В период с 3200-2700 гг. до н.э. кочевники уничтожают Трипольскую и Майкопскую культуру, также располагавшиеся в степной зоне. Земледельческие культуры, не успевшие сформироваться в государства, не смогли себя защитить. С этого момента на четыре с лишним тысячелетия огромные евразийские степи оказываются во власти кочевников. Возникает Дикое поле.
Здесь я вынужден не согласиться с А.М. Хазановым («Кочевники и внешний мир», С.-Пб., Филфак СПГУ, 2007), который утверждает, что кочевое скотоводство возникает только на землях, не приспособленных для земледелия. Скорее наоборот, земледельческая цивилизация не может возникнуть в зоне степей, так как не выдержит конкуренцию с кочевыми культурами, подвижными, воинственными и вполне эффективными в данном ландшафте.
Понятие «кочевое скотоводство» не нужно абсолютизировать. За несколько тысячелетий в степной полосе Евразии сменилось множество народов и культур, которые можно отнести к кочевым, но все они существенно отличались друг от друга. Соответственно, формы скотоводства менялись. Кто-то из них вообще не имел постоянных поселений и вел исключительно кочевой образ жизни, другие лишь время от времени, в зависимости от сезона, перемещались на сравнительно небольшие расстояния. Вторые могли иметь более-менее постоянные поселения с относительно капитальными постройками. Историки их иногда называют не «кочевыми», а «отгонными» или «пастушескими». И все-таки все они постоянно перемещались.
Соответственно, кочевое скотоводство не означает полного отсутствия земледелия в степной зоне, но оно существует отдельными очагами, в качестве вторичного вида хозяйственной деятельности.
Когда мы говорим про сельское хозяйство, мы подразумеваем земледелие и скотоводство как некий единый комплекс. Но на самом деле заниматься интенсивным земледелием и скотоводством одновременно крайне затруднительно – слишком разные требования и к окружающему ландшафту, и к образу жизни.
Земледелие подразумевает обработку крестьянином определенного участка земли, размер которого соответствует физическим возможностям его обработки в соответствии с тем уровнем технологий, который существует в данное время. Соответственно, главной ценностью является именно этот определенный участок земли. Мы не касаемся здесь вопроса собственности на землю, она может быть различной, но факт остается фактом, при занятии земледелием главной ценностью становится земля. Такой способ производства подразумевает оседлость. Ко всему прочему, ограниченность площади участка, который способен обработать один крестьянин, подразумевает достаточно большую плотность населения.
Скотоводство же, наоборот, привязано не к земле, а к скоту. Скоту нужны пастбища, и их нужно постоянно менять: во-первых, стадо животных быстро выедает пастбище, во-вторых, питаться скоту необходимо круглый год, и, соответственно, необходимы сезонные смены пастбищ. Это подразумевает необходимость кочевого образа жизни. Один человек может пасти значительное количество скота, ему необходимы только пастбища, причем все время новые. И это подразумевает низкую плотность населения.
Естественно, у земледельцев тоже имеется скот, но, как правило, его мало, потому, что пасти его негде и некому – земледелец занят земледелием, и землю использует для земледелия. Можно, и даже необходимо, иметь несколько голов скота, чтобы иметь тягловую силу для пахоты, источник шерсти, молока, вьючный транспорт. Но иметь постоянный и надежный источник мяса – непозволительная роскошь. На мясо забивали только старых животных, неспособных уже выполнять другую, основную функцию.
С другой стороны, скотовод, вынужденный постоянно перемещаться в поисках новых пастбищ, не может себе позволить заниматься полноценным земледелием, так как, во-первых, его посадки будут уничтожены его же скотом, во-вторых, он, скорее всего, не успеет собрать урожай, так, как вынужден будет откочевать, чтобы прокормить скот, а в-третьих, у него просто не будет времени на обработку земли. Но, тем не менее, какие-то небольшие грядки он себе позволить может. А если это не совсем кочевое скотоводство, а отгонное, то роль земледелия может возрасти еще больше – пока мужчины угонят стада на летние пастбища (например, на север или высоко в горы, к альпийским лугам), женщины могут обрабатывать землю. И все-таки, земледелие даже в таком случае остается у скотоводов на «вторых ролях».
Поскольку скотоводу необходимы все время новые пастбища, он рано или поздно посмотрит на земли, занятые земледельцами, и неизбежно возникнет конфликт. Этот конфликт сопровождает всю историю человечества. Он зафиксирован в Библии как конфликт между родными братьями Авелем и Каином. Как известно, Авель был пастухом, а Каин земледельцем. И то, что Каин оказался «плохим», говорит только о том, что древние евреи, составители Библии, были скотоводами.
