Идущие навстречу. На перепутье

Элиса пожала плечами.

– Ну, как знаешь! – Она скользнула вокруг скучающим взглядом, потом глаза ее вновь загорелись и, наклонившись к Ровине, она сказала заговорщицким шепотом, – послушай, а не заказать ли нам еще и булочек со сливками?

Глава V

– Ты читаешь эту книгу?

– Да.

– А я часто думаю о том, что было между нами. А ты… ты думаешь?

– Нет.

– Я все помню…

– Ты что-то хотела?

– Я только… Ровина просила передать, что обед будет через десять минут.

– Скажи ей, что я сейчас спущусь. У тебя все?

– Д-да… Так мы… ждем тебя?

Элиса поворачивалась на каблуках так, что подол ее платья закручивался, и выплывала из комнаты. Хорвин отшвыривал книгу, которую читал, и мрачно смотрел ей вслед. Все опасения его оправдались: как и в былые времена, она пыталась с ним заигрывать. Элиса не упускала ни одной возможности продемонстрировать ему свою привлекательность. Когда она шла мимо него той чуть раскачивающейся плавной походкой, от которой так соблазнительно колышется пышная ткань подола, когда она склоняла набок свою очаровательную головку, и черные глаза ее искоса смотрели на него из-под приспущенных ресниц, когда она, устроившись напротив, принимала изящную позу, выгодно подчеркивающую ее точеную фигурку, он знал, что она проделывает все это для него только одного. Ни малейших сомнений не вызывало значение этих обращенных к нему двусмысленных улыбок, завлекательных взглядов, многозначительных просьб. Когда он возвращался со службы, она, как бы невзначай, встречала его еще на улице, и, состроив на личике очаровательную гримаску, просила довести себя до дома. Она норовила оказаться с ним наедине, и, едва ей это удавалось, принималась оживленно болтать, стараясь и его заразить своим весельем. И во всем, о чем бы она ни говорила, об объединяющих их в прошлом событиях, о своих былых победах, о своих интересах, во всем звучала одна мысль: посмотри на меня внимательно, оцени меня по достоинству, разгляди, наконец, как я хороша. И всегда, и везде его преследовал ее настойчивый взгляд, в нем был призыв, в нем была мольба, и в нем не переставала биться тревога.

Ибо за его внимание сейчас боролась не та молодая женщина, которую он знал когда-то. Она не была уже завоевательницей, триумфально шествовавшей от одной победы к другой. Вокруг нее больше не кружились отдававшие ей дань восхищения поклонники. Она не была хозяйкой роскошного особняка, в котором легко было бы осыпать милостями любого гостя.

Она была теперь просительницей. Она сама просила крова, она просила заботы, она просила участия. Она просила внимания у человека, который когда-то уже предпочел ей другую.

И все-таки Хорвин не мог понять, осознает ли она безнадежность своей борьбы. Она не выглядела несчастной проигравшей. Молодая женщина, пытающая вызвать его интерес, прекрасно знала себе цену. Знала цену своей внешней привлекательности, своему умению подавать себя, знала цену исходившему от нее ощущению жизненной силы.

Но, главное, он видел в Элисе человека, никогда не сдающегося, не привыкшего и не умеющего отступать. И это вызывало у него тревогу.

…

– Эта девица просто не дает мне прохода.

– Она такая. Ей все время нужно кого-нибудь завлекать.

– Не кого-нибудь, а меня.

– Ты что, боишься не устоять?

– Нет, но… меня беспокоит ее настойчивость. Я не знаю, чего еще от нее ожидать.

– Не стоит так тревожиться. Она просто не умеет по-другому. В конце концов, она была когда-то влюблена в тебя.

– По-моему, не только когда-то.

– Ну, так пожалей ее. Не каждому повезет полюбить взаимно.

– Ты можешь жалеть ее?

– Я же – счастливая соперница.

– И все же я боюсь того, что может придти к ней в голову.

…

Так, бархатное вишневое с кружевной отделкой. Очень мне идет. К нему лучше всего подходят гранатовые серьги. Шелковое темно-синее в золотистую крапинку. Эффектно смотрится с желтым кушаком. Зеленое, расшитое темно-красными розами. Это я не слишком люблю, напрасно его прислали. А вот это, из яркой желтой парчи, с пышным шлейфом, мне очень нравится. Когда граф Ройтон увидел меня в нем на балу, сразу сделал мне предложение. Может, стоило согласиться? Была бы сейчас графиней, ни о чем не беспокоилась… А, впрочем, он – такой скучный, с ним бы я истосковалась. Ладно, пошли дальше. Белое муслиновое с рисунком из мелких васильков. Оно мне понадобится летом. Боже, неужели через полгода я буду все еще здесь. Не хочу думать! Что там еще? Бархатная черная амазонка, люблю ее, она выгодно подчеркивает мою фигуру. Помню, именно в ней я была на той прогулке с Хорвином. Боже, как с ним было интересно! Но куда я ее одену теперь, здесь же не держат лошадей? И как я размещу все это в моем шкафу? Разве в нем хватит места? Ну-ка, посмотрим… Так я и знала! Ровина! Ну, где ты? Ровина!

