Глава 20
Не помню, как и когда отключился, но открыв глаза, я нашёл себя лежащим на широкой мягкой кровати посреди небольшой комнаты с высоким потолком и светло-зелёными стенами. Первым, за что зацепилось моё полусонное внимание, было отсутствие окон. Однако свет, лившийся непонятно откуда и источник которого мне так и не удалось отыскать, ничем не отличался от естественного света в бессолнечный день. "Наверное, какая-то современная технология, о которой я забыл", – равнодушно подумал я, медленно поднимаясь с кровати. Второе, что бросалось в глаза, точнее, в уши, – абсолютное беззвучие. Кажется, не так давно я уже сталкивался с таким. Не так давно…
Я сел в полукруглое белое кресло, стоявшее рядом с кроватью, и уставился на стену. Мне было всё равно, где я нахожусь и что меня ждёт, хотя я и догадывался, что это что-то вроде тюремной камеры, а ждёт меня следствие и суд. Я даже не сразу заметил, что в комнате нет дверей, а когда заметил, нисколько не удивился и не испугался. Мной по-прежнему владела странная отстранённость от происходящего.
Прошло, наверное, около пятнадцати минут, когда стена, в которую упирался мой взгляд, неожиданно превратилась в один большой экран. Оттуда на меня смотрели три хорошо знакомых мне по Солитариусу человека. Увидев их, я слегка опешил, но быстро сообразил, что передо мной прообразы персонажей Солитариуса, а не они сами. Получается, этих людей я где-то видел до погружения в Солитариус. Центр экрана занимала Златовласка: облачённая в ярко-жёлтую мантию, она восседала в кресле с очень высокой спинкой, а слева и справа от неё, в креслах поскромнее, сидели Сократ и Амазонка. На них были зелёная и голубая мантии соответственно. Из-за этих мантий все трое выглядели невероятно забавно, так что, несмотря на лёгкую растерянность, я не смог не усмехнуться. Правда, только про себя. Тем временем Златовласка, то есть её прообраз, заговорила:
– Режим прямой трансляции. Я, председатель Верховного Суда Светлана Голдина, объявляю суд над Алексом Грэйпом, обвиняемом в убийстве Макса Брауна, открытым. Мои помощники, постоянные члены Верховного Суда – Владимир Безымянный и Хельга Стоун. Как вы себя чувствуете, Алекс? – бесстрастным, но оттого не менее притягательным голосом спросила она.
– Хорошо, благодарю вас.
– Если у вас есть к нам какие-либо вопросы, задавайте их сейчас. После того, как мы приступим к разбирательству вашего дела, вы будете лишены такой возможности, – вступил в разговор Сократ, точнее, Владимир Безымянный. Голос его, дребезжащий, как нельзя лучше отражающий его внешнюю дряхлость, в общем, самый что ни на есть старческий голос даже близко не был похож на бархатный голос Сократа. Что бы это значило…
– Мы с вами раньше не встречались? – спросил я, обводя взглядом всех троих. – Или, быть может, я мог вас где-то видеть?
– Ваш вопрос не имеет никакого отношения к происходящему, – резко ответила Амазонка-Хельга Стоун и повернулась к Голдиной: – Так как подсудимого беспокоит больше всего, не встречался ли он с нами раньше, предлагаю приступить к разбирательству.
– Хельга, не будьте так суровы, – сказал Безымянный и ободряюще улыбнулся мне. – Молодой человек, судя по всему, не до конца осознаёт, что его ждёт. Давайте будем снисходительнее. Светлана, если вы не возражаете, я отвечу на вопросы Алекса.
– Хорошо, – кивнула Голдина, на что Стоун с явным недовольством хмыкнула.
– Встречаться с вами раньше, Алекс, мы никак не могли, но вы могли видеть нас в прямой трансляции суда, который проходил около трёх месяцев назад. Тогда разбиралось дело о драке, если помните.
– Что-то припоминаю, но, видите ли, дело в том… Не знаю, известно вам или нет, но после погружения в виртуальность, созданную Брауном, я практически ничего не помню о реальности. Например, не помню, какой сейчас год.
Безымянный и Голдина переглянулись.
– Да, специалисты, изучающие виртуальность Брауна, предупредили нас, что такое возможно, – сказала Голдина. – Однако мы не станем вводить вас в курс реальности – это займёт слишком много времени, к тому же, говоря откровенно, в этом нет никакого смысла. Нам очень жаль, но вы сами виноваты. Надеюсь, ваш случай послужит уроком для всех испытателей. А теперь, если у вас больше нет вопросов, приступим к разбирательству.
