Ноилениум

Глава 3

Лицо судьбы.

Саша назвал свою фирму «Пегас» ибо ему казалось, что ассоциация с крылатой лошадью будет приносить успех. Однако бизнес упорно не желал взлетать в высшие слои компьютерного бизнеса. Поставками офисного оборудования и программистским трудом теперь в городе не промышлял разве что ленивый. Конкурировать с богатыми фирмами было почти невозможно и положительное сальдо «Пегаса» едва держалось на услугах сарафанного радио и некотором количестве постоянных клиентов. Трудовой коллектив фирмы был маленьким, но колоритным.

Правая рука Саши – молчаливый Прохор Синицын, мог сутки напролёт сидеть за монитором и при этом не выглядеть усталым или больным. Неразговорчивость помощника окупалась профессионализмом и преданностью делу. Прохор приехал в Петербург откуда-то с периферии. Саша были неведомы детали его личной жизни. Зато за деловые качества программиста можно было простить даже его стоптанные кроссовки, от которых в любое время года разило за версту, как от настоящей трудовой лошадки. Из-за этих самых кроссовок Саше приходилось каждый раз набирать побольше воздуха в грудь, прежде чем войти в тесный кабинет Синицына.

Бухгалтером служила Фаина Аркадьевна Голденберг. Дама, стряпающая не менее элегантные финансовые отчёты, чем дата рождения в её паспорте. Благодаря данному факту отношения «Пегаса» с налоговыми службами всегда были в полном порядке. Фаина быстро складывала в уме многозначные цифры и бесцеремонно отшивала рекламных агентов и продавцов мелочи, которые время от времени стучались в дверь маленького офиса.

Когда на пороге возникало очередное сияющее лицо с мешком всякой дребедени в руках и тараторило речитативом: «Добрый день. Я – Арсений, представитель фирмы «Рога и К». Я хочу подарить вам уникальнейшую возможность…», Фаина отвечала примерно следующее: «Милейший, вам кто-то пошутил. Ваша уникальная возможность была профукана в десятом классе». Далее растерявшегося ходока выпроваживали прочь.

Искал клиентов и вёл с ними предварительные переговоры турок Эльдар Гунгор. Из Турции в Россию его привела страсть к пышнотелой завмагом Зинаиде. Дамочка даже вышла за него замуж и честно зарегистрировала в своей квартире на Литейном. Однако через пару лет благоверная заскучала и купила турпоездку в Грецию из которой вернулась с новым увлечением в пергидрольной голове. С Эдгаром она тут же оформила развод. Впрочем, надо отдать должное турку: за пару лет прожитые в Петербурге, он освоил русский язык и завёл кучу друзей.

В «Пегас» его привел Макс, порекомендовав как лучшего менеджера Петербурга. Саша тогда настороженно воспринял нового человека. Но глядя на то как виртуозно Эльдар расправляется с клиентами, одаривая их самой приветливой и солнечной улыбкой, Чернецов отмёл все сомнения. Таким образом, Эльдар легко влился в небольшой коллектив, привнося в него пряные восточные нотки и заняв свою нишу.

Следующий день принёс Чернецову неприятную работу: программа, которую он считал фактически готовой, упрямо выдавала ошибку. Он потратил кучу времени на то, чтобы найти злополучный баг, однако дело не клеилось. Посторонние вопросы упрямо возникали в голове и Саше никак не удавалась сконцентрироваться. Что делала Роза возле его дома? Почему её убили? Откуда неприятное ощущение, что она ждала именно его? Саша тёр виски и смотрел в окно, но ответы не приходили.

Раздался стук в дверь и на пороге возник Эльдар с неизменно ослепительной улыбкой:

– Привет, Александер-бей. Что помятый такой? Не выспался? Али красивый девушка мешаль?

– Эльдар, не до шуток. Я серьёзно не выспался.

– Что так?

– Думал много.

– А ты не думай. Ложись спать и ни о чём не думай. Меня бабушка Гамзе-ханум так в детстве учила, когда я боялся засыпать один.

– И что, помогало?

– До сих пор помогает.

– Я так не смогу – не думать. Если б по башке кто шибанул.

– Ты Аллаха не гневи, Сашка. Могут и правда шибануть.