Элиса высунулась в коридор.

– Что ты шумишь? – быстрой, легкой походкой Ровина шла к ней. – Тебе нужна помощь?

– Конечно, нужна! – Элиса обиженно надула губки. – Я просто с ног сбилась, пытаясь разобрать одежду, что прислали из дома.

Зайдя внутрь комнаты, Ровина уставилась на ворох платьев и накидок разноцветной грудой валявшихся на элисиной кровати. Шарфы, шали, ленты, перчатки и прочие аксессуары, призванные дополнить и украсить женский туалет, были разложены на кресле, стульях, туалетном столике. Комната пестрела всеми цветами радуги, и среди этого беспорядка в растерянности стояла ее хозяйка.

– Не представляю, куда это развесить, – сказала Элиса нервно.

Ровинино лицо осветила лукавая улыбка.

– Ну вот, теперь ты в своей стихии, не скучаешь больше, – она ласково обняла Элису за плечи. – А что делать со всем твоим имуществом, мы сейчас придумаем,

Она еще раз окинула комнату внимательным взглядом. Заглянула в шкаф, подошла к комоду, задумчиво потрогала стоящую возле туалетного столика ширму, потом повернулась к кузине.

– Думаю, можно отгородить тот угол ширмой и устроить здесь нечто вроде гардеробной. Мы поставим туда вешалку, даже лучше две…

Элиса взглянула на угол, что указывала Ровина, и лицо ее исказила недовольная гримаска:

– Я не привыкла, чтобы гардеробная занимала часть моей комнаты. Тут и так негде разместиться.

– Я понимаю, тебе трудно привыкнуть к новому месту, – сказала Ровина примирительно. – Когда-то и мне этот дом казался таким маленьким, и я не представляла себе, где расставить и разложить все необходимое. Но видишь, все прекрасно устроилось, и теперь мне здесь очень нравится. И ты привыкнешь.

– Вот еще. Даже не считаю нужным привыкать, – потянула было Элиса, но кузина, не обращая внимания на ее недовольство, ласково похлопала ее по руке:

– Давай лучше займемся делом. Я поищу подходящую вешалку, а ты попробуй рассортировать свою одежду.

Лицо Элисы сразу сделалось жалобным:

– Да я и не умею этим заниматься. Для таких дел есть прислуга.

– У Фелиты много работы, я не могу ее просить еще и об этом, – строго сказала Ровина, но, видя, что Элисино лицо совсем вытянулось, добавила, – не беспокойся, я помогу тебе.

Тут новая мысль зажгла глаза Элисы.

– Послушай, у меня появилась идея! – обогнув кузину, она стремительно выскочила в коридор. – Видишь! Вот, эту комнату видишь!

Ровина вышла за ней следом. Элиса указывала на дверь комнаты, находящейся напротив ее собственной.

– Она же не никому не нужна. Вы с Хорвином занимаете две комнаты, я – третью, а четвертая ведь пустует, – Элиса торжествующе посмотрела на кузину. – Почему бы ее не использовать? Мы можем разделить ее на две части, в одной мы устраиваем мне гардеробную, а в другую поселим мою горничную. Ты говорила, что для нее в доме нет места, но мы можем использовать эту комнату. Ведь так? Хорошо я придумала?

Ровина чуть заметно покачала головой.

– У этой комнаты уже есть предназначение, – она достала небольшой ключик, вставила его в замочную скважину и широким жестом распахнула дверь. – Смотри!

Элиса шагнула вперед. Глазам ее предстала самая светлая, самая радостная, самая милая комната в этом доме. Веселые яркие обои, нежнейшего тона голубые занавеси, очаровательный маленький столик и два таких же крохотных стульчика к нему, детская колыбель…

– Это – детская? – пролепетала Элиса ошеломленно. – Но ведь вы же… Но у вас же… у вас же… нет детей.

– Еще нет, – поправила ее Ровина, улыбаясь.

