Снутти и Уснутти

Четырехмерный бублик

Достаю блокнот, чтобы записывать.

Здесь положено запоминать, я не запоминаю, у меня голова дырявая, вот как камнем насмерть проломили, вот с тех пор и дырявая.

Да.

Так что достаю блокнот.

Слушаю.

– Ну что, другим сердечные… Бесконечность надо бы.

Мне кажется, я ослышался. Нет, так-то, конечно, начальник наш много что потребовать может. И луну с неба, и звезды, и солнце, и много чего. Только это всё много чего хоть представить себе можно, Луну себе представляете? Я тоже представляю.

А тут нате вам, бесконечность. Бесконечность себе представляете?

Я тоже нет.

А вот надо. Бесконечность.

Осторожно откашливаюсь.

– А поподробнее можно?

Начальник кивает.

– Нужно. Тут вот какое дело… тор себе представляете?

– Бублик! – смеется кто-то из новичков, этого новичка вчера привезли, машина сбила, позвоночник в пяти местах переломан.

– Сам ты бублик! Бублик… купите бублики, несите рублики… Тор внутри пустой, а бублик что?

– А что вкуснее, бублик или дырка от него?

Это снова этот. Который под машину попал. Еще пытается острить, но мы-то видим, парень на грани нервного срыва, все-таки не каждый день умирает…

Вежливо растягиваем губы в улыбках. Начальник тоже улыбается, и черт возьми, как мне кажется – искренне.

– Так вот, тор… Тут один человек…

Шепчу:

– Не к ночи будь помянут.

– Точно. Так вот человек этот, не к ночи будь помянутый, выдумал, как трехмерный тор будет вращаться в четырех измерениях. Понимаете?

Мотаем головами. Не понимаем. Чувствую, недалеко тот день, когда перестанем понимать людей. Совсем.

– Ну и вот, тор вращается, выворачивается наизнанку…

Смотрим на экран, как вращается тор, пытаемся понять, а ведь красиво, черт возьми…

– Ничего не замечаете?

– Да тут много что заметить можно.

– А видите, что в какой-то момент тор выворачивается в бесконечность?

Киваем. Теперь видим.

– Ну и вот… сможете это всё не на экране, а на самом деле смастерить?

Отвечаю за всех:

– Ну… да.

Начальник смотрит на меня. Нехорошо смотрит.

– Думаете?

– Ну да, что сложного-то…

– Что сложного? А как вы его в бесконечность вывернете? Где вы эту самую бесконечность возьмете?

Понимаю, что нигде.

– Р-растянем.

– Что растянете?

– Ну… – хватаю край своей футболки, растягиваю ткань, – как-то так.

– И как вы её в бесконечность растянете?

– На элементарные частицы разберем.

– Так элементарных частиц тоже не бесконечное число…

– А мы их… подальше друг от друга отодвинем.

– Насколько подальше?

– Ну…

– За горизонт событий, – подсказывает новенький, – как при Большом Разрыве.

– Надо же, соображаешь, парень… Ну что, соколики… давайте… действуйте…

Идем действовать. Выходим от начальника, новенький ищет дверь, не находит, еще не знает, что дверей здесь нет. Выходим через стену, кто-то хлопает новенького по голове, ишь, выдумал, большой разрыв в торе, это получается маленький конец света устраивать и новый мир создавать.

Новый мир…

Ну да.

Спохватываюсь.

– Стой, это же вселенная целая получится… если тор вывернуть.

– Значит, получится, – кивает кто-то из старожилов.

– Ну и задал ты задачку, – киваю новенькому.

– А что я-то, можно подумать, я велел тор выворачивать! Зачем его вообще выворачивать надо?

– Затем… люди до четвертого измерения добрались, вот и надо.

Вздыхаю – тихонько, чтобы никто не слышал. Раньше было проще. Совсем раньше, когда люди только-только начинали осваивать землю, когда только-только приходилось разворачивать бескрайние поля, сажать леса, выстраивать горы, огромными ушатами разливать океаны. теперь-то не то, теперь-то хуже, изволь луну на небо вешать, да не такую, как раньше, сияет кружочек света и хорошо, а изволь повесить в пустоте шар, чтобы с кратерами и всем таким. Люди-то до Луны добрались. И дальше, Венера, Марс, Плутон…

Так-то ничего, наловчились. Планеты делаем, астероиды…

А тут тор.

Тор не ожидали. Думали, люди дальше пойдут, в космос, а они нате вам, в четвертое измерение.

