Free

100 грамм предательства

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

В заточении. Советы от советника

– Поднимайся! – рычит надзиратель. – Тебе пора на допрос.

Мы долго петляем по коридорам и спустя десять минут каменные стены сменяются серыми, с обсыпающейся штукатуркой.

Ещё через какое-то время сначала появляется узорная отделка, а потом – портреты величиной с мой рост, и с каждого на меня глядит Регент.

Вот он – принимает поздравления по случаю своего избрания; а вот он – на открытии самой знаменитой жевальни, что стала символом города; а вот здесь – наслаждается изысканным ужином, распластав на коленях свою гордость – необъятное пузо.

Так, шаг за шагом, я просматриваю историю правления последнего Регента.

Перво-наперво в сознание врывается аромат. Пьянящий. Соблазняющий. Будто я снова шагаю по проспектам города, вокруг сплошные жевальни, а впереди меня ждёт встреча с Буббой и Фолком.

Желудок недовольно начинает урчать – будто животное, которое потревожили, пробудив ото сна.

Стоит надзирателю открыть очередную дверь, как становится ясно, откуда такой дивный аромат. Прежде всего в глаза бросается широкий стол, заставленный всевозможными тарелками. За всю свою жизнь я не видела разом столько еды и уж тем более – никогда не пробовала.

За столом восседает мужчина внушительных габаритов. На его толстой шее болтается маленькая лысая голова. Ощущение, что всё перепутали и наскоро сшили два разных комплекта, ну или голова просто не поспевает расти за туловищем. Вот мужчина накалывает вилкой какой-то деликатес и отправляет в рот. Жуёт он долго и смачно.

Мой рот наполняется слюной, а в голове нарастает шум – ещё немного, и голова взорвётся… Усилием воли заставляю себя отвести взгляд от стола и оглядеться.

Здесь буквально всё кричит о состоятельности и власти – это мир роскоши и богатства, приправленный лоском, будто сахарной пудрой к десерту.

Наглухо зашторенные окна не пропускают и лучика света: или на улице непроглядная ночь, или ткань у штор очень плотная. Освещает комнату люстра в форме древа жизни – каждый лист – это отдельная лампочка, которая переливается бледно-зелёным светом, среди них мерцают и розовые цветы жизни.

Позади мужчины во всю стену – фреска, на которой изображён наш город. Канал Дружбы чётко делит Эйдолон пополам. Слева сосредоточено всё его величие и красота – помпезные здания перекликаются с вычурными памятниками и инсталляциями, я даже вижу улицу Труда и Храм, где мы прятались. А возле Арки можно разглядеть плакаты с призывами беречь стабильность.

А вот по другую сторону – Бугор – распределительный центр синей кляксой застыл на карте, а дальше, в чёрно-белых тонах, изображена вся неприглядность Ямы, с его обветшалыми жилыми корпусами и старыми дорогами, напоминающими иссушенные артерии немощного старика… А над всем этим великолепием надпись:

Эйдолон – навсегда!

– Есть хочешь? – прожевав, мужчина кивает на стул по другую сторону от стола.

Вопрос с подвохом, это ясно как день, так что оставляю его без ответа и приглашение сесть тоже игнорирую.

– Что ж… – он ухмыляется. – Пора нам познакомиться. Я – Бо Фирст, советник Регента по безопасности. А кто ты, мне прекрасно известно. Ты – заноза в моей заднице. И ты жутко меня раздражаешь.

Пожимаю плечами, словно говоря – задница-то ваша, значит я тут ни при чём.

– Знаешь, зачем ты здесь? – толстыми пальцами собеседник хватает за хвост маленькую жареную рыбку и заглатывает её, будто кит.

Нет, я не знаю. Но догадываюсь. Запястье начинает покалывать. Не удивлюсь, если они приготовили для меня новую, более изощрённую, пытку.

Что это будет сегодня?

Мне переломают все пальцы?

Вырвут глаза?

Почему-то мне уже всё равно. Может, я уже дошла до той точки, откуда не хотят возвращаться?

– Что ж. Твоя сила воли вызывает уважение. Но тем интереснее будет тебя сломать…

«Ломать – не строить», – хочу возразить я, но лишь прикусываю язык.

Тем временем Бо Фирст расправляет белоснежное полотенце и вытирает о него свои пальцы, оставляя жирные пятна на ткани. У особенных всегда так: к чему бы не прикоснулись, всё изгадят, будь то салфетка или человеческая жизнь.

