчас; ложились спать, а едва солнце садилось, трогались дальше. Для того, чтобы передать вести, кто-то должен был ехать быстрее нас. Кто это мог быть?

От души надеясь, что любопытство не отражается на лице, Кирилл спустился с крыльца. Тоже присел на корточки. Протянув руку, попробовал погладить кошку. Та оказалась с характером – зашипела и вздыбила шерсть. Это от хозяйки готова была терпеть что угодно, а Кириллу, если бы не успел отдёрнуть ладонь, однозначно бы не поздоровилось.

– Муся, перестань, – прикрикнула девочка, – ничего страшного, пусть дядя погладит. А потом ещё кружиться тебя научит. – Она просительно посмотрела на Кирилла. – Научишь ведь?

– А откуда ты знаешь, что я могу научить?

– Дак, все знают, что северяне умеют… – девочка, в поисках поддержки, оглянулась на отца.

– Соседи рассказали, – подтвердил тот. – А что?

– Да ничего, – небрежно бросил Кирилл. – Удивился просто. Вроде, быстро скачем, нигде не задерживаемся, а кто-то вперёд нас с вестями успел.

– Дак, вы на лошадях, – простодушно объяснил мужчина. – А по Материной-то дороге быстрее выходит.

– Что? – не понял Кирилл. – По какой дороге?

Мужчина снисходительно улыбнулся.

– Мать Доброты научила Шамана, как ездить по старинным рельсам. Тем, что остались от старого мира. С тех пор у нас есть вагонетки, которые движутся быстрее самой быстрой лошади! Они ведь не живые, железные. Не устают, и кормить их не надо. Ты такого чуда, поди, и не видал?

– Видал, – мрачно отозвался Кирилл.

И мысленно обозвал себя идиотом. Оглянулся на дом – показалось, что за окнами мелькнул тёмный плащ. Подслушивает, сыч…

«Что, спалился?» – злорадно мелькнуло в голове.

Впрочем, будь он посообразительнее, мог бы и сам догадаться. Если в Цепи за эти годы восстановили почти тысячу километров железнодорожного полотна, почему здесь не могло произойти то же самое?

А он-то ломал голову, как ухитрялся Шаман – верхом, в одиночку – управляться с младенцами! А Шаман, оказывается, передвигался вовсе не верхом. Да наверняка ещё и тайные помощники в каждом посёлке были – приученные дёргать рычаги дрезины, или что уж они тут называют «вагонетками», без лишних вопросов. Если они с Рэдом и Джеком, семнадцатилетние сопляки, ухитрялись разгонять грозящую того гляди развалиться ржавую конструкцию до вполне приличной скорости, уж Шамана-то местные мастера, должно быть, вовсе чудо-колесницей обеспечили. По рельсам, как на крыльях, летит. Вот почему Шаман успевал так быстро обернуться! А в обычное время, когда дрезина ему не нужна, она, очевидно, служит дополнительным средством связи между посёлками. Чего уж проще.

– Дядя, – потянув Кирилла за рукав, напомнила о себе девочка.

Ах, да. Кошка.

Кирилл оглянулся на Мрака, стоящего на крыльце. Тот неодобрительно скривился – «баловства» не терпел. Сказывалось Рэдово суровое воспитание.

– Мира и добра, Алексей, – раздалось вдруг из-за спины Мрака.

Тот, состроив ещё более кислую мину, оглянулся. В дверях показался Шаман.

– Мира и добра, Дарина.

Мужчина с девочкой в один голос отозвались.

«Выскочил-таки, – неприязненно подумал Кирилл. – Не выдержал… Ладно, хрен с ним. Ничего криминального пока не происходит».

– Зачем вы сюда пришли? – продолжил Шаман.

Мужчина покраснел. Забормотал:

– Дак вот, дочка… Прознала, что северяне пса танцевать заставили – пристала, что твой репей. Пойдём, дескать, попросим, чтобы Муську тоже научили.