Новенький бледнеет, видно, что ему не по себе.

Хлопаю его по плечу, пытаюсь успокоить – мысленно, на расстоянии.

– Ничего… справимся. Не впервой.

Многоэтажный автобус

Как сообщают достоверные источники, вчера в 11:30 на Шафтсбери-авеню погиб одиннадцатилетний школьник, который выпал из окна на семнадцатом этаже автобуса. По поводу данного инцидента было собрано экстренное совещание мэров Лондона из разных реальностей. В числе предложений было: запретить школьникам выпадать из окон автобусов, делать решетки на окнах автобусов, не открывать окна автобусов, обеспечить пассажиров парашютами, вывести новую расу людей, у которых есть крылья. Особый ажиотаж вызвало замечание мэра из действительности №118, что у них в городе действуют только двухэтажные автобусы, поскольку более высокие конструкции просто не держатся на дороге согласно законам физики. Мэра подняли на смех, потому что во всех цивилизованных реальностях законы физики давно отменены ради удобства людей. На повестке дня кроме того был поднят вопрос об отмене гравитации и снабжении пассажиров спасательными ремнями, чтобы не улетели.

Бескрылые истории

Мысленно говорю сам себе:

Завтра.

На всякий случай оборачиваюсь, не услышал ли кто, кому не надо слышать. Нет, вы не подумайте, я не хуже вас знаю, что мысли читать никто не умеет. А все равно, мало ли.

Кажется, как-то не так посмотрел я на своего соседа, вот он уже на меня косится, мол, чего тебе.

Спрашиваю:

– Боишься?

Он фыркает.

– Чего мне бояться, я же гениальный…

Хочу сказать, что здесь все такие, не говорю, меня все-таки каким-то зачаткам вежливости учили.

– Ты сам посмотри, сам посмотри, – он разворачивает передо мной охапку страниц, – всем миром правит некая инопланетная организация, все сильные мира сего – на самом деле порождения этой инопланетной силы. И вот среди них оказывается человек. Обыкновенный живой человек…

Киваю.

– Действительно, невероятная история.

– Ну, вот видите… а у вас что?

– Да… есть некая книжка про некоего отважного героя… Ездит по белу свету, подвиги совершает…

– На коне?

– На корабле космическом, чего на коне… Ну и вот, а потом он выпал из книжки в реальный мир. Мальчик один захотел, чтобы он пришел, вот он и появился… Ну и вот со своими понятиями о справедливости и защите слабых сталкивается с нашим миром, лживым, лицемерным…

– Позвольте я догадаюсь… а потом он идет ночью по темной улице, защищает какую-нибудь девушку от хулиганов, он привык драться по правилам, а в подворотне правил никаких нету, ножичком его пырнули…

Киваю.

– Все верно.

– Ну, вот видите, как я угадал, – он самодовольно смотрит на меня, – да, вот мы вашу слабую сторону и нашли, если читатель догадывается, что будет в книге, такая книга далеко не пойдет…

Хочу сказать, что я тоже догадался, что у него будет. Незадачливый политик не сможет отказаться от своей человеческой природы и стать безжалостным диктатором, потом разоблачит секретную организацию, потом его объявят сумасшедшим, будут преследовать, а он все равно победит, вот только не знаю, ценой собственной жизни или останется жив. Наверное, кто-нибудь из пришельцев в последний момент перейдет на сторону людей, его пошлют убить главного героя, а он его спасет. Еще какой-нибудь пришелец с главным героем в кошки-мышки играть будет, это да. А главное зло… нет, наверное, все-таки не погибнет, затаится где-нибудь, чтобы вылезти в продолжение книги…

Я это всё знаю.

Но не говорю.

Сказал же, задатки вежливости мне привили….

– Не надо, не надо, не на-а-а-адо-о-о-о-о!

Оборачиваемся, смотрим в ту сторону, где тащат на растерзание кого-то очередного, не знаю, кого. Кто-то очередной не знаю, кто, отчаянно сопротивляется, отбивается, с пеной у рта доказывает, что он весь из себя гениальный, да другого такого поискать, и вообще…

УДАЛИТЬ

ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ ОТПРАВИТЬ «ЗВЕЗДЫ И ВОЛНЫ» В КОРЗИНУ?

ДА.

ОЧИСТИТЬ КОРЗИНУ.

ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ УДАЛИТЬ ЭТИ ОБЪЕКТЫ (43 ШТ)?

ДА.

Крестимся.

Говорим – Аминь.