– Не буду. Заказы новые есть?

– Нет, пока висим. Но… – Эльдар поднял указательный палец вверх и сделал эффектную паузу.

– Что «но»?

– Если не сорвётся, то скоро я приведу шикарного клиента с великими планами, только надо завершить текущие дела. Потом времени не будет.

– Слова-то какие…

– Обижаешь. Я турок! Сын великого Ататюрка! Обещаниями не бросаюсь на голом месте.

– На пустом, Эльдар, на пустом месте. Я тебе верю. Но наверное, придется вам закончить текучку без меня. Устал я. Пару дней в офисе появляться не буду. Надо кое-что обдумать. Звоните только, если будут срочные вопросы.

– Ладно. Но ты мне не нравишься.

– Ничего. Я не красна девица, чтоб тебе нравится. Работай давай для всеобщего блага.

Эльдар в очередной раз сверкнул улыбкой и исчез за белой филёнчатой дверью.

С того дня Саша почти безвылазно сидел дома, просматривая криминальные сводки; обзванивая дальних родственников и старых знакомых. Большинство номеров были уже неверны, но те кто отвечал с трудом вспоминали, кем им приходится Чернецов, не говоря уже о Розе. Саша страшился и одновременно жаждал узнать что-либо новое о её убийстве. Они никогда не были друзьями или врагами. Не имели общих тайн. Саша, ещё мальчишка в те годы и Роза, безликое молчаливое создание, постоянно таскающее бабушке тарелки с кашей или лекарства… Ловящее каждое бабушкино слово… Бабушка! Вот та ниточка, которая связывала их, по сути чужих друг другу людей. И он старательно пытался вспомнить всё, что слышал или видел в те дни…

…Стоял на редкость тёплый июнь. Тогда самым любимым Сашкиным занятием было валяться в огромных зарослях гортензии на старом покрывале, которое стелила бабушка прямо на траву. Ему нравилось слушать стрекот цикадок, ловить аромат вянущих на жаре цветов, наблюдать за ленивым полётом птиц. Кустарник цвёл почти под окном бабушкиной спальни, которое частенько было распахнуто настежь. Благодаря последнему обстоятельству как-то раз Саша невольно подслушал разговор, из которого тогда ничего не понял, и потому благополучно забыл. Роза о чём-то просила Маргариту, а та уже серьезно больная, нехотя отбивалась. Саша подкрался ближе. Роза настаивала:

– Маргарита Вульфовна, вы же знаете, как я вас уважаю. Никогда не сделаю вам во вред, но оставлять серьёзные вещи мальчишке – неразумно. Поймите, он не оценит. Не сбережёт.

Бабушка отвечала слабым голосом, но в нём звучала обычная уверенность:

– Нет, Розочка. Я приняла решение. Сашенька – умный мальчик. Он мой единственный наследник. Кроме того, так распорядился Пётр.

– Но вы сами сказали – мальчик! Дитя!

– Пусть так, – отвечала Маргарита. – Но не волнуйся. Я найду способ оформить всё разумно.

Роза опять раздражённо убеждала, приводя всё новые аргументы, но бабушка стояла на своём…

Вспоминая об этом теперь, Саша ясно понимал, что у Маргариты Вульфовны были свои взрослые тайны, в которые она его не посвящала. Однако Розе они наверняка были известны.

А в среду позвонила Люся. Она сдержанно попросила забрать её и мать из Ольгино. Саша понял, что обида не забылась, а как это часто случается с женщинами, многократно прожёвана словно жвачка и раздута до невероятных размеров. «Если этот пузырь лопнет, долго не отмоешься», – обречённо думал Чернецов, заводя машину.

Дорога ложилась ровной графитовой лентой, петляла поворотами и расслабляла. Мысли будто остались дома, в холостяцкой квартирке. Вчерашние тревоги превратились в обрывки тумана, который тает при первых лучах солнца. «Всё будет хорошо», – наконец созрела оптимистичная мысль и в это мгновение на дорогу метнулась пожилая женщина, стоявшая прежде на обочине. Саша резко затормозил, но столкновения избежать не удалось. Глухой стук возвестил об ударе. Внутри всё похолодело. Сердце стучало в висках, но мозг соображал ясно: он не мог критически навредить ей. Из-за дорожных работ, которые велись на этом участке скорость Тойоты была невысокой.