По лицу мужчины ясно читалось, что он, с одной стороны, от неловкости перед Шаманом готов провалиться сквозь землю. А с другой стороны, что отказать дочери – выше его сил. И как бы ни оправдывался сейчас, случись такое снова – Дарина так же запросто заставит отца отправиться хоть на поклон к «северянам», хоть к чёрту на рога.

– Ты слишком потакаешь дочери, Алексей, – пожурил Шаман. – Ей не пойдёт это на пользу. Разве Мать Доброты учит нас слушать детские капризы?

Алексей опустил повинную голову.

– А ты, Дарина? – Шаман повернулся к девочке. – Для чего тебе мучить кошку?

– Я – не мучить, – пискнула та. – Я просто посмотреть!

– Мать Доброты определила животным ходить на четырёх лапах, – назидательно сказал Шаман. – Не следует издеваться над ними.

Глаза девочки наполнились слезами.

– Я не хотела издеваться…

А сидящая у её ног кошка вдруг выгнула спину и зашипела. Как показалось Кириллу, на Шамана. Но тот быстро нашёлся:

– Вот, видишь! Животное само просит не мучить его. Пообещай мне… – Он не договорил – кошка вдруг сорвалась с места.

Одним прыжком взлетела на крыльцо, а следующим вцепилась когтями в тёмный плащ.

– Муська! – ахнула Дарина. – Ты чего?!

Шаман вскрикнул – кошка повисла на нём, должно быть, острые когти вонзились в кожу. Попытался оторвать животное от себя, но, видимо, сделал только хуже – Муська впилась ещё крепче.

Алексей бросился на помощь. Схватил кошку за шкирку, отцепил от плаща и швырнул в сторону.

Муська, как положено кошке, приземлилась на четыре лапы. Возмущённо мявкнула и опрометью бросилась прочь. Дарина заревела – вряд ли от сочувствия Шаману. Подобралась, явно готовая нестись вслед за любимицей.

Алексей, должно быть, это понял. Схватил девочку за плечо:

– А ну, стой! Вернётся твоя Муська, никуда не денется.

Дарина умоляюще посмотрела на отца. Тот погрозил пальцем. Девочка перевела взгляд почему-то на Кирилла.

– Вернётся, – заверил тот. – Кошки всегда возвращаются.

Дарина упрямо посопела. И решила:

– Тогда пойдём домой! – и принялась теребить отца за рукав.

– Погоди, – отмахнулся тот. Попросил Шамана: – Ты уж прости животину бестолковую! Не знаю, что на неё нашло. Она, так-то, смирная у нас. Дарина её как только не таскает, а Муська даже не царапнула ни разу.

– Мать Доброты простит, – глухо отозвался из-под капюшона Шаман. После внезапной атаки Муськи его педагогический пыл явно поутих.

– Ну… Тогда, стало быть, пойдём мы, – с облегчением кивнул Алексей. – Мира и добра, –взял за руку дочь, и пара поспешно удалилась.

– Что, съел? – дождавшись, пока отец с дочерью скроются из виду, бросил Шаману Мрак.

Он сидел на перилах крыльца, зацепившись ногами за фигурные дощечки-балясины.

Шаман, не говоря ни слова, ушёл в дом. Хлопнул дверью. А Кирилл только сейчас сообразил, из-за чего взбесилась кошка.

– Вот оно что, – глядя на ухмыляющегося Мрака, проговорил он. – То есть, это ты заставил Муську на Шамана кинуться?

Довольный Мрак откинулся назад и повис на перилах вниз головой. Объявил:

– А кружить её я не стал бы.

– Это ещё почему?

– Потому что девка – дура балованная. – Мрак легко, одним движением, выпрямился. По-сталкеровски презрительно сплюнул. – Здоровая кобыла, скоро замуж выдавать – а всё с кошками играется! Не фиг. Обойдётся.