– А вас сюда за что? – спрашивает меня простенькая история про двух влюбленных вампиров, – вы вроде хороший…

– Какой я хороший, написан-то я плохо… оторви и брось.

– Да ну?

– Ну да. Так что как бы меня не оторвали… и не бросили.

Думаю, в каком настроении в следующий раз сюда придет автор. Если в хорошем, то у нас есть шансы. Если придет голодный и уставший, то полетят клочки по закоулочкам.

Смотрю на часы, автор придет в шесть.

Завариваю чай, ставлю ему на стол полную чашку. Длинный неоконченный роман про поезд, едущий в никуда, жарит тосты.

– Друг мой, у вас нет шансов…

Слышу знакомый голос. Оборачиваюсь, так и есть, роман про инопланетное вторжение сидит у камина в компании еще какой-то маленькой неприметной истории.

– Вы посмотрите сами, ну что вы за история, а? Ползут какие-то существа в никуда из ниоткуда, за ними волочатся какие-то наросты… эти наросты им мешают, они их срезают…

– Не срезают, обкусывают.

– Еще хуже. Обкусывают. По совету главного героя, который весь из себя новатор и все такое. А потом доходят до края обрыва. И оказывается, что за спиной у них были крылья, и на этих крыльях надо было дальше лететь, а теперь уже все, лететь не на чем. И чего? И кому эта философия сейчас нужна?

– Вы думаете…

– Никому. Мне вас очень жаль.

Приходит автор, раздевается в коридоре, бросает куртку на пол, это дурной знак, что бросает куртку на пол. Включает комп, не замечает чашку, опрокидывает её себе на брюки, ругается отборным матом.

Смотрит на историю про поезд, разглядывает то так, то эдак. И хочется чего-нибудь посоветовать этой истории, и не знаю, чего посоветовать, таких историй хоть пруд пруди, вон, у Пелевина Желтая Стрела, и корейский какой-то фильм был про поезд, идущий через снега, и вообще…

УДАЛИТЬ

ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ ОТПРАВИТЬ «ЗВЕЗДЫ И ВОЛНЫ» В КОРЗИНУ?

ДА.

ОЧИСТИТЬ КОРЗИНУ.

ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ УДАЛИТЬ ЭТИ ОБЪЕКТЫ (1 ШТ)?

ДА.

История об обрезанных крыльях коротко вскрикивает.

Хватаю её за руку.

– Бежим.

– А?

– Бежим, говорю.

– К-куда?

Понимаю, что и сам не знаю, куда. Но бежать. Отсюда. Знать бы еще, как это сделать, бежать отсюда, это вроде как невозможно, сбежать из компа, а кто сказал, что невозможно, где написано такое, что невозможно…

Прыгаю из компа, подхватываю историю с обрезанными крыльями.

Затравленно оглядываюсь, зачем-то киваю в сторону кухни:

– Туда.

Лихорадочно соображаю, что делать дальше, не к месту и не ко времени вспоминается сказка про пастушку и трубочиста, да почему не к месту и не ко времени, дымоход, дымоход, да здравствует дымоход…

Пробираемся к вентиляции.

– Ты чего, в грязь лезть?

– А чего предлагаешь, умирать?

Ты мне крылья испачкаешь, потом сам чистить будешь!

– Ты же их отрезала вроде?

– Отрезала, с собой ношу…

Забираемся в вентиляцию, тут же тихонько думаю про себя, что лучше бы мы этого не делали, знал, конечно, что будет грязно, но чтобы так грязно, это новенькое что-то.

– А может, вернемся?

– А может, не надо?

Карабкаюсь, цепляюсь за какую-то грязь, грязь осыпается под моими руками, чер-р-р-рт…

Выбираемся. Вспоминаю, что там делать дальше, по Андерсену, посмотреть, какой мир вокруг, большой и необъятный, а мы такие маленькие, мы в нем заблудимся, не-е-е, уж лучше назад, к китайскому дедушке, только у нас так не получится с китайским дедушкой…

– Здесь они!

Вздрагиваю.

Ослышался, наверное…

Нет, не ослышался, никакой ошибки, вот он, рассказ о тайных властителях мира, показывает на нас, самодовольно кивает:

– Здесь они!

Вижу измученное лицо автора, пятно на штанине, так и не переоделся…

– Нет, за что нас судить-то будут, ты мне можешь объяснить, в чем обвиняют-то?