Саша огляделся по сторонам. Никого не было. Если он сейчас заставит себя выйти из машины и состояние женщины не совсем плачевно, у него есть шанс решить ситуацию мирно. Нужно только заставить себя выйти.

Однако она поднялась сама и хромая, направилась к водительской дверце. Это была пожилая цыганка. Лицо испещрённое морщинами, сразу показалось недобрым, а острый взгляд проник в самую душу. Саша вышел ей навстречу и спросил:

– Что же вы не смотрите по сторонам, когда дорогу переходите? Отвезти в больницу?

– Не надо в больницу, соколик. Нога у меня всю жизнь кривая. На непогодь так болит, что ступить не можно. Вот и сейчас крутит, зараза. Не надо в больницу. Цела я. Только от бед это тебя не избавит.

– От каких бед? Вы сами виноваты. Переходили в неположенном месте. На дорогу не смотрели.

– Что мне на дорогу смотреть? Я судьбу наперёд вижу. И человека в казённой форме вижу, и недобрый знак в твоей жизни.

– Ладно, сколько хотите?

– Немного хочу, голубь… Людские пути в клубок сплетаются. И один Бог знает, что за полотно из этого клубка будет соткано. Раз нас с тобою свели, значит так надобно. Потому много мне не требуется, соколик. Ладонь свою покажи. Может и подмогёт тебе старая цыганка.

– Зачем вам моя ладонь?

– Показывай, говорю, руку. Ладонь – это лицо судьбы. Ты мою судьбу мог оборвать сейчас, за это свою покажи.

– И это всё?

– Всё, всё.

Саша, мысленно матерясь и ругая на все лады свою беспечность, протянул руку. Старуха уставилась в ладонь, наклоняясь так низко, что её грязные волосы и длинный нос, едва не задевали кожу. Отвращение с каждой секундой становилось всё отчётливей. Больше всего на свете хотелось повернуть время вспять и объехать эту мерзкую бабу несколько минут назад. Тут она вздрогнула и начала плевать по сторонам.

– Слушай, может пора завязывать со спектаклем, а, Кассандра? – не сдержался Чернецов. – Держи косарь и я поехал.

– Нет, красавчик, забери деньги. Они прокляты и мне даром не нужны. Вот послушай, что я скажу тебе и век благодарить будешь старую Каце. Сперва про прошлое скажу и про настоящее, а если согласишься с тем, что услышишь, скажу что ждёт тебя. Согласен?

– У меня есть выбор? Говори и отстань уж. Я спешу.

– Ну, слушай, бриллиантовый. Вижу я женщину пожилую. Она над всей твоей судьбой висит будто меч. С ранних лет она была с тобой и жизнью твоей правила. Отец давно тебя покинул. В небо он ушёл и не вернулся. Матерь жива, но где-то далеко нынче. Так?

Саше стало неприятно, будто кто-то залез в душу и вытер об неё ноги. Откуда старуха знает об отце? Василий Петрович Чернецов, красивый статный мужчина, лётчик, служил в военной авиации и однажды на показательном представлении старенький ЯК не выдержал. Отец мог спастись, но предпочёл увести пикирующий самолёт подальше от толпы. Это спасло людей, но погубило отца.

А мать… Мать ещё в начале девяностых, закрутила любовь с музыкантом-испанцем, который приехал в Питер на международный творческий конкурс. Их роман был бурным и счастливым: мама вышла замуж и уехала в Испанию. Саша решил остаться, и ему тогда показалось, что её это ничуть не расстроило, а скорее, наоборот. «Ты уже большой. Решай сам», – всё, что сказала она ему тогда и улетела к любимому кабальеро. Так Саша и остался на попечение бабушки.

Тем временем Каце продолжала:

– Девушка у тебя есть. Хорошая. Любит тебя. Она – твоя судьба, а ты противишься. Напрасно… С ней ты будешь счастлив. Ну что? Права я?

– Возможно.