– Прежде чем взяться за дело основательно, я хочу тебе кое-что показать… – Скомканное полотенце летит на пол, а он кивает на метровый экран в углу. – Интересный контент, знаешь ли…

Экран загорается. Под звуки гимна появляется заставка – нежный росток, пробившись сквозь твёрдую почву, в считанные секунды превращается в древо жизни, а ниже извивается алой лентой лозунг:

Сила в стабильности!

Всё так и есть. Только стабильность бывает разная. У таких как Бо она заключается в богатстве и роскоши, а наша – в ветхости и убожестве. Стабильность Регентства направлена на обогащение элиты. А обычные люди боятся, как бы не стало хуже.

Мой собеседник нажимает на кнопку пульта, и заставка гаснет. Вместо неё возникает изображение мужчины. С интересом его рассматриваю. Особенный, но не слишком – по сравнению с Бо выглядит гораздо стройнее.

Он сидит в просторном кожаном кресле, почти утопая в нём, а позади – эмблема нашего города. Его седые волосы аккуратно зачёсаны назад, выцветшие голубые глаза смотрят с грустью, а старое лицо походит на сморщенное яблоко и почему-то кажется смутно знакомым.

– Кто это?.. – шепчу пересохшими губами, но Бо всё равно меня слышит.

– Внимай.

Бо нажимает на кнопку, и картинка оживает. Сначала мужчина пристально и как-то устало смотрит в камеру и долго-долго молчит, а потом, встрепенувшись, начинает говорить:

– По правилам надо бы представиться… Я не любитель соблюдать правила, так что начну с другого. С главного! – голос его вкрадчивый, такой легко убаюкивает, словно тихие морские волны.

Тем временем руки мужчины живут своей жизнью – теребят блокнот, лежащий у него на коленях.

– Сегодня я решил покончить с этим маскарадом, затянувшимся на долгие годы. – Произносит он. – Никогда не думал, что главным интервью всей моей жизни будет моё собственное… – он вздыхает, качая головой, – мог бы я предположить, что, будучи ярым противником власти, – главным бунтовщиком, – поправляется он, – в какой-то момент превращусь в орудие этой самой власти?.. Конечно, нет. Многие из тех, кто в меня верил, узнав правду, непременно осудят… Нет, я не буду пытаться себя оправдать, но постараюсь объяснить, как так вышло, что легендарный Эйрик Халле, ярый революционер, перешёл на тёмную сторону…

Так вот почему этот человек показался таким знакомым! Те же черты лица, те же глаза, только выцветшие…

Чувствую себя обманутой. Растоптанной. Раздавленной. Ощущение, что меня снова предали. Выходит, Эйрик Халле совсем не герой, а настоящий изменник? Где-то в груди начинает колоть, словно кто-то невидимый прошёлся острым лезвием.

– На самом деле здесь всё просто. Однажды я раскопал нечто такое, что должно было уничтожить Регентство и его систему изнутри. Но моё знание дорого мне обошлось – я загремел в Кульпу…

Но даже это не сломило меня. Поначалу – нет. Потому что со мной осталась вера. Я наивно верил, что народ не оставит меня. Верил, что мой арест перевернёт сознание граждан и бросит вперёд, на баррикады. И я терпеливо ждал… Ждал, что люди, ради которых я цеплял плакаты на шею и шёл ко дворцу, требуя свободы, возьмут штурмом Кульпу.

Наивный простак. Ибо горькая правда заключается вот в чём… Стоит человеку исчезнуть, как его тут же стирают из памяти.

А потом я встретился с Регентом III. Мне предложили шанс на… жизнь. Предложили работать на Министерство Культуры и Просвещения.

Прежний я никогда не пошёл бы на сделку. Но тот, в кого меня превратила Кульпа оказался слаб и, как бы это странно ни звучало, наивен. Да-да, именно так. И сейчас я объясню, почему.

Во-первых, я убедил себя, что смогу изменить систему изнутри. Смогу из Логова льва спасать несчастных кроликов. И это была величайшая глупость, которую я совершил. Никогда, слышите, никогда винтик не сможет остановить машину! Его просто-напросто переломит пополам… Я был тем самым винтиком, кроликом, если угодно, который мечтал договориться с хищниками о судьбе их добычи и потерпел фиаско.