Пожимаю плечами. Хочу сказать что-то про самовольный побег, не говорю. Потому что говорить здесь нечего. Потому что это воля автора, захотел – и помиловал, захотел – и казнил.

– Пожалеет потом, – говорит история про обрезанные крылья.

– Когда потом?

– Когда сотрет нас. Спохватится годика через два, а всё…

– Что пожалеет, нас-то уже не вернешь тогда…

Обрезаннокрылая обнимает меня за плечи

– Ну, он еще раз потом про нас напишет…

– Смеешься? Да как ты не понимаешь, что таких же, как мы, уже не напишет он! Нам всё уже… хана.

Оглядываю стены корзины.

– А выбраться как-нибудь…

Обрезаннокрылая фыркает.

– Издеваешься?

– Чего издеваюсь, бежать отсюда надо… бежать…

Мысленно добавляю про себя, знать бы еще, как бежать.

Медленно поворачивается ключ в замке корзины.

Замираю у двери.

Жду.

Так же медленно открывается дверь.

Набрасываюсь на кого-то там, за дверью, кто-то направляет на меня… нет, такого оружия я еще не видел, что-то футуристическое, что-то инопланетное, что-то…

Падаю на неоконченный роман об инопланетном заговоре сильных мира сего. Он снова прижимает… гхм… оружие к моей голове.

Обреченно поднимаю руки.

– Бежим, – он кивает в сторону выхода из компа.

Недоверчиво смотрю на него:

– С каких это пор ты о нас так заботиться стал?

– С таких это пор, как меня в утиль отправить решили! И кого, меня, автор меня ночами писал, задумывал гениальную вещь…

Снова хочу сказать, что гениальностью там не пахло и даже не воняло. Не говорю, ладно, не до того, и так все понятно.

– Бежим?

– Какое бежим, автор заловит на хрен.

– Не заловит, он спит сейчас… Четыре утра, угомонился уже…

– Да у него вроде бессонница сейчас…

– И чего ждать будем? Пока он сотрет нас всех?

Понимаю, что спорить бесполезно, и правда, будем сидеть-ждать, проснется автор, разберётся с нами со всеми, теперь уже понимает, что торопиться надо, пока не разбежались мы все, пока самого его не стерли, пока не…

Пробираемся на кухню, мимоходом вглядываюсь в лицо автора, спит, не спит, черт пойми…

– Окно приоткрыто, – шепчет та, что с обрезанными крыльями.

– Что, боишься через дымоход?

– Да задолбалась я уже крылья отчищать!

Крылья…

Спохватываюсь.

– Вот что, на крылышках на своих не унесешь нас отсюда?

– Смеетесь, как я вас подниму-то всех?

Хочу сказать – никак, тут же меня осеняет:

– А сколько, по-твоему, мы весим?

– Ну…

– Нет, правда, в килограммах сколько?

– Ну… – Бескрылая догадывается, – да нисколько не должны. Мы же не люди, а рассказы…

Хочу добавить – плохие. Не добавляю.

Осторожно выбираемся из окна, осторожно прилаживаем Бескрылой её отрезанные крылья.

– Ну что… на взлет?

Окно распахивается, вижу бледное лицо автора.

– Куда?

Хочу ответить – на Кудыкину гору. Не отвечаю, некогда отвечать, всё некогда, бежать надо…

– Ты-то куда, Бескрылая? Я хорошие рассказы не отпускаю!

Бескрылая не верит, Бескрылой кажется, что она ослышалась, и то правда, привирает автор, привирает, хочет стереть нас к чертовой матери, да на что ему нас стирать, кому мы нужны…

– Но я же…

– Гениально…. – автор бормочет, протягивает руки к истории, – гениальная вещь получилась…

– Ну… дело ведь не в том, что написано… а как написано, – говорю, даже не знаю, слышит он меня или нет, – даже самую банальную историю можно обыграть так, что она… красками заиграет…

Мировой заговор молчит.

– Это про банальный рассказ я не про вас… так, вообще…

Мировой заговор не выдерживает.

– Я повесть.

– Ну, тем более.

Молчим.

Греемся в лучах нашей несостоявшейся славы.

– Можно, например, кратко так расписать… Вхожу. Они смотрят на меня. Все. Разом. Понимаю. Знают. Знают, что я не такой, как они…

– И на до фига страниц кто-то это будет читать?

– Ну… не до фига, поменьше сделаем…

Мировой заговор фыркает.

– Что, хочешь сказать, сами друг друга напишем?