Мне стало понятно, что они уже всё решили, что всё происходящее – чистая формальность, что меня уже ничто не спасёт, и поэтому я сказал:
– Может быть, не будем тянуть, господа судьи, и вы сразу огласите приговор? Что толку в этом разбирательстве, если всё решено?
– Толк есть, Алекс, поверьте, – ответил Безымянный. – Во-первых, наши граждане должны знать, что происходит. Во-вторых, ещё не всё решено.
Я промолчал.
– Итак, подсудимый, первый и самый главный вопрос: что вы почувствовали, когда поняли, что убили Брауна? – ледяным голосом спросила Стоун.
– Ничего, – честно ответил я.
– Совсем ничего? Ни сожаления, ни отвращения к себе?
– Ничего, – повторил я, опуская глаза, и добавил: – Я только подумал, что всё так и должно быть.
– Иными словами, вы были уверены, что поступили правильно? – вмешался Безымянный.
– Не совсем так. Я просто понял, что не мог поступить иначе.
– Вы и сейчас так считаете? – спросила Голдина.
– Да, но поймите меня правильно: я имею в виду не то, что я не мог его не убить, а то, что я не мог не отреагировать на его слова.
– За что вы его убили? – спросил Безымянный.
– Это сложно объяснить. Боюсь, вы не поймёте меня. Но я не хотел его убивать, я уверен, что это вышло случайно.
– Уверены? – насмешливо переспросила Стоун.
– Я не помню, как всё случилось. Мы разговаривали, затем я вдруг отключился, а когда очнулся, он был уже мёртв. Но да, я уверен, что это случайность.
– Случайностей не бывает, Алекс, – сказала Голдина. – Вы задушили его своими собственными руками. Бесспорно, технологии Брауна повлияли на вашу психику, однако они всего лишь ускорили неизбежный процесс вашей девиации.
– Что вы хотите этим сказать? – нахмурился я, поднимая голову.
– То, что вы были латентным девиантом, и рано или поздно ваша склонность к насилию так или иначе проявила бы себя.
– Склонность к насилию? – криво улыбнулся я.
– Именно, Алекс.
– Что ж, вам виднее. И что из этого следует?
– Что такие, как вы, не должны жить среди нормальных людей, – отчеканила Стоун. – Вообще не должны жить.
Голдина бросила на неё укоризненный взгляд и сказала:
– Понимаете, Алекс, мы боролись с насилием очень долго, мы делали всё, чтобы искоренить, вытравить эту заразу из человека, и теперь, когда наша цель почти достигнута, мы не можем позволить себе рисковать. Лично я отпустила бы вас не задумываясь, если бы была абсолютно уверена, что это не положит начало хаосу. Одна спичка может сжечь весь лес, если вовремя не потушить её. Мы не мстим вам, не ненавидим вас, мы защищаем порядок, который защищает людей. Насилие – путь в никуда.
– Зачем вы всё это говорите? Просто убейте меня, и дело с концом.
– Мы говорим об этом, чтобы вы, Алекс, и наши граждане понимали, что мы вовсе не бесчувственные чудовища, что нам приходится быть жестокими ради общего блага, – сказал Безымянный, посмотрел на Голдину и кивнул. Та повернулась к Хельге и спросила:
– У вас больше нет вопросов? Хорошо, в таком случае, Алекс, вам предоставляется возможность обратиться к согражданам. Сейчас на вас смотрят миллионы людей, которые сразу после вашего обращения к ним примут участие во всеобщем голосовании. При вынесении приговора мы учтём их мнение. Можете начинать.
– А что это изменит? – горько усмехнулся я.
– Значит, вы отказываетесь? – спросила Стоун.
– Почему же… Просто не знаю, что сказать… Я не хотел его убивать… Я только что вернулся из Солитариуса… Из виртуальности… Там я… Впрочем, какая разница, вы всё равно не поймёте… Всё равно, да… Всё бессмысленно… Больше мне нечего сказать.
Я замолчал.
– Уважаемые сограждане, голосование продлится пять минут. За это время вы должны решить, заслуживает подсудимый снисхождения или нет. Тех, кто по каким-то причинам не успел ознакомиться с информацией по этому делу, прошу воздержаться. Помните: ваш выбор повлияет на наше решение. Голосование объявляю открытым. Время пошло, – сказала Голдина.