– Тогда слушай дальше. Женщина та, что прошла через твое детство – недобрая. И хоть нет её давно на этом свете, висит она над тобой как тать. И не только над тобой. Из-за неё кто-то недавно погиб. Дай-ка ещё гляну. Вот! Точно вижу знак. Тоже женщина, но моложе. И ты был знаком с нею, верно?

– Продолжай, – Саше показалось, будто в спину кто-то задышал холодом.

– До тех пор, пока эта тень не уйдет с твоего пути, счастлив ты не будешь. Убрать её трудно, но можно. Я научу. Слушай. Избавься от всего, что связано с ней. Как бы жаль не было – избавься. Что люди будут покупать – продавай. Что не купят – даром отдай. Только так свою жизнь спасёшь. Иначе загубит она и тебя, окаянная. Нет ей покоя. А потом, пятую часть от вырученного в Храм Божий отнеси и молитву сильную о ней закажи. Тогда откроется твой путь, груз с плеч упадёт, замки отворятся, оковы распадутся и будешь ты со своей девушкой счастлив. Двое ребятишек у вас будет. Вот они, смотри, – и старуха ткнула грязным ногтем в две малоприметные линии на Сашиной ладони.

Он брезгливо одёрнул руку и со словами: «Спасибо, достаточно», положил в карман цыганки «пятихатку». Слушать её Чернецов больше не мог.

– Смотри, соколик, твоё счастье – в твоих руках. Послушаешься и Бога благодарить за нашу встречу будешь, – прокаркала вслед старуха.

Саша ударил по газам и машина с визгом сорвалась с места. Прежнего спокойствия как не бывало. Откуда цыганка знала о гибели Розы? О папе и маме? Совпадение? А что, если она действительно обладает даром? Сейчас много об этом пишут. Надо признать, его бабушка всегда была очень требовательным человеком. Но она любила внука и её властность никогда не тяготила. А может быть, он просто не замечал? Ведь не зря почти все обитатели питерского дворика, где они жили, да и соседи – дачники, побаивались Маргариту. Мало кто водил с ней дружбу. Если подумать, то и настоящих друзей у неё не было. Однако когда бабушка хворала, кто-то неизменно присылал ей самые дорогие лекарства, цветы, книги. Кто это был Саша не знал. «Мой тайный воздыхатель», – отшучивалась бабушка, а внук и не пытался выяснить правду.

Из имущества она оставила ему огромную квартиру в Питере, которую Саша теперь сдавал и дачу в посёлке Лисий Хвост. Саша даже не помнил, когда был там в последний раз. И в тот самый момент он ощутил непреодолимое желание вернуться в старый, добротный дом. Ему захотелось увидеть его тёмно-коричневые стены, белые ставни и разросшийся сад, приносящий прохладу в жаркий полдень. Может быть, окунувшись в детские воспоминания он сумеет что-то понять и наконец-то сложить этот паззл.

Бардачок был полон всякого хлама, но к счастью на брелоке с ключами от бабушкиной квартиры, нашёлся и ржавый ключ от дачи. Люда подождет и её мама тоже. Саша свернул на ухабистую дорогу, ведущую в дачный посёлок Лисий Хвост.

Глава 4

Фамильные тайны.

Старый дом с укоризной смотрел на владельца облупившимися окнами. Саша толкнул калитку, пытаясь стряхнуть чувство вины. Нехотя, с жалобным скрипом, она распахнулась и впустила его. Облетевший сад и дорожка устланная листвой привели к крыльцу, как к храму. Только здесь был храм его воспоминаний. Храм его детства.

Он почти видел себя мальчишкой. Видел бабушку, накрывающую стол белоснежной скатертью. Вот она приносит блюдо с пирогами, затем кувшин с киселём и малину в хрустальной розетке. Над лакомством кружат осы, а Сашка бегает вокруг бабушки, едва не снося её с ног.

– Санька, не бегай! Мокрый уже как мышь церковная, – ворчит она. – Угомонись и вымой руки. И когда я научу тебя вести себя, как подобает Чернецову?

– А кто такой Чернецов?

– Ты и твой отец, и дед, и прадед, и прапрадед.

– Им тоже нельзя было бегать?

– Не задавай взрослым детские вопросы.

– Почему?

– Потому что ни один взрослый тебе на них не ответит.