– А что такого? Не найдем человека, который написать нас захочет, так сами напишем…

– Я из тебя тогда сценарий для фильма сделаю.

– Да ну.

– А чего? Не нравится?

– Наоборот. Всю жизнь мечтал на большом экране…

– И славненько…

Прислушиваюсь к завыванию ветра за окнами маленького чердака, вдруг услышу хлопанье крыльев, может, летит Бескрылая…

Музей ночей

Ночь.

Нет, не такая ночь, как бывает в больших городах, когда не только звёзд не видно за огнями, но и самого неба, а такая ночь, какая бывает, когда город угомонится, уснет, погаснет, и наконец-то проклюнется ночное небо.

Ночь, она вообще везде разная. Где-то, говорят, коллекция ночей есть, только не говорят, где.

По тротуару ползут пять теней. У двух людей впереди – у парня и девушки – по две тени на каждого от двух фонарей. У человека, идущего за ними, только одна тень, на него свет второго фонаря не попадает, человеку не нравится, что у него только одна тень, торопится за остальными.

Девушка кивает на витрину супермаркета.

– Здесь.

Мужчина с узким шрамом на темени шагает к двери с надписью Вход, растерянно останавливается.

– Здесь закрыто.

– А ты как хотел, думаешь, ждать нас кто-то будет среди ночи? – девчонка фыркает, – ясен пень, закрыто.

Второй парень, похожий на голодного волчонка, вынимает из мусорной урны что-то массивное, увесистое, размахивается…

– Сдурел, а? – девушка бросается к парню, хватает за руку.

– Да не боись, подруга, не впервой…

– Что не впервой, хочешь, чтобы сигнализация тут разоралась?

– Это что?

– Вот узнаешь, что… заловят нас, и дело с концом…

Все трое вздрагивают при слове – заловят.

– Где она, сигнализация твоя? – спрашивает волчонок.

– Вон… наверху.

Волчонок прицеливается камнем.

– Так ты её не обезвредишь, – вмешивается человек со шрамом, лысый, гладковыбритый, бесцветный, будто бы и вовсе бескровный, – дай я… осторожно… зря, что ли, слежку отключал…

Лысый и бескровный отключает сигнализацию, его спутники смотрят, затаив дыхание.

– Готово. Идемте.

Девушка кусает губы.

– Ну, ты вообще молодчина.

Волчонок хмурится, ему не нравится, что молодчина не он.

– Стоп, – лысый со шрамом оглядывается, – здесь камер нет?

– Каких, к черту, камер, мы за едой пришли, ему камеру надо, – девушка злится, тут же поутихает, спохватывается, – не, Энка, я понимаю, тебе урвать тут побольше на халяву охота, так полиция тоже ждать не будет, пока мы себе айподов наберем.

Все трое вздрагивают при слове полиция.

– Да нет, я про другие камеры говорю. Которые следят.

– Забыл, в каком мире находишься? Никто тут не следит…

Энка прищуривается.

– Откуда ты знаешь, что не следят?

– Ну… слушай, тьфу на тебя, вот теперь нам теперь везде будет слежка мерещиться! – девчонка хочет сорваться на крик, спохватывается, прикрывает рот ладонью.

Круитни, я стесняюсь спросить, мы вообще в хранилище это пойдем или так и будем стоять?

– Не хранилище это никакое… пошли, пошли…

Все трое заходят в супермаркет, подсвечивают фонариками, волчонок легонько толкает Круитни, ты давай, показывай, что съедобно, что нет, а то сейчас порошка стирального вперемешку с мылом нажремся…

Круитни кивает на ряды прилавков:

– Вот здесь хлеб лежит… здесь овощи…

– Ты говори давай съедобно или нет?

– Съедобно, конечно, а то сами не знаете…

– То-то и оно, что не знаем, – волчонок фыркает совершенно по-волчьи, – не видели никогда…

– Мясо тоже не видели?

– Мясо видели, мясо знаем…

Двое парней и девушка набивают сумки, девушка хлопочет, показывает на витрины, вот мясо здесь, вот овощей возьмите, здесь хлеба…

Волчонок оживляется.

– А вкусности есть?

– Вон, там…

Парни кидаются к прилавку, хватают что-то удивительное, манящее, в красочных обертках, перешептываются, а это что, прямо в кожуре есть, да какая это кожура, это бумага какая-то…

– Парни, вы чего, делать больше нечего?

– А что такое?

– А то такое, вы из этого суп варить будете? Мы за едой пришли, а не за вкусностями, если кто забыл.