Наступила тишина. Я думал о своей склонности к насилию. Вспомнил, как избивал Шапокляка, как толкнул Изи… Пытался вспомнить, как убивал Брауна, но память об этом так и не вернулась. Выходит, они правы: я не могу жить среди людей…
– Голосование завершено, – вывел меня из ступора шёлковый голосок Голдиной. – Итак, шестьдесят шесть процентов наших граждан считают, что подсудимый заслуживает снисхождения. Спасибо вам за неравнодушие, господа.
– И что это значит? – не удержался я.
– Это значит, Алекс, что шестьдесят шесть процентов проголосовавших очень великодушны и сострадательны. А теперь я вынуждена прервать трансляцию на время, необходимое суду для вынесения приговора.
Экран снова стал стеной. Я встал с кресла и принялся расхаживать по комнате, размышляя о том, как народное снисхождение может повлиять на решение суда. Если судьи заранее приговорили меня к смерти, к чему это голосование? Чтобы народ почувствовал себя причастным? Или всё-таки они заменят смертную казнь пожизненным заключением?
И вдруг я почувствовал, что отстранённость, владевшая мной в последнее время, исчезла, что я хочу жить дальше, всё равно где и как, лишь бы не умирать. Нет, только не умирать… Смерть стала казаться мне чем-то настолько ужасным, что резонный вопрос "зачем мне жить?" нисколько не смущал меня. Я был готов ко всему, кроме смерти, я был готов на всё ради продолжения жизни… Если бы мне предложили уничтожить человечество, чтобы жить самому, я бы уничтожил его без раздумий. С другой стороны, я начал презирать себя за это внезапно разросшееся до немыслимых размеров желание жить, за то, что не смог достойно встретить приближение конца, хотя и понимал, что моей вины в этом нет.
Я снова сел в кресло и стал ждать. Минут через десять экран включился, но теперь его почти полностью занимало невозмутимое лицо Голдиной.
– Дамы и господа, суд принял решение приговорить Алекса Грэйпа, виновного в убийстве Макса Брауна, к отключению сознания. Однако, учитывая все обстоятельства дела, включая результаты гражданского голосования и безукоризненные характеристики подсудимого, мы сочли возможным предложить Грэйпу альтернативный приговор, а именно: пожизненное заключение в виртуальности «Солитариус» с шансом на помилование. Выбор за вами, Алекс: исчезнуть навсегда или принести пользу человечеству, участвуя в испытании революционных технологий.
Такого поворота я никак не ожидал, поэтому некоторое время не мог вымолвить ни слова.
– Я… выбираю Солитариус, – наконец выдавил я из себя. – Благодарю вас.
Голдина неожиданно улыбнулась.
– Удачи вам, Алекс! Спасибо всем, кто не остался равнодушным. Я очень надеюсь, что подобного больше не повторится. Алекс, за вами сейчас придут. Прощайте!
– Постойте, – начал было я, но экран уже превратился в глухую стену, которая в тот же миг беззвучно сдвинулась на метр влево, образовав в правом углу проход.
В комнату вошёл человек в строгом чёрном костюме, и я сразу его узнал. Это был прообраз Архимеда, учёного из Солитариуса.
– Выходите, Алекс, – мягко приказал он.
Я вышел вслед за ним в тускло освещённый коридор, и стена сразу же вернулась в прежнее положение.
– Мы с вами раньше не встречались? – спросил я.
– Встречались, – ответил Архимед. – Следуйте за мной.
Коридор был каким-то странным: во-первых, таким узким, что казалось будто стены вот-вот раздавят тебя; во-вторых, здесь, как и в комнате, которую я только что покинул, свет исходил непонятно откуда, и, в-третьих, тут не было дверей. Метров через тридцать Архимед остановился и повернулся лицом к левой стене. Она сдвинулась, и мы вошли в комнату – точную копию моей камеры. Только вместо кровати здесь стояла открытая капсула для погружения в виртуальность, а кресла и вовсе не было.
– Присаживайтесь, – указал рукой на капсулу Архимед. – Я вам сейчас всё объясню.
Я молча сел.
– Я – представитель Корпорации, Алекс. Вы же помните, что такое Корпорация? Отлично. Так вот, именно нам выпала честь продолжить разработку «Солитариуса», и вы здесь, чтобы помочь нам и всему человечеству.
– Так, значит, это вы повлияли на суд? Всё было решено заранее, не так ли? – усмехнулся я.