– Почему не ответит? И почему если год бывает круглым, он не может быть квадратным?

– Александер, не порть мне нервы! Не то придется заняться твоим воспитанием. Ты обязан вести себя подобающим образом и точка. Нет в человеке твёрдого принципа – нет и жизненного стержня. У Чернецова такого быть не может, понял?

Сашка насупившись, кивнул. Он понял, что ничего не понял и бубня под нос шёл мыть руки к цинковому рукомойнику…

Что-то тяжёлое и холодное упало на лоб. Саша вздрогнул. Всего лишь капля с яблоневой ветки. Дождя уже не было, но сырость оставшаяся от вчерашней непогоды пробудила от детских грёз. Он наконец-то открыл входную дверь и спёртый воздух дохнул в лицо. Сколько времени не был он здесь? Он и сам не помнил.

Неторопливо отсчитывая шаги Саша миновал тёмное пространство длинного коридора. Затем прошёл в гостиную и поднялся наверх по лестнице. Здесь было ещё мрачнее чем внизу, но на чёрном полу под полуоткрытой дверью детской комнаты плясали странные едва уловимые синеватые блики. По спине пробежал холодок. Казалось, во всём мире остался лишь он и этот дом.

Почти на ватных ногах Саша вошёл в детскую. Всё здесь было по-прежнему. Лишь время оставило неизгладимый след на вещах, которые тонули и растворялись в сыром полумраке. Он осмотрелся, но не нашёл ничего, что могло бы искрить или светиться. Возможно, зрение обмануло его из-за излишнего напряжения и пережитого стресса. Больше в таинственной комнате оставаться не хотелось и обуреваемый суеверными мыслями Саша спустился вниз. Тут ему пришло на ум, что много лет назад бабушка хранила деньги и документы в банках с крупами и неплохо бы проверить: вдруг что-то осталось. Ведь в доме ничего не менялось с тех пор, как не стало Маргариты Вульфовны. Саша практически не пользовался дачей.

Скупой свет на кухне пробивался сквозь узкое окно. Саша пробежался взглядом по заплесневшему буфету, по шкафчикам со старой посудой и бутылями в паутине. Потом он принялся открывать дверцы наугад в надежде отыскать что-нибудь интересное и так увлёкся этим занятием, что ничего не слышал и забыл о времени. Неожиданно за спиной кто-то вежливо откашлялся.

Саша вздрогнул и обернулся. На него в упор смотрел незнакомец. Мужчине было что-то около шестидесяти лет. Благородная седина и недешёвый костюм намекали, что на дачу забрёл не простой любопытствующий. Мужчина вновь прокашлялся, словно смутившись создавшимся положением и произнёс:

– Прошу прощения. И в мыслях не было шпионить за вами. Я здесь по сугубо деловым соображениям. Мне необходимо побеседовать с владельцем этого дома. Если память меня не подводит, это вы и есть. Так ведь?

– Я и есть. Александр Чернецов. С кем имею честь говорить?

– Фессель Борис Вениаминович. Адвокат. Вот, держите визитку, – и мужчина протянул Саше чёрную визитку с золотым текстом, украшенным завитушками и большой глазастой птицей.

– «Сова»?

– Да-да, друг мой. Именно так называется моя контора. Сова очень мудрое пернатое. К примеру, у неё есть привычка селить в своем гнезде маленькую змею. Птенцы дерутся с ней за добычу, которую приносят взрослые совы. Это помогает им расти сильными и ловкими. Держу пари, вы этого не знали.

– Не знал. Однако было бы неплохо также узнать, чем обязан вашему визиту.