Вместо этого меня самого постепенно превращали во льва… Когда тебе приходится вести себя, как лев и даже думать, как лев, однажды, глядя в зеркало, ты с удивлением заметишь, что оброс шерстью и отрастил клыки… Этой истине я начал учиться тридцать лет назад, а кончил – только на прошлой неделе, когда Регентство единогласно приняло закон об Утилизации.

Вторая и главная причина, по которой я пошёл на сделку с Регентом, да что там – с самим дьяволом – это моя…

Бо нажимает на паузу и Эйрик замирает на полуслове. Удивительно, но я совсем забыла, где нахожусь и почему здесь вообще оказалась – Эйрик Халле умеет затронуть струнки чужой души, даже если его собеседник родился много лет спустя после него…

Язык – распухший и шершавый, всё же так и чешется спросить, что это была за вторая причина. Но я понимаю – выключили моновизор не просто так. Поэтому я задаю совершенно другой вопрос:

– Зачем вы мне это показали?

– Чтобы ты не питала иллюзий. Теперь ты понимаешь? Тебе не по плечу тягаться с нами. Регентство – механизм, который безжалостно перемалывает любого, кто встанет на его пути. Мы сломили даже его, – он кивает на экран. – Его попытка, как ты понимаешь, провалилась с треском. Он решил, что умнее Регента, умнее системы, умнее власти… Наивный дурак… Обхитрить систему? Опорочить Регента? Свергнуть власть? Да он был настоящим идиотом, если полагал, что сможет разрушить незыблемый чётко выстроенный режим… – Бо поглаживает свою куцую бородку. – Так вот. Этому не бывать. Ему не удалось, и тебе не удастся. И твоим друзьям. Уж мы-то об этом позаботимся!

 

От его слов горло перехватывает, а ладони становятся влажными. Что ещё они придумали? Снова огонь? Ток? Четвертование? Или меня, наконец, убьют?.. Лучше бы последнее, но вряд ли мне грозит такое счастье.

– Не проще ли меня просто убить? – всё-таки спрашиваю я так легко, будто речь идёт о погоде, а не о собственной жизни.

– О, дорогуша… Запомни раз и навсегда – в этом мире ничего не бывает просто. Как говорится, даже прыщ…

Бо начинает ржать, да так торжествующе громко, что хочется его ударить. Подойти бы, размахнуться как следует… и раз… наотмашь!

А потом надеть ему на голову тарелку с объедками.

Но я продолжаю стоять столбом, а он продолжает смеяться. И в этом смехе есть всё – презрение, превосходство и даже радость. Думаю, его радует сломленный вид таких, как я.

– Так вот, – отсмеявшись, продолжает Бо. – Убивать тебя нельзя. Пока. Я предлагаю тебе сделку. Ты получишь свободу, хороший отсек на Бугре, какую-нибудь непыльную должность, хорошую эйдоплату… Как видишь… – он кивает на экран, – мы умеем выполнять обещания.

– А что я должна вам взамен?..

– Информацию, что же ещё?

– Я ничего не знаю! – слишком уж поспешно произношу я, понимая, что подобная сделка не для меня. Если я соглашусь, как потом буду смотреть на себя в зеркало?

– Да, конечно, мы в курсе. Даже старый добрый Террин тебя не разговорил, хотя многим достаточно только увидеть его малышку, и у них сразу развязывается язык.

При упоминании о старикашке меня передёргивает, что не укрывается от моего собеседника.

– Просто я действительно ничего не знаю… – произношу тихо.

– Я, кажется, предупредил, что просто – это не про тебя? Когда ты сбежала из города, тебя сопровождали трое, так что не морочь мне голову.

– Так и есть, но наши пути почти сразу разошлись…

– Их имена! И всё, что ты о них знаешь!

– Имён они не называли. Сказали, что тоже совершили побег… – вру я.

– Что, за несколько недель ты не удосужилась с ними познакомиться? – Бо берётся за следующую куриную ножку и впивается зубами в мясо. Рот наполняется слюной.

– Говорю же, наши дороги разошлись.

– А дневник? Расскажи-ка мне, как так вышло, что ты с одним из них вломилась в Музей, проникла в Хранилище и выкрала некий дневник этого самого Эйрика Халле.

Бо кивает на экран, где предок Дина застыл с раскрытым ртом, будто моля о помощи.