Образ жизни формирует определенный менталитет народа. Земледелец, привязанный к своему клочку земли, по своей природе не воинственен. Ему, по большому счету, все равно, кто у него отнимает часть урожая в качестве дани или налогов, важно только, чтобы этот «кто-то» выполнял все свои функции в качестве власти – поддерживал в исправном состоянии системы мелиорации и обеспечивал порядок и безопасность. Он не умеет владеть оружием – ему это просто не нужно, оборонную и полицейскую функцию за него выполняет государство. Земледелец, вынужденный жить в условиях высокой плотности населения, более социализирован и дисциплинирован.
Напротив, кочевник-скотовод, все время перемещающийся со своими стадами, всегда готов к любым неожиданностям на новых землях, соответственно он воинственен. Вынужденный защищать свои стада, он вооружен и хорошо владеет оружием.
Земледелец не представляет себе жизни без своего участка земли, он тяжел на подъем. Если он вынужден воевать, то его война должна «уместиться» в промежуток времени между посадкой и сбором урожая.
Напротив, кочевники-скотоводы чрезвычайно мобильны, и способны быстро собираться в крупные армии. У скотовода, как правило, нет своей земли. Любая земля, где достаточно травы, его, но ровно до тех пор, пока траву не выел скот. Из-за этого часто возникали конфликты между разными кочевыми племенами и народами.
Ко всему прочему, кочевое скотоводство достаточно продуктивно и значительно менее трудоемко, чем земледелие.
Кочевники имели достаточно высокоразвитые ремесла. Они изобрели колесо со спицами, повозку, они достаточно рано овладели бронзой и железом, они изобрели стремена, седло, и многое другое.
При этом мы не говорим про лошадь – казалось бы, неотъемлемый атрибут кочевника, делающий его непобедимым. Все, что мы говорили о боевых преимуществах кочевников, справедливо и без лошади. Многие кочевые народы Африки не владели лошадьми, что не снижало их экспансионизма. Кенийские масаи и южноафриканские зулусы славились своими боевыми качествами без лошадей. Но наличие лошадей делало кочевников просто непобедимыми.
Все это играло на пользу кочевникам. Мобильность кочевых цивилизаций в чем-то сходна с мобильностью морских цивилизаций. Очень много общего в истории викингов и, к примеру, половцев, только вместо моря – степь, а вместо корабля – лошадь. Но, тем не менее, в историческом процессе кочевники, в отличие от мореплавателей, проиграли. Вот почему:
1. Кочевой образ жизни предполагает низкую плотность населения, соответственно более примитивную социальную организацию, что бы ни говорил по этому поводу Лев Гумилев, идеализировавший «Великую степь». Кочевники смогли создать более-менее полноценные государства, только подчинив себе земледельческие общины и включив их в состав своего государства. Но в этом случае кочевники сами со временем становятся земледельцами, мы это увидим далее. Ни одно чисто кочевое общество так и не перешагнуло уровень протогосударства, или «вождества» (разве что монголы, но только с помощью китайских и персидских «учителей» и, при этом, крайне не на долго).
2. Кочевое скотоводческое хозяйство, будучи достаточно эффективным в степном ландшафте, тем не менее, значительно уступает в эффективности всем земледельческим цивилизациям. А это значит, что прибавочный продукт в степи намного меньше. В силу этого, а также в силу их образа жизни, у кочевников не может быть полноценных городов, а именно города являются сосредоточием ремесел, образования, науки, культуры, и, соответственно, центрами развития. «Великие» столицы кочевых каганатов – Итиль, Баласагун, Сарай-Берке, Каракорум – не оставили после себя даже развалин, их местоположение до сих пор точно не установлено. Соответственно, кочевые культуры, по сути, останавливаются в своем развитии, а все новое черпают у соседних оседлых народов. Быт монгольской кочевой семьи времен Чингисхана и в начале XXI практически одинаков.
3. В силу меньшей эффективности хозяйства, кочевники гораздо больше нуждаются в товарах и продуктах, производимых оседлыми земледельческими цивилизациях, чем наоборот. В евразийских степях кочевники постоянно контактировали с развитыми оседлыми культурами, либо в форме приграничной торговли, либо в форме грабежа. В африканских саваннах высокоразвитых оседлых цивилизаций так и не возникло, и кочевники были вынуждены мириться с существованием рядом с собой земледельческих племен (или каст), не забывая при этом подвергать их нещадной сегрегации. В этом заключается причина отсталости Африки – африканский трайбализм, самым трагичным проявлением которого стал геноцид тутси в Руанде в 1994 г. (см. «Почему Африка такая отсталая»).