Время уходит. Жизнь продолжается. Повесть

«Хотел бы я парить орлом по поднебесью…»

Мечты и надежды! Надежды и мечты! Какими они бывают томительными и сладостными в этом возрасте! И как хочется, чтобы практическая реализация задуманного была быстрой и полной. Молодость нетерпелива в своих устремлениях. И ничего с этим не поделаешь. Это естество растущего организма. Молодо, -зелено. Да часто и глупо. Максимализм в ожиданиях – это своеобразный грех молодости, за который приходится платить, испытывая иногда очень большие разочарования. В связи с этим вспомнилось почти повальное увлечение школьников старших классов альбомами, в которых что-то рисовали, что-то писали, что-то и кому-то посвящали, изображая, как позволяла фантазия, «заветный вензель». Писали в них и о сокровенном, о своём личном. А потому альбом показывали только близким друзьям. И никому больше! Иначе найдутся зубоскалы, которые засмеют, особенно ребят с легко ранимой натурой, стеснительных, как Матвей.

Такой альбом «разрисовывал» и Матвей. Прямых посвящений в нём не было, потому что в то время уже не было предмета воздыханий, но было много понравившихся ему фраз, в том числе и стихотворных, из прочитанных им книг, которых Матвей «пропустил через себя» довольно много. Матвей имел пристрастие «выдёргивать» из текста понравившиеся ему громкие (броские) фразы типа: «лучше иметь перед собой стадо львов под началом барана, чем стадо баранов под началом льва», приписываемой Наполеону, и потом старался произнести их сообразно случаю. Вообще-то такой «учёностью» болели и его сверстники, но не многие. Потому что мало читали, а из школьных учебников афоризмов особо и не извлечёшь.

Матвей же, находясь, по-видимому, в плену нахлынувшего откуда-то романтического оптимизма, на второй странице альбома отличным каллиграфическим подчерком, изменив во фразе лишь одно слово, «выразил убеждение», что «все бури и штормы прошли надо мной». Нет бы, оставить слово как в оригинале «пройдут» и было бы всё логично. А тут осмелел! Возомнил, что ли, себя теперь над облаками, вне пределов этого непролазного сельского бытия? С чего бы это? Совершенно не было у него никаких оснований для такого бахвальства. Как же! Прошли! Чего же ты тогда сидишь в своей полуземлянке, от чего укрываешься? На улице ведь теперь ясное солнце и полнейший штиль, а в колхозе такое изобилие всего, что и кушать уже не хочется. Некуда! Сыт по горло!

Но, находясь даже под впечатлением изобретённой для себя великой надежды, присмотревшись к тому, что за окном, пришлось убедиться в том, что штиль бывает очень редко, а молнии как сверкали тогда, так и сейчас они напоминают о величии подлунного мира во всех его проявлениях. А об изобилии напоминала лишь варёная картошка на столе, правда в достатке. А потому, на самом деле, это была не столько убеждённость, сколько проявление детской самоуверенности, увлечённости броскими цитатами. И, к сожалению, без их глубокого осмысления.

Но вот что примечательно. Матвей был всё-таки довольно рассудительным (по его годам) и самокритичным юношей (хотя детская самокритичность далеко не то, что взрослая, осознанная). Он уже вскоре понял, что допустил явный ляпсус, оторвавшись в порыве нахлынувшего романтизма с оптимизмом от земной реальности. Тоскливо посмотрев на красиво написанное, но всё-таки опрометчивое утверждение, исправлять его не стал, при очередном обращении к альбому эту вторую страницу пропускал, как будто её и не было. Прошло какое-то время, и сам альбом утратил всякую актуальность.

Всё проходит в этом мире. Так прошло и увлечение альбомами. Взросление самым естественным образом удаляло от романтизма, детского. Но вот что интересно. Казалось бы, что написанное на такой, далеко не «гербовой», бумаге как обычный альбом, есть всего-навсего проба детского пера, не предполагающего каких-то серьёзных последствий. Тем более, что сам альбом с написанным в нём пафосным заблуждением давным-давно канул в Лету. Ан, нет!