– Даже если так, что это меняет, Алекс? Ваша смерть никому не принесла бы пользы. А Браун сам виноват: если бы он действовал более осторожно, как и следовало, то остался бы жив. Он не мог не знать или, по крайней мере, предполагать, что его технологии могут нанести непоправимый вред вашей психике. Вам он сказал только о риске частичной потери памяти, а о том, что вы рискуете психическим здоровьем, предпочёл умолчать, потому что опасался, что вы откажетесь.
– Откуда вы знаете, что он мне сказал? – я посмотрел на него с подозрением.
– Мы знаем всё, Алекс. За Брауном велось круглосуточное наблюдение. В его квартире были установлены скрытые камеры новейшего поколения, созданные Корпорацией специально для подобных случаев. Их нельзя обнаружить, не имея соответствующего устройства, а такие устройства есть только у Корпорации.
– Вот оно что… Значит, вы видели, как я его убивал?
– Конечно.
– А суд видел?
– Да, мы любезно предоставили суду это видео.
– Так они в курсе, что вы следите за людьми?
Архимед высокомерно улыбнулся.
– Алекс, вы, наверное, плохо себе представляете, какой властью обладает Корпорация. Но сейчас это не имеет никакого значения. Почти никакого.
– Постойте. Если вы постоянно наблюдали за Брауном, почему же не воспользовались его разработками? Могли бы создать на их основе что-то своё.
– Хороший вопрос. Мы бы с удовольствием так и поступили, но, к сожалению, Браун принял некоторые меры предосторожности, не позволившие нам позаимствовать плоды его работы. Честно признаться, эти меры и сейчас доставляют нам немало хлопот, но это всего лишь вопрос времени.
– А…
– Довольно, Алекс, – решительно сказал Архимед. – Теперь слушайте и не перебивайте. Ваша виртуальная жизнь продолжится с того момента, на котором прервалась. Вы сможете активировать свой шанс на помилование только в том случае, если вспомните то, что я вам сейчас скажу и, следовательно, всё остальное.
– Вот это шанс! – всё-таки перебил я его и мрачно засмеялся. – А я-то думал, почему все такие добренькие…
– Да, Алекс, я вас понимаю, но всё же вы не правы. Вероятность того, что вы всё вспомните, достаточно высока. Позвольте мне продолжить.
Я кивнул.
– Итак, после того, как к вам вернётся память, первым делом скажите вслух: «Насилие – путь в никуда». Это кодовые слова, которые активируют ваш шанс на помилование и запустят соответствующие процедуры. Второе. Мы сейчас работаем над многопользовательским режимом. Это позволит нам подключить к одному из персонажей своего человека после запуска процедуры помилования. Ваша задача – найти его. Мы уведомим вас, когда он подключится. Каким образом уведомим? Вы поймёте. Третье. Наш человек расскажет, что вы должны будете сделать, чтобы получить помилование. Если выполните наше задание, помилование вам обеспечено, вы вернётесь к настоящей жизни, даю слово. С Верховным Судом мы уже договорились. Правда, у них есть одно условие: вам придётся жить под нашим постоянным наблюдением, чтобы не допустить повторения случившегося, но, думаю, это не большая плата за возможность жить по-настоящему, не правда ли?
– Пожалуй, – пробормотал я. – Но зачем вам это? Зачем возвращать меня в реальность? Не понимаю.
– Корпорация помогает тем, кто помогает ей, вот и всё.
– Ладно, допустим, я всё вспомню, что, конечно, маловероятно. Допустим. Ну а если что-то пойдёт не так, тогда что? Если я не выполню ваше задание или не смогу его выполнить по не зависящим от меня причинам? Вот, например, как я смогу найти вашего человека? У него что, на лбу будет написано, что он из Корпорации? Или я должен ходить и спрашивать у всех: «Ты случайно не из Корпорации?»
Архимед усмехнулся.
– Нет, всё гораздо проще, Алекс. Когда вы решите, что поняли, к кому из персонажей подключился наш человек, вы должны будете сказать ему те же кодовые слова: «Насилие – путь в никуда», и он, если, конечно, вы не ошибётесь, снимет маску. В общем, найти его не составит проблем. Что касается выполнения заданий в целом… Если что-то пойдёт не так не по вашей вине, мы будем действовать по обстоятельствам, скорректируем всё так, чтобы у вас остался шанс на возвращение. Если же вы попросту не справитесь с главным заданием, то вам придётся провести в «Солитариусе» всю жизнь – до тех пор, пока мы не сочтём нужным вас отключить. В реальность вы уже никогда не вернётесь. В случае вашей виртуальной смерти всё начнётся заново, если, конечно, в этом будет необходимость.