– Ах да, конечно. Простите стариковскую болтливость. О совах я мог бы рассказывать часами. Право слово, любопытнейшие создания. Но к делу! Видите ли, моя дача здесь неподалеку, а дочка вот замуж собралась. Вы спросите какое вам дело до чужих свадеб? Так вот она, знаете ли, в положении. Кто поймет нынешнюю молодёжь: женятся, чуть ли не на пороге роддома. Но оставим это. Главное, что у меня будет внук, а ребёнку нужен свежий воздух, простор. И я хочу преподнести им в подарок солидную дачу. А ещё желательно, чтобы молодые заглядывали ко мне время от времени, поэтому лучший вариант – дом поблизости. В городе-то, как мы все встречаемся? От случая к случаю. Всё дела нас вертят да жарят, как дичь на вертеле… Мог бы я конечно и свой дом предложить, да только мне самому порой требуется отдых и тишина. Личное пространство, так сказать. Так зачем мешать друг другу, если можно всё сделать красиво? Ваша дача прозябает в пустоте уж сколько лет. Но дом большой, добротный. Раньше на совесть строили. Ремонт организую и здесь снова будет кипеть жизнь. Смотрю: машина стоит у ворот, дверь открыта. Дай, думаю, наведаюсь и надо же как повезло. Самого хозяина встретил. Судьба… – многозначительно вздохнул адвокат.

– Простите, Борис Вениаминович, понимаю ваши обстоятельства, но на тему продажи не размышлял. Заехал исключительно из чувства ностальгии.

– Молодой человек, вы говорите смешные вещи! Скажу, как опытный адвокат: если недвижимость стоит без дела, ветшает и рушится, это ваш личный убыток. А вам, судя по всему заниматься домом недосуг. Вы же себя обворовываете. Ностальгия?! Она превратится в кучу хлама, а я из этого дома сделаю конфетку. Да и все эти легенды, которые кружат здесь и о которых любят посудачить старожилы… Сказки конечно, но должно быть неприятно. И оно вам надо? – осторожно поинтересовался адвокат.

– Какие легенды?

– Как?! Вы ни разу не слышали трагическую историю о ваших предках и этом доме? – деланно изумился Фессель.

– Ни разу, – подтвердил Саша.

– Ну что ж… Если пригласите меня в гостиную, готов взять на себя столь сомнительную миссию и поведать вам кое-что из этих россказней. Что из этого правда, а что – вымысел, решайте сами. Всё-таки странно, что вам ничего не известно. А с другой стороны… Вы ведь были ребёнком. Возможно и не стоило мальчишке забивать голову болтовнёй досужих тётушек.

– Проходите, Борис Вениаминович. Вы меня заинтриговали, – махнул рукой в сторону гостиной Саша.

Это была достаточно длинная комната с высоченным потолком и огромной люстрой, покрытой теперь грязной тряпкой. Стены, обитые гобеленами, давно находились в плачевном состоянии. Саша точно помнил их первоначальный тон: голубой с серым ажуром. Но непосвящённый человек ни за что бы об этом не догадался. Побитые молью бархатные шторы свисали под тяжестью пыли и времени. Выцветший ковёр казалось вот-вот рассыплется от шагов вошедших. Саша снял чехлы с двух кресел и устроившись в неприятной сырости одного из них предложил Фесселю сделать тоже самое:

– Присаживайтесь, пожалуйста. Извиняюсь за неудобства. Наверное, стоило поговорить во дворе или в машине, но вы сами предложили гостиную. Итак, слушаю вас.

– Не извиняйтесь. Здесь вполне комфортно. Я расскажу то, что помню сам. Хотя кое-что мог запамятовать, уж не обессудьте. В те годы, когда ваша бабушка Маргарита Вульфовна была молодой женщиной, я ещё под стол пешком ходил. Супруг Маргариты, ваш дед Пётр Чернецов слыл серьёзным человеком среди дачников. В посёлок наведывался редко. Да и стоило ему задержаться здесь, как на дороге появлялся автомобиль ЗиС, доступный в те годы лишь избранным и увозил его в неизвестном направлении. На первых порах болтали даже, что Чернецов имел отношение к КГБ. Однако я уверен, что это были лишь домыслы.