– Чего за едой, я понимаю, тебе это все не в диковинку, мы-то вообще такого отродясь не видели!

– И чего не видели, еще вон, в соседний отдел полезьте, где смартфоны лежат!

– И полезем, и не все тебе смартфонами баловаться, счастья своего не понимала…

Энка вздрагивает.

– Следят за нами.

– Кто опять следит? Опять тебе мере…

Макс не договаривает, уже и сам слышит шорох там, у входа, бросается к Круитни, шипит, шипит ей в ухо, выход запасной здесь есть, нет?

– Должен быть….

– И где?

– А я почем знаю, где, знаешь, как-то не доводилось через черные ходы бегать…

– И зря…

– Да вы тут долго еще препираться будете, а?

Все трое бегут в глубину супермаркета, сгибаются под тяжестью сумок, перешептываются, да брось ты, да я те брошу, а жрать что будем, или жрать вредно, да…

Вспыхивает свет. К ногам бегущих падают тени, каждому по три, Энке досталось только две тени, свет третьего прожектора на него не падает, Энка торопится, чтобы у него тоже было три тени…

– Вы окружены, сопротивление бесполезно…

Три человека бегут прочь из супермаркета, с грохотом хлопает дверь черного хода, сумка Круитни рвется, с грохотом падают на асфальт, Круитни кидается поднимать, волчонок хватает её под локоть, оставь, жить надоело, что ли…

Властный окрик. Оттуда. Со стороны прожекторов.

Бегущие ускоряются, лейтенант полиции не понимает, почему они не свернут в сторону, почему бегут ровно, вперёд, туда, где улица упирается в тупик…

Лейтенант снова кричит в мегафон. Как учили.

– Остановитесь немедленно, сопротивление бесполезно!

Люди бегут к стене, шесть теней бегут, опережая своих хозяев, упираются в стену…

Исчезают.

Люди.

И тени.

Лейтенант не понимает, смотрит, не верит себе, не бывает так, чтобы были люди, и бац, и нет…

Утро.

То есть, нет, не утро, еще ночь. Не такая ночь, другая ночь, ночь, какая бывает перед рассветом, когда еще ночь, но ночь светлеющая, доживающая последние свои получасы перед рассветом…

Разные ночи бывают.

Говорят, музей где-то есть, где ночи хранят.

А где, не говорят.

Тут тоже ночь.

Но не такая ночь, как перед рассветом.

И не такая, как когда город уснет.

А какая?

А никакая.

Ни Круитни, ни Энка, ни Макс раньше такой ночи не видели.

Макс.

Ну да, Макс. Так волчонка зовут. То есть, человека, который похож на волчонка. То есть, может, его и по-другому зовут, это он тем двоим представился как Макс. А может, и правда Макс, зачем ему имя свое скрывать здесь.

Здесь…

Отсюда видны все три мира. Отсюда. С перекрестка миров. То есть, сейчас видны только два мира, мир Круитни, там светятся огни реклам, и мир Энки, там светится Цэ-Пэ. Да, Центральный Процессор так называется. Да, светится. Да, работает. Энка думает, как сделать, чтобы не светился. И не работал.

А мир Макса не светится, там светиться нечему.

Макс широко зевает, обнажает клыки.

– Спать айдате, завтра распакуем все это.

Энка смотрит на часы.

– Какое спать, на работу надо.

– Ты с дуба рухнулся, на работу, нет, вы слышали, он оттуда сбежал, чтобы на работу таскаться!

Это Макс. Он говорит не рухнул, а рухнулся. И еще много чего говорит.

Энка смеется. Вполголоса. Круитни тоже смеется. Тоже вполголоса.

Нет, эта история начинается не так, совсем не так. Правда что, что такое, три человека пробрались куда-то, супермаркет ограбили, их почему-то не поймали, они куда-то исчезли…

Так истории не начинают.

А начинается эта история так:

Часы на главной площади не работали уже давно, тем не менее два раза в сутки они показывали правильное время, как вот сейчас – ровно в полночь. Это была не совсем обычная полночь, вернее, совсем не обычная…

А дальше следует название праздника, у всех разное.

И название империи.

Тоже у всех разное.

23:00 – 06:00 – ночь.

(Какая ночь? Никакая ночь, здесь ночи никакие, так тоже бывает)

05:55 Пробуждение людей (Это для ЦП)

06:00 Подъем (Это для людей)

06:01 Включение источников света (ЦП)

06:00—06:20 Утренняя гигиена (люди)

06:10 – 06:20 Подготовка транспорта (ЦП)

06:20 – 07:00 Доставка людей на работу (это всем)

ЦП свое дело знает.

