Но, время неумолимо! Девицы с первого этажа очень быстро превратились в дряхлых, беззубых, выживших из ума старух, закончивших свои жизни на паперти. Квартира алкоголиков давно сгорела вместе с жильцами и их гостями. Наследников у них не было, поэтому восстанавливать ее было не кому, так и осталась она стоять с пустыми глазницами окон, подведенными черной сажей. Только подозрительные молчаливые личности до сих пор живут, запершись на чердаке. Их, по-моему, стало даже больше. И днем и ночью там слышен какой-то шорох. С годами он становится громче, но разгадать его природу невозможно. Из помещения никто не выходит. Об умершем старике до сих пор никто не вспомнил, черви обглодали его и расползлись по всему дому. И, уже крысы хозяйничают в подвале, на нижних этажах и лестничной клетке. Когда они сыты, им хочется поточить зубы, тогда они грызут деревянные перегородки, этот скелет дома. Эта нестерпимая, ноющая боль ломит все суставы, старого разрушенного организма. И ветер, задуваемый в дверной проем входной двери, глубоким стоном вырывается из разбитых окон. От этого стона у жителей окружающих домов бегут мурашки по спинам. А сытые, жирные черви копошатся во всех щелях, вызывая неприятный подкожный зуд во всем теле. От этого зуда отваливается штукатурка со стен, оголяя все новые и новые язвы. И этот бесконечный тревожный шопот рядом со слуховыми окнами чердака, который с годами становится громче и громче. Крышу облюбовали вороны, они стаскивают туда всякий хлам, а когда им становится скучно, они начинают клевать блестящие шляпки гвоздей. Тук-тук-тук! Эта невыносимая пульсирующая головная боль, от нее нет спасения. Дом состарился, он устал от боли, от своих жильцов поедающих его изнутри. Он мечтает лишь об одном – прекратить свои мучения.