– Действительно, домыслы. Моя бабушка рассказывала, что дед был политзаключённым. Думаю, ей были хорошо известны все обстоятельства. И если это то, что вы собирались мне рассказать, то…

– Не торопитесь, молодой человек. Это всего лишь начало истории. Ваш дед действительно был арестован здесь, в этом доме. Но вряд ли кто-то доподлинно сообщит вам реальную статью, по которой он был осужден. Ведь после этого инцидента стали всплывать необычные факты биографии Петра Чернецова. Заговорили, что на самом деле ваш дед был крупным учёным. Правда не таким, о которых пишут в газетах, а таким, о которых известно лишь небольшому кругу высокопоставленных лиц. Обывателю его труды были недоступны. Одной из таких секретных работ оказалась исследовательская экспедиция в Арктику. В советские годы с ней носились, знаете ли. Это сейчас не ценят ничего: ни природные ресурсы, ни честь страны, – печально заметил адвокат. – Но не будем отвлекаться. Так вот, якобы во время этой экспедиции случилось нечто из ряда вон выходящее. Ходили слухи, что ваш дедушка, уж простите, оказался неблагонадёжным человеком. Из-за него, дескать, провалился весь проект и погибли люди. За это он и лишился свободы.

– Откуда же местным сплетникам стало известно о секретном исследовательском проекте, если даже в газетах о таких не писали? – поинтересовался задетый за живое Саша.

Фессель развёл руками в ответ:

– Ну вы же понимаете, как это обычно бывает: кто-то что-то услышал, приукрасил, передал другому. В Лисий Хвост до и после ареста вашего деда неоднократно наведывались люди в штатском. Вели долгие расспросы. Возможно сами и забросили эту информацию. Потом правда всё поутихло. О дальнейшей судьбе Петра мне неизвестно. Но почти уверен, что стены с колючей проволокой за которые его сослали, были слишком прочны, чтобы их можно было преодолеть. Я прав?

– К сожалению, да. Мой дед умер в заключении.

– Жаль, очень жаль. Возможно освободившись, он бы сумел отстоять свою честь, да и от других бед предостеречь семью. Понимаете, с Маргаритой из-за этих самых сплетен мало кто дружил. Здоровались вежливо, на погоду жаловались, но и только. А вот матушка моя, Амалия Карловна, была вхожа в ваш дом. Да и Маргарита к нам заглядывала на чай. Моим родителям когда-то хватило ума разглядеть в Чернецовых порядочных людей, но дружба эта стала причиной большого скандала, после которого неприятности на наши семьи посыпались, как из рога изобилия. Вы наверное знаете, что у ваших бабушки и дедушки было двое сыновей? Ваш отец Василий и его старший брат – Валерий. Вот с ним и вышла история.

– Я знаю, что мой дядя погиб много лет назад. Сам не видел его никогда. Только на старых снимках.

Борис Вениаминович глубоко вздохнул и спросил:

– Вы не возражаете, если я закурю? Вообще-то, доктора не рекомендуют, но я себе иногда позволяю. В особых случаях.

Саша не возражал и следующие несколько минут Фессель задумчиво курил, словно обдумывая что-то и собираясь с мыслями. А затем продолжил:

– Обстоятельства гибели вашего дяди не совсем ясны, Саша. По сути и полной уверенности не было, что Валерий погиб. Но по истечении стольких лет уже нет поводов сомневаться в этом.

– Мне говорили, что он утонул, когда рыбачил.

– Да, конечно. Это я сейчас с позиции адвоката смотрю. Простите, профессиональное. Но не будем бежать впереди паровоза. Когда всё произошло Валерию было что-то около восемнадцати лет. Молодой человек он был привлекательный и что греха таить, пользовался этим. Моя старшая сестра, Майя, увлеклась им безумно и вскоре сообщила родителям, что месяцев этак через семь – восемь, они станут бабушкой и дедушкой. Разразился вселенский скандал. В конце концов отец, привыкший действовать решительно, схватил сестру за руку и потащил к Маргарите. Та услыхав новость, попросила моего отца пройти в кабинет для разговора. Именно тогда выяснилось крайне неприятное обстоятельство: оказывается, Валерий страдал каким-то психическим расстройством и Маргарита каждый год вынуждена была привозить его сюда из Питера на весь дачный сезон. Дело в том, что в тёплое время года он имел привычку уходить из дому и бродить днями и ночами по городу. А Лисий Хвост в ту пору был очень обособленным посёлком и Валерий каждый вечер неизменно возвращался ночевать домой. Для Маргариты это было главным. О его амурных делах она не знала или делала вид, что не знала, но в итоге, против брака Валерия и Майи не возражала. Сказать, что отец был взбешён этой информацией, значит не сказать ничего. С того дня мои родители прекратили все отношения с вашей бабушкой. Но сестра, как заговоренная грезила о несостоявшемся женихе и прерывать беременность наотрез отказалась.

