Сказка 5. Про то, как Настасьюшка Глебушко выручала
Времечко себе идет да идет, а мы и не торопимся. Поспешаючи, недалеко уйдешь, а задним умом смекаючи – и подавно. Только сказочка наша словно реченька, течет и не кончается. Кто знает, может, дело и к свадебке сладится, а может, и нет. Наше дело – сторона, знай себе рассказывай.
Вот уж семь годков с тех пор минуло, как Настасьюшка за тридевять земель отправилась Глебушка и Аленушку из беды вызволять. Уж и внуки Настасьюшкины подросли, возмужали, уж и внучки Настасьюшкины расцвели, заневестились, а от нее ни весточки, ни привета. Где ходит, где бродит – никому не ведомо.
А с Настасьюшкой вот какая история приключилась. Долго ли, коротко ли шла, а пришла она, горемычная, в царство Кошеверово далекое. Семь раз по семь сапог истоптала, семь раз по семь рубах сносила, а все ж таки добралась, в самую гущу-чащу зашла, где косточки-кусочки Глебушкины лежали. Как увидела Настасьюшка, что царь Кошевер с суженым Аленушкиным сделал, зарыдала горше горького, упала наземь и плачет, смерть свою зовет. Вдруг раздался у ней над ухом голосок тоненький:
– Что лежишь, горемычная, что убиваешься?
Открыла Настасьюшка глаза и смотрит – стоит перед ней мышка, лапочки сложила, а на голове коронка золотая горит, хоть и попроще, чем у Царицы-мыши, а все ж каменьями богато изукрашенная. Поняла Настасьюшка, что это сама Княгиня-мышь пожаловала, и отвечает:
– Смилуйся над нами, грешными, Княгиня-мышь. Лежит Глебушко, в кусочки порубленный, во глухом бору, сидит Аленушка дикой медведицей на цепи, на тебя одна надежа!
Склонила Княгиня-мышь головку набок и отвечает:
– Сами вы беду на себя кликаете, сами горе приваживаете! Почто Глебушко совета Аленушкиного не послушался, алмазный венец припрятал? Оттого и лежат во бору его косточки, а что с Аленушкой приключилось, и вовсе никому неведомо! Выручала богатырица свою землю от беды неминучей, три раза живота не жалела, да и кончилась ее силушка великая, оборвалась ее ниточка земная, а куда ушла – никому то неведомо. Не осталось у тебя, Настасьюшка, ни дочери любимейшей, ни зятя долгожданного, одна ты в лесу мыкаешься. А все ж жаль мне тебя, неразумную, да тут слезами горю не поможешь. Надобно тебе водицы живой да мертвой добыть – мертвой, чтобы кусочки–косточки срастить, живой – чтобы на свет белый оживить. А идти за той водой – аж в самое царство глубокоземное, к царю Глыбе, ему в ножки низко кланяться, дорогой ценой за ту воду платить. Уж и не знаю, по силам ли тебе будет.
Отвечает Настасьюшка:
– По силам, Княгиня-мышь, по силам, великая. Ради родной дочери да ее счастия, чего не сделаешь. Подскажи только, куда идти.
Показала Княгиня-мышь лапкой в самую чащу и говорит:
– А идти тебе, Настасьюшка, в саму чащу, будет там черное дерево стоять, у него меж корней дыра глубокая да темная. Сплети из одежи да из волос веревку, обвяжись вокруг, помолись да в землю опускайся. Очутишься в царстве глубокоземном, а уж там я тебе не помощница. Своим умом дойдешь, а ежели не дойдешь – и Глебушко не выручишь, и сама пропадешь. А теперь иди, буду тебя три дня и три ночи у дерева поджидать, да только ты поскорее возвращайся.