Память и до сих пор хранит ещё то детское смущение от проявленного тогда романтического стремления выдать желаемое за действительное. Она теперь как бы стоит на страже не допущения впредь таких скоропалительных выводов без глубокого осмысления всего комплекса сопутствующих этому процессу проблем и обстоятельств. Вот такая, оказывается, длинная память у человека, ценящего свою репутацию и глубоко переживающего за ошибки молодости. Хотя от ошибок никто не застрахован, ни в молодости, ни в пору зрелости. «Конь о четырёх ногах и то спотыкается!» – такова народная мудрость.

Матвей никогда не был мистиком, но и никогда вслух не отрицал существования высших сил, окармливающих не только его, но и каждого живущего на земле. Возможно, что такая подсознательная вера получена от матери, глубоко верующей женщины, поучавшей детей своих помнить о Боге и не совершать плохих поступков, за которые он может и наказать. Творец всего сущего в пределах отведённого им же каждому человеку срока пребывания на этом белом свете и карает каждого за его грехи (проступки и прегрешения), и ниспосылает милость свою, если видит, что прегрешение совершено (а безгрешных нет: «пусть бросит в меня камень тот, кто безгрешен») не по злому умыслу, а «грешник» ведёт образ жизни, не порочащий Творца.

Матвей и старался вести себя тихо и мирно, не доставляя никому никаких неудобств. Таков был его природный менталитет. Но, по-видимому, Господь узрел в той альбомной записи гордыню Матвея, посягнувшего управлять бурями и штормами, творениями Божьими. За что и поплатился.

Кто же знал, что все мечты и надежды выпускника, первого ученика школы, рухнут через какой-нибудь месяц после выпуска. Военкомат нанёс удар прямо «под дых», отказав в направлении в училище, что впору было впасть в отчаяние. Это же военкомат! Его не обойдёшь! Что оставалось делать Матвею? «Перенеси с достоинством то, что ты не сможешь изменить», так как «выше головы не прыгнешь»? Но ведь всё его естество протестовало против совершённой против него несправедливости. Разве так можно карать этого мечтателя -безотцовщину, примерного по всем статьям сельского юношу? «Неисповедимы пути твои, Господи!» Но Господь высоко и далеко, а на земле для своего блага что-то надо делать и самому. Но, что? Кто наставит, кто подскажет?

Может всё-таки попробовать самому изменить ситуацию в свою пользу? Но вариант такого решение отыщется позже. Как будто сам Господь Бог испытывал Матвея, на что он способен в борьбе за своё пребывание на этом белом свете.

«Все мы находимся под Богом», -говорят многие люди, вкладывая в это выражение часто совершенно разные смыслы, на основе которых и формируется своё понимание земного бытия. Чаще всего это понимание сводится к тому, что в этой жизни на человека воздействует много факторов, с многими из которых он бессилен что-либо сделать, тем более, предотвратить их. Утверждение о наличие среди этих факторов и «сил небесных» заключено в приведенной фразе. Но любой человек, соглашаясь с таким постулатом, навряд ли однозначно назовёт свой статус нахождения под Богом: то ли над ним висит «меч карающий», то ли распростёрта милостивейшая длань Господня. Кто подскажет? Навряд ли какой-то оракул.

По-видимому, наиболее достоверный ответ может дать только сам человек на основе оценки изменений своего внутреннего состояния в ответ на то или другое событие в его жизни. Не сразу и, должно быть, не всякому даётся такое прозрение, даже если и будут проанализированы все этапы своей жизни, начиная от начальных классов школы.

У Матвея сложилось мнение, много позже, конечно, что, по-видимому, Господь всё-таки благодетельствует тому, кто борется за своё место под солнцем, кто трудолюбив и избегает лености, праздности и прочих человеческих пороков, кто в поте лица своего добывает тот самый хлеб насущный, как залог выживания всей семьи. К сожалению, «путь к звёздам» тернист и многотруден, так что не всегда получается при достижении победы на каком-то жизненном этапе обходиться без ран и ссадин. Тем более, когда настроение портят легко порхающие по жизни «коллеги», находящиеся под покровительством сильных мира сего. Конечно, они то же в человеческом обличии, но очень часто «без царя в голове» и без Бога в душе. К сожалению!

Жизни без печалей не бывает

А как бывает? Задаётся ли кто-нибудь из живущих на земле: чего было больше в его жизни, радостей или огорчений? Задаются. И многие. А что на выходе по результатам этого подсчёта? Как правило, лишь качественная оценка. Вроде вот этих: «нормально прожил жизнь»; «ничего хорошего не было, вспомнить нечего»; «это была не жизнь, а сплошная мука»; « было, и хорошее и плохое, всё, как в жизни». Даже не исключается и то, что кто-то посчитает хорошее и плохое в своей жизни в процентах: «да, примерно 50 на 50». Ибо каждый человек оценивает своё отношение к хорошему и плохому по своей методике, присваивая по своему усмотрению вес каждому событию в его жизни.