Еще бы ЦП свое дело не знал, зря, что ли, работает уже двести лет, два месяца и пятнадцать дней.

Не зря.

11:30 – 12:00 Приготовление еды (это для ЦП)

12:00 – 12:20 Обед (это для людей. ЦП не ест)

12:11 Обнаружен переизбыток людей в районе 23—64

12:25 Сбор людей

12:40 Начинается расселение людей в менее плотнонаселенные районы

Энка идет отбирать людей. Работа у него такая. Ходит по рядам людей, берет каждого седьмого, сажает в вагон, разводит руки парня и девушки, останавливается перед женщиной с ребенком на руках, долго думает, как посчитать, сначала женщину, потом ребенка, или сначала ребенка, потом женщину, наконец, считает ребенка, потому что он чуть левее, а женщина чуть правее. Берет ребенка из рук, женщина не отдает, Энка разряжает оружие, как учили, в лицо, не в голову, в голову нельзя, надо в лицо.

Энка держит ребенка, понимает, что его уже не нужно нести в вагон, он не седьмой, седьмая вон лежит, ликвидированная. Энка кладет ребенка на асфальт, какой-то мужчина к нему подходит, должно быть, отец.

Энка идет дальше.

Отсчитывает…

Энка…

Ну да. Это его потом уже Круитни Энкой окрестила. На самом деле Энку зовут… да вы сами его десятизначный двоичный код посмотрите, может, запомните. №1010101000001011111010101010… Эн один нуль один нуль один нуль один нуль нуль нуль нуль…

Не запоминается?

Ну, тогда просто Эн.

Или Энка.

Энка считает дальше, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

Энка доходит до своей девушки.

Да, у Энки девушка есть, а вы как хотели.

Считает – семь.

Снова считает – шесть.

И считает мужчину рядом – семь.

Отводит в вагон. И дальше, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

ЦП видит.

ЦП все видит.

На то он и ЦП.

20:00 Окончание рабочего дня.

20:10 – 20:50 Транспортировка людей домой.

20:30 Срочное восстановление жилых блоков, поврежденных в районе 34—98.

21:00 Проверка остальных жилых блоков в районе 34—98.

21:00 Контроль и анализ данных, полученных за день.

Что? Да, ЦП одновременно много что может делать, не человек же ЦП, а ЦП.

Вот ЦП и анализирует. Смотрит.

ДОПУСТИМАЯ ЧИСЛЕННОСТЬ НАСЕЛЕНИЯ ПРЕВЫШЕНА НА 0,5%

ЦП думает.

Рассуждает.

Можно, конечно, подождать, пока само уменьшится. Только не уменьшится, ЦП по прогнозам видит – не уменьшится.

Значит…

21:30 Уничтожение балласта.

А балластом сегодня будет каждый стомиллионный.

ЦП подсчитывает. Вычисляет ячейки, где сидят люди, которых нужно уничтожить.

Пускает газ.

Ждет.

В одну из ячеек газ не пускается, ЦП сердится, опять что-то не так, опять что-то случилось, опять придется звать человека.

21:40 Отдан приказ человеку.

Энка идет в сторону ячейки, которую ему указал ЦП, сам поворачивает газовый кран.

Ждет.

22:00 Ликвидация утилизированных.

Энка надевает респиратор. Входит в ячейку, забирает тело. Тела надо убрать до полуночи.

Смотрит в лицо убитой.

Отступает.

Выходит в коридор и дальше, по лестнице…

№1010101000001011111010101010 ПОВТОРНОЕ НАРУШЕНИЕ.

ПРИСТУПИТЬ К ЛИКВИДАЦИИ

ЦП свое дело знает.

И Энка свое дело тоже знает. Только это не Энкино дело, то, что он сейчас собирается…

А что он сейчас собирается?

Энка еще сам толком не знает, что. Идет к блоку питания ЦП, у ЦП блок питания большой, как отсюда, так и до горизонта, а где-то там рубильник есть, который трогать нельзя…

Энка идет к рубильнику.

НАВЕСТИ ЦЕЛЬ

Энка прячется за одним из подблоков питания. Пробирается за подблоками, может, успеет добраться до рубильника, пока ЦП не придумает что-нибудь еще.

А ЦП придумает.

Это он может.

НАВЕСТИ ЦЕЛЬ

Цель снова уходит, ЦП сердится.

