Астарта 2. Суд Проклятых

– Знаешь, как красиво горят корабли в безвоздушном пространстве? – глухо спросил Марк у Реверса. – Как в полной тишине вакуума космоса, где нет воздуха, чтобы слышать звук, бесшумно вспыхивают хрупкие хранилища кислорода и жизни на борту огромного неповоротливого линкора или крейсера? А потом корабль разваливается на части, и они начинают своё бесконечное блуждание по вечному хаосу галактики, дрейфуя прочь, покачиваясь по инерции. А среди обломков и мусора видны замороженные искалеченные тела команды.

– Нет, – спокойно отозвался Реверс, – я не знаю этого, да и вряд ли узнаю.

Романов почувствовал в словах капитана плохо скрываемую горечь и обиду. В следующий момент Реверс примостился рядом с Марком, тяжело дыша и едва слышно шевеля ногами в высоких ботинках с оплавленными подошвами.

– В интересное место мы с тобой попали после той воронки, да? – хмыкнув, спросил капитан. – Пожары на улицах, правда, подпортили мне обувь, – он шевельнулся, неодобрительно скривившись, – зато, если бы не та макака с бутылкой зажигательной смеси, мы до сих пор бы спокойно ехали на берге. На самом деле, сэр Хьер, скажу тебе честно: я надеялся, что моя команда достанет меня даже с того, то есть, с этого света. Но меня вытащил ты. И вот вопрос: нахрена?

– Потому что не мог оставить, – просто ответил Марк. – А почему ты думал, что тебя отсюда достанут? Я даже не совсем помню, где мы, кто и зачем.

– Знаешь, – Реверс тяжело вздохнул, – я никогда не строил иллюзий по поводу того, кто я есть. Я спокойно могу достать потроха любого, кто мне насолил, и бросить их летучим рысям, но вот в команде своей я уверен. Да, была у меня команда, – с тоской в голосе протянул он, – только мне мозги заморозили, как и тебе, и вот сидим мы тут в иллюзорной реальности. Два старых, никому не нужных чудака, не верящих в иллюзии. Вот и надеялся, что и отсюда вытащат до того, как мой мозг окончательно в кашу превратится. Я же помню и суд, и приговор, и наказание за пиратство, отягчённое парочкой убийств. Но я-то ладно, мне недолго осталось. А вот ты тут что делать будешь? У тебя кто есть, чтобы вытащить отсюда? Неужели, так и будешь ждать, пока каша в черепе устаканится?

Марк промолчал. Он до сих пор так и не понял, ни как попал в горящий город, рухнув на берге капитана прямо на центральную улицу, ни как сумел вывести Реверса и его корабль, ни что вообще происходит вокруг.

– Вот так я и живу, от удачи до пропасти, – неожиданно философски закончил капитан. Романов почуял неладное, приподнялся и всмотрелся в лицо собеседника. Тёмная одежда Реверса казалась ещё более тёмной на фоне светлых песков пустыни.

– Ну да, – пожал плечами капитан, словно прочёл мысли Марка, – я умираю. Иначе с чего бы меня потянуло на философию? Ты сделал всё, что мог, сэр Хьер, просто я поставил не на тот цвет. Всегда выбирал чёрное, а выпало, вот, красное…

Романов провёл ладонью по груди капитана и тут же почувствовал липкую горячую жидкость под пальцами. Яркая вспышка на небе прямо над головами высветила красные следы на ладони бывшего полковника.

– Выиграло красное, делайте ваши ставки, дамы и господа, – с кривой усмешкой произнёс Реверс, бросив усталый взгляд на руку Романова, который так и смотрел на свои пальцы в тупом изумлении. – Извини, сэр Хьер, так вышло.

– Меня Марком зовут. Марк Александрович Романов, – глухим голосом представился бывший полковник. Романов с трудом подавил желание скрипнуть зубами. Все, кто оказывался рядом с ним, гибли. Маттершанц, его люди в прошлой жизни, теперь, вот, и капитан Александр… Он чувствовал себя каким-то проклятым. По сути, так оно и было, если услужливая память не лгала ему о наказании Светлых, но не добрых. Он помнил всё, приходил в последний час и никогда не мог ничего изменить.

– Ну, меня ты уже знаешь, – в ответ произнёс капитан, протягивая руку. Марк не задумываясь пожал широкую ладонь капитана, выпачкав её его же кровью.

– Ну и что теперь? – глупо спросил Марк, снова вглядываясь в небесные картины далёкого боя.