И таких вариантов ответа можно привести бесчисленное множество, вернее не бесчисленное, а по числу встреченных людей. И навряд ли в таких оценках важны эти проценты, ибо эти оценки всё-таки для внутреннего потребления, потому что они касаются жизни конкретного человека и никого больше. И, по -видимому, здесь важны не проценты, а степень эмоционального воздействия на человека того или иного события в его жизни.

Тот удар «под дых», который Матвей получил от военкомата, случился в самом начале его взрослой жизни, отождествляемой им с окончанием средней школы. Жизни то ведь ещё не было, по крайней мере, осмысленной. В этом возрасте такое поведение военкомата, без всяких на то оснований изменившего им же принятое решение на зачисление абитуриентом в училище, было ничем иным, как откровенно пренебрежительным (что хотим, то и делаем) унижением Матвея как личности, а потому вызвавшее у него уже осознанное сильнейшее эмоциональное потрясение, сравнимое разве только с ужасом, испытанным Мотей при проводах отца на войну и получением через три года извещения о его гибели. Такие события не забываются. Всю жизнь.

Но даже в таких обстоятельствах нормальные люди не ищут сразу же верёвку, а мобилизуют себя для отыскания выхода из создавшегося положения. Разве дано человеку заранее знать свою судьбу? Кто может гарантировать, что за этим испытанием не последует другое, может быть ещё более тяжёлое. Хотя и все мы под Богом, но Господь никогда не спешит оповестить о своих намерениях. Поэтому «на Бога надейся, да сам не плошай». А Господь оценит тебя по трудам твоим, но после, когда в «небесной канцелярии» разложат всё по полочкам. На это нужно время, часто очень большое.

А о принятом там решении «карать или миловать» человек может узнать лишь по изменению своего внутреннего состояния, неразрывно связанного с активностью его устремлений занять подобающее место под солнцем. Нет никакой прямой связи с Господом, даже если и лоб разобьёшь в своих мольбах к нему в доме его. Таков он. Недоступный. Впрочем, это должно быть и правильно. Ибо нужно соблюдать дистанцию от тех, кто «из земли взят и в землю же обратится», так как от них можно ожидать всего, чего угодно, а только Он вечен и безупречен в своём поведении и делах своих.

«…Тот образ во мне не угас…». Радость в печали

Матвей, потихоньку справившись со стрессовым состоянием после полученного от военкомата нокаута и обратившись «куда следует» с надеждой на справедливое разрешение его просьбы об отправке в училище, как-то даже успокоился и стал смиренно ждать команды из того же злополучного военкомата. Режим ожидания совершенно не предполагает затворнический образ жизни. Встречи с друзьями продолжались, стремление учиться никуда не делось, а только больше обострилось, поэтому и увеличилась тяга к серьёзной литературе, политической и технической, которую, к счастью, можно было отыскать в библиотеке сельского клуба. «Броуновское» же движение никто не отменял, люди перемещались по его законам и встречи с новыми людьми были неизбежными. Что и случилось в один из прекрасных августовских дней, когда перед Матвеем предстала совершенно незнакомая девушка, назвавшаяся Таисией. Между молодыми людьми проскочила та самая божья искорка, заставившая их посмотреть друг на друга более внимательно. А внимательность позволяет не только увидеть, но больше почувствовать внезапно возникшую обоюдную симпатию молодых людей. С самого первого дня знакомства возникло то чувство, которое накрепко привязывает молодых людей друг к другу. Сильнее чувства искренней и чистой любви на этом белом свете больше ничего нет.

Молодые люди стали встречаться ежедневно, в темах для разговоров недостатка не было, ибо в этом возрасте фантазии, устремления и планы на будущее льются как из рога изобилия, а тёплые августовские вечера и яркое звёздное небо лишь добавляли романтики и желания постичь всё это звёздное великолепие. Несомненно, разговоры о земном бытии, в том числе и о продолжении образования, велись довольно часто, тем более, что перспектива Матвея стать военным заинтересовала и Таисию. Тогда же были и неоднократные разговоры о вариантах дальнейшей работы Таисии, ибо оставаться надолго заведующей сельским клубом в этом селе был не лучший из них. Это огромное село уж очень было удалённым от районного центра. Отсутствие необходимой инфраструктуры, дорог, жилья, непролазная грязь после дождей и прочие бытовые неудобства вырисовывали портрет села в не очень привлекательном виде.