– Разве ты… ты ждешь…

– Да, я жду ребенка, – подтвердила Ровина. Глаза ее сейчас сияли тем светом, который дает только радость материнства. Оживление сползло с элисиного лица.

– Да, но ты же… Ведь вы уже достаточно долго женаты, и до сих пор… – пробормотала она. – Я и не думала…

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – оборвала Ровина ее бессвязную речь.

Она вошла в комнату тем летящим шагом, каким спешат навстречу радости. Стремительно прошлась по детской, поправила стульчик, качнула кроватку, раздвинула занавеси, пуская в комнату больше света. Луч низко стоящего февральского солнца лег на светлый полог детской кроватки, заставляя его играть яркими красками. Волосы стоящей у окна Ровины, просвеченные солнцем, стали золотыми, казалось, она вся светится от переполнявшего ее счастья.

– Ты только подумай, как оживет это место, когда здесь зазвучит детский смех! – ровинин голос звенел.

Она обернулась к кузине, приглашая и ее порадоваться вместе с ней. Однако Элиса смотрела испуганно. Но Ровина уже ничего не замечала, волнение захватило ее, она торопилась вылить на кузину все, что давно стало главным в ее жизни.

– Ты вообразить себе не можешь, как я ждала этого ребенка! Долгие, невыразимо долгие четыре года. Казалось, все надежды бесплотны. Доктор даже предполагал, что это – последствия того времени, когда мы с Хорвином вынуждены были ночевать на голой земле, – Ровина стиснула руки, теперь в глазах у нее промелькнул след прошлой боли. – Ты представляешь, что мне пришлось пережить! Это тоскливое ожидание, эта пустота внутри, которую ничто не может заполнить. Хорвин легче переносил разочарование, ведь он мужчина, его не переполняла так жажда материнства. Я никогда не говорила ему о предположениях доктора, он стал бы винить себя, весь извелся бы. Все равно изменить ничего было нельзя… – Она глубоко вздохнула и тряхнула головой, прогоняя тяжелые воспоминания. – Какое счастье, что теперь все позади! Я жду не дождусь, когда возьму, наконец, на руки своего малыша.

На протяжении всего рассказа Элиса не отрывала от нее растерянного взгляда:

– А много еще тебе…

Ровина положила ладони на свой живот и радостно улыбнулась:

– Позади пол срока. Скоро уже станет заметно.

Глава VI

Близок уже тот несчастливый миг, что разведет пути наших героев и поставит каждого перед мучительным выбором, как жить дальше. Однако, прежде чем «роковая женщина», ворвавшаяся столь внезапно в дом счастливой семейной пары, разрушит их мирный быт, рискнем сказать еще несколько слов.

Автор, пишущий беллетристическое произведение, удерживает внимание, громоздя одну критическую ситуацию на другую, с первых же страниц он ошарашивает читателя неожиданными поворотами действия и стремительной сменой декораций. Сложнее приходится тому, кто взял на себя смелость повествовать историю человеческих отношений. Темповое развитие событий здесь не столь возможно, ведь естественная жизнь течет неторопливо и неброско. И раскрывать характеры героев, выстраивать их взаимоотношения, вводить читателя в сопровождающие действие обстоятельства приходится среди рутинных хлопот и банальных разговоров. Так, настоящая глава посвящена описанию традиционного званого обеда, что был принят в те давние времена и являл собой одну из основных возможностей общения между людьми. Вводя данный эпизод, автор преследует сразу несколько целей, одна из которых – познакомить читателя с очередным героем нашего повествования.

– А я утверждаю, что рыбная ловля, в хорошем, конечно, местечке, приносит истинное наслаждение. Вы не согласны, Хорвин?

– Я понимаю ваши чувства, но для меня этот род деятельности долгое время был просто средством добычи пропитания.

– Надеюсь, вы говорите не о настоящем времени?

– О нет, те времена давно миновали. Теперь я обычный городской житель, и, пожалуй, не сразу вспомню, когда последний раз держал удочку в руках.

– И вам никогда не хотелось восстановить старые навыки.

– Что ж, это было бы забавно.

– Ловлю вас на слове. Как только придет сезон, я приглашаю вас на совместную рыбалку.

(Рыбалка, скажут тоже! Что за чудное занятие, не понимаю, какой в этом интерес?)

– Скоро придет время начинать обучение нашей старшенькой. У меня это уже сейчас не выходит из мыслей. Так важно найти хорошую гувернантку.

– Да, приличные гувернантки – такая редкость. Мы с мужем перепробовали троих, пока остановились на подходящей. Я дам тебе адрес агентства, что этим занимается.