– Э-э…

Судорожно пытаюсь придумать, как ответить, но ничего не приходит в голову. Врать бесполезно, а признаваться в грехах я не намерена.

– Мне нечего вам сказать…

– Ну, что ж… Очень жаль, что твоя память тебя подводит. Попробуем её подлечить… Плюкаш!

Тут же рядом со мной вырастает мой персональный охранник и, дёрнув меня за руку, толкает к двери.

33 глава. Свобода требует жертв

Лето как-то незаметно состарилось. Август близится к концу. Дни стали короче, а солнце превратилось в бледное пятно на небе. Деревья постепенно желтеют, а ветер, подхватывая опавшую листву, носится по тропинкам острова.

– Как тебе книжка? – я лежу, растянувшись на покрывале вблизи василькового поля и жую травинку. – Понравилась?

Мы решили с Крэмом выбраться на прогулку, чтобы насладиться последними крохами лета. Кто знает, как скоро осень отвоюет наш остров?

– Крэм доволен как слон! Ты откопала самую лучшую книгу на свете! Вот, послушай…

Крэм вытаскивает из-за пазухи потрёпанное творение Ричарда Баха. – зашелестели страницы: – Он говорил об очень простых вещах: о том, что чайка имеет право летать, что она свободна по самой своей природе и ничто не должно стеснять её свободу – никакие обычаи, предрассудки и запреты. «Существует только один истинный закон – тот, который позволяет стать свободным, – сказал Джонатан. – Другого пути нет». – Крэм поднимает на меня взгляд. – Ты понимаешь, Кара? Мы как чайка Джонатан в книге, а город – это Стая… Нам нужно всего-то рассказать Стае о свободе…

– Не всё так просто, Дружок… – не соглашаюсь я. – Твой Джонатан наверняка тоже столкнулся с трудностями?

– Щас… – Он снова листает страницы. – Вот… «Почему труднее всего на свете заставить птицу поверить в то, что она свободна, – недоумевал Джонатан, – ведь теперь каждая птица может убедиться в этом сама, если только захочет чуть-чуть потренироваться. Почему это так трудно?». Ему пришлось несладко…

– Ну а чем всё кончилось? Он справился? Как ему это удалось?

– Он был терпелив и мудр и знакомил Стаю со свободой на собственном примере, вот как! И он выстоял, у него получилось! – Крэм смотрит на горизонт, где слоится облачный пирог черничного цвета. – Как бы и я хотел однажды стать свободным и полететь…

Я улыбаюсь.

– Но ведь ты сам сказал, что свобода внутри? Значит, важно ощущать себя свободным?

– Ну да… – соглашается он. – Но Крэму так хочется стать лётчиком и… – он бережно кладёт книгу на плед и, вскочив на ноги, сдвигает пилотку на бок и разводит руки в стороны, изображая самолёт, – полете-еть!

– Эй, подожди меня!

Я тоже поднимаюсь на ноги и несусь вслед за ним в самую гущу васильков.

***

С тех пор, как Магнус заполучил дневник, его почти не видно. Даже два подряд собрания были отменены… На трапезах он появлялся задумчивый, быстро ел и снова пропадал у себя в кабинете.

Ви-Ви взялась за подготовку к свадьбе – уже предложила три варианта меню, никак не желая понять, что мне всё равно, чем она будет нас кормить.

Я мечтаю лишь об одном – быть с Дином. И в радости, и в горе. Пока же нам достаются только вечера после работы. Мы бродим по дорожкам Либерти, держась за руки и непрерывно целуемся. Стоит ему коснуться моих губ, и я снова взмываю в небеса.

Сидя прямо на траве вдоль аллеи Любви, мы смеёмся и строим планы на будущее.

– Нет, ну а всё-таки сколько? – не унимается Дин.

– Ну хватит! – хихикаю я. – Не знаю… Ты бы видел, как мучилась Марна… Давай начнём с одного, а там посмотрим?

– Договорились! – он вдруг заваливает меня в траву и нависает сверху. – Но обещаю, что одним мы точно не ограничимся!

Травинки щекочут шею, и я поворачиваю голову на бок. Дин тут же использует эту возможность и целует моё ухо. Прикрываю глаза.

Восхитительно.

– О, Дин…

– Ты так прекрасна… – его шёпот звучит музыкой и заглушает удары сердца, которое неистово бьётся под его ладонью.

Нет, это он прекрасен… Открываю глаза. В свете заходящего солнца Дин одновременно выглядит искусителем и непорочным ангелом. И он теперь – мой.

***

Очередное воскресное собрание всё-таки состоится и Красный зал уже забит до отказа – все соскучились по Магнусу и его речам. Снова занимаю место в первом ряду рядом с Дином. Он нежно гладит меня по руке и мягко улыбается.

В воздухе на этот раз витает нечто таинственное и загадочное. И это нечто обретает форму, стоит Магнусу войти в зал с дневником в руках. Сам Магнус выглядит до того торжественно, что у меня невольно перехватывает дыхание.

Взобравшись на сцену, он дарит нам улыбку, а затем победоносно выбрасывает вверх руку с потрёпанным маленьким блокнотом.

– Вот оно, дорогие мои! – громко произносит Магнус. – Оружие, которое поможет нам в борьбе с Регентством!

Зал загудел. Я тоже подаюсь вперёд, в предвкушении. Что-то сейчас будет…

Дин, тихо извинившись, поднимается на сцену вслед за отцом.

– Мы так долго этого ждали! Пришло время нанести удар. Хватит нам отсиживаться. Это наша земля и никакой Регент не вправе нас лишать её. Итак… Я внимательно изучил записи Эйрика Халле. И обнаружил нечто удивительное. Воистину сегодня великий день! В наших руках оружие, благодаря которому мы покончим с особенными. Это… – он снова трясёт дневником в воздухе, – поможет сокрушить Олимп раз и навсегда. Мы разрушим его и построим новый мир на обломках старого. А потом провозгласим единственно верных правителей – свободу и равенство, дорогие мои!

– Что же это за оружие такое, Магнус? – спрашивает старый Шпанс, кряхтя и закашливаясь. Сегодня даже он здесь.

– О, это… взрывчатка. Много взрывчатки… Итак, Эйрик Халле был одержим идеей свергнуть Регента и его правительство. И уже в то время он использовал подземные тоннели, которыми мы пользуемся по сей день.

Так вот, однажды совершенно случайно он обнаружил залежи взрывчатки. Оказалось, что ещё во времена Кровавой войны город был заминирован. Если бы враги прорвались, его бы не сдали, а взорвали.

После войны детонаторы, конечно, отключили, но взрывчатку убирать не стали… То ли забыли, толи решили оставить на всякий случай. И прежде чем исчезнуть, Эйрик успел провести колоссальную работу по поиску этой взрывчатки и нашёл практически её всю… Жаль, что дальше дело не пошло, потому что он пропал… Но здесь… – Магнус снова машет дневником. – всё подробно описано. И мы… его потомки… доведём дело до конца! Избавим город от особенных, уничтожив Олимп!

От слов Магнуса у меня мороз по коже, но ещё больше я ужасаюсь, когда все свободные громко аплодируют. Звон стоит такой, точно бомба уже взорвалась.

Они обнимаются, совсем как на фестивале Свободы – желая друг другу победы над особенными. Никого, похоже, и не волнует, что речь идёт о тысячах жизней.

– Нам остаётся только отыскать их и запустить! – продолжает Магнус. – Но тут, я уверен, ты нам как раз и поможешь, – обращаясь к Шпансу, гремит Магнус. – Уничтожим этих тиранов раз и навсегда.

Аплодисменты водопадом обрушиваются на меня, унося в пучину разочарования. Это неправильно, так не должно быть. Не могут люди, так отчаянно любящие свободу, быть такими кровожадными.

Когда зал постепенно затихает, я несмело поднимаю руку вверх и тихо спрашиваю:

– Э-эм. Я не совсем согласна. Можно… можно мне высказаться?

Десятки глаз устремляются на меня. Но больше всего меня пугает Магнус. Наверное, если бы взгляд мог убить, я бы уже упала замертво.

– Что ж, если тебе действительно есть что сказать, милости просим.