– Будем смотреть дальше, – пожал плечами Реверс. – Разве у нас, проклятых, есть выбор? – словно прочитал его мысли Александр.

«Выбор есть всегда, – вспомнились Марку чьи-то слова, – просто ты сделал его неправильно».

– Сделай что-нибудь! – низенький подручный Дока буквально подпрыгнул на месте, едва не свалив Ханну с ног. – Он же умирает в этой твоей иллюзорной реальности!

Судья Шойц смотрела на проекционный визор, на котором отображались фрагменты прокручиваемой в сознании заключённого программы, подобранной специально для него, с учётом психических и психологических особенностей, возможных травм, страхов и слабых мест.

– Посторонний человек не может входить в программу, – сдавленно выдала Ханна, продолжая всматриваться в лицо Романова на экране визора. – Этого просто не может быть. Система выстраивает опорные точки для сознания, исходя из накопленных воспоминаний, знакомств осуждённого и его привязанностей, как и антипатий.

– Шут, Рысь, найдите среди этих ледышек этого сюрприза, – распорядился глава отряда. – Если он сидит в башке нашего капитана, значит, он должен был туда попасть через программу перевоспитания.

Подручных Дока словно ветром сдуло.

Марк очнулся от нестерпимого яркого света, от которого по вискам и за уши тут же покатились крупные слёзы, а глаза защипало, словно в них плеснули мыльным раствором.

Звуки вернулись нестерпимой мешаниной из высоких и низких частот, громкость то и дело прыгала от максимума до минимума, изредка погружая Романова в неестественную тишину.

Свет постепенно начал меркнуть, и полковник уже мог кое-как разглядеть склонившегося над ним человека.

Он бы точно пробил головой купол прозрачной капсулы, в которой находился, если бы мог достаточно быстро двигаться. Если бы он вообще мог двигаться, а не просто беспомощно валяться на тёплой подстилке в коконе из стеклопластика. Сквозь тонкую, но непробиваемую преграду капсулы на него смотрело то самое существо, что привиделось ему в кошмаре.

Романов сделал неимоверное усилие и моргнул. Видение пропало, оставив только смутный след невнятных воспоминаний о чём-то важном… о чём-то цветном и…

В этот момент пришла боль. Судорога прокатилась по всему телу, заставив выгнуться и заскрести пальцами по гладкому корпусу капсулы. Раздался ненавистный писк приборов, свет начал мигать, звуки и шумы смешались с этим писком, а кто-то в тёмной форме быстро засуетился рядом.

Романов изо всех сил пытался удержать в памяти хоть что-то из того, что привиделось ему недавно, но мысли и образы утекали из памяти, как песок сквозь пальцы, или как душа сквозь тонкую воронку в голодную бездну.

И голос ещё живого Маттершанца, отдаляясь и затихая, всё шептал ему и шептал:

– Ты всё забудешь, всё забудешь, всё забудешь…

– Док, нам хана, – ёмко высказался Шут, печально накрыв голову кастрюлькой для наглядности. – Ещё два прямых попадания, и силовое поле не выдержит. В общем, два раза и мы импотенты.

– Сколько до точки перехода? – не сбавляя шага к рубке, осведомился Док. – Что там с этой судьёй, как её, Шойц? И нашим капитаном? Да и вообще, какого хрена происходит на этом корыте?

– Ну, нас немного обстреливают, мы драпаем, кэп в холодильнике, ещё один трупак рядом, баба на корабле, несчастье следует по пятам… – скороговоркой выдал Шут, в дурашливой манере прыгая с кастрюлькой на голове. – Всё по плану, несёмся к точке прыжка на всех парах.

– Урр-мяу-мяуууу! – раздалось снизу, и на закованные в суровую броню плечи Дока прыгнул огромный котище с огненно-красной шерстью и рыжим мехом на животе. – Мьяяуууу! – неодобрительно выдало животное, стараясь не свалиться со скользких пластинок чешуи.

– Кетчуп, ну ты тут откуда? – притворно удивился Шут, пытаясь отодрать кота от плеч Дока. – Вредное животное, почему без скафандра? А ну как нам в зад засадят, а ты не готов?

Док даже с шага сбился при таких словах Шута. Он как-то по-особенному посмотрел на белобрысого техника, на кота в его руках, на переборки корабля… весь вид Дока выражал только искреннее недоумение от факта, что он явно что-то пропустил среди событий на этом корабле.

– Хм-м-м… – многозначительно промычал Док, продолжив движение. В этот момент по корпусу корабля прошла дрожь, взвыли аварийные сирены, Кетчуп и система безопасности.