Поднялась Настасьюшка с колен и поспешила в самую чащу лесную, так торопится, откуда только силы берутся. Прибежала к дереву черному, глянула – и впрямь меж корней дыра, в глубь земли уходит. Сплела Настасьюшка из волос да из одежи верхней веревку, к корням привязала, помолилась, да вниз как прыгнет. Долго летела, страху натерпелась – не приведи господь, да у всякой ямы дно имеется, только погодить надо. Встала на ноги, огляделась – кажись, впереди огонек теплится. Пошла Настасьюшка за огоньком, поспешает, а огонек все дальше и дальше. Бежит Настасьюшка, ног под собой не чует, а догнать не может. Вдруг вспыхнул огонек и погас, а по сторонам ровно сияние голубое. Стоит Настасьюшка перед дворцом, ворота настежь распахнуты, будто бы войти приглашают, охраны никакой нету, вот и пошла Настасьюшка во дворец. Проходит она палаты диковинные, горят в них гнилушки зеленым светом, мебель богатая стоит, а духом человечьим и не пахнет. Только закроет за собой дверь – за спиной ровно ветерок холодом несет, голоса перешептываются. Крестится Настасьюшка, чует спиной души мертвые да неуспокоенные, от страху у ней поджилки трясутся, а делать нечего – аккурат к царю Глыбе идти надо, больше помочь некому.
Распахнула Настасья двери и глядит – лежит перед ней зал, весь в голубых и зеленых огнях, убран богато, шелками да бархатом, посреди трон золотой стоит, на троне сидит царь лицом грозный, да на оба глаза слепой. Рядом с ним царица и дети малые, а вокруг-то – душ видимо-невидимо, гудят, перешептываются, руки к Настасьюшке тянут. Оробела она, но со страхом совладала, в ноги царю-слепцу поклонилась и говорит:
– Челом бью тебе, великий царь глубокоземный, дай бог здоровья тебе, да жене-лапушке, да детям малым! Пожалей ты матерь человеческую, дай водицы живой и мертвой, чтобы суженого дочери своей оживить.
Повел царь Глыба слепыми очами и отвечает:
– Есть у меня такая водица, да только стоит недешево. Разве ж такую цену заплатить захочешь?
Молвит ему Настасья в ответ:
– Эх, царь-батюшко, нет такой цены, что бы я ни заплатила, лишь бы вину свою перед дочерью загладить, на свет божий вернуть, в глазки ясные поцеловать, к венцу приодеть, да на внучков поглядеть!
Повернул царь Глыба глаза незрячие к Настасьюшке и говорит:
– Знаю я, баба глупая да неразумная, что с тобой сделалось, да только не мне тебя судить-миловать. Мое дело сторона – сижу я испокон веку в царстве глубокоземном, света белого не вижу. Слепы мои очи с самого рождения, не видели они ни травы зеленой, ни солнца яркого, ни даже подземелья мрачного. Не видал я ни жены своей милой, ни деток родимых, ни слуг верных. Отдай мне свои глаза, Настасьюшка, тогда будет тебе водица живая и мертвая, на свет божий вернешься, Глебушка оживишь, бог даст, дочку поцелуешь.
Услыхала Настасья, какой ценой за водицу придется расплатиться, задрожало ее сердце, но совладала она с собой и так отвечает царю Глыбе:
– Бери мои глаза, царь мертвых, не видать мне света белого, дочери милой, суженого ее, внучков долгожданных, да только нет мне жизни без дочери милой и ее жениха многострадального, нет мне без них света на земле, и глаза не нужны!
И отдала Настасьюшка свои очи царю Глыбе. Как вставил царь очи в глазницы, обернулся вокруг, возрадовался и велел принести Настасьюшке два кувшина – один с мертвой водой, другой с живой, да впридачу приказал отвести слепицу к выходу из царства глубокоземного.
Вывели духи Настасьюшку к дну дыры, привязала она себя и кувшины к веревке и полезла наверх. Два дня лезла, а воды ни капли не пролила. На третий день вышла Настасьюшка на свет божий, ничком упала и лежит. Вдруг слышит голосок тоненький мышиный:
– Ты ли это, Настасьюшка, ты ли это, горемычная? Ужли царь Глыба забрал твои очи взамен водицы живой и мертвой?