Хотя Таисии местный народ очень понравился своей добротой, общительным характером, и уже успел зауважать её за «политинформации» прямо на колхозных полях, за организацию культурных мероприятий в клубе. Ясно было одно, что без дальнейшего образования очень трудно будет найти подходящее для себя «место под солнцем». Одним из вариантов получения нужного для жизни образования было поступление в медицинское училище, тем более, что оно уже давно функционировало в областном центре. Как -то уж так получилось, что молодые люди вроде бы уже и планировали совместную жизнь, хотя никаких даже намёков на такое возможное продолжение отношений ни с той, ни с другой стороны пока не было.

Не прошло ещё и месяца с начала знакомства, как Матвей получил долгожданную команду на отправку в военное училище для сдачи вступительных экзаменов, хотя было хорошо известно, что приёмные экзамены в военно-учебных заведениях заканчиваются к концу августа месяца. А сейчас уже закончилась первая декада сентября. Но команду полагается выполнять, тем более, что она была инициирована самим же Матвеем, обратившимся «куда следует» для справедливого решения его судьбы. Несомненно, такой поворот событий доставил огромную радость всем: матери, бабушке, и брату, находившемуся полностью под влиянием Матвея, заменившим ему родного отца.

Но если проводы в сельской семье были всего лишь обычной печальной формальностью при убытии юноши на военную службу, то предстоящее расставание с любимой девушкой имело, конечно, особый смысл. Ведь предстояла долгая разлука, а в разлуке всякое может случиться. Живые люди и думают о живом, находясь постоянно в окружении таких же молодых людей. Матвей и Таисия восприняли предстоящую разлуку как испытание им обоим, заверили взаимно о чистоте своих помыслов и сохранении верности друг другу, и, конечно же, что будут часто писать письма.

И вот что знаменательно: Матвей ни разу, а это абсолютно достоверно, ни дома на проводах, ни прощаясь с любимой девушкой, даже не задумался о возможности не зачисления в училище, например, в случае неудовлетворительной сдачи экзаменов. То ли это забвение было следствием эйфории от полученной долгожданной команды на убытие, напрочь исключившей из сознания негативный вариант, то ли это была глубокая подсознательная уверенность в своих знаниях. И уж, конечно, такое поведение ни в коем случае не было следствием высокого мнения Матвея о себе, ибо этим он никогда за всю свою сознательную жизнь не страдал. Теперь, по прошествии многих лет с той поры, Матвей Трофимович склонен считать такое своё поведение проявлением милости Господа, таким образом избавившего его от лишних волнений (и так наволновался!) перед предстоящими экзаменами.

Глава четвёртая. Об устремлениях и препонах

«Хочешь быть счастливым? Будь им!»

Должно быть не следует отрицать того факта, что все значимые, а потому и запомнившиеся события в жизни каждого человека так или иначе связаны с преодолением разного рода жизненных препятствий, позволяющих начать новый, переломный, может даже судьбоносный этап его жизни. Сколько и какой сложности препятствий будет ниспослано каждому конкретному человеку, заранее никто не знает. Таких уведомлений Господь не посылает никому. Может это и хорошо, что человек избавлен от излишних волнений в ожидании каких-то серьёзных препон, в том числе и предполагающих трагические последствия, например, от тяжёлой болезни.

Много чего встретилось на жизненном пути Матвею, но в течение всего взрослого активного периода жизни он ни разу не связывал успешность преодоления встретившихся препятствий ни со своей настойчивостью и работоспособностью, как присущими ему чертами характера, ни с помощью каких-то покровителей из-за отсутствия таковых. Он просто всегда был целеустремлённым тружеником, даже не задумывающимся о причинах успехов и меньше всего возвеличивающим собственную персону. Самолюбование, тем более бахвальство своими успехами, всегда претило ему, что позволяло вести себя тихо, смиренно и скромно, но и не оставлять без строгой отповеди поведение окружающих его людей, всячески старающихся выпятить себя без стремления добросовестно трудиться.