(Опять дети! Да что же они все о детях и о детях? Не могут найти другой темы!)

– В газетах опубликованы данные последней переписи населения. Вы не находите, что положение выглядит удручающе?

– Напротив, численность народонаселения растет, и я это расцениваю позитивно.

– Но как же всех прокормить? Как изыскать ресурсы?

– Мне мыслится, что для решения этого вопроса существуют много возможностей: от совершенствования методов ведения сельского хозяйства до внешней эмиграции.

– Хорвин, вы оптимист.

(Не понимаю, о чем это они толкуют. Неужели нельзя говорить о чем-то понятном! Интересно, обратил внимание Хорвин на мое темно-синее платье? Я знаю, оно мне очень идет.)

– До окончания курса мне остается еще два года, и тогда я могу начать становиться на ноги.

– И кем же вы будете?

– О, я буду юристом, «законником», как любят говорить наши дамы. Хотя прежде, чем можно будет создать собственную контору, придется поработать компаньоном в какой-нибудь из уже существующих. Необходимо набраться опыта, завести связи…

(Боже, какой он зануда! Думает, мне интересно, что там ему надо будет делать!)

Дружный стук ножей и вилок перемешивался с веселым говором. Обычно тихая столовая в доме Хорвина сейчас была заполнена людьми: супруги Ристли давали званый обед, желая ввести свою гостью в общество. Элисины глаза горели, она чувствовала себя в своей стихии. Лишь вполуха прислушиваясь к словам своего соседа, она с любопытством вертела головой, разглядывая присутствующих. Неторопливо и важно цедил слова солидный господин с аккуратно подстриженными бакенбардами, сидевшая рядом с ним узколицая, длинноносая дама держала себя в такой же манере полного осознания собственной праведности. Другая пара представляла собой иную картину: розовощекий и круглолицый господин с маленькими добродушными глазками говорил высоким фальцетом и часто смеялся, его спутницей была полноватая белокурая молодая дама, с лица ее, такого же округлого и розовощекого, не сходила доброжелательная улыбка. Соседом Элисы был молодой человек, лукавые карие глаза его за круглыми очками искрились весельем. Занимавший место в главе стола Хорвин говорил редко, но его высказанные негромким спокойным тоном реплики выслушивались собеседниками с полным вниманием. Мужчины переходили от одной возвышенной темы к другой, дам, как обычно, волновали более приземленные вопросы, связанные с домом и семьей.

– Скажите, господин Зальцер… – оборвала Элиса речь своего соседа.

– Вы можете называть меня просто Берегонд, – сразу отозвался тот.

– Вы очень милы. Скажите, Берегонд, вы мне не поможете лучше узнать присутствующих. Понимаете, я здесь – лицо новое, ни с кем еще не знакома.

– Охотно. Полагаю, кроме хозяев дома вы должны знать госпожу Эрейну Ристли.

– О да, я ей была представлена. Но остальных я впервые увидела сегодня.

– Ну что ж, попробую рассказать обо всех вкратце. Прежде всего Берегонд Зальцер, недоучившийся студент юридического факультета, ваш покорный слуга.

Элиса вежливо склонила голову:

– Очень приятно.

– Тот полный серьезный господин с бакенбардами, что с важным видом рассуждает о политике – господин Джозия Зальцер, мой дядя, в доме которого я сейчас изволю проживать. Имеет достаточный доход, чтобы содержать не только жену с двумя детьми, тещу и, вдобавок, меня, студента-недоучку. Серьезен, солиден, строг, шуток не любит. Худая, длинная особа рядом с ним – его жена, госпожа Сэлия Зальцер. Господин, сидящий напротив них – тот, что добродушно улыбается, помните, он еще говорил о рыбалке, это – господин Клэд Дорвида. Служит вместе с Хорвином. Жена его – та полноватая блондинка, что оживленно говорит с Сэлией. Имеет уже троих детей и явно не собирается на этом останавливаться (Берегонд намекал бывшее уже заметным положение госпожи Дорвида). Имя ее Кориана.

– Вы очень понятно объясняете, – сказала Элиса, задумчиво водя пальчиком по столу. – А вы можете мне сказать, что связывает этих людей с моими родными.

– Кориана, Сэлия и ваша кузина – подруги. Муж Корианы, как вы уже слышали, служит вместе с Хорвином. Есть и более давние связи, но об этом мне мало что известно, я сам живу здесь чуть больше года. Как я слышал, Хорвин, Сэлия и Кориана были знакомы еще в юности. Был еще один человек, их объединявший. Брат Сэлии, некто Дарти Гардуэй был хорошим приятелем Хорвина и считался женихом Корианы. Но, как я слышал, помолвка расстроилась, это сопровождалось каким-то скандалом, Дарти вскоре уехал из города, и больше здесь уже не появлялся.