Коридор наполнился тошнотворно мигающим красноватым свечением, и неприятный голос сообщил из встроенных динамиков по общей связи:

– Команде рекомендуется сваливать нахрен, скоро меня накроет медным сердечником и всем придёт Шрёдингер.

– Это звездец, – горько сказал Шут, открывая специальный карман для Кетчупа в своей броне. Кот мигом скользнул в спасительное отверстие, наградив напоследок людей многозначительным мявком и уничижительным взглядом огромных жёлтых глаз.

– Док, до точки прыжка остаётся две минуты! – доложила Рысь, появившись из бокового коридора. – Коммы вырубились, – добавила она, заметив попытки Дока связаться с корабельным искином. – Так что, наш Шут не столь уж и неправ, – многозначительно косясь на кастрюльку на голове бортинженера, протянула она. – Символично так…

– Всю энергию на щиты, огонь не открывать, держаться курса к точке перехода, – отрывисто распорядился Док.

– Да Менделеева мне в таблицу, если я после этого рейса смогу хотя бы писать прямо! – наполнилась рубка возмущённым голосом искина. – Энергии больше нет, я увольняюсь!

В рубку вошёл Молчун, всем своим видом олицетворяя похоронный марш, скорбь и удовольствие от причастности к моменту конца.

Внезапно корабль тряхнуло, словно корпус захватило мощным тяговым лучом. В линии связи раздался протяжный хрип, перешедший в тонкий голос, вещавший монотонно и тягуче:

– «Александрийская Рулетка», приготовится к гравимагнитному захвату и стыковке с корпусом рейдера. Повторяю, стыковка с корпусом рейдера «Искандер» через три… две… одну секунду.

«Рулетку» еще раз тряхнуло, и двигатели взвыли, борясь с неожиданно возникшими векторами тяготения массивного объекта рядом. Искин, выматерившись, отключил их, и корабль затих в захватах неизвестного никому из присутствующих рейдера.

– «Искандер» вызывает «Рулетку», – продолжил тот же голос. – Переход в гиперпространство через пять секунд.

– Ребят, вы достали, – устало выдохнул Док, усаживаясь в капитанское кресло. – До точки перехода еще… – он осёкся, почувствовав, что они уже вошли в гиперканал. – Рановато как-то, – непонимающе пробормотал он, сверяясь с показаниями приборов.

– Мы наступили в гумно, Док, – изрёк в наступившей тишине искин корабля. – Кому салфетку?

– Не хочу добавлять в дерьмо дрожжей, – осторожно начал Шут, – но судя по курсу, мы не просто провалились в космический сортир там, где его не было, пристыкованные к неизвестной посудине размером с крейсер, но еще и движемся к Марсу. Прямиком к МАСК и всему пакету удовольствий.

– Мя-я-я-яу-у! – послышалось из приоткрытого кармана брони Шута.

Двадцать Шестой вытащил обратно свою металлическую голову из портала с временным и пространственным смещением. Плоскость тут же пошла едва заметными рябыми всполохами, которые начали потрескивать от пробегающих по ткани портала искорок.

«Прости, Макс, но мне срочно нужен ремонт, пока тут не началось что-то страшное», – подумал Двадцать Шестой, быстро удаляясь прочь, на поиски бригадира.

Глава 4. Лондресс. Судья и монах

Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis

Adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine et virtute Domini Nostri

Обряд экзорцизма, Rituale Romanum.

4.1. В поисках Джека Душегуба.
Размышления Судьи

Аббатство Рик покинул в странном настроении – казалось, что мир подёрнулся тусклой плёнкой, скрадывавшей эмоции и энергии окружающих людей, но, вместе с тем, восприятие стало чище и ярче в других аспектах. Буйство цветов, невидимых обычными глазами, утихло, но стали различимы более тонкие их оттенки, говорящие о вариациях и нюансах настроения и чувств.

Пространство принятия решений, в которое Судья проваливался раньше едва ли не на каждом углу, встречая морально-этический конфликт, или противоречие своему внутреннему кодексу, тоже отстранилось, и это позволяло оставаться чуть более человеком, чем ранее.

Он кликнул кэб, и взобрался в покачивающуюся на мягких рессорах коляску, влекомую, для разнообразия, лошадью. Возница принял монетку вместе с краткими указаниями: «К докам. Северный въезд, Третий мост», щёлкнул плетёным кнутом над ушами каурой кобылы, задав спокойный темп. Как раз такой, чтобы не спешить, но и позволить пассажиру насладиться мыслями и панорамой вдосталь.

Морган вдохнул вечерний воздух, щедро сдобренный туманом и смогом, чихнул, и поднял воротник своего плаща, понемногу обраставшего короткой, но очень тёплой шёрсткой. Ему как раз немного хотелось подумать – о мирах, временах, и превратностях судеб, допускавших наличие двойников известных ему людей. «В самом деле, – сказал он сам себе, – почему бы здесь не быть близнеца старого боцмана, или, в качестве бреда, и самого капитана Моргана? Мэт Логан же нашёлся… Хоть он не совсем Мэт, очень не Логан, и уж точно не Кардинал, за неимением их в здешней табели о церковных рангах… Но почему именно здесь и сейчас? Что за этим кроется? И кто такой, чёрт возьми, этот Джек-Потребитель?»

Память услужливо подсунула ему целый ворох легенд и историй из ближайших миров, включая Землю и её многочисленные отражения. В каждой истории этот зловещий персонаж являл себя по-разному – в одном мире он убивал только проституток, демонстрируя высокий уровень владения мастерством хирурга, в другом – вешал торговцев рабами, словно профессиональный заплечных дел мастер. Он появлялся во временных отрезках, аналогичных XIX-му веку Земли, и резал, жёг, давил, вешал, пил кровь, вырезал глаза, выгрызал глотки и выедал печень деклассантов и представителей низших кругов, с редкостной педантичностью и истинно английской пунктуальностью. Впрочем, иногда он замахивался и на аристократию или средний класс, но никогда – почти никогда – не был пойман. Даже убив короля в одном из миров, во время прогулки Его Величества, а-ля Гарун Аль-Рашид, по низкопробным пабам и домам увеселений тела, Проклятый Джек умудрился избежать наказания…

Он всегда «работал» в лоне Лондона, как бы не звался этот город – Лондра, Лондиний, Плоувониде, Люнденбург… И всегда – по ночам. Сейчас, используя опыт и знания инфосферы многих миров, Рик мог сказать с ужасающей определённостью: Джек был порождением воли города. Даже не так… Воли Города с большой буквы «Г». Его органом, придатком, фагоцитом, выполняющим странную миссию по очищению гигантского организма, ставшего живым и обретающего разум. Рано или поздно, когда Лондон понимал, что его инструмент неэффективен, тот исчезал во тьме, оставив страшный кровавый след в памяти поколений горожан, и едкий флёр тайны и смерти – в пространстве принятия решений мира.

Здешний Душегуб отличался от тензора развития Лондресса – по всем законам, он должен был применять либо насилие механистичное, при помощи инструментов врача, инженера, или, на худой конец, плотника, сварщика… Либо обращать на своих жертв силы Природы, если Город, пробудившись, избрал в качестве опорного тезиса догмы Церкви Кристоса-Духа Жизни… Интуиция Судьи вопила: «Здесь что-то не так!», и Ричард был склонен к ней прислушаться. Отнимать душу, питая себя и, возможно, Город – это отдавало страшным отклонением вероятности, которое могло привести к очень и очень неприятным последствиям. Нет, не к гибели мира. Для того одного Города и одного Джека явно недостаточно, будь они даже в тысячу раз сильнее и активнее. Ноосфера, если она исправна, способна нивелировать и не такие возмущения… «Если она в порядке, ноосфера мира, – подумал Морган, вглядываясь в рыжий отблеск огней газовых фонарей, и смахивая с ресниц оседающую влагу холодного тумана. – А если нет? Если причина кроется в этом? Мир слишком слаб, и та болезнь, что раньше проходила без следа за несколько лет, сейчас его убивает? Даже чума, как и почти во всех мирах, разразившаяся в Лондрессе в семнадцатом веке, не причинила такого ущерба, как, например, на Земле. Несколько сотен умерших, пять тысяч больных, и Поход Очищения Инквизиции, силой Духа Жизни уничтоживших чуму и крыс… Да так, что потом в этой местности даже оспой не болели, не говоря уж про холеру».

4.2. В таверне у Джонни

Когда идёшь по переходам и помещениям своего старого, много повидавшего и пережившего корабля, то почти всегда ощущаешь дыхание истории, чей странный сладко-солёный ветер будит и оживляет воспоминания… А потрескивания и тихие, едва слышные щелчки бортовой автоматики, сопровождающие каждый миг бытия огромного металлокерамического тела рейдера, только добавляют таинственности.

Капитан остановился перед третьим грузовым шлюзом, прикоснувшись ладонью к холодному металлу переборки, и долго стоял, прикрыв веки – словно хотел услышать что-то, доносящееся из глубин времени и пространства, да, может, никогда и не звучавшее. Где-то повизгивали сервоприводы систем подачи воздуха и ныли трубопроводы, перегонявшие под высоким давлением многочисленные жидкости и газы, тихо звенели электромагнитные затворы реактора, попискивала тонкая мехатроника исполнительных систем и басовито гудели, словно стая разозлённых шершней-невидимок с пятой Гаммы Козерога, маршевые двигатели.

Он слышал сейчас весь корабль, все двести пятьдесят метров «стали и натиска», «Stahl und Angriff», как образно выражался Пауль Кюхессер, капитан «Тюрингии», с которым было когда-то выпито немало шнапса и тёмного пива…

Корабль жил. Пока ещё жил.

Как долго оставалось той жизни?

Ричард открыл глаза, и несколько мгновений изучал низкий бревенчатый потолок, потемневший от времени. Внутри сознания утихал вихрь паники, и сердце успокаивалось, медленно снижая темп сокращений. Сон выглядел непривычно ярким и живым. Ощущение палубы «Астарты» под ногами, вкус рециркулированного корабельного воздуха, наполненного тонкими оттенками металла, пластика и озона, звуки оборудования – всё это казалось таким жизненным, реальным и настоящим… Он даже подумал, что снова оказался там, на рейдере, в мире, пережившем катастрофу Строителя. И успел испугаться.

Судьба не зря забросила его, ставшего Судьёй, в реальность Лондресса. Он был нужен здесь, сейчас – чтобы помочь этому несчастному миру выжить. Вернуться назад, в Протекторат, где уже существовал один Ричард Морган – это означало даже не поражение, но много хуже. Это была бы ошибка. Из тех, которые не прощают. Ни самим себе, ни другим.

Морган сделал глубокий вдох, и прислушался к ощущениям. Судя по всему, он находился в маленькой комнатушке на втором этаже таверны Джонни, над хозяйственными пристройками и кухней. Голова не болела, тело слушалось Судью идеально – у таких, как он, не бывает похмелья… Даже если отключить нейтрализацию алкоголя, максимум, что произойдёт – лёгкая спутанность мыслей и дезориентация на утро после возлияния.

А выпито вчера было немало. «Вот же дёрнул чёрт набраться, туды его в качель, – подумал Рик, тасуя помятую колоду своей человеческой памяти, и вспоминая Кацмана. К памяти Судьи он предпочёл не обращаться – там-то всё хранилось в полном порядке, упорядоченно и холодно, от первой капли и до последней песни, но… Это было бы неправильно. – И зачем я согласился с Джонни, который, зараза, наливал „для дегустации“ бокал за бокалом?»

В дверь коротко постучали. Рик встал с массивной кровати, и критически осмотрел себя. Одежда была почти в полном порядке, только пояс слегка сбился в сторону. «Сапоги снимать надо перед сном, – подумал Морган, поправляя пояс. – Тоже мне, высшая сила…»

– Войдите! – сказал он.

Дверь со скрипом отворилась, и в комнату заглянул бледный, как смерть, Лонгин. Вчерашние возлияния не прошли для него даром, и адская смесь напитков разной крепости и происхождения наградила служителя Духа Жизни сильной головной болью и прочими прелестями похмельного синдрома.

– Судья, я прошу прощения… – тихо проговорил он, крепко вцепившись в массивную ручку двери. – Хозяин таверны просил нас спуститься к обеду…

– Матиус, как вы себя чувствуете? – Рик покопался в карманах плаща, где, как он помнил, обычно обретался набор первой помощи. – Вот, возьмите.

Морган вытащил из небольшой плоской сумочки плоскую пастилку синего цвета, и протянул Лонгину.

– Что это? – недоверчиво осмотрел лекарство монах. – Это едят?

– Нет, в задницу засовывают… Шучу, шучу, – Рик с раскаянием поглядел на вытянувшееся лицо Лонгина, и добавил. – Положить под язык, и подождать, пока не рассосётся. Головную боль снимет точно, а вот за остальные симптомы не ручаюсь.

– Хорошо, Судья… – вздохнул Матиус, осторожно выполняя предписанное. – Хмм… Штранный вкуш…

– Пойдёмте вниз. Джонни, наверное, нас уже заждался, – Рик подхватил Лонгина, увлечённого изучением нового для себя вкуса, под локоть, и аккуратно повёл к лестнице, ведущей вниз, к общей зале.