– Да уж, – задумчиво пробормотал Кирилл. – Девочка для отца – авторитет посерьёзней Шамана. Возможно, сказывается удалённость посёлка. Чем ближе люди к своему, так сказать, мозговому центру, тем влияние Шамана сильнее. В его родной вотчине никто не посмел бы спорить. А возможно, дело в другом… В генетике.

Мрак в ответ зевнул. «Умные» слова на него, как и на Рэда, неизменно нагоняли скуку.

***

Больше по пути происшествий не случалось. Но чем ближе они подходили к дому, тем мрачнее становился Кирилл.

Культ Матери Доброты, как выяснилось, процветал на юге повсеместно. В каждом посёлке стояли молельни. В каждом посёлке люди встречали и провожали ночи псалмами. Прямо под боком у Кирилла выросла новая религия – а он ни сном ни духом.

Мрак, вероятно, думал о том же. Хмуро спросил у Кирилла:

– Как мы так-то? А?

Кирилл развёл руками.

– У нас хватало своих дел, а южане очень не хотели чужого вмешательства. Вот и получилось… то, что получилось.

– Почему не хотели? Этот – понятно, зачем про нас байки травил, – Мрак пренебрежительно кивнул на Шамана. Тот привычно не шелохнулся. Всю дорогу держался так, будто разговоры спутников его не касались. – Ему власть была нужна. А простые-то люди? Неужто не хотели другой жизни?

– Простые люди, видимо, не верили в то, что бывает лучше. Как тебе объяснить… – Кирилл сам много об этом думал. И пришёл к единственному выводу. – Люди боялись.

Мрак непонимающе нахмурился:

– Чего?

– Да в том и дело, что слишком многого. Непосильно многого… Видишь ли. – Кирилл вздохнул. – Сам я этого, конечно, не застал, маленький был, да и жил, по сути, в изоляции. Судить могу только по чужим рассказам. Но, насколько понимаю, было примерно так: когда всё случилось, человечество, до той поры самому себе казавшееся неуязвимым, вдруг осознало, как на самом деле зыбко всё то, что им создано. Сколь не крепки завоевания цивилизации. Как легко, оказавшись на пороге гибели, забыть о морали, о человечности. Как быстро слетает шелуха воспитания, и сколь удобным, и, казалось бы, естественным становится в новых условиях право сильного… Люди боялись. Сначала – взбесившегося солнца. Потом – болезней, голода. А потом начали бояться своих же соплеменников. Тех, кто озверел от безнадёги, махнул на всё рукой и решил жить по законам звериной стаи. Хорошо уже всё равно не будет, так хоть что-то урвать напоследок. Хоть малую толику того, что осталось… Люди разуверились в том, что люди – такие же, как они – бывают добрыми, понимаешь? Отзывчивыми, бескорыстными. Когда ежедневно и ежечасно приходится бороться за существование со своими же соплеменниками, верить в это рано или поздно перестаёшь. И ни от кого не ждёшь ничего хорошего. А верить-то хочется! Ведь, кто бы что ни говорил, какие бы циничные подоплёки не придумывал – на самом деле человек живёт надеждой, Мрак. В то, что завтра будет лучше, чем вчера. В то, что всё как-нибудь наладится. Восстановится… Без этой веры мы просто перестали бы жить, давно перевелись бы как вид. А самая простая и приятная вера из всех существующих – это вера в чудо. Неважно, сколько лет человеку. Независимо от воспитания и жизненного опыта, вера живёт в каждом. Ни один разумный человек в этом, естественно, не сознается. Человек может и сам не знать, что он верит – но в душе ждать волшебства, как детишки ждут Деда Мороза. Чудо свершится. Что-то произойдёт… И это, вроде, не так глупо и не так стыдно перед собой, как верить в то, что тебе ни с того ни с сего начнут помогать незнакомые люди.