Несмотря на вкрадчивый и спокойный голос Магнуса, я понимаю, что он в бешенстве. Ярость его таит скрытую угрозу и напоминает водяную воронку, которая затягивает в непроницаемую глубину. Но отступать некуда, так что я сбивчиво продолжаю:

– Но ведь на Олимпе живут тысячи людей. И не все из них плохо относятся к стандартным или дефектным. Вы… делите всё на белое и чёрное, но мир… гораздо шире. Краски смешиваются, образуя новые цвета и оттенки. Вы сами говорили, что ярлыки – удел Регентства. А теперь сами…

– Я тебя услышал…

Магнус останавливает меня жестом, но я всё же решаю закончить свою мысль:

– Но ведь там, кроме сытых особенных, сутками напролёт пашут те, кто тоже пострадал от Регентства, такие же люди, как и мы с вами. Дворники, водители, прислуга, повара и официанты… Они ведь тоже могут погибнуть…

– Достаточно, Кара! – Магнус обрывает меня на полуслове.

Я смолкаю, и вокруг воцаряется тишина. Она укутывает нас, заполняя даже самые мелкие щели в зале.

Моя отвага куда-то испарилась. И теперь всё, чего мне хочется, это последовать вслед за ней. Но я упрямо вздёргиваю подбородок, стараясь держаться уверенно. И встречаюсь взглядом с Дином. Он стоит рядом с отцом, плечо к плечу, и смотрит на меня с недоумением, и оно ударяет сильнее, чем ярость Магнуса.

– Я только хотела сказать, что…

– В следующий раз, если ты захочешь что-то сказать, – резко обрывает меня Магнус, – говори наедине. – Впервые в его голосе я слышу угрожающие нотки и мне становится не по себе. – А теперь… – он уже снова обращается к публике, – давайте за работу…

Все расходятся по своим делам, в зале остаюсь я, Илва, Магнус и Дин.

– Кара, подойди… – властно приказывает Магнус. Приходится подчиниться. – Чтобы это был последний раз, когда ты… – он подбирает нужное слово, – ставишь под сомнение мои слова или действия.

– Отец… Я уверен, Кара ничего такого не имела в виду! – заступается за меня Дин.

– Я сам делаю выводы, сын. – Магнус непреклонен. – Я тебя предупредил.

– Мне казалось, мы свободные, а значит имеем право на свободу слова, за которую так ратовал Эйрик Халле! – не выдержав, говорю я.

– Свобода свободой, но дисциплину никто не отменял… Если дать людям безграничную свободу – она породит хаос, Кара.

– Я всего лишь хотела сказать, что методы свободных кажутся мне… жестокими.

– А мне казалось, я ясно дал понять, что решения здесь принимаешь не ты! Разговор окончен. Илва, пойдём, нам нужно многое сделать.

Я наблюдаю за тем, как они уходят и на сердце у меня тревожно.

– Кара, послушай… – это Дин. – Не нужно так остро реагировать. – Он приобнимает меня за плечи. – Пойми, мой отец всю жизнь борется с особенными… А до этого боролся мой дед, а до этого…

– Да, знаю… Вся ваша династия положила свою жизнь на борьбу! – впервые упоминание о семействе Халле вызывает у меня раздражение. – И ты продолжишь дело, когда это потребуется.

 

– Необязательно. Если оружие сработает как надо – мы победим. Наконец-то победим! – мечтательно произносит Дин.

– Но ведь погибнут люди.

– Люди?.. Они-то нас за людей не считают. Нас вынудили уйти, а остальных угнетают и эксплуатируют. Разве это правильно?

– Нет, Дин… Но ведь там живут и те, кого эксплуатируют. Они ведь совсем ни при чём.

– А ты подумай, что было бы с тобой, если бы мы не вмешались, Кара. Хоть кто-то за тебя заступился тогда?

Я вспоминаю испуганных жителей Ямы, которые шарахались от меня, будто от прокажённой.

– Они запуганные – это да. Но охотились за мной КБН и Полиция Внешности, а не весь Олимп! – парирую я. – Это как если за мою позицию вы станете наказывать всех жителей острова, согласись, это ведь дико?

– Не сравнивай, пожалуйста, это совсем другое.

– Ну, конечно… Другое, только потому что вы так решили. Скажи, Дин, как ты можешь рассуждать так категорично? Ты ведь сам даже никогда не был в городе…

Глаза Дина на мгновенье темнеют – я задела его за живое.

– Я верю своему отцу, Кара. И остальным.

– А своей невесте, выходит, не веришь, да? Что ж, понятно. Извини, я пойду…

Покидаю Красный зал с высоко поднятой головой, иду медленно, мысленно моля Дина, чтобы он бросился вслед, остановил, признал, что и в моих словах есть доля истины.

Но истина в том, что я осталась совершенно одна со своей правдой.

Вокруг ни души.