– Хм, понятно, – задумчиво сказал я, хотя понятного было мало. – А как быть с естественными нуждами? Не буду же я, прошу прощения, ходить под себя?
– О, об этом не беспокойтесь! Для этого у нас есть специальный препарат, погружающий человека, грубо говоря, в анабиоз. Ваше тело полностью отключится, но мозг продолжит работать.
– Вы уже на ком-нибудь опробовали этот препарат или мне и тут предстоит стать первым подопытным кроликом?
– Ну что вы, Алекс, мы не настолько авантюрны, чтобы гнаться за двумя зайцами одновременно. Вы нас интересуете только как испытатель «Солитариуса». Что касается препарата, его мы создали давно и успешно используем уже довольно долгое время. Правда, создавался он для иных целей, но какая разница?
Меня так и подмывало спросить, сами они создали этот препарат или, как в случае с «На кресте» и «Солитариусом», просто присвоили себе плоды чужих трудов, но я решил, что это ни к чему, и сменил тему:
– Так где мы с вами встречались? Я почти ничего не помню о своей жизни.
– Ну что же, если вам это интересно… Мы работали вместе. Около пяти лет назад вы тестировали мою виртуальность «Прятки», хотя вряд ли это о чём-то вам говорит.
– Почему же, я помню эту виртуальность, точнее, помню название. Так вы – Серж?
– Не думал, что вы вспомните.
– Браун говорил, что это вы создали «На кресте». Это правда?
Серж хмыкнул.
– Правда.
– Корпорация украла её у вас?
– Вы слишком плохо думаете о Корпорации, Алекс. Мы не такие беспринципные, как вам кажется. Скажем так, Корпорация предложила мне выгодные условия сотрудничества, я согласился и ни секунды не жалею об этом. Быть может, если вы вернётесь, мы и вам предложим присоединиться к нам.
– Как будто вам не хватает испытателей. И не вы ли сказали, что я вас интересую только в связи с «Солитариусом»? Кстати, я ведь не единственный испытатель «Солитариуса», не так ли?
– Пока что единственный. Но, несомненно, в скором времени мы привлечём и других. Тем не менее именно вы войдёте в историю как первый испытатель революционной виртуальности «Солитариус», а это дорогого стоит.
– Действительно, дорогого…
– Да, Алекс, большинство испытателей отдало бы всё, лишь бы оказаться на вашем месте, – с пафосом произнёс Серж.
– Я так не думаю.
– Зря. Ваше имя останется в веках, а они… Что они… Они – пустое место, ничто. Что при жизни, что после смерти. Пустота. А вам повезло, вы можете гордиться собой. Кто знает, как всё сложилось бы, не убей вы Брауна… Благодаря вам его разработки попали в правильные руки. Мы доведём дело до конца, чего бы это ни стоило, можете не сомневаться. Мы распахнём дверь в новую эру, мы перевернём мир, и вы можете стать одним из нас. Конечно, вы уже внесли немалый вклад, но можете сделать гораздо больше вместе с нами.
Я понимал, что он говорит правильные, в общем, вещи, но почему-то мне было неприятно его слушать.
– А Браун войдёт в историю или его имя будет стёрто? Как ваше в случае с «На кресте»?
Серж нахмурился.
– Я вижу, вы настроены скептически. Что ж, тогда не будем попусту терять время.
Он подошёл, достал что-то из кармана и протянул мне. Это был маленький пластиковый пузырёк с одной крошечной чёрной таблеткой внутри.
– Препарат, о котором я говорил. Проглотите его и ложитесь в капсулу.
Я открыл пузырёк, вытряхнул таблетку на ладонь и посмотрел на Сержа. Мне чертовски захотелось позлить его, точнее, Корпорацию в его лице, сказать что-нибудь вроде «Я не стану это глотать» или вообще бросить эту таблетку на пол и растоптать, но я сдержался и спросил:
– Я сразу отключусь?
– Примерно через десять секунд.
Больше я ничего говорить не стал, просто проглотил таблетку, закрыл глаза и лёг.
– Удачи, Алекс! – донеслось до меня откуда-то издалека – как будто я медленно падал в бездонную яму, а кто-то сверху наблюдал за моим падением и что-то говорил.
Мне хотелось только одного: чтобы у этой ямы было дно…
– Потерпите немного, Есенин, сейчас всё пройдёт…
В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.