Отвечает ей Настасьюшка:
– Дорогой ценой откупилась я, Княгиня-мышь, нет мне жизни без Аленушки, без ее счастьица земного, вот и отдала я свои очи выплаканные. Только как мне теперь дорогу найти к тому месту, где кусочки-косточки Глебушкины лежат?
Говорит ей на то Княгиня-мышь:
– А ты бери меня за хвостик и иди за мной, авось выведу!
Взяла Настасьюшка мышиный хвост и пошла за ним. Не заметила, как на том месте очутилась, где кусочки-косточки Глебушкины лежали. Смочила их Настасьюшка сперва мертвой водой, они и срослись целее прежнего. Смочила их Настасьюшка живой водой, и очнулся Глебушко румяней прежнего. Потянулся и говорит:
– Ох и долго же я спал!
А Настасьюшка и Княгиня-мышь ему в один голос отвечают:
– Если б не водица живая да мертвая, и вовек бы тебе не проснуться!
Огляделся Глебушко, увидел слепую Настасьюшку, вспомнил, какая беда с ним да с Аленушкой приключилась, да головушку-то и повесил. А Княгиня-мышь ему и говорит строго:
– Не время печалиться, не время казниться. Что было, то было, что выросло да случилось, то навсегда приключилось. То была сказка старая, а это новая. Надобно вам думать, как и где Аленушку отыскать, на свет божий вернуть, в дом родительский отвести, честь по чести замуж выдать.
Спрашивает Настасьюшка:
– А где ж ее теперь сыскать? Совершила она три подвига великих, Заповедное царство, да что там царство, всю Русь великую от напастей избавила, да только ушла ее силушка и сама она сгинула.
Отвечает ей Княгиня-мышь:
– Куда – то и мне не ведомо, а только знаю я, что надобно вам к небесной Владычице-мыши на поклон сходит. Живет она в небесном царстве-государстве, выше всех сидит, далеко глядит, авось, ей про Аленушку что-нибудь да ведомо. Только путь это неблизкий, дорога дальняя, тяжелая, незачем старуху-слепуху за собой тащить. Отведи-ка ты Глебушко, Настасьюшку, в мое княжество, мои мыши о ней позаботятся, а сам ступай на небо.
Удивился Глебушко такому совету – как же на небо попасть, простым людям туда дорога заказана. А Княгиня мышь его научила, да только об этом рассказа нет, на то другая сказка будет. А эта – вся кончилась, а кто слушал – известно, молодец. А кто не слушал – туда и дорога!
Сказка 6. Про то, как Глебушко на небо попал
Сказка сказкой сказывается, а жизнь жизнью делается. Сказки болтать – не косою махать, а все ж дело хитрое, не каждому уму дано. Кто болтает, а кто слушает. Вот вам и новая сказка.
Послушался Глебушко совета мышиного и не прогадал. Дала ему Княгиня-мышь из амбара потаенного зернышко заветное. Посадил он его в чистом поле темной ночью, водой ключевой полил, да и уселся ждать. Не прошло и полночи, а выросло из того зерна деревцо дивное – листьев нет, один ствол, да все растет и растет. Взобрался Глебушко на самый верх, за верхушку ухватился, а в ушах-то как засвистело – потянулся ствол к самому небушку, да так быстро, что и земли уже не видать, одни облака кругом. Держится Глебушко, диковинное дерево не отпускает, а оно уж и до самого неба доросло и листья пустило. Слез Глебушко, верхушку прищипнул, чтобы дальше не росло, и пошел по небу Владычицу-мышь искать.
Долго ли, коротко ли шел, про то нам неведомо, а только глядит Глебушко – сидит на облачке мышь белая, на голове корона горит бриллиантовая, усы позолочены, хвост посеребрен, сама улыбается.
Поклонился ей Глебушко в землю и так говорит:
– Почет и уважение, Владычица-мышь! Принес я тебе весточку от сестры твоей меньшой, Княгини-мыши. Поживает она в добром здравии, чего и тебе желает.