Но уже в пожилом возрасте, анализируя пройденные жизненные пути-дороги, как бы само собой в сознании всё настойчивее и настойчивее начинает буквально пробиваться мысль о том, что одних только своих положительных черт характера всё-таки мало для реализации своего призвания на этом свете. Нужно какое-то хотя бы маленькое покровительство со стороны людей, обладающих для таких действий определёнными возможностями. Даже не обязательно постоянное, а лишь в какой-то ситуации, могущей, тем не менее, изменить направление жизненного пути. Иметь же постоянного опекуна простому человеку, по-видимому, всё-таки маловероятно.

Но ведь есть же всё-таки постоянное опекунство. И оно в большей части следует не от людей, а от того, что «все мы под Богом», о чём и сверлит сознание упомянутая выше мысль. Может быть, и не стоило бы говорить об этом, дабы избежать возможных обвинений в нескромности и в какой-то исключительности, удостоившейся такого внимания. Но никуда не денешься, ибо жизненная правда состоит в том, что есть силы небесные, олицетворяемые с Господом Богом, благоволящие каждому человеку, хотя и в разной степени, преодолеть ниспосланные им же испытания, справившись с которыми человеку удаётся выдержать намеченный курс на многие годы вперёд. Так что «все мы под Богом» и никуда от этого не уйти. Теперь же, уже на склоне лет, Матвей Трофимович отважился предать огласке, да простит его Господь, свои сокровенные наблюдения и выводы о возможном покровительстве над ним сил небесных, о чём ниже и пойдёт речь.

В жизни бывают и вроде бы знаковые события, но, тем не менее, не оставляющие в сознании глубокого следа. Окончание средней школы для Матвея, несомненно, было знаковым событием, но то, что его, единственного ученика из двух выпускных классов с единственной в аттестате четвёркой по русскому языку, обошли положенной ему по закону серебряной медалью, прошло как-то незаметно и каких-то переживаний у него никогда и не вызывало. Хотя медалью и не наградили, и в этом менее всего повинны силы небесные, а лишь человеческий фактор, но полученные в школе знания были достаточно прочными, что позволило последующие среднее и высшее учебные заведения закончить с отличием. А тщеславием Матвей ни тогда, ни потом не страдал. Ему такое качество характера не присуще. Хотите, верьте, хотите, нет, но это есть истинная правда!

Но в этом выпускном году состоялись более судьбоносные события. Изъявив по запросу райвоенкомата желание учиться в военном училище, Матвей прошёл все медицинские комиссии о годности к военной службе и учёбе, был распределён в соответствии с рапортом как отличник учёбы, в высшее инженерное зенитно-ракетное училище и теперь оставалось только ждать (как заверили в военкомате) повестки для отправки в училище. Но вот и все одноклассники, отобранные в военные училища, повестки получили и убыли туда для сдачи вступительных экзаменов. А Матвея в их рядах не оказалось. Почему? Переживаниям его не было предела и, набравшись смелости, поехал в военкомат. «Вместо вас в училище отправлен другой выпускник вашей школы. Вы пойдёте служить в армию. Ждите повестку», -заявил военкоматовский майор, занимающийся комплектованием призыва. Фамилию этого продажного «служаки», за ведро мёда и какие-то еще деньги, привезённые отцом того самого парня, направленного вместо Матвея, помнится и до сих пор. Подлец, он и везде подлец.

Такое поведение вроде бы военного человека для Матвея было весьма неприятным открытием. Оказывается, что и в армии есть непорядочные и нечестные люди. Матвей никак не мог взять в толк, как это его, лучшего ученика школы, при отсутствии каких-либо отрицательных на него характеристик, не направить в училище? Такое поведение военкомата было для него оскорбительным и обидным, очень обидным, что первые дни он просто был как потерянный, совершенно не знал, что делать из-за подавленного состояния и впервые в жизни испытанного такого унижения. Ниже уж было некуда. Хотя и с великой обидой Матвей встретил решение военкомата, но со смирением: служить, так служить, ибо обязанность исполнять воинский долга пока никто и никогда не оспаривал. Это было в крови всех жителей того большого села.

О таком несправедливом к нему отношении вскоре знало всё село. Помимо соболезнований, тяжёлых вздохов и ободрений начали поступать и советы, которые из-за их, прямо скажем, примитивизма, Матвей принимал, что называется, лишь « к сведению». Но вот слова дяди, расстроенного не меньше, сказанные им в форме то ли вопроса, то ли – совета: « может написать куда-нибудь?», Матвея здорово озадачили. Ведь было ясно, что если и писать, то тому, кто может решить судьбу сельского парня. Ни в районе, ни в области таких «решал» не просматривалось, они училищами не распоряжались. Идея «написать» Матвея захватила полностью, и при обсуждении её с товарищами и дядей было признано наиболее целесообразным обратиться к самому большому военному начальнику. Таким начальником просматривался только Министр Обороны СССР (тогда он назывался Министр Вооружённых Сил СССР).

Назвать адресат- то легко, но как ему написать. Ведь это же Министр! А Матвей ведь простой сельский парень даже обычного письма никому не писал. Некому было. А тут надо Министру! Боязнь просто страшная. Это же ведь надо писать в Москву, Министр то там. А Москва она ведь может и… Мысли одна страшнее другой, что будет, если…, будоражили сознание, мешая сосредоточиться на конкретных действиях. Да и адреса ведь не знали. Куда писать? Как Ванька Жуков « на деревню дедушке». Москва то ведь больше любой деревни. Голова кругом шла. А ведь уже на улице август месяц в разгаре, пора действовать, не за горами сентябрь, когда уже все начнут учиться и заниматься каким-то деревенским неудачником никто не будет. Разве мало таких парней в Великом Советском Союзе? А разве мало своих дел у Министра? Ему уж точно не до Матвея.

Но страстное желание учиться, в конце концов, вынудило Матвея сесть за стол. Преодолев робость и боязнь за последствия письма к такому очень большому военному начальнику, военному ведь!, вырвав из школьной тетради два чистых листа на полутора из них Матвей излил свои слёзы. Упомянув о своих успехах в школе, описал и бедственное материальное положение семьи, не позволяющее ему продолжить учёбу в институте из-за отсутствия денежных средств, одежды и обуви. Матвей и до сих пор сожалеет, что не сделал копию своего послания (некому было подсказать). Хорошее школьное образование позволило ему довольно коротко, но, тем не менее, чётко сформулировать причины обращения в такую высокую инстанцию.

Это письмо было не жалобой на того майора- прохвоста, а просьбой о помощи. Это совершенно точно! Ни о какой мести тогда совершенно не думалось, даже когда Матвей вынужден был упомянуть о взятке, благодаря которой в училище поехал не он, а его одноклассник, отец которого похвастался дяде Матвея, как он за ведро мёда и деньги устроил своего сына. Хотя копии и не было, но заключительную фразу своего письма Министру Матвей помнит и до сих пор: «неужели мой отец погиб за то, чтобы его сыну не дали возможность учиться в военном училище?». Поставив дату и подпись, запечатал свои муки в конверт, на котором большими буквами написал: «Москва Кремль Министру Вооружённых Сил Маршалу Советского Союза Булганину Н. А.», указав ещё и обратный адрес, и отнёс письмо на сельскую почту. Как гора с плеч свалилась. Теперь будь, что будет. Содержание письма Матвей не показывал никому, считая, что если там, в Кремле, задумают о нём что-то плохое, то виноват во всём будет только он. Теперь страха совершенно не было, а было смиренное «будь что будет».

Были ли у Матвея какие-нибудь надежды на благоприятный исход? Пытаясь сейчас с высоты прожитых лет вспомнить то своё состояние, он приходит к убеждению, что никаких иллюзий о благоприятном для него исходе его слёзного крика о помощи он не питал. Просто появилось ощущение какого-то спокойствия: свою работу сделал и теперь от него уже ничего не зависит, его судьбу будут решать другие, на которых повлиять ему уж никак нельзя.

Началось томительное ожидание наступления хоть какой-то определённости. Её мог дать либо ответ из Москвы, либо повестка из военкомата для отправки на службу в армию. Это было больше всё-таки тягостное состояние, вызванное причинённой обидой этому беззащитному сельскому пареньку, оставшемуся без отца, которого он помнил и постоянно призывал со слезами на глазах к себе на помощь. Это, должно быть, был пик его страданий в самые тяжёлые для него послевоенные годы. Страдания Матвея может понять только человек, переживший такую же ничем с его стороны не спровоцированную обиду, обиду до глубины души, когда возмущённый несправедливостью человеческий разум понимает своё бессилие что-либо изменить самому в этой жизни.

В таком угнетении даже взрослые люди могут потихоньку впасть в состояние прострации, ничего хорошего не сулящей для их будущего. Тогда Матвей не очень разбирался во всех этих философско-психологических понятиях. Ему просто было очень не комфортно от осознания того, что примерность в учёбе и поведении совершенно не гарантируют справедливого к тебе отношения в реальных условиях социалистического общества, в котором тогда жили. Потихоньку наступало прозрение того, что в обществе (социализм и коммунизм почему-то в мыслях совершенно отсутствовали) судьбы людские часто зависели совсем не от громко провозглашаемых привлекательных лозунгов и деловых качеств конкретного человека, к которому и были обращены эти лозунги, а от действий многих «товарищей», поставленных на должности для воплощения в жизнь тех самых лозунгов в интересах простых людей.

Но вот что было интересно в поведении Матвея. Казалось бы, что испытанное унижение должно было напрочь отбить желание заниматься чем-то серьёзным. Но его страстное желание продолжить образование просто принудило идти в библиотеку в поисках литературы по интересующим его вопросам. Во время учёбы он часто пользовался довольно богатой школьной библиотекой, и тогда совершенно не мог предположить, что в сельской библиотеке для изучения он возьмёт домой «Капитал» Маркса и несколько книг по квантовой механике (название которых, к сожалению, забыл). Подумать только! В сельской клубной библиотеке такая экзотика! Кто комплектовал такие библиотеки? Если с Марксом ещё всё объяснимо, – идеологические основы нашего государства полагалось знать, то кто здесь в сельской глуши, не имеющей даже электрического освещения, будет ловить эти кванты.

То, что, несмотря на угнетённое состояние, Матвей взял в руки очень серьёзную литературу, он объясняет тем, что где-то в душе (или на подсознании) тлела надежда, что он всё-таки будет учиться, несмотря на козни всех недоброжелателей. Страстное желание учиться и предпринятые действия для продолжения образования удерживало этого парня «на плаву» и стало надёжной защитой от безвозвратного скатывания в реалии холодного, голодного и беспросветно-тёмного в те годы сельского бытия с нараставшими в нём проявлениями негативных соблазнов.

Между тем время шло и пока никаких известий, ни хороших, ни плохих, не было. Вот и 1-ое сентября 1954 г. В тот день, как вспоминал потом Матвей Трофимович, ему было очень горько, обидно и даже почему-то стыдно. Стыдно за то, что первый раз в жизни не идёт в школу вместе с этими весело переговаривающимися нарядными ребятишками, мелькавшими за окнами развалюхи. Настолько было стыдно, что он не осмелился даже выйти в это время на улицу. Стыдно за то, что вместо привычного для него состояния какой-то даже одухотворённости, когда садился за школьную парту, он вынужден бездельничать. Может быть, кому то эти эмоции и покажутся блажью, но Матвей и до сих пор помнит то состояние подавленности, беспомощности и обиды. За что такое незаслуженное и несправедливое наказание?

Призывная кампания в те годы обычно начиналась в сентябре, а потому повестку могли принести в любое время. Но повестки не было, а родственники, жившие в другой деревне (километрах в трёх от села) попросили Матвея помочь скосить отаву на выделенном им колхозом участке. Конечно же, надо помочь. И с утра уже коса делала своё дело.

Косьба почти уже заканчивалась, время шло к обеду, когда в начале луга увидели остановившуюся легковую автомашину типа «Виллис». Хотя в те годы машин было очень мало, но особого значения этому событию уже не придавали. Мало ли какое районное, а может быть и областное начальство по каким-то своим делам сюда решило заглянуть. Но через какое-то время оттуда прибежал парень, такой же косарь, и с ходу бухнул: «Матвей! Там за тобой военные приехали, сказали, чтобы шёл к ним!». Известие было столь неожиданным, что все находившиеся рядом люди как-то сразу же притихли и насторожились. Матвея здесь все хорошо знали и знали с лучшей стороны, как и знали то, что военные просто так ни за кем не приезжают. Значит, Матвей натворил что-то такое, что за ним уже и приехали. А какой другой вывод они могли сделать в то время, когда ещё свежи были в памяти случаи, когда военные увозили, как потом оказывалось, «врагов народа».