Так вот фата – фата была испытанием. Я сделала усилие и зашла в магазин. Свадебный салон – это место праздника. Сюда приходят юные влюбленные барышни, уверенные в то, что встретили любовь всей своей жизни и счастливые до безумия.
– Мне фату, вот эту…
– Фату и все? А под какое платье? Давайте примерим, вот еще есть, смотрите какие, длинные, кружевные.
И меня опять накрывает. Мы сидим минут тридцать в коридоре, я опять задыхаюсь в слезах, а Мишка сидит рядом и просто держит меня за руку. Мне кажется, тогда он увидел женских слез больше, чем за всю прошедшую и будущую жизнь.
Я не смогла подойти к НЕЙ, когда прощались у подъезда. Я не могла и шагу сделать в ЕЁ сторону. Мама вручила мне пузырек корвалола, который я выпила наполовину, как алкоголик, не запивая. Три дня до похорон прошли для меня, как месяц. Я постоянно что-то делала, ездила, выполняла просьбы Элиной бабушки, но так и не принимала до конца происходящее. Этого просто не могло быть. Все, кто знал Эльвиру, даже те, кто был очень шапочно с ней знаком, знали – это настоящее Солнышко. Она заходила в помещение и освещала собой даже самую нагнетенную обстановку. Она не умела ненавидеть. Правда. Она вся была из любви и заботы. Я не помню ни единого плохого слова о ком-то от нее. У меня сохранились письма. Она писала мне. Когда я болела и не ходила в школу – она передавала мне письмо. Она писала мне, когда уезжала в область летом к родственникам. И знаете, в этих письмах только любовь, только поддержка, только теплота… У нас был блокнот в универе, где мы переписывались. На зачетах она писала мне, когда я отвечала преподавателю: «26.12.02. 11:10 Сейчас у нас зачет по матану. Моя зайка отвечает Сергеенко. Маруська, я с тобой! Ты все сдашь! У тебя такой серьезный вид, как всегда… ты только не волнуйся». Она первый человек, который сказал моему папе в лицо, что он слишком строг ко мне. Вот же папа удивился! Она всегда была за меня, всегда «горой», всегда от всего сердца.
На кладбище холод ужасный – февраль, ветер. Этот момент – последний. Я слышу бабушкины рыдания, где-то приглушенно, как будто уши заложены, и понимаю – мне нужно подойти, мне нужно в последний раз поцеловать ее и я больше никогда, никогда ее не увижу. Я помню каждый свой шаг. Как будто я вешу не 45 килограмм, а 45 тонн. Я не могу, не могу поверить, что там – она, я все жду, что все это – какой-то страшный сон, который должен закончиться, но он почему-то никак не заканчивается. Фату надели. И платье ее, красивое, с выпускного. На выпускной мы были с ней, как принцессы – платья заказывали у одной портнихи, с корсетами, пышными юбками. Мы были такие взрослые, такие красивые и, нам казалось, такие свободные и впереди – столько счастья! Она лежит, прикрытая белой простыней. На шее платок – я знаю, ЧТО именно прикрывает платок и от этого ужас еще больше пронизывает меня до дрожи. Почему именно так? Почему именно такая страшная смерть?!