– Печально, – вздохнул Саша. – Что же было дальше?

– Дальше мои родители оставили Майю донашивать ребёнка здесь, скрываясь от посторонних глаз, чтобы питерские родные и знакомые не знали о постыдной ситуации. Тогда, знаете ли в подоле принести было бесчестьем для всей семьи. Майя родила дочь прямо на даче и назвала девочку Розой.

– Розой?

– Именно. Она впоследствии жила в вашем доме.

– Как она оказалась у нас? – изумился Саша.

– Дело в том, что Валерий, вскоре после скандала между нашими семьями, погиб. Подробности мне неизвестны. Знаю лишь то, что знают все – утонул. Деревенские мальчишки видели, как его лодка перевернулась, после чего он так и не выплыл. Однако сколько не искали тело – не нашли. До сих пор поговаривают, что он ходит призраком по этому дому ибо не может найти успокоения. Кое-кто даже брался утверждать, что видел здесь по ночам странные огоньки и тому подобную ересь. Однако это не больше чем болтовня, вы же понимаете. Моя сестра, родив дочь и наконец осознав в какую пропасть себя завела, начала пить от безысходности. Почти всё время она проводила на даче с Розой. А потом, когда пьянство окончательно лишило её материнских чувств, она оставила девочку в посёлке и уехала в Питер. К превеликому сожалению, пьёт по-прежнему. Я купил ей однушку в Кировском районе. Пытался лечить, но тщетно. Жизнь сестры оказалась перечёркнута. Майя так и не смогла направить её в нужное русло. А ведь талантливая девочка была. Знала немецкий, английский, даже суахили учила. Музицировала великолепно… – Борис Вениаминович закрыл влажные глаза, предаваясь воспоминаниям.

– А Роза? – напомнил Саша.

– Роза… Я не был с ней дружен и даже чурался её, каюсь теперь в этом. Родители платили местной пожилой паре и они присматривали за девчонкой. Ваша бабка тоже помогала: деньгами, одеждой, книгами. Затем, когда Маргарита состарилась, Роза ухаживала за ней из благодарности. А с нами племянница дел иметь не хотела, ведь родная мать бросила её, а моим родителям, она была как бельмо на глазу. Я ничего не знаю о её жизни после отъезда из Лисьего Хвоста.

Судя по всему, адвокату ещё не было известно об убийстве племянницы, а сообщать ему данную новость совсем не хотелось, поэтому Саша произнёс, будто между прочим:

– Я всегда думал, что Роза наша дальняя родственница. Седьмая вода на киселе, как говорят. Оказывается – моя двоюродная сестра…

– Да, Саша. Мы с вами родственники в какой-то степени. Родители запретили общаться с семьей Чернецовых в те годы. Однако я считаю, что лично вашей или моей вины в произошедшей истории нет. Майя должна была думать, прежде чем решаться на такие отношения. Думать не только о себе, но и об отце с матерью.

– Действительно, очень грустная история.

– Вот видите. Так зачем вам дом со столь тяжелой аурой? Судя по всему, вы и сами это ощущаете, раз фактически не бываете здесь.

– А вам?

– Что мне?

– Зачем вам дом со столь тяжёлой аурой?

– Ах, мне то зачем, – адвокат рассмеялся. – Я деловой человек и не суеверен. Эта история меня затрагивает слабо. Разве что, Майю. Но мы редко общаемся и ей давно всё безразлично. В компании Бахуса, знаете ли, свойства предметов и событий теряют свою остроту. Моя дача находится близко от этого дома и мне удобен этот вариант. Только и всего. Назовите вашу цену. Уверен, мы договоримся, по-родственному, – и адвокат вновь обаятельно улыбнулся.

– Откровенно говоря, я не готов к разговору о продаже и тем более, не готов назвать цену. Слишком много информации. Мне надо всё обдумать.

– Да-да, конечно. Я не тороплю вас. У вас есть моя визитная карточка. Найдёте меня, когда всё решите, – и адвокат вопросительно заглянул в глаза, как бы ожидая получить в ответ координаты Саши.