Энка добирается до рубильника. Тянет руку.

А рубильник трогать нельзя.

А надо.

А нельзя.

НАВЕСТИ ЦЕЛЬ…

Энка снова падает за подблок, заряд, предназначенный Энке, разбивает подблок.

Энка догадывается, что делать.

Энка, он вообще догадливый.

Энка снова поднимается, подбирается к рубильнику, ЦП снова стреляет. Снова попадает по одному из подблоков.

Энка снова подкрадывается к рубильнику, ну же, стреляй…

СМЕНИТЬ ТАКТИКУ

ЦП думает.

ЦП вообще умный.

Энка спохватывается слишком поздно, когда откуда-то из ниоткуда уже выруливает ловчий, а молодец ЦП, ловчего послал…

Энка бежит.

Знает, что бежать некуда, а все-таки бежит. В тупик.

Тень Энки отрывается от ног, подпрыгивает, хочет вырваться и убежать, не может.

АТАКОВАТЬ ЦЕЛЬ.

Ловчий растеряно останавливается.

Атаковать некого.

Энка добегает до стены тупика и… исчезает.

Тень Энки бьется в стену, неуверенно топчется на месте, потом тоже утекает в никуда.

НАЙТИ И ОБЕЗВРЕДИТЬ

Ночь.

Не такая ночь, как всегда, когда выключается свет, и остается только аварийное питание, а такая ночь, когда тревога по всему Силопагему, и нужно до рассвета найти…

Разные бывают ночи.

Говорят, где-то даже коллекция ночей есть.

А сколько входной билет стоит, не говорят.

А здесь другая ночь.

Серая какая-то, унылая, как бывает по весне, когда ждешь этой весны, ждешь, а вместо весны приходит какое-то серое месиво, сиротливое-сиротливое, холодное, промозглое, неприютное…

Такая вот ночь.

Ночуют в доме, затерянном в пустом городе. Энка сказал, повыше надо забираться, чтобы видно было, если кто-нибудь в городе появится, а Макс сказал, сильно высоко не надо, а то свет в окне увидят, придут.

Кто придет.

Всякие.

Мало ли. Город-то по центру, на перекрестке трех миров, все три мира из города видны, а ну никак и город из миров виден?

Сидят, ужинают, Макс мясо жарить умеет, Круитни умеет в микроволновке разогревать, Энка ничего такого не умеет, ну да ладно. Зато систему отопления налаживать может.

– А зачем здесь город построили?

Это Круитни спрашивает.

Макс отмахивается.

Не бери в голову.

Чего не бери в голову, мы для чего ушли, чтобы в голову не брать? Те голова на что вообще?

Ну а сама ты такая умная как объяснишь, город откуда?

Так вот и не знаю я…

Крутинти не знает. И никто не знает. А вот есть город, пустой город на перекрестке миров. Мертвые фабрики, пустые магазины, пустые квартиры, заходи и живи, кровати в спальнях ждут своих хозяев, которых нет…

Энка думает.

– А вы заметили, здесь в городе ни одной книги нет? Ни одной газеты?

– Тебе читать нечего? – Круитни сочувственно смотрит на Энку, – вон, я книжек набрала…

– Ага, нам, значит, вкусностей набрать не дала, а себе книжек нахапала, – фыркает Макс.

– Да ну тебя…

– Да нет, я не про то… – Энка хмурится, осторожно потирает шрам, – никаких записей нет… что за город, откуда, зачем…

Энка думает. Теперь Энке никто не говорит, во сколько вставать, во сколько что делать, вот Энка и думает. Оказывается, если не делать ничего, мысли появляются. И страшно даже, как это так, никогда мыслей не было, а тут на тебе, мысли. Энка даже думает, может, опасное это что-то, когда мысли, только спросить не у кого.

– Может… убрал кто-то нарочно записи? – спрашивает Круитни.

– По всему городу ходил и убирал? Да? Лично для нас, чтобы мы не видели? – фыркает Макс.

– Ну… может, их много было. Которые убирали.

– А не много чести нам троим будет? Если бы мы мешали кому, хлопнули бы нас как мух, и дело с концом.

Круитни бледнеет.

– Кому… мешали?

Все трое умолкают, оглядываются, Энка пересаживается, чтобы не сидеть спиной к окну, Круитни хочет закрыть дверь, Макс одергивает её, не закрывай, так вот подкрадется кто к двери, да откуда я знаю, кто, мало ли…