Отвечает ему Владичица-мышь:
– И тебе привет, Глебушко, сын Берендеев. Знаю я, зачем ты в наше царство небесное пожаловал. Ищешь ты невесту свою, суженую, Аленушку-богатырицу. Да только сыскать ее непросто будет. Нет ее ни в земле, ни на небе. Как лишилась она облика земного, так и попала в юдоль морскую, на самое дно моря-окияна. Там наши чары бессильны, там тебе другие помощники надобны будут. Сам их себе найдешь, а коли не найдешь, так там и пропадешь. Вот тебе мой сказ, а за привет благодарствую. А теперь ступай обратно на землю, здесь тебе оставаться никак нельзя.
Откланялся Глебушко да и пошел своей дорогой. Идет и видит – стоит посреди небесного поля дворец красоты неописуемой – весь огнями-бриллиантами сверкает. Любопытно стало Глебушке, что за диковина такая, забыл он слова мудрые, что ему Владычица-мышь говорила, да и вошел во дворец. Идет и надивиться не может – палаты яхонтовые, палаты сапфировые, палаты алмазные, лавки из чистого золота, посуда из чистого серебра, ткани дорогие парчовые, а кругом – ни души. Вдруг слышит Глебушко – ровно плачет кто-то. Пригляделся – сидит на троне изумрудном царевна красоты небесной и горько плачет. Спрашивает ее Глебушко:
– Почто плачешь, почто убиваешься, девица красная?
А царевна небесная и отвечает:
– Как же мне не плакать, как же мне не убиваться? Я дочь царя небесного, и было у меня двенадцать сестер-красавиц, да только повадился в наше небесное государство страшный змей летать. Как прилетит, так одну из сестер в свое змеиное царство уносит, и так двенадцать лет, а теперь моя очередь. Батюшка мой, царь небесный, каких только царей-богатырей ни звал, каких только молодцев ни приглашал, да только никто того змея одолеть не может. Идет молва, живет-де на земле, в царстве царя Берендея, девица-богатырица, Аленушка, вот ей под силу будет, да только и ее давно уж никто не видывал. Видно, нет мне спасения.
Взыграло тут сердце Глебушкино, он и говорит:
– Не плачь, девица, не плачь, красная. Авось, и на русской земле еще не все богатыри перевелись. Ступай себе с богом к батюшке родимому, а я вместо тебя змея покараулю.
И только сказал, как раздался свист неописуемый, распахнулись двери и окна и влетел в горницу змей величины необыкновенной: пасть что пещера смрадная, когти что коряги болотные, лапы что бревна тесаные, чешуя что броня богатырская, глаза с плошку величиной, хвостом об землю стучит и кричит:
– Где моя невеста, где царевна небесная? А подайте-ка мне ее сюда, не то все ваше царство небесное огнем пожгу, да поедом поем!
Подбоченился Глебушко и отвечает змею-душегубцу:
– Ах ты, змеюка подколодная! Ты почто повадился землю небесную грабить, жечь да убивать, да девиц красных погублять! Думаешь, нет на тебя богатыря-управы? Ан нет, пришел я на небо по своему делу, а твоего так не оставлю. Выходи со мной биться, змей, посмотрим, чья одолеет!
И стали они биться. Змей огнем пышет – Глебушко потом утирается, змей хвостом бьет – Глебушко хлыстом машет, змей лапами когтит – Глебушко лавками отбивается. Не могут они друг друга одолеть, день не могут, другой не могут, уж и третий пошел, Глебушко изловчился, да и поймал голову змеиную посередь ножек столовых. Застрял змей, ни пошевелиться, ни освободиться, и попросил у Глебушка пощады. А тот и говорит – верни, мол-де, змей треклятый, царевен небесных отцу-батюшке, может, и смилуюсь тогда. Вмиг возвернул змей царевен во дворец, как обрадовались они, как начали отца-батюшку да сестрицу меньшую целовать, тут у них и пир пошел. А Глебушко столом оземь хватил и освободил змея. Склонил змей голову низко перед Глебушком и говорит: