– Ну он так сказал.
– А потом?
– Потом осень пришла, он к нашим гусям в клин затесался, сказал до юга с ними, и прямиком до дому.
– Эй Болтун! Хватит рассиживать, темнеет уже, возвращайся. Ты же не хочешь стать ужином для Ууков?
Это был глава их чердака Белоголовый.
– Вообще – то для Ууков – это завтрак!
– Когда один из них поймает тебя, поумничай если сможешь. Можешь ему свои истории рассказать. Да заходи же, кот тебя раздери!
Болтун стал прощаться с другом потому, что тот был с соседнего дома:
– Ладно Ворчун, пойду. Увидимся завтра. Слетаем на садик, посмеемся над неуклюжими детенышами людей.
– Договорились брат, – ответил Ворчун своим скрипучим голосом, который был его визитной карточкой, но вкупе с его невыносимым характером, вызывал зачастую только раздражение, только Болтун его принимал как друга, – До завтра.
Болтун двинулся к чердаку, а Ворчун неспешно шел вдоль края, как будто собираясь с мыслями перед полетом. Уже почти стемнело. Болтун зашел в окно чердака, уже начал погружаться в атмосферу полусонного воркования, но не успел отойти от окна далеко, как услышал с улицы странный и резкий звук, похожий на удар мягким о мягкое. Он осторожно, с любопытством выглянул на улицу, затем оглянулся убедиться, что Белоголовый не видит его, и вышел наружу. Быстрым шагом, переваливаясь он дошел до края крыши, осмотрелся вокруг, затем вниз. Внизу, еле заметные в темноте, плавно спускались на землю пара светло – серых перьев.
– Ворчуун! Эй! – не дождавшись ответа, Болтун развернулся и медленно пошел назад, говоря уже сам себе под нос, – Говорил я тебе, не мойся в этой луже под старой машиной. Скоро весь облысеешь.
Представив себе эту картину, он усмехнулся, и уставший от долгого дня, пошел спать.