– Как интересно, – потянула его внимательная слушательница, в глазах ее загорелся огонек любопытства. – А вы не знаете, в чем там было дело?

Берегонд лишь покачал головой:

– Об этом у нас в доме не любят вспоминать. Я не знаю подробностей той старой истории.

– Берегонд, Элиса, мы хотели бы услышать ваше мнение, – высокий голос Сэлии заставил их отвлечься от своей беседы и прислушаться к разговору других. – У нас вышел спор. Ровина утверждает, что ожидание ребенка – всегда приносит радость, а я считаю, что многое зависит от обстоятельств, сопровождающих это событие. А вы как думаете?

– Ожидание ребенка? – пробормотала Элиса растеряно.

Вырванная из обсуждения увлекательной темы неожиданным вопросом, она с трудом пыталась собраться с мыслями, ее лоб покрылся тонкими морщинками, глаза болезненно сощурились. Наконец она промямлила:

– Не знаю, мне как-то не приходилось задумываться. Мне кажется, я слишком молода для этого.

– А на какие обстоятельства намекает Сэлия? – поинтересовался Берегонд.

– Я думаю, это ясно каждому, – Сэлия строго поджала губы. – Я говорю о тех случаях, когда ожидается незаконный ребенок.

На минуту воцарилось молчание, взоры всех собравшихся обратились к спорящим. Ровина опустила глаза:

– И все-таки, мне представляется, – заговорила она тихо, – что материнство у каждой женщины в крови. В каждой из нас самой природой заложено желание иметь детей. И если появление на свет ребенка сопровождается печальными обстоятельствами, несущими позор и его матери, и ему самому, тем труднее приходится этой несчастной женщине. Ей приходится разрываться между естественным чувством радости и страданием, приносимыми одним тем же событием.

– Вот уж кто не вызывает у меня сочувствия! – в тоне Сэлии появилась жесткость. – Если женщина распутна, она достойна лишь презрения.

– А я представляю себе, что таких несчастных можно пожалеть, – вступила в разговор Кориана. – Ведь их падение может сопровождаться разными обстоятельствами.

Легкий шум за столом был ответом на ее слова, разговор внезапно сделался общим.

– А я утверждаю, что общество должно и будет всегда отторгать падших женщин! – гремящий голос господина Зальцера перекрыл остальных. – Господом нашим установлен порядок, по которому мужчина и женщина создают семью, и лишь совместно растят детей своих. И женщина, что пренебрегла сим обычаем и не сохранила чистоту свою, должна быть изгнана из общества!

Жена его согласно закивала, сидящий напротив господин Дорвида приподнял свой бокал в знак поддержки. Берегонд пробормотал себе под нос: «А как же быть с теми, кто грешит, уже состоя в браке?» Элиса сидела, молча глядя перед собой. Мать Хорвина чуть нагнулась вперед и внимательно посмотрела на своего сына.

– А ты, Хорвин, как думаешь? – спросила она. – Мне кажется, у тебя есть свое мнение по этому вопросу.

Головы всех повернулись к хозяину дома. Почувствовав обращенное на него внимание, Хорвин положил свои приборы возле тарелки и выпрямился. Взгляд его сделался серьезным.

– Да, у меня есть свое мнение, – заговорил он чуть глуховатым голосом, который был отчетливо слышен в наступившей тишине. – Мы все сейчас говорим о падшей женщине. Но ведь в ее падении принимало участие и другое лицо. Почему, обливая позором женщину, мы забываем о второй стороне медали. Ведь именно мужчина является главой семьи, главой государства, он правит обществом, именно он в ответе за все, что происходит в мире. И вот, падшую женщину мы изгоняем из наших рядов, а ответственного за ее падение мужчину лишь немного журим, заставляем его пережить несколько неприятных минут на дуэли, и этого оказывается достаточно, чтобы все грехи его были отпущены, и он мог продолжать спокойно творить то же, что и делал раньше. Мне представляется это в высшей степени несправедливым.

В наступившей за окончанием его речи тишине было слышно, как специально нанятый для этого вечера слуга обходит вокруг стола, собирая тарелки.

– И что же вы предлагаете? – поинтересовался, наконец, Берегонд.

– Я предлагаю обратить стрелы нашего презрения на мужчин, и тогда, как мне мыслится, число падших женщин в нашем обществе значительно сократится.